Дело всей жизни

      На втором этаже «Зеленого дракона» не было никаких рождественских украшений. Хозяин с хозяйкой даже не заикнулись о традициях, когда Хэйтем небрежно назвал им сумму, которую готов заплатить за покой и отсутствие вопросов.       Коннор уже третий день где-то пропадал, и Шэй видел, что Хэйтем тревожится, хотя и старается не подавать виду. Сам Хэйтем тоже дважды куда-то уходил — и не ставил любовника в известность о своих делах, только напоминал об обещании «прикрыть». И капитан Кормак не вмешивался. Пока не вмешивался.       Наконец, двадцать четвертого декабря в три часа пополудни мистер Кенуэй вернулся в гостиницу — уставшим, но решительным — и, усевшись за пустой обеденный стол и расставив локти, оперся подбородком на сцепленные в замок руки и негромко произнес:       — Я сделал все возможное. И невозможное тоже.       Шэй подавил раздражение и постарался проговорить как можно более мирно:       — Тогда, можешь, скажешь, для чего это было? Или что это было? Или вообще хоть что-нибудь?       Хэйтем стянул треуголку, устроил ее на столешнице и откинул плащ, усевшись более раскованно. Протянул с сожалением:       — Даже жаль, что я не курю, — и, не дожидаясь новых расспросов, педантично начал объяснять. — Я воспользовался «особым отрядом» Чарльза. Господи, ну и отребье! Чарльз был прав, это похоже на крысиное гнездо. Но где одни крысы — там и другие, и мне удалось окольными путями выяснить, что Коннор жив и относительно цел. Я бы предпочел, чтобы он соблюдал постельный режим, но вместо этого он пьет в скверной таверне. Надеюсь, это хотя бы работает как обезболивающее. Вместе с этим мне невольно удалось узнать имя одного из его... «коллег», так скажем. Того, которого ты нелестно прозвал «мясником». Это Стефан Шафо, канадец, владелец таверны. В Бостоне — довольно известная личность со скверной репутацией. Таверна, кстати, не лучше. Этот Шафо столько раз сидел в каталажке за драки и пьяные выходки, что остается только диву даваться, как он держит свое дело на плаву. Пару недель назад к нему как раз пришли сборщики налогов взимать задолженность, но — вот удивительная незадача — денег у него не оказалось, а потому он начал с солдатами драку прямо на улице. Говорят, что за него вмешался сам дьявол с топором и вилами. Не знаю насчет вил, а вот топорик подходящий, кажется, знаю. Но самое любопытное в этом Шафо — не то, что он, повар из Канады, влился в в ряды Патриотов. Самое любопытное — то, что три года назад Чарльз уже использовал его. Правда, втемную, когда готовил акцию «бостонской резни». Нам повар уже послужил, настал черед ассасинов.       — А где Коннор сейчас? — уточнил Шэй. — В таверне?       — М... Не знаю, — не слишком уверенно отозвался мистер Кенуэй. — Сегодня днем его там уже не было, но я надеюсь, что он сдержит слово и вернется сюда. Как раз сегодняшний день я употребил на то, чтобы узнать побольше о...       Оконная рама стукнула, и за ней раздалось шуршание. Хэйтем немедленно прервал сам себя и громко, но ни к кому не обращаясь, произнес:       — Что-то сквозит, и кошки уж слишком громко гуляют по крыше. А может, это соглядатай от тайного общества? Да нет, вздор какой-то.       — Это я, — сердито раздалось из окна. — Ты же сам говорил, чтобы я приходил сюда тайно. А мне еще немного... неудобно подтягиваться.       — А я тебе говорил, что лучше бы ты лежал в постели и не тревожил рану, — холодно бросил мистер Кенуэй, но поднялся и руку подал. — Но тебе, конечно, важнее... судя по запаху сивухи — расслабиться. Можно подумать, мы бы тебе не налили.       — Мне надо было узнать, что со всеми все хорошо, — независимо бросил Коннор, хотя за руку отца ухватился и с его помощью ввалился в комнату. — И я все узнал. Про нас и в газетах написали!       — Какая радость, — язвительно протянул мистер Кенуэй. — А как же «мы действуем во мраке»?       — Так получилось, — окончательно рассердился Коннор. — Шэй, хоть ты ему скажи!       Мистер Кормак усмехнулся:       — В чем-то твой отец прав. Если тебе хотелось, чтобы про тебя писали в газетах, то лучше бы ты избрал другую карьеру.       Коннор и на него глянул сумрачно:       — Мне не хочется, чтобы писали про меня. Мне хочется, чтобы мы — все — могли сделать что-то такое, что замолчать уже не удастся.       Хэйтем деланно-одобрительно кивнул:       — А теперь и не удастся. Кучка кретинов в Конгрессе начнет горланить еще громче, а король Георг усовестится от этих речей, станет либералом, поддержит партию вигов и принесет прилюдное покаяние.       — Король Георг узнает, что в колониях есть люди, которые способны противостоять его тирании! — яростно воскликнул Коннор.       Хэйтем не выдержал. Отступил в сторону, чтобы не отвесить отпрыску затрещину, и ограничился тем, что пнул ни в чем не повинный стул.       — Король Георг должен испугаться нескольких бандитов? — в голосе Хэйтема даже зазвучали открытые эмоции. — Король Георг борется за торжество тори, а таких, как ты, вешал десятками!       — Думаю, время покажет, — хмыкнул Шэй, разом прекращая очередную ссору. — Пока о прилюдном покаянии в газетах не писали, но ведь и Бостон пока не бомбят?       Коннор, очевидно, несколько растерялся и пытливо поглядел на Шэя:       — А что такое тори?       Хэйтем заметно скрипнул зубами:       — Мистер Кенуэй, ваше знание политической обстановки просто греет мне душу. Тори — это консервативная партия Британии. Или для вас вся Британия — это как вражеское племя?       Юный мистер Кенуэй свел брови:       — Я обязательно узнаю все про тори. И про других, если есть.       Хэйтем участливо объяснил:       — Тори — это как ононтакехака, Люди Холма. Сердитые такие. А виги — как тускарора, не хотят воевать, хотят договариваться.       Шэю на миг показалось, что Коннор сейчас зашипит и бросится в бой, а потому мистер Кормак бесстрашно встал между противниками и строго проговорил:       — Если вы подеретесь, то мне придется вас разнимать. А если мне придется вас разнимать, то мне достанется от вас вдвойне. Я этого не заслужил.       Коннор гордо вскинул подбородок и сложил руки на груди:       — Можешь издеваться, отец. Мне все равно, я свое дело правильно сделал.       — Где уж мне судить, — фыркнул Хэйтем. — Тебе с высоты твоего опыта куда виднее, чем мне, презренному тамплиеру.       Шэй понял, что еще несколько слов — и схватка станет вполне реальной возможностью, а потому вклинился снова:       — Сегодня Сочельник. Если хотите набить друг другу лица, то сделайте это сейчас, а потом мы все дружно попросим друг у друга прощения.       Неожиданно Коннор перестал пыхтеть и вполне ровно произнес:       — А! Спасибо, что напомнил, Шэй. Насчет набитых лиц! Мне вчера птичьей почтой прилетела записка. Фолкнер пишет, что готов перегнать «Аквилу» в порт Бостона. Как ты думаешь, это достаточно безопасно?       — Думаю, да... — капитан Кормак немного поразмыслил. — По крайней мере, так гораздо безопаснее для Фолкнера, иначе Гист ему снова морду набьет. Я ведь все правильно понял?       — Не знаю, насколько правильно... — Коннор замялся. — Фолкнер утверждает, что одержал победу, но, по мне, так он уж слишком сильно хвастается.       Хэйтем раздраженно шагнул к окну, громко его захлопнул и мрачно бросил:       — Если я от всего этого не сойду с ума, буду считать, что мне повезло.       — Темнеет, — Коннор машинально поглядел в окно, а потом перевел взгляд. — Отец, ты позвал меня отметить Рождество с вами... И я отказался от того, чтобы встретить его на «Аквиле», и от того, чтобы отмечать с друзьями. И я принес вам с Шэем подарок. Один на двоих, но ведь... Это ведь неважно, правда?       Шэй немедленно поймал взгляд Хэйтема и удивился тому, какая в серых глазах плескалась боль. Мистер Кенуэй сразу сбавил тон и проговорил спокойно, почти мягко:       — Это было вовсе не нужно, Коннор. Но если тебе хотелось сделать приятное, то, конечно, не имеет никакого значения, вместе или по отдельности.       Коннор завозился, и Шэй видел, как тот болезненно сжимает губы, когда приходится действовать раненой рукой. Из поясной сумки Коннор вытащил крошечный мешочек. Посомневался, кому отдать, но все-таки протянул отцу и совсем тихо сказал:       — Я был на «Октавиусе», корабле квартирмейстера капитана Кидда. Он совсем не изменился, холод сохранил его. Но перед тем, как корабль отправился ко дну и весь экипаж обрел покой, я забрал оттуда шкатулку. В ней было... то, что искал я. Но было и то, что, может, будет важно вам. Это... Это ваше, возьмите.       Хэйтем неуверенно протянул руку и принял из рук сына мешочек. Шэй шагнул ближе и глянул поверх его плеча. Мешочек выглядел вполне современным, но более внимательный взгляд подсказывал, что ему много десятков лет — слишком необычным было плетение, слишком сильно истерлась ткань. Хэйтем раскрыл руку и высыпал содержимое на ладонь. В неярком свете свечей тускло блеснул знакомый символ...       Крест. Тамплиерский крест старинной работы. Даже Шэй сразу понял, что возраст находки измеряется веками, а не десятилетиями.       — Там внутри выбито... — запнулся Коннор. — «Гуго де Пейн.* Да направит нас...». А дальше либо не было, либо стерто.       — Спасибо, — за обоих выдохнул Шэй.       Практической пользы от находки, конечно, не было никакой, но одна мысль о том, что древняя подвеска принадлежала кому-то из первых тамплиеров...       — Спасибо, Коннор, — мистер Кенуэй склонил голову. — Ведь ты мог просто выбросить это в воду.       — Это ваше, — беспомощно повторил Коннор. — И это история. Если мы будем помнить историю, то, может быть, не будем повторять... Всего того, что было раньше.       Хэйтем отвернулся, отвечать не стал, и проговорил с легкой грустной улыбкой:       — Я тоже хотел сделать тебе подарок.       Шэй неуверенно отстранился. Хэйтем ни о чем подобном не говорил, а у самого мистера Кормака не было времени на подарки — вначале, а потом... Потом он даже не подумал про это.       — Только мне нужно отойти в спальню, — закончил Хэйтем. — Обычно подарки не дарят до наступления полуночи. Ну, или хотя бы до ужина.       — Бледнолицый бог поймет, — слабо улыбнулся в ответ Коннор.       Хэйтем обернулся, глянул в лицо Шэю, прищурился и широким шагом вышел из комнаты. Мистер Кормак остался с сыном один на один — и не выдержал:       — А что ты нашел, кроме креста?       — Кусочек карты, — откликнулся тот. — Но я расскажу обо всем вам обоим. За ужином. Потому что... Я буду делать то, что считаю нужным, Шэй. Против вашего Ордена. Но... не против вас.       Мистер Кенуэй вернулся довольно скоро, Шэй даже не успел ответить. Хэйтем уже явно успел взять себя в руки, потому что лицо его было привычно непроницаемым. В руках он держал коробку.       — Я собирался подарить тебе это давно, — произнес он, едва захлопнув дверь. — Не таким мне виделось будущее, но это в любом случае твое.       Коннор с любопытством принял коробку из рук отца, покрутил в руках... И отжал замок скрытым клинком.       Шэю тоже было любопытно, но он не мог позволить себе проявить неосведомленности.       — Что это? — непонимающе пробормотал Коннор, а потом ахнул. — Пистолеты?       — Пистолеты Эдварда Кенуэя, — четко произнес Хэйтем. — И мне не по себе от того, как это оружие нашло... тебя. Надеюсь, ты хотя бы пиратом не станешь.       — Спасибо! — Коннор взял один, вытянул руку, словно прицеливаясь в стену, полюбовался игрой света на перламутровой рукояти. — Обещаю, я буду стрелять не хуже моего деда!       Хэйтем кивнул:       — Не сомневаюсь. Однако меня больше тревожит, в кого ты будешь стрелять. Но Шэй прав, время покажет. И раз уж мы обменялись подарками, то, наверное, самое время поужинать?       Шэй кивнул и улыбнулся:       — Виски?       — Несколько бутылок хорошего вина я припас еще тогда, когда ждал вестей из порта, — веско произнес Хэйтем, глядя на Коннора. — Так что обойдемся без скверного виски и рома, который подают внизу. Кстати, там наверняка уже собирается народ — верфи же рядом, так что к полуночи в зале от моряков не протолкнуться будет. Пожалуй, схожу вниз сам, а то мистер Кормак там может найти приключения или друзей.       — Как и я, да? — хмыкнул Коннор.       — Скорее, ты, как я, — поправил его Шэй.       — Сразу видно, чье воспитание, — не удержался мистер Кенуэй.       Но вышел, и дверь за собой захлопнул. Шэю подумалось, что тот наверняка будет отсутствовать не меньше минуты, а потому, посомневавшись, все-таки спросил:       — Теперь ты знаешь, что твои друзья выжили, это ведь так? И ты до сих пор думаешь, что был абсолютно прав?       Коннор поглядел серьезно, почти устало:       — Я не знаю, Шэй. Я был прав, но насколько? Я отвел призрак беды от племени и уж точно заставил представителей власти поломать голову, но слова отца... Он ведь не лжет?       — Нет, — заверил его Шэй. — Но мы видим ситуацию со слишком разных сторон.       — То-то и оно, — вздохнул Коннор. — Я боюсь, что наврежу отцу. Но нельзя же ничего не делать! Или ждать, пока тамплиеры захватят мир?       — Это не настолько быстрый процесс, — хмыкнул Шэй. — Пожалуй, этот секрет я могу тебе открыть: я уже больше десяти лет пытаюсь выполнить одно-единственное поручение Ордена. Десять лет, Коннор! Ассасины всегда действовали стремительней, но я видел, сколько жизней это уносило. И дело тут не только в лиссабонском землетрясении. Яды, порох, — чем только ни пользовался Ахиллес, когда я понял, что так быть не должно.       — Не должно, — согласился Коннор. — А потому я сам запретил своим друзьям продолжить... акцию. Чай уже был уничтожен, но многие хотели продолжать. Ты чаще бываешь по другую сторону океана и не знаешь, как тут живут люди. Корона отнимает всё — для того, чтобы потом строить новые корабли и присылать сюда еще больше солдат. Так тоже быть не должно.       Шэй не знал, что именно Хэйтем рассказывал сыну о своей деятельности, а потому сомневался, не ступает ли на зыбкую почву, однако все-таки это сказал:       — В этом, наверное, твои цели и цели Хэйтема совпадают.       — Нет, — Коннор тут же замотал головой. — Не говори мне этого. Отец все от меня скрывает. И я все скрываю от него. Это правильно, он — тамплиер. И ты тоже. Но даже если бы... Может, с тобой я бы и смог действовать заодно. С отцом — нет и нет. Он всегда все знает лучше и издевается, а сам никогда не скажет, как правильно! Я люблю его, но это — нет. Пусть уж лучше остается так, как есть.       Шэй усмехнулся:       — Мне и в голову не приходило предлагать тебе... поработать на Орден. Впрочем, предложи я Хэйтему поработать на Братство, ему тоже наверняка не понравится. Я просто хотел сказать тебе о том, что ты можешь навредить ему. А он — тебе. Но у тебя шансов больше, потому что Хэйтем просто старше и опытней. Будь осмотрительней, Коннор.       Дверь распахнулось, и разговаривать стало невозможно, потому что из-за порога показался сначала огромный поднос, а потом и сам мистер Кенуэй — с крайне необычным выражением лица. Казалось, его что-то сильно озадачило. С трудом устроив тяжелую ношу на столе, Хэйтем несколько нервно усмехнулся:       — Мне еще не доводилось работать разносчиком. Я собирался было воспользоваться помощью хозяина заведения, но понял, что он не должен видеть того, что здесь есть кто-то третий. Шэй, за сырами и хлебом спустишься сам. С меня и первого раза хватило.       Мистер Кормак подмигнул Коннору и отправился вниз. На первом этаже и впрямь уже было довольно многолюдно. Хозяйка сбивалась с ног, унося грязную посуду и принося выпивку и еду, но Шэй не обольщался — когда эти гости упьются, сюда придут новые, так что «праздник» продолжится до утра.       — Мистер О’Райли? — хозяин пытался проявить вежливость, но был очевидно, что он слишком озабочен другими делами. — Как я уже говорил мистеру Кенуэю, всё туточки. Вся кухня ваша. Ежели чего сверх оговоренного захочется, так берите, не стесняйтесь. Мистер Кенуэй нас никогда не обижал, поди и сейчас за парой фунтов не постоит.       Шэй и не стеснялся. Заверил трактирщика, что уж как-нибудь разберется, прихватил второй поднос и отправился на второй этаж. Краем глаза заметил давнего знакомца, капитана Дреббера — и постарался улизнуть незаметно. Уж тот своего не упустит: и над тем, что капитан Кормак собственноручно таскает подносы, поглумится, и за стол позовет, и потребует показать дамочку, о которой с таким вниманием заботится Шэй, раз уж подавальщиком заделался... Впрочем, Дреббер раскатисто хохотал, вытирал жирные пальцы о бороду и по сторонам не глядел.       Что удивительно — когда Шэй вернулся, Хэйтем и Коннор сидели друг напротив друга и вполне спокойно беседовали. Уж о чем, осталось загадкой, но не ругались и не спорили. Шэй ногой захлопнул за собой дверь, грохнул поднос на стол и выразительно приподнял бровь.       Хэйтем, поймав взгляд, понял его сразу:       — Коннор, ты единственный, кто еще не работал. В спальне, в сундуке у окна — вино. Иди и принеси. Правда, сундук заперт, но я оценил твое владение скрытым клинком.       — Во-первых, у меня их два, — не преминул заметить парень с явным превосходством в голосе, однако послушно поднялся из-за стола. — Во-вторых, я нечасто ими замки открываю, обычно для другого использую.       — По прямому назначению, — хмыкнул Шэй. — Сколько солдат в порту полегло?       — У меня не было выбора, — запальчиво откликнулся Коннор, а потом опять смешно засопел. — Шэй, и ты туда же?!       — Не пререкайся, а иди за вином, — бросил Хэйтем, а потом и добавил, когда Коннор все-таки послушался. — Ну вот что мне с ним делать?       Шэй понимал, что любовник вопрошает, скорее, риторически, однако неожиданно понял, что знает и не риторический ответ на этот вопрос.       — Воспитывать Коннора уже поздно, — произнес он медленно. — И стать с ним другом ты не сумел. Но говорить с ним — никогда не поздно. Самое важное, чему мы смогли его научить — это думать и сомневаться. Не только он тебе сын, ты тоже для него отец. Любимый, хоть и невыносимый иногда. Я так думаю.       Коннор ввалился в комнату с двумя бутылками и, повинуясь требовательному взгляду Хэйтема, расставил их на столе, а потом и развернул поднос с едой. Посуда была совсем простой — жестяные тарелки, грубые кружки. Шэй припомнил, когда в прошлый раз пил из такой же кружки шабли — вместе с Ли, три года назад — и вдруг улыбнулся. Хэйтему должно быть привычно.       Самое время было ознакомиться с тем, что приготовили для дорогих во всех смыслах гостей хозяева таверны, и Шэй неожиданно даже для себя почувствовал горечь. Хозяйка таверны расстаралась, и под крышкой глубокой посудины исходила паром индейка, но вот того аромата, какой вился над шедеврами миссис Стэмптон, конечно, не было... Шэй по-своему был привязан к старой женщине, и, пожалуй, даже хорошо, что мириться с мыслью, что ее больше нет, приходится здесь, в Бостоне. В Нью-Йорке воспоминания были бы много сильней.       Очевидно, эти же мысли посетили и остальных, потому что Коннор с легкой запинкой произнес:       — Миссис Стэмптон готовила лучше. Не думай, отец, что я жалуюсь на еду, я не привередливый. Просто... грустно. Хорошо, что я успел к ней. Она так изменилась, когда я ее увидел в последний раз. И я не говорил тебе этого, отец, но даже когда она понимала, что скоро умрет, она беспокоилась обо мне. И сказала, что любит меня. И я... тоже это сказал, и она меня благословила именем своего Бога. Духи женщин всегда уходят к Атаэнсик. Миссис Стэмптон была терпеливой и отважной, ей будет там хорошо. Моя мама тоже там, она была смелой и сильной.       — Коннор, — мягко заметил Хэйтем, — мне тоже была дорога миссис Стэмптон, и мне было нелегко ее проводить. Однако в рождественскую ночь не принято скорбеть. Это не праздник духов, когда ониконра ждут наших воспоминаний. Это время, чтобы вспомнить о чем-то хорошем.       Шэй постарался первым задать настроение — нахально оторвал кусок индюшачьей ноги, прицокнул — горячо! — и плюхнул ее себе в миску. И заметил негромко:       — Жаль, что у меня нет бороды. Вытираться нечем.       — Возьми салфетку, — с неудовольствием отозвался Хэйтем. — Я просил, чтобы нам их подали.       — Ты просил, но их не подали, — парировал мистер Кормак и порылся в кармане, выудив оттуда не слишком чистый платок.       — Если бы у тебя была борода... — начал было Хэйтем, но поглядел на сына и закончил явно не так, как собирался, — то это выглядело бы ужасно.       Шэй постарался не слишком испачкаться, откусывая кусок мяса, и фыркнул:       — Ты хочешь сказать, что не потерпел бы небритого меня?       — Я хочу сказать, — полыхнул глазами Хэйтем, — что вы, мистер Кормак, слишком самонадеянны. Это просто неприлично. И это уж точно не тема для обсуждения в семейном кругу. Особенно в присутствии юного мастера Коннора.       Коннор тоже взялся за индейку, только совсем иначе, не как Шэй. Коннор аккуратно отделил кусок мяса и на миг прикрыл глаза — Шэй уже знал, что тот благодарит Таронхиавакона, хотя вроде бы индейка — не его добыча.       — В этом нет ничего страшного, отец, — наконец произнес Коннор. — В том, что я это слышу. Я уже не ребенок. И знаю, о чем ты говоришь.       — О, — Шэй даже жевать перестал. — Хочешь сказать, что стал мужчиной?       Коннор немедленно залился краской, поглядел в кружку, но горничных не было, а потому ему пришлось подняться, чтобы разлить вино самому. Хэйтем поглядел на Шэя сумрачно. Тот только пожал плечами — как бы то ни было, парня уже не удержать отеческой волей. Если такой момент вообще когда-либо был.       Коннор рассеянно покрутил в руках бутылку, поискал на подносе хоть что-то, чем можно открыть, а не найдя, тем же скрытым клинком ловко протолкнул пробку в горлышко и с кошмарным бульканьем наполнил кружки отца, крестного отца и свою. И только после этого сумел достаточно ровно произнести:       — Ты прав, Шэй. Хотя отец, конечно, меня не одобрит. Я же не согласился вступить в брак с мисс Бриджит.       — Ты открываешь бутылки, как старый матрос, — недовольно произнес Хэйтем. — Хотя, конечно, не могу не отметить твое — еще более мастерское — владение скрытыми клинками. Неужели Ахиллес научил? Впрочем, это сейчас не так важно. Может быть, скажешь, кто эта мисс, что так покорила твое сердце? Или мне ждать, что ты поведешь ее под венец? Или, того хуже, быть готовым к тому, что к порогу нашего дома доставят корзинку с младенцем?       Коннор уставился в кружку, отпил и, едва не закашлявшись, проговорил:       — Раксота ничему подобному меня не учил. Он вообще говорит, что у меня и так дури в голове хватает. Меня научил Фолкнер! Он и еще интереснее умеет — снести горлышко или выбить пробку. У меня так ни разу не вышло, но я тренируюсь. А насчет корзинки ты можешь не опасаться, ее не будет. Я... знаю, как нужно.       — Шэй! — скрипнул зубами Хэйтем и нервно отпил вина.       — Это не он, — «успокоил» отца Коннор. — Ни Шэй, ни Фолкнер, ни Раксота меня такому не учили, а в племени мне не рассказывали таких... подробностей. Просто я отмечал последний день вашего великого поста на «Аквиле». И один из матросов... его зовут Соломон... мы с ним говорили о девушках. Он мне много чего рассказал.       — Коннор! — мистер Кенуэй не выдержал. — Я воспитывал тебя как будущего джентльмена! Хотя черт с ними, с джентльменами... Я воспитывал тебя как приличного человека! Ты получил полезные знания, общался с образованными людьми. Я даже был готов простить тебе то, что ты вляпался в Братство. В конце концов, в том, что тебе подсунули артефакт, твоей вины не было. Но это! Почему я теперь узнаю, что ты мастерски вскрываешь бутылки и по совету какого-то матроса-еврея трахаешь невесть кого?!       Шэй над такой постановкой вопроса не задумывался, но вдруг разом увидел все это глазами возлюбленного, и с губ его невольно сорвалось:       — Я почти сочувствую нам, Хэйтем.       — А что такого? — немедленно возмутился Коннор. — Шэй! Ты хочешь сказать, что до моего отца у тебя никого не было? Не поверю, Раксота мне кое-что про тебя рассказывал! А ты, отец... Я ведь и сам был «корзинкой», разве не так?       Шэй видел, как мистер Кенуэй резко прикладывается к кружке — так, как не положено пить шабли, но... Но Коннор был прав, это Шэй тоже осознавал.       — Пусть так, — как мог сдержанно проговорил Хэйтем. — Может быть, тогда ты просветишь нас, что это за леди, которая одарила тебя вниманием? И не собираешься ли ты жениться?       — Жениться? — Коннор осекся. — Нет, не собираюсь. Да она и не хочет замуж — ни за меня, ни за кого-то еще. Она обеспеченная молодая вдова, и...       — Хочешь сказать, что это ты оставил ее вдовой? — резко поинтересовался Хэйтем.       — Да, я, — решительно кивнул Коннор. — И я был прав! Я вообще-то просто пробирался по крыше, когда услышал, как плачет женщина. У меня было свое дело, но я не смог остаться в стороне. Пробрался на пристройку и увидел, как ее бьют. Никому и дела не было! И я... Может, не подумал, конечно... Но я просто спрыгнул вниз и убил его. Ты же сам, Шэй, говорил о том, как надо спасать женщин. Я и... Она все плакала и плакала, и я проводил ее домой. Тогда узнал, что у нее есть маленький сын, от ее мужа, который не первый уже раз избивал ее в припадке ревности. А потом я через неделю шел мимо ее дома, подумал заглянуть, спросить, как она. Я-то не жалел о том, что сделал — туда ее мужу и дорога. Но вдруг жалела она? В общем, я влез в ее окно. Она сначала испугалась, а потом узнала меня. Поблагодарила, и я понял, что она тоже ничуть не жалеет; сказала, что вышла за него не по своей воле. Наступал вечер, она предложила мне поужинать с ней, я согласился. Тогда еще ни о чем таком не думал. За ужином она говорила мне приятные слова, и я тоже старался говорить то, что ей бы понравилось. Потом она позвала меня ночевать, и я думал, она меня устроит где-нибудь... в общем, она начала раздеваться, а потом обняла меня. Я не сразу понял, что от меня хотят. Наверное, вел себя глупо. Но уж как получилось.       — Молодец, Шэй, правильно спасать женщин ты его тоже научил, — вздохнул Хэйтем.       Шэй едва удержался от напоминания о Гадзидзио — это была явно не та тема, которую следовало поднимать в присутствии Коннора, а потому пожал плечами и ограничился коротким:       — Ну, хотя бы не портовая шлюха.       — Шэй, — Хэйтем смотрел раздраженно и устало. — Ты сам-то подумай! Когда этот... юноша вываливает свои новости, сразу представляется самое худшее, а потому тебе сейчас кажется, что все в порядке. Но если взглянуть на действия нашего ассасина со стороны, то выяснится, что мы учили его древним знаниям для того, чтобы он убивал посторонних людей и лазил в окна ко вдовам. А еще он пьет с матросами и бутылки открывает... как мой отец! Он тоже умел сносить горлышко так ровно, что стекло не крошилось и не попадало в бутылку, я это еще в детстве видел! Но почему-то я этим умением пренебрег, а Коннор откуда-то этому выучился.       — Отец, ты говорил, что обсуждать кого-то в его присутствии — неприлично, — почти кротко заметил Коннор, но глаза его поблескивали озорными искорками. — И, наверное, я могу гордиться тем, что пошел в дедушку-ассасина.       — Кажется, я знаю, от кого у тебя умение язвить, — фыркнул Шэй. — Что ж, Коннор, в плане знакомства с прекрасным полом ты избрал не худший путь. Хэйтем прав, и не лучший — тоже. Ты хоть скажи, она красива? У тебя остались приятные воспоминания?       Коннор отвел взгляд и пробормотал:       — Не знаю, красива ли. Она... обаятельна. А воспоминания... Ну... Шэй... Я думаю, что буду это помнить всегда. Я бы женился, правда! Но она говорит про брак с отвращением, а я — ассасин. Но она сказала, что ее окно всегда для меня открыто.       — О Господи, — Хэйтем залпом допил то, что оставалось в кружке. — Коннор, обсудите это с Шэем позже, без меня.       — А я больше ничего и не скажу, — кивнул Коннор. — Я сказал все, что мог, а любые подробности рассказывать будет уже неприлично по отношению к даме.       — О приличиях вспомнил! — воскликнул мистер Кенуэй и помотал головой. — Давайте сменим тему. Коннор, пока ты еще трезв... Я имел беседу с мистером Джонсоном.       Шэй мигом подобрался. Не лучший разговор для рождественского ужина, но ведь юный ассасин последние дни в «Зеленом драконе» не появлялся, так что даже если бы Хэйтем мог рассказать раньше — некому было. А обсудить это важно, очень важно.       И Шэй очень хотел услышать подробности, хоть и понимал, что Хэйтем расскажет не все. Интересно, понимает ли это Коннор?       — Не скажу, что беседа была приятной, — вздохнул мистер Кенуэй. — Как магистр Ордена, я всегда придерживался правила, что не вправе контролировать личную жизнь соратников, в том числе и финансовую. Но раз уж это стало столь важным... Уильям Джонсон действительно хотел купить землю. Более того, договорился о покупке в земельном совете. Он не осветил вопрос о том, как земельный совет мог продать землю во фронтире, о которой нет доподлинной документации, что она свободна. Полагаю, решил вопрос деньгами. Я попросил пояснить, чем вызван такой неоднозначный — в политическом плане — поступок, и получил в ответ утверждение о том, что мистер Джонсон потерял надежду решить дело трубками мира, и решил воспользоваться теми официальными путями, что у него остались — то есть выкупить землю, и тем самым дать покровительство тем, кто на ней живет. Но история, Коннор, не знает сослагательного наклонения, а потому знать, как именно Уильям распорядился бы купчей, мы не можем. Как бы то ни было, он отступился, и, полагаю, даже если соберется совершить подобную покупку в будущем, то твое племя будет избавлено от его интереса — хотя бы потому, что он уже получил отпор. Но меня смутил тот факт, что мистер Джонсон ни словом не обмолвился, что знает, чьих это рук дело. Не потребовал от меня компенсации за действия моего сына, хотя бы частичной. Не потребовал наказать виновного. Такие люди, как Джонсон, не умеют прощать. Так что лучше бы тебе с ним не встречаться, Коннор. А я... Что ж, для меня опасность остается — по крайней мере, до тех пор, пока я не пойму его мотивы.       Коннор свел брови, словно проверял каждое слово, как старый ростовщик монеты на зуб, и осторожно откликнулся:       — Мне незачем встречаться с ним, отец. Если все так, как ты говоришь, то больше он не станет угрожать моему племени, но Раксота поможет Ганадогону найти меня, если что-то случится вновь. Если Джонсон захочет отомстить, пусть попробует! А если он захочет отомстить тебе, то... Ты знаешь, как написать мне, чтобы письмо нашло меня в кратчайшие сроки. Я обещал защитить тебя от твоих же друзей — и сдержу слово.       — Лучше подумай о себе, Коннор, — посоветовал Хэйтем. — Я не стану следить за Джонсоном. Если он заметит слежку, то обстановка в Ордене накалится. Между тобой и ним я должен выбрать соратника, а не тебя — если я сделаю иной выбор, это будет уже предательство в чистом виде. Так что не заставляй меня вообще делать этот выбор.       Коннор задумчиво кивнул и постарался улыбнуться в ответ:       — Отец, ты же говорил, что Рождество — это повод вспомнить о чем-то приятном, так? Хотите, расскажу, как добирался до «Октавиуса»?       Шэй приподнял бровь:       — Ты полагаешь, что рассказ о замерзшем экипаже корабля, который годами дрейфовал в море, нас развеселит? Оригинальные у тебя представления о приятном. Ты уже выходил в северную Атлантику?       — Конечно, — Коннор фыркнул. — Где, по-твоему, я еще мог найти «Октавиус»? Но прежде чем я туда отправился, мне пришлось искать всякие побрякушки для Одноногого Джо. Я чувствовал себя безумцем, когда тащил странные вещи, которые едва ли кому-то могли пригодиться. Один раз стянул из конторы часовщика сломанный старинный брегет. Часовщик отказывался продавать, говорил, что держит его на удачу. А я представил лицо Джо — и был вынужден украсть. Одноногий прямо затрясся, когда я ему это привез. И сразу отдал мне письмо с координатами. И я отправился.       — А мне оставил записку, мол, ушел на «Аквиле» во льды, люблю, твой сын Коннор, — буркнул Хэйтем. — Хорошо, что мне седеть больше некуда. Что один капитан, что второй. И носит обоих вечно черти где.       — Мы же возвращаемся, Хэйтем, — ласково прищурился Шэй. — И как тебе льды, Коннор?       Парень вздохнул:       — Честно говоря, ужасно. Я сразу вспомнил твои уроки, Шэй, и понял, почему ты придавал такое значение маневренности и ювелирному управлению. Жалел, что у меня всего два глаза и две руки. Следить одновременно за ветром, парусами, айсбергами — уже нелегко. А там еще полно британских недружелюбных кораблей. Один раз мне пришлось карронадами разбомбить глыбу льда, чтобы пройти в узкий пролив, а чертовы британцы услышали выстрелы — и начали стрелять в меня. Хорошо, что «Аквила» быстроходная, мне удалось удрать. Но бриг, конечно, здорово побило, пришлось швартоваться в ближайшем порту и чиниться. В порту я разжился более подробной картой, и все меня спрашивали, куда я отправляюсь. Я, конечно, координат не называл, но примерно — сказал. Меня назвали психическим и больше со мной не спорили.       — Я бы сказал, «молодой самонадеянный капитан», — улыбнулся Хэйтем.       — Они таких умных слов не знают, — отбил выпад Коннор. — И мы пошли во льды, все севернее и севернее. Там почти всегда темно, и день короткий. Можно сказать, что дня нет.       — Ты просто в неудачное время пошел, — рассеянно бросил Шэй. — Там, конечно, еще не совсем полярная ночь, но уже близко к тому. А пошел бы полгода спустя, там бы, наоборот, ночи не было.       — Я... подтяну географию, — с запинкой ляпнул Коннор.       — И латынь не забудь подтянуть, — буркнул мистер Кенуэй.       — А это еще зачем? — парень нахмурился. — Это же мертвый язык, зачем он может мне пригодиться?       — Молиться, — бросил Хэйтем. — Будет не лишним, учитывая твои познания в географии.       — Атаэнсик не понимает латынь, — парировал тот. — И Кахнекова не смилуется. И тогда тоже... Море не было к нам милостиво. Трепало нас только так! Говорят, что существует северо-западный проход в Тихий океан. Я в это не слишком верю, а вот Фолкнер верит. Только когда мы дошли до Гренландии, он первым заикнулся было, не повернуть ли назад. Но назад-то тоже дни пути оставались, так что я решил идти вперед. Еще дня три шли, а потом увидели остров. Ну, как остров... Тоже глыба льда, но такая здоровенная, что почти остров. А рядом — вмерзший корабль. Я туда один пошел, никого с собой больше не звал.       — Правильно, — одобрил Шэй. — Одному проще.       — Правильно, — поддержал Хэйтем. — Никто не должен страдать от твоей глупости.       Коннор смущенно отвел глаза — редко когда и Шэй, и Хэйтем однозначно одобряли его выбор.       — Честно говоря, мне было страшно, — Коннор даже поежился и отпил вина, словно вновь ощутил пронизывающий холод. — На том корабле все ужасно скрипело. И со стороны казалось, что «Октавиус» вмерз навсегда, но я пробирался по палубе и чувствовал, что нарушаю какое-то равновесие. Мне все время казалось, что все просто обвалится, сложится и пойдет ко дну.       — И тем не менее, лез, — глубокомысленно заключил Хэйтем. — Настоящий ассасин.       — Я потом тебе расскажу, как мы «Грозящий» потопили... — пробормотал Шэй. И вдруг вскинулся. — Господи, Хэйтем... «Грозящий»! Вот откуда меня знает Этьенн! Вот почему он с самого начала пытался меня убить! Это же он отправил в бухту Киберон французскую флотилию... А меня ангажировал адмирал Хок, и вся блестящая атака французов в прямом смысле захлебнулась. Черт возьми, я просто должен отомстить!       Мистер Кенуэй распрямил плечи и прервал возбужденную речь:       — Капитан Кормак! Вы рассказываете все это в присутствии представителя Братства! И пусть знания истории у этого ассасина оставляют желать лучшего, выдавать при нем тайны Ордена... Не вы ли клялись их защищать, когда я посвятил вас в тамплиеры?       — Ох... — Шэй опустил голову. — Прости, Хэйтем. Просто... понял. А тебе, Коннор, я действительно расскажу, как мы тогда флотилию топили. Это было забавно — конечно, когда я уже перестал бояться, что от «Морриган» в этой битве одни дощечки останутся.       — За «Аквилу» я не боялся, — Коннор, с интересом проследив за перепалкой отцов, вернулся к своему рассказу. — Я боялся, что я на этом «Октавиусе» просто сдохну. Сначала-то ничего так было... Я пробрался на борт, спустился на вторую палубу — дырок там хватало... Нашел капитанскую каюту. Сразу узнал ван дер Хела, капитана — он сохранился, как... как скульптура. И я забрал из его руки шкатулку. Всю не забирал, взял только... содержимое. И собрался уходить. А надо сказать, что спуск на вторую палубу был неудобным, и я решил пройти по третьей, надеясь, что она больше уцелела. И спрыгнул. И, видимо, что-то нарушил, потому что ка-а-ак загрохотало! Корабль накренился, заскрипел! Сбоку пушка была — так она поехала и ударилась в стенку! И началось!       — Потому что надо было проходить уже опробованным путем, — едко заметил мистер Кенуэй. — Я годами слышал от Шэя... вот примерно такие же истории. Причем теми же словами!       — Значит, я и на Шэя похож, — гордо и удовлетворенно пробормотал Коннор. — Погоди, отец, дай досказать! Загрохотало, меня отбросило... Я подумал, что надо выбираться, иначе действительно кормить рыб отправлюсь. И понимал, что в воду упасть никак нельзя — иначе замерзну и умру раньше, чем успею уйти. Лез по каким-то ящикам, корабль вроде бы разваливаться начал... Несколько раз меня отбрасывало, я уже не понимал, где низ, где верх... Да еще там же снег везде! Лицо запорошило, я не видел ровным счетом ни черта. Один раз приземлился на задницу, и тут мимо бочка просвистела. Тяжеленная, едва успел увернуться. Помню, даже воскликнул: «Ну ни хрена ж себе»...       — Коннор, — в голосе Хэйтема звучали одновременно встревоженные, тоскливые и смешливые ноты, — можешь не озвучивать свои экспрессивные комментарии, я их от Шэя наслушался.       — Но это же правда, — убежденно проговорил парень. — На моих глазах борт под давлением воды просел, и оттуда — ледяной фонтан! Я подумал... Ладно, не буду говорить, что я подумал. И бросился наверх. И тут корабль как-то... по-особенному дрогнул. Не знаю, как я понял, но чувствовал, что «Октавиус» уже отлепился от глыбы и сейчас пойдет ко дну. Как я рванул! Не помню, за что хватался и на чем висел. Шэй, я несся, как тогда, когда ты за мной гонялся, помнишь, года три назад? Ну, когда мы на время бегали. Если бы не это и не твои уроки, я бы погиб. Вода хлестала уже отовсюду, и я только и успел, что прорваться наверх и сигануть в воду. В ледяную! И вовремя... Когда я доплыл до «острова», из воды только форштевень торчал. Хорошо, что меня Фолкнер встретил. Рома дал и покрывало сухое.       Хэйтем убито покачал головой. А потом еще раз покачал:       — Это хоть стоило того? Ты сумел сохранить то, за что рискнул жизнью?       — Сумел, — Коннор кивнул. — Наверное, я могу не скрывать, Шэй знает. Это карта. Карта сокровищ. Она на пергаменте, так что не почти не пострадала. Я ее высушил.       — Главное, что ты цел остался, — вздохнул мистер Кенуэй. — И не умер от горячки после купания в водах северной Атлантики.       — Да я даже не заболел... — пожал плечами Коннор. — Ром у Фолкнера, наверное, хороший. Правда, тогда я вкуса не чувствовал. Зубы стучали.       — Сомневаюсь, что хороший, — скептически ляпнул мистер Кормак. — Но вот то, что любую заразу убьет — это наверняка. Меня Гист тоже, бывало, отпаивал. Я ведь тоже в водах северной Атлантики купался.       — Нашли, чем гордиться, — Хэйтем сурово поглядел на обоих. — А карта? Куда она тебя привела?       — Пока никуда, — Коннор поглядел на Шэя со странным выражением, и не сразу капитан Кормак догадался, что это удивление и признательность — видно, Коннор сомневался, что его тайна останется тайной перед отцом. — Я пока собрал только два куска карты. Одноногий говорит, что есть еще два. Но на них я пока еще не заработал.       — Два? — Хэйтем дернулся. — А предыдущий ты где достал?       — Расскажи, — попросил Шэй. — Это ведь еще раньше было?       — Ну да, — Коннор, наконец, дожевал кусок индейки и откинулся на стуле, цедя — почти как отец — шабли. — Мы отправились в форт... Форт Джордж, если тебя это интересует, отец.       Мистер Кенуэй неожиданно проявил недюжинную осведомленность:       — Форт Джордж? Тот самый, который сгорел при невыясненных обстоятельствах? Про который говорили, что его черти сожгли?       — Ну, не совсем черти... — Коннор замялся. — Так получилось.       — Интересно получилось, — Хэйтем поморщился. — Рассказывай уж.       Коннор удовлетворенно улыбнулся — видно, ему грело душу, что высота, не поддавшаяся сразу, все-таки была им взята.       — Мы с Фолкнером подошли туда на лодке... — он чуть задумался. — Так себе местечко. Никто, кроме ассасинов, не пролезет. Ну, или тамплиеров, конечно. В общем, я влез на скалу с лодки и полез на башню. Скинул какого-то недоумка в воду... Был бы он умнее, не стал бы связываться с тем, кто смог на эту скалу влезть. И смотрю — во дворе целый полк этих, в красных мундирах. Тренируются. Я решил, что напрямую лезть глупо, и пошел в обход. Хотя рисковал, потому что сам велел Фолкнеру вернуться на корабль и через десять минут начинать бомбить форт из мортир. Так что я понимал, что за десять минут карту надо найти.       — Так, — Хэйтем перебил и веско припечатал. — Уж прости, Коннор, но каким бы ассасином ты ни был, но стратег из тебя пока посредственный. И я вижу в этом чудовищно рискованном плане знакомую руку. Шэй, твоих... Ты подсобил?       — Я, — мистер Кормак скрывать не стал. — У Коннора не получилось в первый раз.       — И именно потому ты поставил ему на «Аквилу» мортиры? — проницательно уточнил Хэйтем. — Вроде бы Коннор еще ни разу толком не дрался на море. Я еще думал, зачем ему мортиры понадобились... А значит, мортиры ему понадобились, чтобы разбомбить британский форт. Шэй, признавайся, на кого именно ты работаешь?       — На Орден, — уверенно откликнулся мистер Кормак. — А еще немного на себя. Французские корабли сослужили мне неплохую службу, пусть Коннор учится.       — Даже не вздумай, — мрачно предупредил его Хэйтем. — Коннор, ты слышал? Никакого пиратства!       — Да я ничего и не делал, — тот пожал плечами. — Была бы возможность проникнуть в форт без этого, я бы никого не велел обстреливать! Но было надо. Очень надо. Я пробрался в тюрьмы, потому что знал, что карта была у пирата Везунчика Лема. И его явно там не короновали, а держали за решеткой. И еще я понимал, что нельзя наделать шуму, потому что один я против всего форта вряд ли сумею справиться. Было нелегко, но до тюрьмы я добрался. И очень не хотел сам туда угодить, а солдаты ходили так... неудобно, что сначала я даже не знал, как подступиться. Потом сообразил. Спасибо, Шэй, что научил свистеть.       — И свистеть научил, и подсказал, как в форт пробраться... Сплошная польза, я смотрю, — съязвил Хэйтем. — А дальше? Мне что-то подсказывает, что ты не мог тихонько забрать свою карту или что там еще и удалиться по-французски, не прощаясь.       — Вот еще! — буркнул Коннор. — Только я забрал карту, как раздался грохот — видно, десять минут прошли, на часы я не смотрел.       — А надо было смотреть, — заметил Шэй. — Иначе могло неловко получиться.       Коннор посопел, но признал справедливость упрека:       — Наверное. Но тогда я понял только, что мне там больше делать нечего, поэтому отправился на «Аквилу». И... ты был прав, Шэй, когда говорил, что захват форта — это ад. У меня не было нужды захватывать форт, но и у Фолкнера был мой приказ — стрелять на поражение. И это... Я, наверное, никогда этого не забуду. Вокруг все пылало... Я видел трупы. Правда, в форте не было гражданских, потому что это, можно сказать, место ссылки для провинившихся, и там никто по своей воле не селится. Ну, поэтому там и пиратов держали... Я никогда не стану нападать на форты сам, если... В общем... Если ты, Шэй, и в такой момент пытался сохранить жизни, то я... горжусь, что у меня есть ты. Я понимал, что «Аквилу» надо отводить, пока не погибло еще больше людей, и спрыгнул в воду. И плыл так быстро, как мог. Но Фолкнер все равно напомнил мне, что я опоздал. А я отдал приказ уходить.       Шэй мельком глянул на Хэйтема, но решился это сказать:       — Ты молодец, Коннор. Задача была непростой, но ты справился. Достиг цели, постарался избежать лишних жертв...       Он поднял взгляд и вдруг, увидев одновременно и задумчивого Хэйтема, и смущенного Коннора, понял, что нужно сказать.       — Я бы предложил вам обоим поехать в Нью-Йорк, — он не дал никому вклиниться, махнул рукой, чтобы не перебивали. — Но вы оба наверняка откажетесь. Тебя, Коннор, тут держат дела Братства, не так ли? А тебя, Хэйтем, дела Ордена. И поэтому я подумал... Я не сделал вам подарка на Рождество, но, кажется, еще могу исправить это упущение. Во время прогулки я видел объявление о том, что на Лонг Лэйн продается неплохой дом. Я бы мог его купить, чтобы нам... не приходилось лазать в окна гостиниц. Куплю на имя О’Райли, слуг наймем поденно. Хэйтем, ты... не против?       — Я... согласен, — с признательностью кивнул Хэйтем. — Это и в самом деле лучше, чем жить в гостинице.       — Вы же никому не скажете, где я могу скрываться? — настороженно спросил Коннор. — И, Шэй... Это ведь большие деньги.       — Не такие уж большие, — хмыкнул мистер Кормак. — Мой флот стоил много дороже, а я не так уж много трачу обычно, так что это — самое малое, что я могу сделать.       Коннор кивнул и вызывающе бросил:       — Я постараюсь нажить состояние. Грузы из Дэвенпорта в Бостон ходят исправно, и я вскоре обязательно съезжу в поместье, чтобы посмотреть, как можно еще заработать. Когда разберусь с чаем и Джонсоном. И, кстати, Шэй, ты сам говорил мне, что надо смотреть на часы, а сейчас уже...       Мистер Кенуэй щелкнул крышкой брегета и закончил:       — Четыре минуты первого, а мы еще не отметили наступление Рождества. Коннор, наполни... кружки, пожалуйста.       Шэй приподнялся, чтобы чокнуться с обоими, и успел еще подумать о том, что стук кружек ничем не хуже тонкого звона бокалов, если пьешь с теми, кто дорог.       На первом этаже раздался шум, кто-то ревел и скандировал, но на втором было достаточно уютно и тихо.       Коннор отставил кружку и вдруг спросил:       — Шэй, а у тебя не найдется какой-нибудь ненужной бумаги?       Мистер Кормак вопросу удивился, однако расспрашивать, как Хэйтем, не стал, а просто порыскал по карманам и извлек из-за пазухи сложенный лист. Не помнил, что это, но, развернув, убедился, что это всего лишь соглашение на продажу товаров из трюмов. Ничего важного в бумаге не было, и он протянул ее Коннору:       — Держи. А тебе зачем?       Вместо ответа парень поднялся, сложил лист вшестеро и на столе скрытым клинком обрезал края и немного повырезал из середины. Шэй уже начал узнавать знакомые очертания, когда Коннор распрямил «снежинку» и на собственной слюне приклеил ее на окно.       — Рождество, — он улыбнулся несмело. — Бледнолицый бог говорит, что это время чудес. Немного чудес нам бы не помешало. Мне бы хотелось немного пожить в настоящем доме. С тобой, отец. И с тобой, Шэй. Можно и без прислуги, я все и сам уже умею. Только чтобы там было безопасно, а еще чтобы там была... уборная. Отец, мне ведь... через окно, да?       — Да, — безжалостно отрезал Хэйтем, но смягчился. — Я бы тоже хотел пожить... спокойно. Не очень рассчитываю, но все-таки надеюсь.       — Я тоже не очень рассчитываю, что буду в безопасности, — Коннор поглядел открыто и искренне. — Но тоже очень надеюсь.       — Ты можешь быть в этом уверен, Коннор, — бесстрастно заметил мистер Кенуэй. — Потому что если кто-то захочет добраться до тебя в нашем доме, сначала этому кому-то придется иметь дело со мной. Или с мистером Кормаком. Или с нами обоими.       — Иди уже, Коннор, в окно, — сердечно посоветовал Шэй, — а то лопнешь. И да, я подпишусь под каждым словом твоего отца.       Коннор, кажется, и хотел что-то сказать, но только резко развернулся, распахнул створу и соскользнул вниз. Шэй подошел к окну, заглянул в темноту и слегка прикрыл, чтобы поменьше сквозило:       — Мы могли бы гордиться им. Если бы не тот артефакт, он бы стал достойным членом Ордена.       — Я уже не знаю, чем мы можем гордиться, — устало отозвался Хэйтем. — Я только хотел сказать тебе... Лично тебе, не при сыне. Мне совсем не понравился разговор с Джонсоном. Совершенно. Я почти уверен, что он имеет какую-то цель, и она как-то связана с его провалившейся сделкой. А это значит, что и Коннор, и его племя в опасности. Но я не лгал: я действительно не могу организовать слежку. И тебе запрещаю. Потому что если ты ошибешься хотя бы на барликорн, Джонсон воспользуется этим, и тогда это может привести к катастрофе. Мы не можем действовать против членов Ордена. Нам остается только ждать.       — Я никуда не уеду, — твердо отозвался Шэй. — Так что ожидание будет приятным. Желаешь осмотреть дом до покупки?       — Нет, — подумав, отозвался Хэйтем. — Дом покупает О’Райли, а я тут ни при чем. Особенно если окажется, что О’Райли впоследствии купит другой дом. У тебя есть все шансы поразить меня вкусом и выбором.       — Только не это... — Шэй застонал. — Довольно с меня изысканного вкуса! Кстати. Коннор вернется — я туда же спущусь.       — А ты-то зачем? — осведомился Хэйтем, приподняв бровь. Он пил меньше, ему, видно, еще не требовалось. — Ты вполне можешь спуститься на первый этаж, как честный человек, а не ассасин.       — Там пьет один знакомый мне капитан, — пояснил Шэй. — Совершенно не хочу с ним встречаться.       Хэйтем кивнул:       — Тогда ты прав. Иногда я задаюсь вопросом, чем я так провинился перед мирозданием, что мне достались ты и Коннор?       — Думаю, за заслуги перед человечеством, — смешливо фыркнул мистер Кормак. — Признай, ты бы нас ни на кого не променял.       — Это слишком серьезный вопрос, капитан Кормак, — строго бросил Хэйтем, но глаза его смеялись. — Потом расскажешь, куда идти, когда и я спущусь из окна. Не стоит нарушать семейные традиции.