Последняя осень

На следующее утро Джерард увёз меня из района-призрака. Мне следовало подготовиться к учебному дню, мама бы не простила, если бы я забил на школу. И такое долгое отсутствие наверняка уже заставило её волноваться, особенно если учесть состояние, в котором я находился все эти дни. Я краем глаза поглядывал на Джи, сжимающего руками руль и внимательно следящего за дорогой, и вспоминал, как ещё вчера, находясь в параллельной вселенной, мы стояли напротив зеркала. Я стоял за его спиной и с грустью наблюдал, с каким отвращением он разглядывает себя. — Моё тело уродливо. Я думаю об этом каждый день и, знаешь, я так сильно хочу умереть, чтобы реинкарнировать в кого-то красивого... — Джерард, ради всего святого, замолчи и послушай меня. Ты прекрасен, — почти злобно отчеканил я, обнимая его со спины и запуская руки под его кофту, встречаясь с тёплой кожей и слыша его громкий выдох. Я запретил ему даже думать о смерти, хотя знал, что вряд ли он меня послушается. Но мне было важно, чтобы он знал, как сильно важен мне. Мы стояли напротив зеркала, я касался его кожи, и это было лучшее чувство на свете. Это было тепло. Нас уже начало отпускать, но наши души всё ещё были открыты друг другу, мы всё ещё видели друг друга насквозь. И впервые Джерард был настолько близко, что я почти понимал его. Он рассказал мне, как сильно себя ненавидит, как тяжело ему находиться в своём теле, и что ни мои, ни чьи-либо слова никогда не помогут ему себя полюбить. А мне хотелось отдать ему кусочек своего сердца, чтобы хотя бы так он смог понять, насколько сильно ошибается. Ближе к ночи волшебство рассеялось окончательно. Мы были в космосе около восьми часов. Было ужасно грустно отпускать это чувство, словно добровольно теряя какую-то особенную сверхспособность. Хотя даже сейчас, глядя из окна машины, я видел, как сильно для меня изменился мир. Деревья говорили со мной — не словами, а на том причудливом визуальном языке, который я умудрился познать за время нашего трипа. Джи искоса взглянул на меня и усмехнулся, кажется, понимая, что происходит в моей голове. Когда машина остановилась около моего дома, я вопросительно уставился на Джерарда. — Куда ты поедешь? — Заеду в компьютерный клуб, — хмыкнул он. — Надо бы уже посмотреть, сколько поэм ты мне там накатал. — Ой, заткнись, — рассмеявшись, я дёрнул его за волосы. — Фрэнк, — перехватив мою руку, он внезапно серьёзно уставился мне в лицо. — Найди мой блог, хорошо? Просто... Хочу, чтобы ты увидел всё, что я тогда пережил. — Это мило, — едва заметно улыбнувшись, я приблизился к нему и нежно коснулся губами его щеки. — Иди уже, — произнёс он, и я почувствовал, как он улыбается. — Ты только не пропадай больше, хорошо? — умоляюще сказал я, открывая дверь машины. Он несколько секунд смотрел на меня, после чего неопределённо кивнул. — Пока, Фрэнк, — бросил он, и, дождавшись, когда я захлопну дверь, умчался вдаль по улице, засыпанной жёлтыми листьями. Как только я вошёл в дом, мама тут же спросила, чем мы все эти выходные занимались и почему я задержался у Джерарда на целых два дня. Я воодушевлённо соврал ей, что мы всё это время музицировали, и, кажется, она повелась, хотя всё ещё поглядывала в мою сторону слегка подозрительно. Наверное, искала следы от уколов, на самом деле находясь недалеко от истины. Если бы мама узнала, что эти два дня я только и делал, что занимался любовью с парнем, а второй раз так вообще под наркотой, она бы, наверное, охуела. Я же ни о чём не жалел, хотя в сердце поселилась непонятная тревога. Возможно, это были последствия трипа, я совсем забыл спросить у Джерарда, как именно ощущаются отхода после марок. Я давно не чувствовал себя настолько вдохновлённым, поэтому весь день посвятил написанию стихов. Когда мама позвала меня ужинать, я был поражён тому, как быстро пролетело время, но всё же спустился вниз, внезапно услышав позыв из недр желудка. Запечённые овощи с рисом прекрасно вписались в моё замечательное настроение, я даже увлёкся до такой степени, что потом еле встал из-за стола. — Не зря чревоугодие считается смертным грехом, — усмехнулась мама, глядя, как я тяжело дышу и театрально хватаюсь за живот. Одарив её недовольным взглядом, я побрёл наверх и плюхнулся морской звездой на кровать. Только тогда я вспомнил про блог Джерарда. Несмотря на адскую тяжесть в желудке, я подорвался с кровати, о чём тут же пожалел, поскольку мой сытый организм явно был не готов к такому потрясению. Поморщившись, я уселся за комп и без особого труда нашёл форум школы, в которой раньше учился Джи. Найти запись с прошлой весны оказалось ещё проще, слава богу, там присутствовал поиск по ключевым словам. С замирающим сердцем я щёлкнул по выведенной синими буквами ссылке, понимая, что, возможно, сейчас увижу нечто сокровенное. Нечто, что поможет мне лучше понять, что же творится в голове у Джерарда. Первые секунды я непонимающе пялился в экран. А потом в очередной почувствовал себя обманутым, цепляясь глазами за строчки «запись удалена», «запись удалена», «запись удалена», идущие друг за другом. На странице, которую я открыл, был один-единственный пост, написанный, судя по времени, через час после того, как Джи довёз меня до дома.       «Окей, я пишу свой последний пост, надеюсь, что после него вам всем станет чуточку легче. Никто из вас не виноват, я бы и сам пришёл к этому однажды. Мне много раз давали это понять, а я не верил, глупо надеясь, что в один день меня оставят в покое.       Что я сам себя оставлю в покое.       Всё, что происходит вокруг — это маленькие эффекты бабочки. Я знаю, что внёс некий вклад в жизни некоторых людей и это то, что дарило мне надежду. Я жил не зря. Я появился в чьей-то жизни, и она изменилась, возможно, даже к лучшему. Никчёмная и дефектная, но всё же рабочая шестерёнка в огромном механизме. В огромной вселенной.       Я хочу, чтобы каждый мой друг знал, что он самая полезная шестерёнка не только в механизме мира, но и в моём сердце. Потому что только благодаря вам оно исправно работало всё это время.       Я рад, что познакомился со всеми вами, что наконец-то у меня появились друзья. Что наконец-то я узнал, что такое любовь. И когда листья на деревьях в очередной раз покроются золотом, вспоминайте меня и эту осень, потому что это была лучшая осень в моей жизни.

С любовью, Джи.»

Я всё ещё смотрел на эти строчки, отчего-то безудержно прыгающие, и не мог пошевелиться, словно тело сковала судорога. Он не мог так со мной поступить, я точно знаю, это всё — какая-то уловка, обман, попытка убежать от реальности. И я его не виню, потому что понимаю, как тяжело ему было все эти годы, сколько дерьма и боли он пережил. Я его никогда не винил. Единственное, что я не смог бы ему простить — это смерть. Но он обещал, что не станет этого делать, он клялся!.. И я хотел бы верить ему больше, чем буквам, всё ещё нервно скачущим по экрану (а может, только в моей голове), но если моё доверие станет последней доминошкой в его исчезновении, я никогда себя не прощу. Я отодвинулся от компа и импульсивно потёр виски, жмурясь настолько сильно, что под веками закружили ярко-зелёные фракталы. Надо спешить. Каждая секунда на счету, потому что это уже не похоже какие-то игры. Кажется, Джерард пытался подать мне знаки, подготовить меня к страшной расправе над самим собой. Глупо было отрицать, что он имеет в виду что-то другое, пора уже разбить свои грёбаные розовые очки. Я пулей вырвался из дома, не сказав маме ни слова. Возможно, она ничего и не заметила, увлечённая просмотром вечерней программы. Хотел бы я также переживать лишь о том, кому сделает предложение какой-нибудь Джон из долгоиграющего сериала. Со всей силы нажимая на педали, я вспоминал тот вечер, когда поехал к Джерарду и так внезапно подумал о его смерти, а потом напомнил себе, что панки не плачут. Но теперь я плакал, плакал от страха и от пожирающих изнутри мыслей о том, что я в самом деле могу не успеть. Не успеть его спасти. Ветер сдувал слёзы с моих щёк, а я до крови закусил губу и хмурил брови так, что наверняка морщинки останутся. Это был самый холодный день осени за всю мою жизнь, и я знал, что буду вспоминать его позже с пугающим морозом на коже, который ни с чем не спутаешь. Это был адский, убивающий страх. Если бы я только мог ускорить время, хотя бы знать, что меня ждёт, когда я приеду в пустующий квартал, уже тогда мне было бы гораздо легче. Я был бы совсем не против, если бы сейчас мне явилось видение о будущем — Джерард со вскрытыми венами, со стекающей по бледной коже кровью, алеющими ручейками расползающейся по холодному полу, или же его тело, безжизненно висящее в петле. Правда, мне стало бы гораздо легче, если бы я был готов к самому худшему. Но я не знал, что увижу, когда приеду, поэтому в моей душе ещё теплилась надежда, от которой становилось только хуже. Когда я выехал из леса, мои ноги невыносимо болели от быстрой езды, но я не останавливался ни на секунду, уже не чувствуя ни слёз на обветренном лице, ни потрескавшихся губ, чувствовал только огромное желание хорошенько проблеваться. Сначала я увидел огонь. Гораздо раньше, чем въехал в то самое место, в Страну невидимых звёзд. Языки пламени взмывали в небо, окрашивая тёмно-синее эфемерное пространство оранжевым. Это завораживало. И это заставило моё сердце упасть, когда я на пару секунд остановился, не решаясь ехать дальше. Я боялся за своё здоровье, боялся, что моё сердце не выдержит и откажет, но всё же поехал вперёд ещё быстрее, чем мчал до этого. Огромное зарево колыхалось и трепетало, с каждой секундой распаляясь всё больше. Я зарыдал в голос, не в силах справляться с болью, когда понял, что горит тот самый дом, где мы с Джерардом провели два моих самых счастливых и самых странных дня. Спрыгнув с велика, я совершенно бездумно бросился ко входу, пока ещё не охваченному огнём, надеясь лишь на одно. «Только бы ты был жив». — Фрэнк! Дикий крик заставил меня остановиться и резко обернуться назад, расширившимися глазами выискивая в темноте зовущего меня человека. Я почти поверил, что этот голос был иллюзией, когда тёплая рука схватила моё запястье, оттаскивая прочь от горящего дома. — Ты, — прошептал я, сверля ошарашенным взглядом силуэт Джи, несущегося прочь и не отпускающего мою руку. — Чем ты думал?! — прокричал он, резко отстановившись и схватив меня за плечи. Справа от нас затрещал пожар — огонь перескочил на соседний дом. — А ты? — слабо произнёс я, глядя на него, такого красивого в этом ярко-оранжевом свете. — Что ты творишь, Джерард? — Сжигаю воспоминания, — нехотя бросил он. Его руки скользнули с моих плеч к ладоням, нежно сжимая мои пальцы. — Чтобы ты не приходил сюда и не мучил себя ими. — Я не понимаю, — прошептал я, крепко держа его руки, словно боясь, что он опять убежит, исчезнет, сгорит. — Ты написал тот пост... — Чтобы ты меня похоронил, — он мягко улыбался, словно говорил о каких-то чудесных вещах, а мне хотелось застрелиться, настолько опустошённо и тоскливо я себя чувствовал, — но где-то в глубине души я надеялся, что ты придёшь попрощаться. Эгоистично, знаю. Но я ведь оставил тебе выбор — решить, что я мёртв и не искать меня, или же прийти и увидеть меня в последний раз. — Ты правда думал, что я не стану тебя искать? — Нет, но хотел бы в это верить. В какой-то степени. — Почему ты хочешь убить себя? — на этом вопросе я не выдержал и разрыдался. Громко всхлипывая, я не спешил вытирать свои слёзы, потому что тепло рук Джерарда было для меня сейчас важнее всего. — Боже, ну что ты? — притянув к себе, Джи заключил меня в крепкие объятия, и я спрятал лицо на его груди, обхватывая руками его спину. — Я не собирался себя убивать, хотя, наверное, очень хотел бы. Зря самоубийц зовут слабыми людьми, лишить себя жизни во благо другим — это довольно сильный поступок, на который я вряд ли смогу решиться. — Тогда к чему был тот пост? — прошептал я, вдыхая его запах полной грудью, какой-то частью себя понимая, что мне необходимо его запомнить, ведь вряд ли я ещё раз смогу его почувствовать. — Я же сказал, — его пальцы ласково перебирали пряди моих волос, а голос был таким размеренно-спокойным, будто он уже давно всё это продумал, — потому что я хотел, чтобы ты меня похоронил. Не думаю, что кто-то ещё зашёл бы на страницу моего блога, так что по этой версии событий ты бы, скорее всего, показал этот пост Линдси, Патрику и остальным. Вы бы свыклись с моей смертью, а потом и вовсе забыли. Но раз ты всё-таки пришёл, я скажу как есть, — он тяжело вздохнул, и это было единственное, чем он выдал своё истинное состояние. — Я должен уехать. Не знаю, куда, но надеюсь, что в этом путешествии я смогу найти себя и, возможно, принять. — У тебя нет денег, какое, к чёрту, путешествие? — яростно произнёс я, всё ещё утыкаясь заплаканным лицом в его грудь, обтянутую мягкой тканью толстовки. — О, поверь, многие путешествуют с несколькими долларами в кармане, это лишь вопрос времени. — Нет, — всхлипнул я. — Прошу тебя, не уезжай. — Я не хочу больше портить твою жизнь, — бесцветным голосом проговорил Джи. — Но я ведь люблю тебя, как ты не понимаешь?! — воскликнул я и, отстранившись, заглянул ему в глаза, в которых, как оказалось, всё это время блестели слёзы, бегущие теперь прозрачными дорожками по его щекам. — И я тебя люблю, — он улыбнулся краем губ, — поэтому уезжаю. Это просто неправильно, понимаешь? Ты готов отдать мне всё, а я принадлежу только себе. — Но меня это устраивает, — прошептал я одними губами. — Джи, относись ко мне как угодно, только, пожалуйста, не исчезай. — Тебя не должно это устраивать, — грустно ответил он. — Ты достоин большего, и я хочу, чтобы ты это осознал и начал себя ценить. А со мной у тебя не получится это сделать, как и у меня с тобой. Мне нужно было разобраться в себе и только потом встретить тебя, только тогда мы бы могли быть счастливы. — Мы можем прийти к этому вместе, — отчаянно произнёс я, чувствуя, как он медленно отстраняется. — Не можем, Фрэнк, — он печально улыбнулся, окончательно распуская объятия и отходя чуть назад. — Какую бы дорогу мы с тобой сейчас не выбрали, она будет вести в никуда. И только по отдельности мы сможем избежать подобной участи. Развернувшись, он зашагал в сторону своей машины, припаркованной в самом начале квартала. Некоторое время я смотрел ему вслед, после чего бросился со всех ног и, догнав, обнял его со спины, сцепив руки на животе, утыкаясь носом в его волосы. — Я не смогу тебя отпустить, — глотая слёзы, произнёс я. — Джи, я без тебя не смогу. — Сможешь, поверь, — грустно усмехнулся он, поглаживая мои пальцы и осторожными движениями расцепляя их. — Ты знаешь о такой вещи, как предназначение? Если это правда судьба, если мы были созданы друг для друга, то мы ещё обязательно встретимся. — А если это случится в следующей жизни? Или вообще не случится? — дрожащим голосом спросил я. Я почувствовал, как Джи вздрогнул, нервно усмехнувшись. Повернувшись ко мне, он поддел большим пальцем мой подбородок и, наклонившись, приник к моим губам. Я обхватил руками его плечи, сквозь слёзы отвечая на поцелуй, в котором чувствовалась и несправедливость, и горькая обида, и отчаяние, и самая большая на свете любовь. Отстранившись, Джи мягко посмотрел на меня блестящими глазами, в которых чуть заметно плясали блики пожара, растущего за нашими спинами. — Будь счастлив, Фрэнк, — прошептал он, — и спасибо, что открыл мне новую вселенную. Он отвернулся от меня, с каждым шагом словно заколачивая гвозди в мой гроб. Он всё решил, отговаривать было бесполезно, как и биться в истерике у него в ногах. Я и так выглядел достаточно жалко, но всё ещё беззвучно рыдал, глядя вслед уносящейся машине, понимая, что вот, это конец. Что всё закончилось так же внезапно, как и началось, что я даже при огромном желании не смог бы его вернуть и залезть к нему в сердце, чтобы заставить привязаться к себе так же сильно, как я привязался к нему. За мой спиной горела Страна невидимых звёзд — место, в которое я успел влюбиться, и я ещё долго чувствовал жар огня у себя за спиной и тысячи пуль в сердце, когда уезжал прочь.