Опасные игры

Стервятник уставился в окно, забравшись с ногами на пассажирское сиденье и упираясь голыми коленками в переднюю панель. Его драные шорты, бывшие когда-то джинсами кого-то размером явно побольше Стервятника, сползли, оголяя поясницу, слишком низко. Ральфу так и хотелось их поддёрнуть повыше, но он ничего не говорил. — С ногами на сиденье опасно, — только и сказал он. — И пристегнись. Стервятник в ответ только хмыкнул, но ничего не предпринял. Ральф напряженно уставился в стремительно темнеющую даль, отступающую под натиском фар, цепляя боковым зрением пролетающие мимо фонари и дорожные знаки. Сначала за окнами мелькали серые многоэтажки и унылые районы, где круглосуточными магазинами были, пожалуй, только полуподвальные питейные заведения и крохотные ларьки, а потом началась промзона. Огромные бараки с потухшими окошками и высоченные заборы, унизанные колючей проволокой, слились в один мрачный пейзаж, напоминавший, что вот-вот официально закончится территория города. Они ехали уже около часа. Куда Ральф собирался везти Стервятника и что с ним делать, он до сих пор так и не решил. Провалив все попытки разыскать Крёстную, якобы уволившуюся по собственному желанию где-то в промежутке между вчера и сегодня, или хотя бы её тело, вытряхнув душу своими вопросами доброй половине Дома, он схватил Стервятника за шкирку и сунул в свою машину. Наружность, не зря Крёстная собиралась давить именно ей, вот и он надавит. От того, что он использовал методы этой мерзкой старухи, Ральфу становилось тошно. Он ожидал истерики, криков или хотя бы злости, но Стервятник не проявил практически никаких эмоций. Он был недоволен, но и только. Словно был готов ко всему, что Ральф для него придумал. Может, думал, что тот сейчас оставит его где-нибудь — может, даже посреди пустой дороги — и бросит одного. На секунду Ральфу захотелось так и сделать: вышвырнуть этого носатого нахала прочь, выдрать эту занозу из своей жизни. Но это было не так просто, заноза, похоже, уже пустила корни ему под кожу. Ральф стиснул руль посильнее, злясь на самого себя. Как вообще это всё получилось? Эти неуместные приставания, эти невнятные эмоции, эта снисходительность Ральфа по отношению к неуправляемому подростку и его поступкам? Как вообще у Стервятника хватило настойчивости — и наглости — вынудить Ральфа принять его и его по-юному максималистские чувства? Принять ли? Нет, ни за что. — Можно я закурю? — спросил Стервятник. — Кури. Стервятник завозился на сиденье, выворачиваясь, чтобы достать из кармана смятую пачку, и шорты сползли ещё ниже на задницу. Он прикурил две сигареты, протянул одну Ральфу и опустил стекло. Ночной ветер ворвался в салон, разметав его волосы во все стороны, резкий, зябкий и какой-то злой. Наружний. Стервятник поёжился, поправляя лямку растянутой майки, которая так и норовила сползти с плеча. Ральфу вдруг стало невыносимо одиноко, будто он забрался так далеко от дома, что хочется нестерпимо вернуться назад. Всё показалось глупым и бессмысленным — эта поездка, все разговоры с выяснением истины, эти их игры друг с другом. — Ты ведь не скажешь мне ничего, — Ральф стряхнул пепел за окно. Он не спрашивал, он уже знал ответ. — Нет, — коротко обронил Стервятник таким тоном, будто давил в себе ядовитую усмешку. Он смотрел только в окно, постоянно заправляя за уши развевающиеся на ветру волосы, стараясь избавить их от встречи с тлеющей сигаретой. — Зачем тогда это всё? — спросил Ральф, будто это Стервятник вытащил его посреди ночи неизвестно куда, а не наоборот. Где-то на периферии зрения он увидел, как Стервятник пожал успевшими уже обгореть на солнце плечами. — Наверное, вам всё ещё тяжело принять, что я сделал то, что сделал. — А что ты сделал? — Убил, запер там, где никто не найдет, напугал так, что сбежала сама — какая разница? — фыркнул Стервятник и выкинул окурок в окно, наблюдая, как тот запрыгал по асфальту, роняя яркие искры. Он обнял руками свои покрывшиеся мурашками плечи, не торопясь, впрочем, закрывать окно. — Вам больно от того, что я могу сделать что угодно из этого. От того, какой я. Больно. Ральф сглотнул тяжёлый комок, застрявший в горле. Похоже, Стервятник знал его мысли лучше его самого. Может, тогда стоило спросить его о том, что, по его мнению, Ральф чувствовал к нему? Может, тогда было бы проще. — И вы ничего не сделаете, что бы ни говорили, — продолжал Стервятник со своей нахальной полуулыбкой в голосе, и Ральфа по-настоящему злило то, с какой уверенностью он об этом говорил. — Ваш единственный шанс — выкинуть меня на обочине и свалить. По-другому вам не уйти от меня. От себя. Ральф неожиданно вывернул руль вправо и сбросил скорость так резко, что Стервятник чуть не впечатался лицом в переднюю панель. Машина затормозила на обочине, поднимая пыль и шурша колёсами, Ральф дернул ручник и повернулся к Стервятнику. Тот поднял на него глаза, впервые за вечер. Что-то невидимое звенело между ними, будто липкие нити, обвившие тело Ральфа с ног до головы, изо всех сил тянули его навстречу Стервятнику, дергали нервы и выжимали душу, словно половую тряпку. Разорвать бы, но пальцы онемели. — Просто скажи, и я выйду прямо сейчас, — предложил Стервятник. — Это будет легко. Губы Ральфа сжались в тонкую бескровную линию. — Выходи, — глухо сказал он. Стервятник криво усмехнулся, а потом дернул ручку и вышел из машины, непроизвольно вздрагивая от налетевшего вдруг холода. Он отступил лишь на шаг назад и замер, глядя на Ральфа через опущенное стекло. Его взгляд был каким-то торжествующим, как будто не его сейчас собирались бросить среди тёмных гаражей и заброшенных зданий котельной в дырявой майке и даже без трости. И Ральф знал почему — Стервятник был уверен, что он его не бросит. И от этого хотелось поскорее выжать сцепление и вдавить педаль газа в пол. Но вместо этого Ральф тихо выругался, выбираясь на воздух, да так и застыл у распахнутой водительской двери. Хотелось орать. Просто поорать куда-то в небо, чтобы эхо затерялось между кирпичных стен и жестяных бытовок, прокатилось по проводам и улетело прочь, унося всё то, что его давило. Стервятник обошёл машину, остановился всего в паре шагов и уставился в глаза, в свете салонного освещения его собственные искрились, будто стеклянные. — Бля, Р Первый, — Стервятник провёл пальцами по воротничку его рубашки, едва задевая кожу, — ты достал ломаться, — он придвинулся вплотную и выдохнул Ральфу на ухо: — Ну же, просто попроси. — Я прошу тебя, прекрати, — измученным голосом выдавил Ральф и уложил ладони на его бедра. Стервятник потерся носом о его висок. — Ещё раз. — Оставь меня в покое, — Ральф закрыл глаза. Его ладони поползли вверх по спине Стервятника, вызывая лёгкую дрожь озябшего тела, оглаживая лопатки и голые плечи. Стервятник провёл языком по его шее и стал расстёгивать пуговки на рубашке, больно укусил, оттягивая жёсткий воротничок, а потом прижался губами. — Хватит, — Ральф вздрогнул, когда ледяные руки коснулись его груди, и зарылся пальцами в яркие, пахнущие сигаретами волосы. — Ещё, — Стервятник втянул в рот мочку его уха. — Отпусти меня, — Ральф стиснул его из всех сил, и Стервятник застонал, притираясь к нему бёдрами. — Слишком поздно. Он прильнул к его губам своими, и Ральф впился в них с такой силой, будто хотел этим наказать. Он ласкал его рот языком, глотал его стоны и сдирал майку с его плеч, впитывая кожей нервные движения его рук, подставляясь под царапающие грудь обкусанные ногти. — Стой, — шепнул Стервятник, прерывая поцелуй. Он настойчиво толкнул Ральфа в плечо, вынуждая сесть обратно на водительское сидение и торопливо сбросил кеды, по очереди наступая на порядком истрёпанные задники. Он сунул руку в задний карман своих шорт и, выудив оттуда блестящую гирлянду из презервативов, кинул её Ральфу. Ральф повертел её в руках и облизнул губы. — Прямо здесь? — выгнул бровь он. — Серьёзно? — Серьёзней некуда, — ответил Стервятник, стягивая с себя шорты, под которыми, конечно же, не было белья. Забираясь Ральфу на колени, он задел локтем руль, и резкий сигнал клаксона гулко оповестил пустынные обочины об их сорвавшейся с поводка страсти. Ральф только хмыкнул, прижимая к себе Стервятника и утыкаясь носом ему в шею, — пускай сигналит, скрывать-то уже нечего. *** Стервятник ёрзал на сиденье и морщился, когда машина попадала колесом в какую-нибудь выбоину на дороге. Ральф думал было пошутить на эту тему, но промолчал. Ему вообще не хотелось больше открывать рот, он бросал мимолётные взгляды на растрёпанного Стервятника, кутавшегося в его пиджак, и тихо вздыхал. Все мысли словно вымыло из головы волной адреналина и забило их место гулкой тоской. Туман эйфории и плотского удовольствия уже покидал его тело, и Ральфу становилось как-то горько от того, что он пошёл на поводу у своих сиюминутных желаний. От того, что желания эти были больше физиологическими, чем эмоциональными. От того, что чувств своих он вкладывать в это не хотел, хотя и выплеснул их уже сполна. Они молча брели через тёмный двор к крыльцу под стрекотание сверчков, и звуки мошкары, бьющейся о горящий над входной дверью фонарь, словно отбирали у Ральфа все его силы. Когда Стервятник уже взялся за ручку двери, он вдруг его остановил. — Я понимаю, что после того, что было, с моей стороны будет, наверное, просто по-свински сказать такое, — произнёс Ральф, глядя в напряжённое лицо Стервятника, — но я не хочу никаких отношений с тобой. Давай забудем обо всём до Выпуска, а после разойдёмся в разные стороны. Стервятник сверлил его злобным взглядом, Ральф видел, что он закипает внутри, словно тягучая карамель, лопаясь плотными пузырями. Возможно, он успел подумать, что добился своего, а Ральф вновь отступал и прятался за своей дверью. — Давай так, Р Первый, — выдавил наконец Стервятник, — не хочешь отношений — их не будет. Но до Выпуска я буду приходить к тебе, когда захочу. Можешь даже не разговаривать со мной, просто трахать. А после Выпуска — посмотрим. И мне насрать на все твои возражения. Попробуй только мне отказать, я твою печень сожру, понял? Ральф промолчал в ответ. Стервятник, сбросив его пиджак с плеч, сунул ему его в руки и ушёл, хлопнув дверью изо всех своих яростных сил.