Дело всей жизни

      

«До свидания, ваш сын дядя Шарик»

             На этот раз Шэй даже не успел отдать команду пришвартоваться — Гист успел раньше него. Капитан Кормак категорически не терпел, когда кто-то вмешивался в управление кораблем, но радостное ожидание смягчило гнев, а нетерпение не позволило заострять на этом внимание.       Портовые рабочие еще подтягивали «Морриган» к причалу, когда Гист негромко сказал:       — Что, на этот раз тебя не встречают?       Шэй прикрыл глаза:       — Хэйтем писал, что, возможно, не успеет вернуться в Нью-Йорк из Бостона, но заранее отдал все распоряжения, чтобы я смог спокойно разместиться... в гостях. На пристани я его не вижу.       — И то верно, — Гист покивал. — Нелегко ему сейчас приходится. Нам тоже надо поаккуратнее — говорят, здесь теперь совсем неспокойно. Против толпы в одиночку не пойдешь.       — Против — нет, — Шэй усмехнулся. — А вот быть незаметным в толпе...       — Что я слышу! — картинно развел руками старпом. — Ты еще скажи, что ничто не истинно и все дозволено.       — Это вряд ли, — усмехнулся Шэй.       Корабль вздрогнул, заскрипел бортом и остановился окончательно, но Шэй развернулся на сто восемьдесят градусов не поэтому. Он не знал, что привлекло его внимание — звук, движение или порыв ветра, но, поворачиваясь, уже схватился за оружие. Гист тоже, хоть и был уже немолод, ворон не считал — мгновенно выхватил пистолет.       Через борт юркнула фигура человека в ассасинском плаще, но почти одновременно с символом Братства Шэй увидел и косичку с бусинами — и с раздражением и лязгом убрал саблю в ножны.       — Коннор!       Тот только и успел разогнуться, а потом вдруг бросился Шэю в объятия. Мистер Кормак ласково потрепал парня, который слишком крепко его обнимал — чувствовалась сила, а потом и похлопал его по плечу:       — На кой черт ты нас с Гистом пугаешь? Мы ребята нервные, могли бы сначала выстрелить, а потом разбираться.       — Привет, Шэй, — Коннор отстранился на миг, а потом снова обнял. — Наконец-то ты приехал!       Он отступил и протянул руку Гисту:       — Здравствуйте, мистер Гист. Скажите, что вы не сразу меня увидели!       — Я — сразу, — отрезал Шэй. — У меня опыта больше, чем ты на свете живешь. Не делай так больше, Коннор. Я бы мог... если не убить, то ранить. Хороша была бы встреча!       — Разве парня в таком возрасте это проймет? — хмыкнул Гист. — А вот я тебе скажу, мистер Кенуэй, что если бы мистер Кормак тебя продырявил, то ему бы пришлось объясняться с твоим отцом. И тебе, если бы ты выжил, тоже. Ну и кому бы хуже пришлось?       — Всем, — признал Коннор. — Ладно, больше не буду. Наверное. Видел «Аквилу», Шэй?       — Видел, — капитан Кормак невольно бросил взгляд в сторону, где покачивался у причала ассасинский бриг. — Поначалу даже не признал. Ты сменил паруса? Чем прежние плохи были?       — Отличные были паруса, — Коннор вздохнул. — Но... Я пытался проникнуть в форт Джордж, мне было надо. И не слишком удачно — меня заметили и обстреляли с башни.       Шэй несколько встревожился:       — А зачем тебе туда было надо?       — За сокровищами, — буркнул Коннор. — Точнее, за подсказкой. Отец вообще не верит в сокровища. А я верю! И достану!       Шэй положил руку на плечо огорченному Коннору и ободряюще заметил:       — Я верю, ты их достанешь. Но не радуйся заранее. Я когда-то тоже долго гонялся за ключом к тамплиерскому тайнику. Уже почти перестал верить, что найду. А потом действительно нашел...       — И что там было? — парень оживился. — Ты можешь сказать?       — Да, могу, — капитан Кормак усмехнулся. — Я нашел исторические доспехи тамплиеров. Твой отец, когда увидел, сказал, что это приблизительно одиннадцатый век. Проверить в деле их не удалось, конечно, потому что по улицам тамплиеры одиннадцатого века бегают редко. Наверное, те, кто их прятал, думали, что их найдут раньше.       — А где они? — Коннор глянул с любопытством. — Я хочу посмотреть.       — Я их Хэйтему привез, — Шэй задумался. — Даже пришлось один раз надеть — ему хотелось поглядеть на меня в таком виде. Наверное, для того времени это была отменная вещь, но сейчас уже не пригодится. Потом, кажется, все это убрали на чердак. Так что где-нибудь среди твоих индейских одежек, которые тебе стали малы. Кстати! Что это на тебе? И как Хэйтем вообще тебя из дому в таком виде выпустил?       Коннор отступил назад, позволяя оглядеть себя. Шэй машинально отметил, что сын стал шире в плечах и теперь фигурой напоминал уже молодого мужчину, а не подростка. А вот одежды его выглядели типично ассасинскими: плотная белая рубаха, светлый сюртук с отворотами темно-синего цвета; толстые манжеты, маскирующие наручи со скрытыми клинками; бордовый пояс с символом Братства, а на поясе — когда-то подаренный Коннору Шэем венецианский кинжал. В целом, все это было даже похоже на то, что сам Шэй носил когда-то, вот только у него не было томагавка, кожаных сапог выше колена с бахромой и перьев, которые у Коннора были понатыканы в самых неожиданных местах одеяния. Еще национальных особенностей добавляли лук на спине и ожерелье из чьих-то клыков — Шэй знал, что количество клыков говорит что-то об охотничьем мастерстве носителя.       — Хорош, — вздохнул Шэй. — Как твоего отца еще удар не хватил.       — Он ничего не сказал, — улыбнулся Коннор. — Только посмотрел так...       — Отважный, — хохотнул Гист. — Когда Кенуэй так глядит на солдат, они икают и готовы обгадить портки.       — Мне тоже не по себе, бывает, становится, — буркнул Шэй. — Коннор, домой отправляемся нормальным путем. Возьмем коляску и доедем.       — Отца дома еще нет, — просветил его Коннор. — Давай лучше через Кинг-стрит?       — Но ведь это дольше, — мистер Кормак нахмурился. — Тогда уж проще через Голд-стрит.       — Там стоит английский полк, — сообщил парень. — Могут обстрелять.       Шэй тяжко вздохнул:       — Ладно.       Пробираться по крышам Нью-Йорка для мистера Кормака было привычно, хотя он не мог не подумать о том, что как-то иначе представлял себе долгожданный отдых. Но молодого и слишком самоуверенного ассасина следовало поставить на место, и Шэй выдвинулся на экстремальную прогулку по городу так, как будто это была очередная миссия. Он был собран и спокоен, однако отмечал, что для того, чтобы соревноваться с повзрослевшим Коннором, приходится прикладывать и силы, и мастерство. Теперь его, конечно, уже не обойдешь так легко, как когда-то в забеге за яблоками...       На крыше напротив Кенуэй-холла Шэй остановился и дождался лишь слегка запаздывающего парня. Тот улыбался и не преминул высказаться:       — Здорово! От отца не дождешься. Он только высмеивает мои умения, а сам ни разу не показал, на что способен.       — Показать врагу? — Шэй вполне доброжелательно его поддел.       Коннор вздохнул:       — И ты туда же. Отец обещал, что прибудет сегодня днем, а вон, кажется...       Шэй проследил за взглядом, увидел в начале улицы черного коня и знакомо развевающийся плащ. За долю мгновения пронеслись мысли о том, что скажет Хэйтем, если увидит сына и любовника на крыше. Видимо, Коннор подумал о том же, потому что по туго натянутым через улицу канатам оба рванули не сговариваясь и даже не переглядываясь. Шэй надеялся только на то, что мистер Кенуэй на скаку не будет смотреть в небо. На соседней крыше Коннор Шэя все-таки обошел — гулко протопал по жестяным пластинам и спрыгнул на козырек, а оттуда — на чью-то телегу, запряженную лошадью. Лошадь от испуга дернулась, Коннор взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и спрыгнул — прямо в объятия Шэя.       — Бегом через двор миссис Дэллоуэй, — приказал мистер Кормак. — А из-за угла уже выйдем, как приличные люди.       Коннор подчинился — понимал, видно, что лучше не связываться. За последние полтора года он явно многому выучился, так что пробраться незамеченными удалось легко, и Шэй потянул его за запястье, выбираясь на улицу почти что прогулочным шагом.       Ворота Кенуэй-холла уже были открыты, и мистер Кормак успел увидеть, как старый верный Фрэнк, согбенный и кряхтящий, расседлывает коня. Фрэнку уже едва ли по плечу была такая работа, но уходить с поста он очевидно не собирался — разве что на погост.       — Мистер Кормак, — Хэйтем развернулся. — Коннор. Я не видел вас, когда ехал по улице.       — Мы тоже тебя не видели, — Шэй улыбнулся и отступил подальше от ворот. — Но мы пришли со стороны порта, а ты, должно быть, добирался со стороны выездной дороги.       — Да, верно, — Хэйтем шагнул ближе, протянул Шэю руку для приветствия, а потом и коротко обнял, сразу отстранившись — должно быть, счел, что подобное проявление чувств на улице за почти закрытыми воротами допустимо. — Рад видеть тебя. Хотя надо сказать, что смотритесь вы рядом... очень странно. Коннор, зачем ты опять это надел? Или у тебя была секретная миссия на корабле?       Шэй мельком переглянулся с Коннором — и усмехнулся:       — Как же не похвастаться новыми одежками?       Хэйтем оценивающе оглядел сына. На лице мистера Кенуэя промелькнуло весьма необычное выражение — будто бы отвращение смешалось с гордостью.       — Месяц назад Коннор вернулся из поместья Дэвенпорт в старых и пыльных ассасинских тряпках, — поморщился он. — Это добро слежалось так, что даже после дождя стояло колом, а кроме того, смердело мышиным пометом. Я сказал, что могу пережить позор, но только один, и велел Коннору сменить костюм — пусть даже на такой же, только новый. Но не усовершенствовать его, конечно, было нельзя...       — По-моему, вышло очень неплохо, — вызывающе сощурился Коннор.       — И особенная гордость в том, что у меня на это... облачение Коннор не взял ни пенни, — закончил за него Хэйтем.       Шэй улыбнулся:       — Хэйтем, я скучал. Ты иногда даже во снах ко мне приходишь — и отчитываешь меня вот этим самым тоном.       — Вот как? — иронично протянул мистер Кенуэй. — Любопытно. Коннор, я думаю, у тебя есть дела в городе.       — Что? — парень даже сделал шаг назад от удивления. — Ты же всегда против...       — Я и теперь против, но тебя это никогда не останавливало, — бросил Хэйтем, и Шэй отметил, что его скулы немного порозовели. — У нас с мистером Кормаком есть дела, и будет лучше, если я буду убежден, что ты не подслушиваешь.       — Дела? — Коннор так прямо и проницательно поглядел прямо Шэю в глаза, что становилось не по себе. — Это называется «дела»?       — Да, мы побеседуем о делах Ордена, — высокомерно и нетерпеливо бросил Хэйтем.       — Коннор, — Шэй старался, чтобы в голосе не прорывались смешливые нотки, — мне и в самом деле надо отчитаться твоему отцу. А обо всем, что ты мне писал, расскажешь подробнее уже сегодня вечером.       — То есть все то, что обычно не рассказываешь мне, — хмыкнул Хэйтем.       — А, ну тогда я пойду, — парень дернул плечом. — Использую данную мне возможность на благо Братства. Хорошо тебе отчитаться, Шэй.       Хэйтем пугающе медленно развернулся, но Коннор одним быстрым движением взлетел на развилину ближайшего дерева, и оттуда по веткам добрался до каменной ограды. Хэйтем только поглядел ему вслед и раздраженно дернул подбородком.       — Ничего, к ужину этот ассасин вернется, — выдохнул он. — Иначе лопнет от невысказанного. И я ему тоже выскажу все, что думаю по поводу этого демарша.       Шэй воровато огляделся и взял Хэйтема за руку, потянув в дом. И еще шепнул на ходу:       — Думаю, он немного завидует. Возраст такой...       — Только этого не хватало, — страдальчески высказался мистер Кенуэй — и даже не попытался вырваться. — У нас с ним был лишь один разговор на эту тему. Я попытался объяснить, что провожать взглядом дам, пусть даже не вполне приличного поведения, не стоит. Но Коннор дал мне понять, что в этом плане я для него... не авторитет. Шэй, не смешно!       — Ему шестнадцать, Хэйтем, — отсмеявшись, попытался утешить возлюбленного Шэй. — Он сам себе авторитет.       — Интересно, слушается ли он Ахиллеса, — нахмурился Хэйтем.       — Думается мне, он и Ахиллеса пошлет... к Тавискарону, если тот скажет ему что-то поперек, — хмыкнул мистер Кормак. — А Коннор тебе что-то рассказывает про то, что он делает в поместье Дэвенпорт?       — Совсем немного, — ответил Хэйтем. — Рассказывал, как перевозит из поместья товары в Бостон на корабле, жаловался на лавочников. Рассказывал про охоту. Еще говорил, что вместе с печником перебирал печь в доме, а Ахиллес ходил вокруг и мешал ненужными советами.       — Что-то никогда не меняется, — хмыкнул Шэй.       В холле пару встретили две молодые горничные — ни одну из них Шэй не знал. Он вежливо поздоровался с девушками, а потом и поинтересовался по пути в кабинет:       — А где Лиззи? И Энни?       — Лиззи уволилась, — объяснил Хэйтем. — Ей с ее бакалейщиком никак не удавалось зачать, а потом вдруг получилось — и сразу тройню. Я оплатил услуги доктора, чтобы она благополучно разрешилась, но ни о какой работе теперь речь не идет. Мы изредка сталкиваемся на улице. Вид у нее усталый, но счастливый. А Энни теперь экономка — миссис Стэмптон уже не может выполнять эту обязанность. Она по-прежнему прекрасно готовит, но... памятью стала слаба.       — А как зовут этих? — Шэй кивнул в сторону лестницы.       — Блондинка посветлее — Дороти, блондинка потемнее — Марта, — пояснил Хэйтем. — Я нанял их одновременно и поначалу немного путался. Но у них отличные рекомендации. Кстати, будь начеку. Марта довольно бойкая, а ты — еще не слишком старый холостяк.       — А вторая? — Шэю стало смешно.       — Дороти умнее, — тактично произнес Хэйтем.       — Ничего, разберемся, — мистер Кормак все-таки рассмеялся, но смех быстро прервался. — А в кабинет мы даже не завернем?       — Мы уже выяснили, что это бессмысленно, — усмехнулся мистер Кенуэй, а на входе в спальню спросил. — Каковы твои успехи, Шэй? Сначала коротко.       — Если коротко... — Шэй задумался. — Шкатулку определенно не вывезли из Франции. Шрамов у меня не прибавилось. Женевьева осталась в Париже и готова сотрудничать со мной в дальнейшем.       — Пока этого достаточно, — Хэйтем щелкнул замком. — Остальное — позже.       Шэй изумленно замер, рывком повернулся...       — Хэйтем, — он постарался скрыть охватившее воодушевление, — я прямо с корабля.       — Но я-то нет, — резонно возразил Хэйтем, пропуская Шэя и запирая дверь. — Я провел ночь в гостинице с поданной горячей водой и прочими благами цивилизации. Один.       — Боже, Хэйтем, — Шэй резким движением обхватил его за пояс и притиснул к себе. — Мне и в голову не могло бы прийти, что ты — в гостинице — с кем-то.       Мистер Кенуэй обнял его за плечо и потянул ленту с волос, а потом, запустив пальцы в растрепавшиеся пряди, сильно надавил за затылок. Губы сомкнулись горячо и жадно, и Шэй сорвался на стон, еще даже ничего не сделав толком. Хэйтем прижимал крепко, да и многослойные одежды не давали возможности...       Мистер Кормак почувствовал, как любовник стягивает небрежно расстегнутый сюртук с плеч, и нетерпеливо дернулся — сам он не был в столь выгодном положении, раздевать Хэйтема, целуясь, не получалось. Он мог нащупать только кожаный ремень, поддерживающий ножны, но даже его отстегнуть бы не вышло — пряжка была спереди.       А потому, как бы ни было пленительно чувствовать вкус губ и знакомые ласки, Шэй вырвался и отступил, тяжело дыша.       — Раздевайся и ложись, — фыркнул Хэйтем, оглядев взъерошенного любовника.       Однако мистер Кормак на провокацию не поддался:       — Чтобы ты еще час развешивал и раскладывал вещи? — Шэй приподнял бровь. — Иногда мне просто хочется распороть их к морскому дьяволу клинком.       Мистер Кенуэй пожал плечами:       — Ну, если настолько хочется... Можешь. Не последнее рубище.       Шэй с сомнением поглядел на любовника и покорился:       — Нет, ну это уж слишком... Мне, конечно, хочется... Но давай лучше побыстрей? Чем рвать, проще потом выстирать.       — А ты сам раздеться не хочешь? — уголок губ Хэйтема пополз вверх. — И на кровать, Шэй. На спину.       Шэй вскинулся, но, по правде говоря, ему было все равно, как. Если Хэйтем хочет — получит.       Прохладное покрывало приятно льнуло к разгоряченной коже, когда Шэй, сбросив сюртук, жилет и рубаху и стянув до середины бедра штаны, плюхнулся на кровать, чтобы стянуть сапоги. Распущенные волосы щекотали плечи, но одновременно немного скрывали взгляд. Боковым зрением он видел, как раздевается Хэйтем — столь же нетерпеливо. И надо сказать, что мистер Кенуэй даже пошел навстречу — его одежды тоже отправились на ковер.       Шэй оттолкнулся пяткой и опрокинулся на постели, выравниваясь и обретая удобное положение, но теперь уже не сводил взгляда с тела любовника. И привычно залюбовался им — плечи, широкая грудь, крепкие бедра... Но взгляд, конечно, тянулся не к этому. Точнее, не только к этому. Шэй облизнул губы, почти осязаемо вспомнив, как твердая плоть может давить внутри, и понял, что если не хочет уложиться, как в забеге, в полторы минуты, то следует приостановиться. И при этом подумать о чем-нибудь другом.       Хэйтем приблизился к кровати, но вместо того, чтобы разом опуститься на нее и продолжить то, что начал, стал шумно рыться в тумбочке. Очевидно, за прошедшее время знакомый флакон ему не требовался, а потому время уходило уже только на то, чтобы он наконец с легким недовольным восклицанием отыскал нужное и коленом задвинул ящик.       Шэй, как завороженный, проследил за тем, как от этого движения качнулся тяжелый член, и сглотнул. Хотелось рявкнуть, покрыть Хэйтема чисто морской бранью и заставить его...       Мистер Кенуэй коленом же оперся на кровать и сильным движением оттолкнулся от края. Шэй почти безотчетно отвел колено в сторону, чтобы ему было удобнее, но, очевидно, у любовника на уме было что-то другое, поскольку он натолкнулся на бедро, уже отчетливо выругался и, резко придавив к постели, оседлал бока.       Шэй не сразу сообразил, что это значит, а когда сообразил, перехватил Хэйтема удобнее и приподнялся, не в силах терпеть. Нежная головка члена скользнула по горячей коже ложбинки, и Шэй застонал. В этом стоне было всё: и наслаждение, и желание, и сожаление о том, что нельзя взять любовника прямо сейчас.       Какие-то «берега» капитан Кормак еще видел.       В ладонь легла знакомая склянка, и Шэй торопливо плеснул маслом на пальцы. Пахнуло сладковатым миндалем, и несколько капель упали на грудь, но Шэй не обратил на это внимания. Нижней частью ладони вогнув пробку в склянку, он отбросил скользкий пузырек и опустил руку.       Не смотрел — слишком хорошо знал любовника, а потому попал и не глядя. Зато наслаждался тем, как Хэйтем закрывает глаза и замирает, позволяя действовать удобнее. Шэй знал, что растягивать любовника придется долго, и был к этому готов, но пальцы так легко проникли в тело... Небольшое усилие — и как будто в прошлый раз все было с неделю назад, не больше.       Только теперь — весьма смутно — Шэй понял, зачем Хэйтем уточнил, что был в гостинице один. Если бы не это, мистер Кормак несомненно бы подумал иное.       Но он верил любовнику порой больше, чем себе, и не сомневался в нем. В конце концов, с кем бы ни был Хэйтем, он захотел лечь с Шэем в постель, даже не выслушав доклада, а это говорило про магистра тамплиеров гораздо лучше, чем он смог бы сказать сам.       Шэй развернул кисть руки, чтобы действие несло не только пользу, но и удовольствие, и почувствовал, как бедра на боках сжимаются крепче. Дыхание Хэйтема сбилось, он подался навстречу пальцам, и Шэй с трудом подавил желание бросить это дело и насадить любовника на себя.       А Хэйтем, наверное, и не знал об этой нелегкой борьбе. Или знал — и проверял на прочность. Шэй уже и сам не был уверен, что удержится — перед глазами мутилось, он слабо осознавал себя. Гораздо ярче чувствовал любовника, его горячее тело, его тяжелое дыхание... И когда Шэй все-таки дернулся бедрами навстречу в попытке хоть немного облегчить возбуждение плоти, Хэйтем неожиданно качнулся вперед и прижал его за запястья к постели.       Шэй огорченно простонал. Он чувствовал движение воздуха на влажном от предсемени естестве, но ни прикосновения ему не досталось.       Хэйтем дождался, пока Шэй перестанет вырываться — а ведь почти не осознавал этого! — и выдохнул в висок:       — Лежи. Я сам.       Шэй только смутно подумал, что, наверное, нельзя было бы сказать что-то более волнующее и более разочаровывающее. Однако мистер Кенуэй не стал дожидаться того, пока мука станет нестерпимой, и осторожно — на пробу — отпустил левую руку Шэя.       Шэй только чуть подвинул предплечье, чтобы стало удобнее, но более никаких действий не предпринимал, и Хэйтем опустил руку ниже. Шэй почувствовал прикосновение его пальцев и прикусил губу.       Оно было очень... деловитым, это прикосновение, и почти не дарило облегчения. Зато чувствовалось очень остро.       Но это не шло ни в какое сравнение... Уже мигом позже, когда Хэйтем качнулся, помогая себе рукой и зажимая нежную головку между ягодиц, Шэй сжал пальцы свободной руки в кулак, да так, что обкусанные за время морского путешествия ногти впились в ладонь. А когда Хэйтем принял его — или, что точнее, направил — Шэй не удержался и от вскрика.       Уж лучше бы просто нагнул. Мистер Кормак действительно любил и ценил обстоятельность Хэйтема, но не теперь же!       Любовник опустился ниже, и Шэй окончательно сдался. Кусал губы, старался удержаться от судорожных движений навстречу и железной волей удерживался от позорного поскуливания или просьб. Наконец Хэйтем принял его полностью и даже утешающе коснулся губами мокрого виска. Шэй помотал головой, чувствуя, как распущенные пряди прилипают к вискам и ко лбу, но у него не нашлось не только слов — даже дыхания.       Хэйтем слегка приподнялся, опустился и настолько скоро начал набирать темп, что измученное тело не выдержало. Шэй хрипло вскрикнул, простонал и вскинул безумный взгляд:       — Можно?       Он не знал, о чем спрашивает. Не знал, чего хочет добиться. Но Хэйтем выдохнул короткое «да» — и Шэй впился пальцами в его бедра, словно смертельно больной в руку доктора.       Мистер Кенуэй накрыл ладонями судорожно сжатые пальцы и выгнулся, все ускоряя и ускоряя ритм. Шэй слышал напряженное, прерывистое дыхание любовника и чувствовал, как тот зажимается, стискивая плоть в себе.       Шэй даже облизнул раскрытые пересохшие губы, чтобы предупредить, но не успел — чистое наслаждение накрыло слишком резко. Он еще ощущал, как Хэйтем шумно вздыхает, когда глаза окончательно закрылись. На грудь и живот упали теплые брызги, и Шэй наконец смог разжать намертво сомкнувшиеся пальцы.       — Господи, — он пробормотал это абсолютно неосознанно. — Хэйтем, я...       Любовник обессиленно опустился ему на плечо, а потом и не слишком ловко сполз в сторону — видно, сил тоже совсем не осталось.       — Шэй, — он уткнулся лбом в плечо, а голос звучал рвано, отрывисто. — Будь проклята эта Шкатулка!       — Причем здесь она? — мистер Кормак помотал головой.       — Я вчера... — Хэйтем откатился на спину и уставился в потолок. — Знал же, что ты должен быть либо дома, либо совсем рядом. И знал, что ни ты, ни я удержаться не сможем. Знал бы ты, какой воли мне стоило... подготовиться к этому и... ничем это не завершить.       Шэй даже на локте приподнялся. До него доходило медленно, но все-таки...       — Ты хочешь сказать, — голос должен был бы звенеть, но вместо этого раздавался сипло и неестественно, — что... готовился ко встрече и не...       — Именно так, — простонал мистер Кенуэй. — Мне не хотелось омрачать встречу.       — Вообще-то это не означает, что я не... заканчиваю мысли о тебе, — веско произнес Шэй.       — Только не за день до, — хмыкнул Хэйтем. — Не настолько я храню верность, чтобы даже от этого отказываться.                            Багаж доставили еще днем, так что в столовую Шэй спускался посвежевшим после купания, благоухающим французским одеколоном и в чистом белье. Одеваться к ужину в костюм он счел излишним, да и горничным следовало показать, что его положение в Кенуэй-холле — куда выше, чем просто ранг гостя.       Хэйтем уже его ждал, а вот Коннора не было, но мистер Кормак не заметил ни следа волнения у возлюбленного. Видимо, удивление было так явно написано у него на лице, что Хэйтем счел необходимым пояснить:       — Мастер Коннор частенько задерживается и плевать хотел на распорядок в доме.       — Но не сегодня же?       — Думаю, скоро появится, — смягчился мистер Кенуэй. — Обычно он все-таки предупреждает, если собирается задержаться где-то на ночь. Или же является почти вовремя.       Неожиданно окно в столовой распахнулось, и через подоконник перемахнула ловкая фигурка. Шэй даже не вздрогнул — видел уже сегодня такое, а Хэйтем только сдержанно сообщил:       — Опаздываешь, Коннор. Нам почти пришлось ждать. А кроме того, такой способ возвращения в дом... Надеюсь, на сегодня демонстрация твоих умений окончена?       Парень небрежно скинул ассасинский плащ, бросил его на спинку стула и потянулся к кармашку за часами. Щелкнул крышкой, поглядел на циферблат и парировал:       — Одна минута десятого, отец. Когда я вошел, было девять.       — Мыть руки, — железным тоном напомнил мистер Кенуэй. — Даже если ты не в грязи и не в крови. А когда вернешься — это и будет временем начала ужина.       Коннор склонил голову и исчез за дверью, а Шэй негромко спросил:       — А ты не слишком строг? Ведь он действительно пришел вовремя.       — С ассасином? — у Хэйтема нашлись слова и для Шэя. — Я более чем снисходителен. А кроме того, стоит повести себя менее строго, как он тут же чует слабину и виртуозно этим пользуется. Мое попустительство стоило агентам Ордена подземной сети Бостона. Этот...       — Засранец, — подсказал Шэй, потому что Хэйтем даже слова не мог найти.       — Вот именно, — мрачно бросил мистер Кенуэй. — Этот ассасин обнаружил подземную сеть масонов в Бостоне и теперь успешно ее использует. Какие с ним могут быть мирные переговоры?       Коннор вернулся, и разговор пришлось прекратить, хотя Шэя определенно заинтересовала некая подземная сеть в Бостоне. Коннор писал о некоторых своих успехах, но столь туманно, не доверяя бумаге, что вопросов у мистера Кормака было больше, чем ответов.       Но на столе дымилась большая утятница, исходящая паром из-под крышки, и Шэй решил с вопросами повременить. Вспомнил вдруг, что ел последний раз еще утром, а потом не удалось — носился с Коннором, занимался любовью с Хэйтемом, а потом потратил уйму времени, чтобы привести себя в порядок и обжиться. С тоской припомнив Лиззи — та уж точно догадалась бы принести хотя бы сэндвичей с чаем, Шэй подумал еще и о том, что разговор о делах во Франции опять откладывается на неопределенное время. Поднявшись с постели, магистр Кенуэй не возжелал ничего обсуждать, сославшись на дела — и посоветовал провести время с пользой. И пока Хэйтем занимался своей обширной перепиской и прочей кучей деловых бумаг в кабинете, Шэй блаженно отмокал в ванне.       За основным блюдом разговор, как и положено, велся о всякой ерунде, но когда одна из горничных-блондинок подала охлажденное шабли, стало понятно, что Хэйтем не собирается быстро оканчивать ужин. Шэй поглядел на девушку — и сразу понял, отчего Хэйтем путался. Когда обе горничные стояли рядом, различить их не составляло труда. Но по одной Шэй не мог понять, которая это из них.       Горничная расставила перед собой три бокала, аккуратно и неспешно их наполняя, а мистер Кормак улыбнулся:       — Уже не запрещаешь Коннору..?       — Мистер Коннор Кенуэй стал столь самостоятельным, что я не в силах что-либо ему запретить, — едко бросил Хэйтем.       — Конечно, — буркнул парень. — Шэй, когда я попросил отца налить и мне, он сказал, что я могу на свои деньги напиваться где угодно — хоть с Раксота, хоть с Фолкнером, хоть со старыми приятелями. А когда я единственный раз последовал этому совету, а потом вернулся домой, потребовал, чтобы я пил только дома и под его присмотром!       — Пить тоже нужно уметь, — надменно высказался мистер Кенуэй. — Так что пока не научишься...       — Вот видишь, Шэй! — Коннор даже глазами сверкнул.       — Пока лучше дома, — подумав, решил мистер Кормак. — А где попало — когда начнешь разбираться в людях. А то люди всякие попадаются. Помню, мне было шестнадцать, как тебе... И я отправился на Принсез-авеню...       — Шэй! — предупредительно перебил его Хэйтем. — Не поощряй сына историями из своего американско-ирландского юношества.       Шэй осекся, но, поймав взгляд Коннора, едва заметно ему подмигнул. Не такая это уж и страшная история, Ахиллес мог бы рассказать Коннору про юного ассасина Шэя Кормака еще и не то.       И все-таки Шэй терялся в догадках, чего добивается Хэйтем? Коннор явно хотел посекретничать со своим названным отцом, так какой смысл затягивать ужин?       И тут мистер Кенуэй приоткрыл завесу тайны над своим замыслом. Он дождался, пока горничная с поклоном удалится, протянул сыну бокал вина и достаточно мягко произнес:       — Коннор, если ты расскажешь Шэю о своих похождениях, он непременно перескажет мне то, что сочтет нужным. Может быть, расскажешь нам обоим?       Мистер Кормак видел, как за время этой короткой речи лицо парня меняется — из сердитого и упрямого оно стало задумчивым.       — А если что-то совсем секретное, расскажешь позже, — предложил Шэй.       — Да ничего такого секретного... — Коннор задумался, а потом вызывающе уставился на отца. — Я расскажу, но только если ты не будешь надо мной насмехаться!       — Постараюсь, — Хэйтем произнес это с такой искренностью, что даже Шэй оценил.       Такое самопожертвование было любовнику вовсе не свойственно.       — Ну ладно... — Коннор приподнял бокал и глубоко задумался.       Шэй отпил вина и вдруг как-то разом ощутил себя дома. Споры и разногласия, похоже, совершенно не мешали двоим его любимым людям жить под одной крышей, а подлую мысль о том, что это возможно только пока Коннор еще юн, Шэй поспешил отогнать. Кто знает, как сложится жизнь? Во время своего ассасинского юношества Шэй и представить себе не мог, что будет стремиться вернуться к любовнику-тамплиеру...       — Даже не знаю, с чего начать, — неуверенно произнес Коннор.       — Начни с самого начала, — посоветовал Шэй. — Так тебе самому будет проще.       Коннор знакомо засопел, а потом улыбнулся:       — Когда ты уехал, Шэй, я решил сразу отправиться на «Аквиле» куда-нибудь. Тут мне, в общем, нечем особо похвалиться. А еще приходилось одалживаться у отца на жалование команде. И тогда он сказал, что лучше бы я нашел себе дело, чем без толку болтаться в заливе. Я и нашел!       — А, — мистер Кенуэй отпил вина и усмехнулся. — Ассасинско-миссионерская деятельность. Братская помощь от Братства.       — Отец, ты же обещал! — негодующе воскликнул Коннор, и Хэйтем вздохнул:       — Молчу.       Шэй с трудом подавил улыбку и серьезно спросил:       — И какую же цель ты себе наметил?       — Это сложно назвать целью, — Коннор поерзал. — Просто я подумал, что пока мы с тобой были в Дэвенпорте, я помогал... Ну, мы помогали местному населению. А ведь среди них есть неплохие ремесленники. Раксота только тростью махнул, когда я сказал, что хочу наладить поставки в Бостон, но местные жители меня поддержали. Какой прок от руды или дерева, если их не применять? Я дважды доставил грузы до Бостона, а потом туда приехал отец и спутал мне все карты.       — Я всего лишь организовал более регулярные поставки, — хмыкнул Хэйтем. — Не моя вина, что эта твоя недо-деятельность стала невыгодной.       — И тогда я нашел металлурга, который согласился переехать в Дэвенпорт, — мстительно продолжил Коннор. — И краснодеревщика. И нанял перевозчиков, потому что отец застрял в Бостоне, а оставлять его без присмотра опасно.       — И парочка твоих караванов сгинула на просторах фронтира, — фыркнул Хэйтем, а потом и ответил на укоризненный взгляд Шэя. — Я тут ни при чем! Делать мне нечего — караваны собственного сына грабить. Просто народ доведен до отчаяния, а хороший груз всегда найдет хорошие руки.       Коннор потянулся было к бутылке, но под суровым взглядом отца сел обратно. Шэй вздохнул — миротворческую миссию ему опять пришлось взять на себя. Он поднялся, заново наполнил бокалы и плюхнулся обратно. Очень хотелось устроиться удобнее и закинуть ноги на соседний стул, но Хэйтем в своей гостиной такого точно не потерпит, так что пришлось выпрямиться.       — А дальше?       — Ну, и я нанял каких-то типов для охраны караванов, — буркнул Коннор. — По-моему, настоящие разбойники. И процент они потребовали тоже грабительский. Но нападения прекратились. Дороги стали спокойнее, у меня появились личные средства, и я смог сосредоточить внимание на Бостоне.       — А что в Бостоне? — Шэй искренне заинтересовался. — Мне уже рассказали про какую-то подземную сеть.       — Даже догадываюсь, кто рассказал, — Коннор хмуро глянул на отца — и являл собой сейчас почти его точную копию. — Под Бостоном есть сеть подземных ходов. Однажды я увидел, как на улице солдаты оскорбляют женщину — и вступился за нее. Женщина сбежала, и мне тоже пришлось убегать, а потом один человек подсказал мне, где можно спрятаться.       — Неправильно ты женщин спасаешь, — фыркнул Шэй. — Если бы спасал правильно, то тебя бы одарили расшитым платком, а то даже и поцелуем.       — Я так не умею, — Коннор вздохнул. — Научишь?       — Вряд ли, — Шэй сочувственно поглядел. — Это не корабли на абордаж брать. Такому можно научиться только самому. Не могу же я быть рядом и подсказывать?       — Наверное, ты прав, — парень поглядел в сторону, даже не замечая гримасы на лице отца. — Ладно, про это потом. И, возможно, наедине. Так вот. Я начал исследовать эти... катакомбы, потому что выбора у меня не было. Солдаты никак не хотели убираться, так и торчали на выходе; и я пошел вперед. Там везде была плесень... и крысы. И гнилью воняло. Но я видел, что эти ходы обитаемы — кое-где там встречались лампы. Кто-то же доливал в них масло? Я шел и шел, пока не нашел выход. Но по пути видел еще множество ответвлений и каждый раз сомневался, куда идти. Так что туда еще надо было вернуться, но я один раз упал, а потому мне следовало вернуться в гостиницу. Я устал, и мне казалось, что я уже весь этим воняю.       — А где ты жил в Бостоне? — полюбопытствовал Шэй. — С отцом?       — Вот еще, — Коннор дернул плечом. — Я жил вместе с Фолкнером в «Бойцовом петухе», это недалеко от «Зеленого дракона», только... немного попроще. Но даже там Фолкнер мне сказал, что я воняю помоями.       — Мы с Коннором иногда виделись в Бостоне, хотя занимались совсем разными делами, — сдержанно заметил Хэйтем. — Но я, увы, не застал этого чудного мига.       — Не начинай, отец, — насупился Коннор. — Я отмылся, как смог, в бочонке. А потом решил, что надо заняться чем-то более... перспективным. То есть я понимал, что эти подземелья надо исследовать, но меня еще несколько дней преследовал запах, и я решил, что это может подождать.       — Не стоило огорчаться, — заметил Шэй вслух — он почти сочувствовал. — Подумаешь, вляпался куда-то.       — Да я больше думал о том, что никак не сделаю чего-то... значимого, — вдруг откровенно высказался Коннор. — Что я сделал? Шатался по Бостону, с кем-то знакомился, кому-то и помогал, конечно... Но разве это дело? Раксота когда-то говорил мне, что дело найдется везде, но я не умею этого видеть.       Шэй переглянулся с Хэйтемом. Мистер Кенуэй смотрел одновременно и гордо, и грустно, и устало. И мистер Кормак понимал, о чем тот сейчас думает — в шестнадцать лет, конечно, хочется совершить что-то такое... Такое...       Но Коннор этих взглядов не увидел. Он смотрел в свой бокал и пил, на взгляд Шэя, слишком быстро для не слишком опытного в таком деле юноши. Наконец Коннор нарушил воцарившуюся тишину и произнес почти жестко:       — И я решил, что буду внимателен, что буду помогать всем, кого встречу. С чего-то же надо начинать? Но... Каждый раз, когда мне казалось, что я наткнусь на что-то важное, натыкался на что-то... нелепое.       — Например? — Шэй действительно был заинтересован.       Хэйтем молчал — словно впервые увидел сына не капризным подростком, а молодым мужчиной, который пытается чего-то добиться — не для себя и даже не для пресловутого Братства.       Коннор поглядел мрачно:       — Отец будет смеяться. Я сам над собой смеялся. Один раз напуганные рабочие в таверне, куда я зашел поесть, рассказали мне про нечто, что появляется в небе и там движется. Болтали про таинственные силы... Я понимал, конечно, что это байка, но решил исследовать указанную ими местность. И что же, Шэй? Я нашел там старый зонтик, который создавал иллюминацию! А еще раз говорили про морское чудовище. Я думал, что пройду на «Аквиле», уничтожу хищника, который напугал рыболовов, а оказалось, что это всего лишь козни какого-то ушлого лодочника, который отпугивал конкурентов!       Шэй возразил:       — Это тоже немало. Ты разоблачил байки, успокоил суеверный люд. Им станет легче жить. Как, по-твоему, ассасины борются за мир и покой простого народа? Разве обязательно кого-то убивать?       — Мне один раз пришлось убивать, — глухо откликнулся Коннор. — И это было странно. Это было странно, потому что мне было это... легко. Они были мне как будто и не соперники, почти не могли мне противостоять. Это как охотиться на зверя с пистолетом, Шэй, ты не даешь ему возможности выиграть и выжить. Когда я принял решение, когда уже это делал, мне казалось, что я то ли на охоте, то ли на тренировке, как будто с тобой или с Раксота. Я только потом понял, что сделал. Я убил троих солдат, которые пытались повесить человека — без суда, без всякого права на то, просто на дереве. Этот человек потом тоже отправился в Дэвенпорт, он оказался хорошим кузнецом. Но как быть с теми, чью жизнь я оборвал? Впрочем, я... не жалею. О том, что сделал, не жалею. Жалею только о том, что они такими стали.       — Ты действуешь во тьме, чтобы служить свету, — вздохнул Шэй. — Разве Ахиллес не говорил тебе подобные слова? Если для тебя не так, Коннор, то снимай все эти тряпки — и Хэйтем найдет тебе занятие по душе.       — Нет, — Коннор поглядел ясным и чистым взглядом. — Просто этот путь... Но я знал, что будет трудно.       Хэйтем пошевелился и уронил негромко:       — Кажется, мы отлично воспитали ассасина, Шэй. Если бы хотели того, и то, наверное, так не получилось бы. В чем мы ошиблись? Когда повернули не туда?       Шэй только пожал плечами:       — Наверное, тогда, когда не знали, стоит ли уже рассказывать Коннору о борьбе Ордена и Братства или ему еще рано это знать. Только теперь это уже не имеет значения.       Коннор вдруг поглядел на обоих и звучно произнес:       — Спасибо, отец. Спасибо, Шэй, мне было важно это услышать. Но ты, наверное, хочешь знать, что дальше? Я немного разочаровался в своих успехах и... И пришел к отцу. Сказал, что собираюсь... домой. В Нью-Йорк. И могу его доставить туда же на «Аквиле». Я тогда реализовал товар из поместья, впервые смог сам заплатить команде.       — Это было очень кстати, потому что я как раз завершил дела, — улыбнулся мистер Кенуэй. — Любой другой корабль был бы заведомо менее быстроходен, поэтому я согласился на предложение Коннора. Мистер Фолкнер, конечно, был не в восторге, зато Коннор в пути продемонстрировал мне все возможности «Аквилы». Мы вернулись в Нью-Йорк вместе.       Шэй подумал, что Хэйтем, вероятно, лукавит. Уж очень вовремя оказалось, что дела завершены, но как бы то ни было, об этом можно будет спросить и позже. А пока Шэя интересовало другое:       — А как твои личные дела, Коннор? — заметил он с улыбкой. — Быть может, друзья, или симпатичные девушки?       Коннор рассеянно потянулся к бутылке, обнаружил, что в ней осталось совсем немного, и стыдливо руку отвел. А потом и повеселел:       — Ганадогон стал охотником, но он не слишком ловкий и быстрый охотник. Зато он отлично овладел английской речью и письмом. Он добрый, он сказал, что готов говорить с бледнолицыми, как мой отец — если бы те захотели говорить, а не воевать и не принуждать. А девушки... Давай поговорим об этом потом, Шэй.       Хэйтем поглядел на отпрыска с сомнением:       — Чета Беркшир, родители мисс Бриджит, старой знакомой Коннора, намекали, что были бы не против заключить брачный союз между нашими семьями. Не думаю, что им по душе метис-полукровка; гораздо больше их вдохновляют мои счета. Разумеется, сейчас о браке речь еще не идет, Коннору всего шестнадцать, но мисс Бриджит оформилась и похорошела...       — Я ее не люблю, — отрезал Коннор. — Она мне... просто друг. И она за меня замуж тоже не хочет.       — А ты спрашивал? — уточнил Шэй.       Коннор победоносно на него поглядел:       — Да. Ей нра... Ее сердце несвободно. Да даже если бы и было свободно, — он повернулся к мистеру Кенуэю. — Отец, как ты можешь говорить о браке без любви?! Ты ведь и сам...       — Я не настаиваю, — отступил Хэйтем. — Просто говорю о том, что мисс Беркшир — неплохая для тебя партия. Может, тогда бы ты образумился...       — Мне не нужна партия, — отрезал Коннор. — Если я и женюсь, отец, то только на той, которую полюблю.       — Вот как? — Хэйтем усмехнулся. — А может, тогда расскажешь Шэю, что ты творил, когда напился с Фолкнером? Шэй, это как раз тогда было, когда я запретил этому юному ассасину пить вне дома.       — Ничего такого я не сделал, — Коннор опять засопел. — Просто кричал вслед коляске мисс Пинкертон, что она красива. Мисс, а не коляска. Фолкнер тогда мне сказал, что... Я не хочу об этом говорить. Я потом расскажу тебе, Шэй. Может быть.       — А потом он упрекает меня, что я ему предлагаю брак с приличной леди, — иронично высказался мистер Кенуэй. — Ославил себя на весь Манхэттен! И это было бы меньшим из зол, если бы...       — Отец, — Коннор немедленно выпрямился. — Я на следующий же день извинился перед мисс Пинкертон — и она приняла мои извинения!       Мистер Кенуэй нервно допил все, что оставалось в бокале, и выдохнул:       — Видишь, Шэй?! Ну, кто ходит извиняться к леди после такого? Если бы Коннор был заинтересован в ее внимании, то это было бы понятно, конечно. Но во всех прочих случаях стоило бы забыть этот... мелкий эпизод, а не закреплять свою репутацию гуляки и повесы. А ведь Коннору всего шестнадцать! Я боюсь представить, что будет через пару лет.       — Да все будет нормально, — Шэй улыбнулся Коннору. — Все поначалу делают ошибки. И глупости тоже делают. Когда мне было семнадцать, меня тогда только приняли в ассасины, я... а я тогда еще пил, как сапожник... свалился с пристани в воду. Меня моряки выловили и дали отоспаться. Потом еще шутили, что я наверняка стану известным капитаном, раз сумел столько выпить и не утонуть. Кажется, их надежды я оправдал.       — Какая очаровательная история, — хмыкнул Хэйтем.       — Но я действительно лет с восемнадцати больше так не напивался, — усмехнулся Шэй.       Коннор заинтересовался:       — Твоим наставником ведь был Раксота? А что он тебе сказал, когда ты вернулся в тот раз?       Шэй безотчетно потянулся к заднице и ляпнул:       — Да ничего особенного. Но был недоволен, конечно.       Коннор улыбнулся:       — Раксота и мной вечно недоволен. Он, наверное, всегда такой. Я хочу поговорить с тобой наедине, Шэй. И тогда ты расскажешь все, что можешь, про то, как путешествовал. А я тебе про форт Джордж расскажу. И про Фолкнера. Он тебя, кстати, совсем не помнит. Ты знал его раньше?       — Почти что нет, — честно отозвался Шэй. — Кажется, нас когда-то представляли друг другу, но я тоже этого не помню. Наверное, и он, и я сильно изменились. Я буду ждать, Коннор, мы еще обязательно поговорим.       — Не хочешь пойти со мной сейчас? — парень, уже начав подниматься, плюхнулся обратно. — Мы могли бы поболтать перед сном.       — Сейчас не могу, — искренне отозвался Шэй. — Мне нужно еще рассказать обо всем, что было во Франции, твоему отцу. Это важно. Действительно важно.       Коннор открыл было рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл. Потом свел брови и уточнил:       — А что, сегодняшнего отчета было недостаточно?       — Пора спать, Коннор, — металлическим тоном произнес Хэйтем и куда более мягко добавил. — Кстати, ты можешь забрать из моей спальни Рохвако. Теперь ты рядом, и мне ничто не грозит. Пусть он оберегает твой сон.       — Твой сон теперь тоже есть кому оберегать, — Коннор метнул взгляд на Шэя, но этим и ограничился.       — Добрых снов, Коннор, — пожелал Шэй, улыбнувшись. — Хотя с Рохвако дурные видения тебе не грозят.       — А тебе? — Коннор вдруг приостановился.       — Когда я здесь, мне не снится ничего плохого, — заверил его Шэй. — Твой отец охраняет мой сон лучше Рохвако.       — Надеюсь, вы с отцом найдете время и поговорить, — дерзко ответил Коннор, поднимаясь. — А то опять завтра скажешь, что тебе надо отчитаться. Сколько же можно отчитываться?       Он сбежал раньше, чем Хэйтем успел высказаться, и Шэй только негромко заметил в пустоту:       — А реакция у него отличная. Пожалуй, я горжусь им, Хэйтем. И... надеюсь, мне сегодня действительно не приснится ничего плохого.       — Что случилось, Шэй? — Хэйтем немного пришел в себя после высказываний Коннора и повернулся в любовнику, не скрывая тревоги во взгляде.       — Ты же знаешь про тот самый мой сон, — Шэй неловко пожал плечами. — Ну, тот, самый страшный.       — В последние лет пять, кажется, он тебя не посещал? — нахмурился Хэйтем.       — Верно, — кивнул Шэй, и невольно потянулся в карман за флягой с ромом — в бокале было уже пусто.       Этот сон был страшнее обычных кошмаров, что порой снились Шэю — о разрушении Лиссабона, о смерти от его руки бывших друзей, о том, как в морском сражении гибла «Морриган». Начинался «тот самый» сон по-разному — то в летнем лесу, то посреди заснеженных просторов. Шэй во сне знал, что на кого-то охотится, держал руки на оружии. Каждый раз впереди появлялся человек в костюме ассасина. Шэй безо всякого предупреждения вскидывал духовое ружье, или выхватывал пистолет. Противник оборачивался — уже тогда, когда ему в спину вонзался клинок или в него летела пуля. И только тогда Шэй видел лицо под ассасинским капюшоном — свое собственное. Разве что лицо это было моложе — тот ассасин, из снов, не старел, ему по-прежнему было лет двадцать пять, не больше.       — Что же теперь изменилось? — спросил Хэйтем. — Говори, Шэй. Даже если Коннор подслушивает... впрочем, вряд ли... Ничего такого, чем он бы мог воспользоваться, не услышит.       — Приснилось, когда уже шли сюда, в Нью-Йорк, — повел плечами Шэй. — Все то же самое. Только это был не я. Это был Коннор. И я, как обычно в этом сне, не мог сделать уже ничего, чтобы не... чтобы не убить. Наверное, это потому, что я думал о вас обоих, волновался, что случилось с Коннором за эти полтора года...       — Ничего подобного не произойдет, Шэй, — после паузы произнес мистер Кенуэй, уставившись в свой опустевший бокал. — Я провел в Бостоне столько времени не только потому, что вместе с Чарльзом пытался наладить руководство Патриотами. Я наблюдал за Коннором. Мне вовсе не хотелось хоронить сына, который вляпался в какую-нибудь ерунду и совершенно бессмысленно погиб. Впрочем, Коннор оправдал мои надежды — он в своем возрасте уже умеет оценивать перспективы, предугадывать последствия, и весьма неплох в бою. Но у меня и времени поспать почти не оставалось, честно говоря... Надеюсь поспать хотя бы сегодня. И надеюсь, что твои сны, Шэй, рядом со мной тоже уйдут.       Мистер Кормак отхлебнул из фляги, задержал дыхание — и почувствовал, как стало легче. Возможно, потому, что высказал свои сомнения и страхи. Возможно, потому что понял, что те же страхи преследуют и Хэйтема, но тот ищет способы с ними бороться. И еще на душе стало теплее от мысли, что в Хэйтеме он не ошибся — разумеется, в том, что его дела в Бостоне так внезапно завершились, не было никакой случайности.       — В этом доме мне не снится ничего из того... о чем я рассказывал тебе, — кивнул Шэй. — Рассказать тебе про Францию? Или, если ты устал, то можем действительно отложить это до завтра.       Мистер Кенуэй остро глянул на флягу в руке любовника и с сомнением произнес:       — Кое в чем Коннор был прав — если мы и завтра удалимся под этим предлогом, у него несомненно возникнут вопросы.       — Не возникнут, — ухмыльнулся Шэй.       — Однако у меня есть сомнения, что ты продержишься до конца рассказа, если продолжишь пить такими темпами, — не среагировал на высказывание Хэйтем. — К тому же смешивать благородное вино с тем, что ты обычно пьешь под парусом...       — Хороший ром, почти не разбавлен, — парировал мистер Кормак. — А опасаешься ты зря, потому что здесь, — он булькнул флягой, — не больше десяти унций. Мне просто не хватит, чтобы набраться.       Хэйтем поднялся, прозвонил и скомандовал:       — Ну что ж, раз так — идем.       — Куда? — Шэй поднялся легко, пара бокалов вина никак не отразились на его мироощущении. — В кабинет? Или... м-м-м... в спальню?       — В сад, — как ни в чем ни бывало отозвался мистер Кенуэй. — Там я смогу быть уверен, что нас никто не подслушает. Дороти, — он обратился к пришедшей на звонок горничной, — со стола можно убрать. И, будь добра, принеси еще одну бутылку шабли. Это приоритетнее, чем уборка.       — Минуту, сэр, — девушка поклонилась и выскользнула из комнаты.       Хэйтем направился в холл, и Шэй поспешил за ним. Можно, конечно, выбраться и через окно, в которое влез Коннор перед ужином, но совершенно точно следует накинуть плащ — в апреле тепло только днем, а ночью почти по-зимнему холодно. Мелькнула мысль, что в плаще поверх рубахи тоже будет прохладно, но Шэй ее отверг — ром согреет, если будет холодно. А Хэйтем, конечно, к ужину оделся прилично, не замерзнет.       Горничная Дороти, спешащая в столовую с бутылкой вина, приостановилась и направилась на шум. А потом и протянула уже одевшемуся хозяину открытую бутылку — и при этом ни взглядом, ни жестом не выразила удивления, словно это было в порядке вещей, что хозяин с гостем после ужина удаляются в ночь, прихватив с собой вино.       Хэйтем уже распахнул дверь на улицу, впустив в холл порыв стылого ветра и свет фонаря у двери, когда Шэй неуверенно произнес:       — А бокал? Тебе не нужен бокал?       — Обойдусь, — насмешливо бросил мистер Кенуэй и шагнул в слабый рассеянный свет за порогом.       Шэй опешил. Неужели Хэйтем собирается пить из горла?! Мистер Кормак был абсолютно уверен, что такого не видел никто из всех тех, кто окружает любовника — из высшего ли света или из деловых контактов...       Однако Хэйтем нетерпеливо его окликнул, и пришлось поспешить.