Неожиданное посмертие

[Восстановление соединения… Ошибка!] [Восстановление соединения… Ошибка!] [Восстановление соединения… Успешно!] [Обновление… Успешно!] [Подключение… Успешно!] Цинцю, незаметно заснувший от усталости, поморщился и нехотя разлепил глаза. Он лежал на кровати, заботливо прикрытый одеялом. Голова трещала, а звон в ушах мешал ориентации в пространстве. Немного придя в себя, он сфокусировал взгляд на множестве всплывающих и тут же исчезающих окон Системы. Система! [Рада приветствовать Вас, Хост! Надеюсь на плодотворное сотрудничество!] Она звучала немного иначе — голос всё ещё был механическим, но каким-то… более живым? Цинцю не знал, как описать его. Он стал более звонким, с более правильной интонацией и расстановкой ударений. Не идеально, но значительно лучше. Казалось, будто её озвучивает молодая и ярко улыбающаяся девушка, однако механические нотки то и дело проскальзывали в речи. «Эй, Система, не поверишь — я даже успел соскучиться!» [Всегда к вашим услугам, Хост!] Да уж, заметил он это «всегда». Почему-то, когда Система была действительно нужна, с ней невозможно было связаться. А понять — произошли какие-то неполадки, или она просто игнорирует его — было невозможно. Он вздохнул, припоминая последние события, и тут же широко распахнул глаза. Нападение на Цинхэ! Как он мог позволить себе уснуть?! Куда смотрел Бинхэ? Сколько же прошло времени? Тот, в свою очередь, нашёлся неподалёку — сидел на полу, привалившись спиной к его кровати, и спал. Его плечи подрагивали от напряжения, так, если бы он бурно спорил с кем-то во сне. Общается с Мэнмо? Возможно. Цинцю передёрнул плечами от неприятного чувства. Конечно, он знал, что Бинхэ уже давно стал учеником старика — всё-таки тот был демоном и его знания намного полезнее тех, что даёт Бинхэ Цинцю. К тому же, судьбой ему было предначертано получить лучшие знания от лучших учителей, но… Цинцю, если быть честным, не хотел делить ученика — Бинхэ — с кем-либо. К тому же, его очень волновало то, что его судьба неисправимо изменилась из-за перемещения в этот мир. Он давно хотел обсудить это с Бинхэ, но постоянно откладывал тему. Малодушно боялся, что Бинхэ одумается и вернётся в тот мир, оставит его здесь и вычеркнет из своей жизни. Думать об этом было больно, поэтому Цинцю позволил себе побыть эгоистом, но это не сможет продолжаться вечно. Он пообещал себе, что после Аннигиляции Солнца, когда им не придётся постоянно переживать за близких, они обязательно поговорят об этом. И Цинцю примет любое его решение, даже если он захочет уйти — это полностью его решение, его жизнь, а Синьмо всегда ждёт своего хозяина, Цинцю не имел права вмешиваться в это всё и отговаривать. Он не хотел рушить Бинхэ жизнь и заставлять его тратить молодость на своего Учителя. Он не понимал, почему присутствие Бинхэ в его жизни стало таким привычным, таким жизненно необходимым. Но оно стало, и Цинцю не хотел его терять. Не хотел терять Бинхэ. А ведь тот вполне мог подумать головой и понять — стоит ему вернуться в свой мир и лишь захотеть — все склонят перед ним головы, а сотни жён падут перед ним на колени. Конечно, Цинцю был уверен, что между сотней жён и стариком-учителем (Где вы увидели старика, Хост?) Бинхэ выберет женщин. Сейчас, сидя в полной тишине, его мысли текли плавно, а паника и волнение прошлых дней ненадолго отступили. Сквозь приоткрытую дверь был слышен шелест листьев бамбука. Кусочек неба, видимый им с кровати, розовел — совсем ещё рассвет. Он протянул руку к лицу Бинхэ, разглаживая морщинку между бровей. На пару секунд лицо расслабилось, а потом реснички демона затрепетали, а запястье оказалось пойманным цепкими пальцами. Бинхэ открыл полыхнувшие красным глаза, демоническая метка на лбу вновь загорелась и запульсировала. — Учитель? От хриплого после сна голоса по спине Цинцю пробежали мурашки. Его руку уже отпустили, чем тот и воспользовался, нашарив у подушки свой веер. Он помог ему расслабиться. Бинхэ, всё это время пялившийся на него, пару раз моргнул и стремительно покраснел. Что за мысли у него в голове? Он вскочил и начал тараторить, не давая Цинцю вставить и слова: — Ох, прошу прощения, этот ученик повёл себя некрасиво. Если Учитель желает наказать этого ученика, то он не станет противиться. Но прежде, Учитель, вы наверняка голодны, позвольте отойти ненадолго, я быстро! Цинцю растерянно посмотрел в широкую спину убегающего Бинхэ.

***

Время до пробуждения выжившего адепта тянулось подобно резине. Единственный целитель, находившийся в их распоряжении, уже походил на ходячего мертвеца, пугая всех огромными синяками под глазами и хмурым видом. Третьи сутки подряд, без сна, он пытался привести в чувство их единственную на данный момент надежду узнать о случившемся. В глазах Цинцю и Бинхэ потихоньку начала выстраиваться картина произошедшего, но не хватало самого главного — деталей. Было очевидно, что в Цинхэ побывал Орден Цишань Вэнь. Об этом говорила особая резьба на наконечниках стрел, используемых в Цишань, а также рваные куски ткани с узором их Ордена. В том, что воины Цинхэ выкладывались на полную и Вэни понесли значительные потери со своей стороны тоже, Цинцю даже не ставил под сомнение. Трупов не было — Вэни забрали своих, оставив на земле лишь адептов Цинхэ Не. Среди них, к счастью, не было Не Минцзюэ, значит, его забрали в Цишань. Надежда горела огнём в груди, Юань был уверен — его Дагэ жив. И он вытащит его. Осталось лишь понять, каким образом. Цинцю понимает — несмотря на то, что он имеет какой-никакой вес в обществе, Главы Великих Орденов не станут слушать его, тем более сейчас, в такие трудные для всех времена. Облачные Глубины, как и Пристань Лотоса, тратят все силы и ресурсы на восстановление, которое проходит донельзя медленно, а на Орден Ланьлин Цзинь и вовсе нельзя рассчитывать. Он был уверен, что стоит ему хотя бы намекнуть о сговоре против Цишань Вэнь, его тут же сдадут Вэням на ковёр. О дальнейшей судьбе думать не хотелось, всё равно ничего хорошего их там ждать не могло. Единственный выход, который приходил в голову — выкрасть Дагэ из-под носа Вэнь Жоханя, но это казалось невозможным. Воспоминания о собственном похищении всё ещё были живы в его памяти, и он понимал, что после его побега охрана только усилилась. Паника опять начала подступать к горлу. Что, если он не справится? Что, если он не сможет спасти Дагэ? Из тяжёлых мыслей вырвали приближающиеся к двери шаги. Бинхэ быстро зашёл и, напряжённо поклонившись, произнёс: — Учитель, он очнулся! Цинцю торопливо поднялся и пошёл к той самой цзинши, в которой лежал адепт. Со стороны он выглядел возвышенным и холодным заклинателем, которому чужда мирская суета, но по его взгляду, небольшой морщинке между бровями и подёргиванию пальцев можно было понять, что он волнуется, переживает. Казалось, его лицо было создано для того, чтобы быть холодной скульптурой — тем необычнее людям было видеть на этом лице живые эмоции, которые всегда располагали людей к себе. Не то чтобы Шэнь Юань был плох в маскировке эмоций, но всё же он прожил первую жизнь в современном мире, в качестве обычного человека и скрывать свои эмоции не было чем-то необходимым, наоборот, часто облегчало общение, ведь он не был плохим человеком. И он имел право высказывать своё мнение. И, не стесняясь, делал это. Но, Юань всё же не был глупцом, а потому, в интернете, предпочитал оставаться анонимом, ведь от лица Непревзойдённого Огурца он часто писал не самые приятные отзывы к некоторым новеллам. Как, например, к «Пути Гордого Бессмертного Демона». И чем это обернулось? Стать попаданцем в недавно прочитанную новеллу не было лучшим, что произошло с ним за его короткую жизнь. Нет, на самом деле, он горячо любил как новеллу, так и героев, и тем обиднее ему было читать то, во что она превратилась из-за Братца Самолёта. Но всё же, читать новеллу и быть одним из персонажей — разные вещи. Жить в теле главного злодея, зная ждущий его конец, было страшно. Страшно, неприятно, удушающе. Всё, что он мог делать — любоваться юным Ло Бинхэ, ещё не ставшим безжалостным императором. Бинхэ был его лучиком света. Такой невинный, белый лотос. Сейчас, смотреть на него — такого взрослого, сильного и прошедшего Бездну (Цинцю вздрогнул от нахлынувших воспоминаний. Бинхэ, шедший позади, кинул на него вопросительный взгляд), было странно. Разве он не должен был стать жестоким, желать убить своего Учителя самыми жуткими способами? Но Бинхэ с самого начала, с первой встречи во сне был ужасно аккуратным по отношению к нему — не пытался убить, покалечить, всегда прикасался к нему так, будто он сделан из хрусталя и может рассыпаться осколками от любого неверного движения. Смотрел всё так же невинно и улыбался самой тёплой улыбкой только ему. Может быть, это изощренная ловушка, но (Цинцю казался себе сумасшедшим) он просто взял и доверился. Довериться своему потенциальному убийце — что может быть более глупым? Кое-что всё-таки может. Например, влюбиться в своего потенциального убийцу. Цинцю, наконец признавший перед собой этот факт, не смог оценить степень своего идиотизма. Но он понимал, знал, что главный герой, Бинхэ, — абсолютный натурал (как и он сам, впрочем, до недавнего времени). Гарем из множества женщин, в котором не было ни одного мужчины, служил неоспоримым доказательством. Цинцю не хотел думать о том, что в этом мире гарема ещё не существовало, потому что это означало дать себе пустую надежду. Позволить себе поверить, что чувства взаимны, а потом собирать себя по кусочкам, когда гарем, наконец, начнёт складываться. Пусть и в этом мире, если Бинхэ всё же решит остаться, но Цинцю полагал, что канон в какой-то мере всё равно будет каноном. Дверь тихо скрипнула, пропуская их внутрь. На кровати сидел один из адептов, еще совсем молодой, один из недавно избранных в Орден. Цинцю даже не успел запомнить его имя, ведь почти сразу уехал в Цишань. Горло адепта было перевязано. Он лежал в нижнем одеянии и поднял глаза на вошедших. В его глазах отразилась паника. Он попытался встать, дёрнувшись вперёд, но обессиленно упал обратно. Он начал хрипеть, пытаясь что-то сказать. Цинцю подскочил к нему. Сразу стало понятно, что адепт не может говорить. Цинцю приказал одному из охранников покоев как можно быстрее принести кисть и бумагу, в то время как сам проверял меридианы адепта на остаточную злобную энергию. После нападения Вэней вся земля в округе будто бы пропиталась ей: осколок Тёмного Железа определённо успел побывать здесь. Адепт нервно теребил в руках покрывало, слегка приподнявшись. Он старался смотреть в пол, но его взгляд то и дело поднимался на лица присутствующих. Устав терпеть эти боязливые взгляды и неровные вздохи, Цинцю решил не тратить время зря: — Здесь были Вэни, не так ли? Кивок. Бинхэ подхватил: — Это они забрали Чифэн-Цзюня? Он был в порядке? Кивок. Адепт не смел поднять на них глаз. Цинцю прищурился и, подавшись вперёд, спросил: — Ты… Ты что-то недоговариваешь, верно? Пальцы больного резко сжали покрывало и тут же отпустили. Он поднял испуганный взгляд на Хуайсана и отрицательно замотал головой. Его уши слегка покраснели, а губы зашевелились, будто он мямлил что-то про себя, хотя не издал ни звука. В тот же момент послышались быстрые шаги, и дверь приоткрылась — принесли кисти с бумагой, которые тут же протянули больному. Тот почти выхватил лист и быстро начал черкать что-то. Спустя несколько мгновений он дрожащими руками протянул слегка смятый листок Хуайсану. На листке корявым почерком было выведено: «Среди Вэней был Мэн Яо. Он предал нас.» Цинцю перевёл взгляд на замершего адепта. — Мэн Яо… Ты сражался с ним? Кивок. — Это он ответственен за твою рану на шее? И снова кивок. Всё становится понятно. Цзинь Гуанъяо всё ещё был невероятно умён. В том, что он специально ранил адепта не смертельно, но так, чтобы другие не посмели усомниться в его действиях, Цинцю был уверен. Сначала, признаться честно, в груди что-то неприятно застыло — он подумал, что Цзинь Гуанъяо нисколько не изменился и вся его доброжелательность — показушная. Возможно это и так, но Цинцю ухватился за любую возможность оправдать того перед самим собой (Цинцю понимал, насколько это глупо, но прожив столько лет рядом, он невольно привязался к этому улыбающемуся парню, постоянно сопровождающего его брата, к тому же, его вера в хорошее всегда была довольна сильна). Очевидно, что Гуанъяо не хотел смерти адепта, более того, планировал оставить какую-либо возможность передать информацию о случившемся. И ему это удалось, стоит отметить. Теперь вариантов действий было мало — одни они ничего не смогут сделать, а помощи от других Кланов не будет. Цинцю нахмурился, погружаясь в раздумья. В голове всплыла идея. «Система!» [Слушаю, Хост!] «Имеется ли сейчас в наличии малый сюжетный двигатель? У нас нет другого выхода» [Малый сюжетный двигатель будет стоить вам 150 баллов. Желаете использовать?] Нажав «Да», Цинцю замер, но, как всегда, ничего не происходило. Он встал, эффектно взмахнув рукавами ханьфу, и пошёл на выход. Бинхэ последовал за ним. — Бинхэ, ты остаёшься здесь, кто-то должен следить за Орденом. Я один отправлюсь в Цишань и выкраду Дагэ. Видя возражение на лице Бинхэ, готового спорить с ним, он добавил: — Это не обсуждается. Он хмуро шёл по каменной дорожке на выход, смотря в ноги, но изумлённые вздохи заставили его поднять взгляд. Цинцю застыл, всматриваясь в три фигуры вдали. Дагэ! Минцзюэ шёл, прихрамывая на ногу, весь в окровавленных и порванных одеждах, но с неизменно твёрдым выражением на лице. В каждом его движении скользила огромная сила, но Цинцю видел в них такую же огромную усталость, видел цвет лица, ставший на пару тонов белее, видел покрасневшие от напряжения глаза. Ему нужен отдых. Рядом шли Шисюн Яо и Сичэнь Гэ. Сичэнь выглядел откровенно плохо, раненый и истощённый. Гуанъяо же на вид был лучше других, но даже его неизменная улыбка сейчас казалась какой-то вымученной, глаза тоже покраснели, будто он… Плакал? Не может быть, наверное, просто устал. Периодически Мэн Яо кидал взгляды на Минцзюэ и, на удивление, в этих взглядах не было обиды, злости или предвкушения (скорой расплаты, мести). Наоборот — в его глазах плескалась нежность, спокойствие и ещё что-то, какая-то совершенно нечитаемая эмоция. Ранее ему ни разу не приходилось видеть подобное единодушие между ними, это было невероятно. Но это настораживало, ведь Цзинь Гуанъяо вполне мог опять отыгрывать новую роль, Цинцю опасался, что за этой маской скрывается самая настоящая злоба и обида, которую никому не суждено заметить. Тем не менее, хотелось верить в лучшее. Разглядывание заняло всего лишь пару мгновений, и Цинцю тут же кинулся им навстречу, крепко, но аккуратно, обнимая Минцзюэ, который, хоть и с трудом удержался на ногах, всё же хрипло рассмеялся, неловко хлопая брата по спине. Цинцю чувствовал, что вот-вот заплачет. Он шмыгнул носом и сжал ткань на спине Минцзюэ, сдерживая слёзы, и через мгновение отстранился, скрывая лицо за веером. Сейчас не время для переживаний — прибывшим нужно срочно оказать медицинскую помощь, поэтому он повёл их к целителю, поддерживая брата под руку и по пути выясняя подробности. *** После того, как шум уладился, Цзинь Гуанъяо отправился в Ланьлин Цзинь, а Лань Сичэнь в заново отстраиваемые Облачные Глубины, которые до этого времени находились под присмотром Лань Цижэня и не так давно вернувшегося Лань Ванцзи. Минцзюэ же, наплевав на предостережения и советы целителя, сразу начал раздавать указания, возвращая Цинхэ прежний спокойный вид. Жители наконец стали потихоньку выходить из своих домов, на рынке начинали работать прежние торговцы, а новость о том, что Вэнь Жохань и его сыновья мертвы, разнеслась по миру с невиданной скоростью. Через несколько дней Минцзюэ пришло письмо о дате срочного собрания глав и наследников Великих Орденов для обсуждения дальнейшей судьбы оставшихся Вэней. Цинцю, который отправится вместе с ним, не мог позволить себе остаться в стороне.