Последняя осень

— Ты же понимаешь, что я не позволю тебе ехать домой в такую темень? — произнёс Джерард, как только я натянул толстовку и поднял куртку с пола. После его слов на душе разлилось приятное тепло. Ему было не всё равно. Я и сам не сильно горел желанием снова расставаться с ним, так что сразу же согласился остаться в этом холодном доме на ночь. Это, кстати, был для меня огромный подвиг, так как любое проявление холода я ненавидел всем сердцем. Мне пришлось отзвониться маме, сказать, что я останусь ночевать у Джерарда. И, кстати, я почти не соврал, так что меня даже не мучили угрызения совести. Моё тело ещё помнило прикосновения рук и губ Джерарда, и хотя прошло совсем немного времени, я снова желал его. Не потому, что мне до усрачки хотелось секса, а просто потому, что мне хотелось чувствовать Джи, слушать его стоны и знать, что ему хорошо со мной. Уэй сказал ложиться спать прямо в одежде. У него не было сменных шмоток, да и за ночь здесь можно было здорово замёрзнуть в чём-то менее тёплом. Когда мы уже лежали в одной кровати, я где-то в глубине души осознавал, что завтра жизнь может внезапно повернуться под другим углом, и вообще может случиться так, что мы больше никогда не встретимся. Почти за неделю, проведённую без Джи, у меня развилась паранойя, и теперь я дорожил каждой секундой, проведённой рядом с ним. Поэтому я не мог позволить себе просто заснуть и снова упустить его. — Ты вкусно пахнешь, — сказал я, поворачиваясь к нему лицом и заглядывая в глаза. — Я давно это заметил, но всё не было повода сказать. — Никогда об этом не думал, — проговорил Джи. — Я нюхал твою футболку, — усмехнулся я, и он удивлённо на меня уставился. — Ту, что я дал тебе на ночь, когда ты остался у меня. Ты бросил её на стиральную машинку, а я потом нюхал её и дрочил. — Кажется, мне не стоило это знать, — искренне рассмеялся Джерард. — Преркати, — я шутливо толкнул кулаком его в плечо. — Вообще-то я с тобой поделился очень сокровенной вещью, хватит ржать. Сделав вид, что до глубины души обиделся, я отвернулся к стенке, дёргая на себя одеяло. Почему-то в заброшенном доме даже стены дышали холодом, это особо чувствовалось при близком контакте с ними. Кровать людей, оставивших этот дом, была меньше моей, но всё же здесь спокойно могли разместиться по крайней мере двое человек. Судорожно вздохнув, я прижал руки к груди и подтянул колени, надеясь, что поза эмбриона поможет мне согреться. Почему-то до этого холод не так сильно ощущался, но с наступлением ночи я всё сильнее понимал, что риск замёрзнуть довольно высок. Я уже начал ощущать, как постукивают мои зубы, когда на мою талию вдруг легла рука, уверенным движением притягивая к себе. — Я же знаю, как сильно ты не любишь холод, — прошептал Джи, обжигая мне ухо дыханием. — Думаешь, я позволю тебе превратиться в ледышку? Повернувшись к нему, я прижался к его груди, жмурясь и тая от тепла, исходящего от его тела. — Помнишь, ты сказал, что мне надо найти человека, который поможет согреться мне этой зимой? — пробормотал я, сжимая его толстовку и утыкаясь лицом ему в шею. — Кажется, я нашёл. — О, Фрэнк, — услышал я его тихий голос и почувствовал прикосновение его губ у себя на лбу. — Дожить бы ещё до зимы...

* * *

Я проснулся ближе к обеду. Было очень приятно спать до упора, не отвлекаясь на раздражающую трель будильника и не вскакивая по первому его позыву. Но ещё приятнее было спать в объятиях Джерарда. Даже несмотря на низкие температуры, было тепло, я грелся в кольце его рук и, проснувшись, первым делом заглянул в лицо напротив. Он всё ещё спал, и во сне выглядел таким милым и беззащитным, что я не удержался и чмокнул его в кончик носа. Веки Джи задрожали и, открыв глаза, он спросонья посмотрел на меня, кажется, вспоминая, что вчера произошло и не было ли это всё сном. — Привет, — чуть хрипловато произнёс он наконец, мягко улыбаясь. — Привет, — эхом ответил я, растаяв от его улыбки, словно самый потерянный влюблённый идиот. Чуть придвинувшись к моему лицу, он нежно прижался к моим губам своими, окончательно лишая меня каких-либо сил, после чего откинул одеяло в сторону и, слегка поёжившись, встал. Только при свете дня, выйдя на улицу, мне удалось увидеть машину Джерарда, припаркованную рядом с домом. Наверное, если бы я вчера был чуть внимательнее, то нашёл бы его гораздо быстрее. Вообще, в светлое время суток этот квартал уже не выглядел настолько устрашающим, даже пустые окна перестали ассоциироваться с фильмами ужасов. В моём кошельке оказалось чуть больше денег, чем осталось у Джерарда, поэтому я заявил, что обязан накормить его. Он долго отнекивался, но когда мы приехали к магазину, всё же сдался, понимая, что спорить со мной бесполезно. В самом универмаге я совершенно не скромничал, закидывая в металлическую корзинку всё, что мне нравилось, несмотря на протесты Джи. — У меня ведь даже нет холодильника, — напомнил он таким отчаянным голосом, что я понял — это его последний весомый аргумент. — Да у тебя весь дом, словно холодильник, — отмахнулся я, продолжая вдохновенно сгребать продукты, на самом деле понимая, что отчасти он прав и зря я вообще припёрся в продуктовый на голодный желудок. По дороге к кассе половина корзинки всё же отказалась отсеяна, поскольку мои финансы были не резиновые, да и Джерард прочитал мне целую лекцию о том, что к покупкам надо подходить с умом, чем здорово напомнил мне мою матушку. Закинув пакет с едой на заднее сидение, я уселся вперёд и, дождавшись, когда Джи сядет за руль, без предупреждения положил руку на заднюю часть его шеи и, притянув к себе, поцеловал. Он приоткрыл губы, позволяя моему языку проникнуть в его рот, и у меня окончательно снесло крышу. Расстегнув его пальто, я забрался руками ему под кофту, сжимая пальцами мягкий живот, поглаживая тёплую кожу. — Ты сводишь меня с ума, — прошептал Джи, отстранившись на пару секунд, — но нам нужно ехать. Он был прав: заниматься любовью в машине с абсолютно прозрачными стёклами, рядом с огромным универмагом, было не самой лучшей идеей на свете. Всю дорогу я думал о том, как сильно хочу его и едва держался, искоса наблюдая за точёным профилем. Он настолько спокойно вёл машину, что мне было завидно, хоть я и прекрасно понимал, что это спокойствие — лишь маска, за которой бурлят те же чувства, что не дают покоя мне. Как только мы вошли в дом, я буквально набросился на Джерарда, прижимая его к стене и срывая с него пальто, но он схватил меня за плечи, мягко отстраняя, чем немного охладил мой пыл. — Не спеши, — едва заметно улыбаясь, произнёс он, заглядывая мне в глаза. — У меня для тебя кое-что есть. Я непонятливо уставился на парня, слегка недовольный тем, что он меня остановил, но всё же последовал за ним на второй этаж. Джи подошёл к письменному столу и, выдвинув ящик, вытащил оттуда свёрток фольги. Развернув его, он извлёк оттуда два маленьких бумажных квадратика, на каждом из которых был изображён микроскопический рисунок. — Это то, о чём я думаю? — настороженно спросил я. — Открой рот, — вместо ответа произнёс Джи, подойдя ко мне, и я, немного подумав, всё же выполнил его просьбу. Положив один из квадратиков мне на язык, он выполнил такой же ритуал в свою сторону, после чего ободряюще улыбнулся мне. — Ты говорил, что хочешь попробовать. — Так что это? — спросил я, ощущая языком едкую горечь, медленно расползающуюся по всей ротовой полости. — Марка, — спокойно ответил Джерард. — ЛСД. Скорее всего, не чистое, а нбом. Их дал мне Берт, когда рассказал про мать. Сказал, что это поможет мне справиться, — он едва заметно усмехнулся. — Он всегда справляется с подобными вещами при помощи наркотиков, причём не ограничивается одной дозой. Наверное, решил, что одной марки мне тоже будет недостаточно. А может, просто понял, что я в любом случае поделюсь с тобой. — И что меня ждёт? — встревоженно спросил я. Подойдя ещё ближе, Джерард приобнял меня за плечи, словно пытаясь помочь справиться с тревогой. — Если ты очень боишься, то можешь выплюнуть. А так, ничего страшного, но готовься к тому, что твоё мировоззрение может слегка измениться. Если честно, я всё ещё хотел Джерарда, но теперь это желание потихоньку вытесняло волнение. Боже мой, во что он меня впутывает? И почему я совсем не против? Мы сидели на кровати, он прижимал меня к себе, успокаивая и уверяя, что всё, что я увижу, будет лишь в моей голове. Я никогда прежде не пробовал наркотиков, но Джи заверил, что от кислоты не вырабатывается зависимость, разве что психологическая, с которой не так сложно справиться, тем более, если у тебя нет поставщика. Он говорил, что главное — не волноваться, выбросить из головы все свои загоны и думать только о хорошем. Я прекрасно понимал, что Джерард пытается предотвратить бэд-трип, который возможен при смеси наркотиков и тревожных мыслей, и был ужасно благодарен ему за это. В его объятиях мне было уютно, я чувствовал себя защищённым, поэтому страх почти не ощущался, если не считать лёгкий холодок, поселившийся где-то внизу живота. Спустя примерно сорок минут, за которые Джи успел провести мне полный инструктаж о том, что мне предстоит пережить и о чём лучше не думать, я своими глазами начал видеть, как дышат стены. Под потолком словно бродили электрические разряды, появляясь и исчезая почти незримо, и стены словно набухали и сдувались, как-будто вся комната была живым организмом. — Джи, стены дышат, — прошептал я, расширившимися глазами глядя вперёд. — Да, я знаю, — улыбнулся он, поглаживая меня по спине. — Хочешь посмотреть поближе? Я коротко кивнул, и он, всё ещё придерживая меня за плечи, поднялся с кровати, помогая встать и мне. Взяв меня за руку, он подошёл ближе к стене, на которую были наклеены старые обои, местами ободранные и чуть сползающие вниз. Я разглядывал каждый разрыв на бумажной поверхности, и каждый оживал на моих глазах, расползаясь в стороны и обнажая настоящие чёрные дыры, внутри которых вращались идеально ровные геометрические узоры. Подняв голову, я столкнулся взглядом с коричневыми разводами, прочно обосновавшимися на потолке, который сейчас словно разделился на несколько текстур, а пятна стали больше похожи на перистые облака и показались мне ужасно красивыми. Они медленно плыли над моей головой, закручиваясь спиралями, и я был не в силах оторвать от них свой взгляд. Внезапно я ощутил, как по моему лицу ползут слёзы. Всё это время смотрящий на меня Джерард, осторожно вытер их большим пальцем, поворачивая моё лицо к себе. — Джи, я никогда не видел ничего прекраснее, — прошептал я, всё ещё глядя наверх. — Я тоже, Фрэнк, — тихо произнёс он, всё ещё поглаживая пальцами моё лицо. Я резко опустил глаза и, столкнувшись с его пристальным взглядом, замер. Не то чтобы у меня было плохое зрение, но кажется, я ещё никогда не видел Джерарда настолько близко. Я мог разглядеть практически каждую молекулу его лица, каждую пору кожи, я видел узор в его глазах, расцветающий и поглощающий меня с головой. Каждая прядь его волос разделилась на мельчайшие детали, я мог сосчитать его волосинки, чтобы понять, на скольких из них лежат блики оконного света. И чем дольше я смотрел на его лицо, тем больше мне казалось, что он нарисован, потому что с каждой секундой черты его лица становились всё более чёткими и какими-то неземными. Я смотрел ему прямо в глаза и видел в широких зрачках отражение космоса. Он был прекрасен. Он приник к моим губам, раскрывая их, и каждое прикосновение ощущалось током, проходящим через всё моё тело. Так, будто я родился, не зная, что такое осязание, а Джи помог мне познать его. Мысли сменялись в моей голове с бешеной скоростью, я никогда не думал о стольких вещах одновременно, и это слегка пугало меня, потому что я не успевал за своим же мозгом. Однако, среди всего этого потока, я чётко осознал одно: плотское желание стало теперь второстепенно. Теперь я хотел слиться с Джи, стать с ним одним целым, только бы никогда его не отпускать. — Поклянись, что будешь жить вечно, — прошептал я, когда мы отстранились друг от друга. — Клянусь, — тихо усмехнувшись, ответил он. И я надеялся, что он правильно понял мою просьбу. Потому что, когда я не знал, где он, я больше всего боялся, что он покончил с собой. Я бы не смог простить ему это и не уверен, что смог бы это пережить. И сейчас, глядя ему прямо в глаза, я правда хотел замереть в этом моменте, потому что только так я бы смог увековечить его в вечности. Позже, лёжа на полу и глядя в потолок, я ощущал дыхание Джерарда, лицо которого было в паре сантиметров от моего, а сам он лежал ногами в противоположную сторону. Я видел, как воздух попадает в его ноздри и как узорчатыми волнами выходит из-под приоткрытых губ. Его ресницы медленно опускались, и я видел каждую секунду их движения, словно в замедленной съёмке. Клянусь, в тот момент воздух вокруг нас был с нами одним целым. — Я никогда раньше не замечал, насколько прекрасен мир вокруг, — проговорил я, переплетая свои пальцы, сложенные на животе и глядя на вибрирующие прозрачные волны, закручивающиеся под потолком. — Почему в обычном состоянии мы всего этого не видим? — Потому что человеческий мозг не готов к такому потрясению, — ответил Джерард, глядя наверх, так же, как и я. — Люди видят лишь жалкий процент того, что существует во вселенной, и это ещё не учитывая то, что мы даже не знаем, где находятся пределы космоса. Ты знаешь, что в мире всего двадцать процентов материального? — Теперь знаю, — усмехнулся я. — Знаешь, мне грустно, что, когда нас отпустит, мы больше не сможем видеть всё это. — Зато у тебя будет опыт, ты будешь знать, что мир открылся тебе с новой стороны. Разве этого недостаточно? — Я понимаю, наверное, ты прав, просто то, что мы видим обычно, оно такое... Скучное. А сейчас я словно в параллельной вселенной. Словно во сне, но всё такое явное. — Так наслаждайся этим сном, — просто ответил Джи, и мысленно я согласился с ним. Мы есть здесь и сейчас, в одном пространстве, в одной потрясающей вселенной. И нужно проживать каждый момент, а не думать о следующем. Тёмные разводы на потолке собирались в один рисунок, обрамляющий шестигранное пространство, и чем больше я в него заглядывал, тем более отчётливо видел, как оно превращается в тёмно-фиолетовое небо, осыпанное звёздами. — Ты видишь созвездия? — восхищённо пялясь вверх, произнёс я. — На потолке? — Да. — Я смотрю на них уже минут десять. — Мы видим одно и то же! — воскликнул я. — И почему только взрослые говорят, что наркотики — это плохо? — Они рушат здоровье, если говорить глобально, — ответил Джерард. — Например, героин. У меня есть теория, что при рождении младенцы кричат, потому что испытывают нереальную боль, к которой позже у них вырабатывается иммунитет. Возможно, мы каждую секунду своей жизни испытываем ту самую боль, но уже настолько к ней привыкли, что совсем не замечаем. А героин вытаскивает тело на новый уровень, показывая, что ему может быть ещё лучше. И, когда человек возвращается из трипа, он, ощутив на себе тот новый уровень, снова осознает боль, к которой привыкал всю жизнь. Это чувство называется ломка, из-за которой у людей вырабатывается зависимость к веществу, под которое наш организм не заточен и которое заставляет его гнить, — он повернулся ко мне и принялся внимательно разглядывать мой профиль — я ощутил это не столько боковым зрением, сколько каким-то шестым чувством, подсказывающим, что происходит за пределами моих зрачков. — Правильный трип может дать тебе некоторый опыт, но наркотики — это ужасная, разрушающая вещь, Фрэнк, и я надеюсь, что ты это понимаешь. — Понимаю, — коротко кивнул я и повернулся к нему. Лицо Джи, из-за положения его тела, смотрело на меня вверх тормашками. Сократив расстояние между нами, он зарылся пальцами в мои волосы и накрыл мои губы своими. Закрыв глаза, я не лишился зрения, как это обычно бывает. По какой-то причине я продолжил видеть узоры и геометрические фигуры, вращающиеся в тёмном пространстве под моими прикрытыми веками. Фракталы трансформировались с неизмеримой скоростью, и я не мог чётко запомнить ни один из них, понимая их истинные формы только на подсознательном уровне. — Спасибо, что открыл мне новую вселенную, — прошептал я, когда Джи отстранился от меня. — Это только наша вселенная, понимаешь? Я долго думал, как назвать этот заброшенный район и только сейчас понял, что он должен зваться Страной невидимых звёзд, — проговорил Джерард, и его глаза восторженно заблестели. — Кажется, что здешние улицы уродливы, но никто не знает, что скрыто в них на самом деле. И только нам известно, что в этих стенах прячется самый настоящий космос.