Дело всей жизни

      — Дальше идем пешком, — объявил Шэй.       Вокруг шумел лес, густой и тихий. До фронтира война еще не докатилась, и здесь даже живность водилась — Шэй то и дело замечал в траве бурые летние шкурки шустрых зайцев. Однако ветер уже доносил легкий запах гари и дыма, и именно это стало для мистера Кормака сигналом спешиться и проделать дальнейший путь пешком.       Хэйтем раздраженно соскользнул с седла, но спорить не стал. Шэй мельком поглядел на него, не понимая, чем успел вызвать недовольство магистра: задание выполнил точно и аккуратно... Однако Хэйтем глядел не на него. Хэйтем глядел в сторону, но взгляд был почти отсутствующим, и Шэй догадался, что мистер Кенуэй просто готовится к разговору. Подготавливает, так скажем, почву, а значит, укладывает в голове по пунктам, что именно он желает сказать. Судя по сведенным бровям и сжатым в ниточку губам, сказать он хотел очень многое.       Шэю не слишком хотелось оставлять здесь лошадей, он опасался, что, кроме зайцев тут и кто похуже может водиться, но выбора не было, и он закрепил поводья на толстой ветке раскидистого дерева. Хэйтем рассеянно погладил по холке своего коня, сменившего Пегаса, и утешающе произнес:       — Мы скоро вернемся, Гефест. Зато здесь свежая трава, а не гнилое сено в осажденном Бостоне.       — А почему Гефест? — полюбопытствовал Шэй. — Я помню ту книгу про греческих богов, что ты давал мне почитать. Гефест же вроде был хромым? Почему ты назвал так коня?       — Потому что когда я впервые привел его подковать, этот красавец дал криворукому кузнецу копытом в лоб, — мистер Кенуэй ласково погладил лошадиную морду. — И правильно сделал. Куда дальше, Шэй?       — Сейчас пройдем к кромке леса, — начал инструктировать мистер Кормак. — Оттуда будет видно поселок, но нам в поселок не надо, наш Коннор обосновался подальше от людей. Пойдем по тропинке влево, там раньше был чей-то домик. Может, охотничий, я не знаю. Домик сгорел, черт его знает почему. И вот там-то Коннор и обитает, если, конечно, еще не удрал. Местные в поселке его опасаются. Считают индейским шаманом.       — О Господи, — мистер Кенуэй раздраженно оправил плащ. — Почему шаманом-то?       — Потому что он так представился местным, когда впервые пришел в деревню купить хлеба и эля, — насмешливо объяснил Шэй. — Пожалуй, жители ему и бесплатно помогли бы хлебом и элем, но Коннор в таверне честно заплатил. После этого «индейского шамана» в деревне зауважали, и никто в него стрелять уже не пытался.       — На одном хлебе долго не проживешь, — заметил Хэйтем. — Даже если у него есть вода... Мы его уже больше недели ищем.       — Не мы, а я, — поправил Шэй. — Я боялся его спугнуть, но мне нужно было убедиться, что это именно Коннор. Видел его, когда торчал в кустах. Кстати, к домику можно подобраться незаметно, да и никаких запоров там, похоже, нет. Балка над дверью подломилась, и дверь перекосило. Ну и гарью воняет, конечно.       — А так ему и надо, — кровожадно заявил Хэйтем. — Значит, так. Тамплиер Шэй Патрик Кормак, я, как магистр Ордена, запрещаю вам вмешиваться в воспитательный процесс.       Шэй втянул воздух носом и со всей вежливостью, на какую был способен, возразил:       — Я услышал ваш приказ, магистр Кенуэй, однако вынужден уточнить, что во-первых, если вы со своим сыном соберетесь подраться, я вмешаюсь. А во-вторых, у меня тоже есть воспитательные приемы, которые я могу случайно применить. Как говорят во Франции, c’est la vie, смиритесь.       — Нахватался, мсье О’Райли, — ядовито буркнул Хэйтем. — Ладно, отзываю приказ. Но не вздумай мне мешать, Шэй! Мне действительно есть что сказать этому... ассасину.       Шэй даже говорить ничего не стал, надеясь, что возлюбленный и без этого догадается, что не ему одному есть что сказать. И все-таки право сделать это первым принадлежало мистеру Кенуэю — как отцу и как магистру.       До полусгоревшего охотничьего домика от кромки леса было рукой подать, Шэй хорошо запомнил местность. Домик явно был обитаем. Крыша просела, а над обнажившейся, словно кость, трубой вился легкий сизый дымок. Шэй пробрался кустами поближе и замер почти напротив двери. Та действительно полностью не закрывалась, но была аккуратно прикрыта, насколько это возможно; а из широкой щели тоже просачивался дым.       — Ужин готовит, — Хэйтем скрипнул зубами где-то совсем рядом, не дальше ярда.       Шэй не успел ответить, потому что Хэйтем вдруг резким рывком поднялся, в несколько шагов оказался рядом с дверью — и с силой ударил в дверь ногой. Хлипкое равновесие тут же нарушилось, дверь жалобно скрипнула и рухнула вместе с куском косяка, а изнутри убежища раздался отлично различимый лязг металла.       Шэй выругался сквозь зубы уже на бегу. Надо было успеть раньше, пока не случилось... худшего.       Он успел вовремя. Отец и сын, оба в готовых к бою позициях, стояли друг напротив друга. Хэйтем поддернул плащ и успел выхватить саблю. Коннор, почему-то перемазанный золой, стоял рядом с закопченной печью с томагавком в правой руке, а под ладонью левой руки поблескивал скрытый клинок.       Шэй не знал, что нужно сказать, чтобы остановить все это, но Хэйтем первым с лязгом убрал саблю в ножны и гордо вскинул голову. Коннор немного помедлил, но тоже вернул томагавк на пояс, а скрытый клинок — в наруч. И даже спросил:       — Раздумал меня убивать, отец?       Мистер Кенуэй поглядел на сына с превосходством и язвительно бросил:       — Если будет надо, голыми руками придушу.       Шэй огляделся и бросил, разряжая обстановку:       — Я смотрю, учишься выживать в трудных условиях, Коннор? Неплохо, но я бы здесь не поселился. От постоянного запаха гари с ума можно сойти.       В домике и впрямь, наверное, было не слишком комфортно жить. После пожара уцелело немногое: печь с трубой; металлический каркас кровати, абсолютно непригодный, чтобы разместить там импровизированную постель; да груда грязных обломков, некогда бывших, вероятно, столом, стульями и чем-то еще, что опознать не представлялось возможным. Похоже, Коннор сгреб все останки в одну кучу, чтобы максимально безопасно разместить свое ложе — нечто вроде волокуши из веток и листьев.       — Да, тяжелый запах, — Коннор сделал вид, что не заметил, как брезгливо скривился мистер Кенуэй-старший. — Но у меня не было выбора. После битвы под Банкер-Хилл зачастили дожди, мне нужна была крыша над головой. Я не хотел оставаться с теми частями армии, которые расквартировали вокруг Бостона, а в сам город мне... Я был на кордоне Бостон-Нек, и уверен, мистер Уильям Хит не отказал бы мне, если бы я выразил желание пройти в город, но это было опасно.       — Об опасности вспомнил, — буркнул Хэйтем и вскинулся. — Коннор... Давай поговорим.       Шэй почти восхитился любовником. Тот явно сгорал от ярости, но тем не менее нашел в себе силы предложить мирный путь переговоров. Одни переговоры по воле Коннора уже были сорваны, но теперь тот только настороженно кивнул:       — Если хочешь, отец.       Хэйтем заложил руки за спину, прошелся по комнате, поднимая взвеси золы и пыли, и резко спросил, остановившись и почти не мигая глядя отпрыску в лицо:       — Зачем ты это сделал, Коннор? Зачем убил мистера Питкэрна?       — Я... — Коннор неожиданно отвел взгляд. — Лично я не желал ему зла. Но я должен был уничтожить тамплиера, вставшего на сторону англичан.       Хэйтем явственно сжал кулак и со всем возможным терпением проговорил:       — Орден тамплиеров, как и Братство ассасинов — это не воюющие страны. Неужели для тебя стало новостью, что мистер Питкэрн служит... служил в британских войсках?       — Конечно, нет, — ответил Коннор. — Но когда я убил Джонсона, у него при себе было письмо. А в письме было сказано, что нужно уничтожить припасы и оружие... В общем, что нужно уничтожить снабжение колонистов. И я узнал, что за планами вашего Ордена стоит Питкэрн.       — Что за бред?! — Хэйтем тоже перестал сдерживаться. — Что ты несешь?! Джонсон занимался индейцами. И только индейцами! Настолько хорошо занимался, что мне пришлось направить материальное обеспечение двум женщинам из ганьягэха и онейда... так скажем, в связи с потерей кормильца. Какое отношение он имеет к снабжению колонистов?!       — Почитай сам, — Коннор вдруг зарылся в поясной сумке, а потом шагнул вперед и едва ли не в лицо отцу сунул потрепанный лист.       Мистер Кенуэй резко вырвал бумагу из его руки и пробежался глазами по строкам. Шэю тоже очень хотелось прочитать, но Хэйтем, дойдя до конца страницы, вернул лист и яростно зашипел:       — И это ты счел доказательством того, что Питкэрн что-то собирается уничтожить?! Лично я из этого письма вижу только то, что Джон и Уильям были в дружеских отношениях. Это письмо — разговор без конца и без начала! И что-то мне подсказывает, что вот эти полтора абзаца про снабжение — не более, чем неразумный совет дилетанта соратнику. Это не приказ! Это просто письмо. Тем же тоном мистер Джонсон мог посоветовать мистеру Питкэрну найти любовницу или купить новые сапоги!       Шэй дернулся. Стоя в дверях, хотя двери уже и не было, исключительно на всякий случай, если Коннору вдруг придет в голову улизнуть или сюда придет еще кто-то, чье появление даже предположить нельзя, — он не мог полноценно принимать участие в разговоре. Не видел письма, был вынужден следить за слишком многим... Но сейчас не удержался.       — Коннор, — произнес он таким тоном, что оба — и отец, и сын — перестали вести себя, как два разъяренных кота, подергивающих хвостами, и повернулись на голос. — Коннор, — повторил Шэй, — ты показывал это письмо Ахиллесу?       Коннор презрительно дернул плечом — совсем как Хэйтем:       — Я давно не бывал в Дэвенпорте и не общался с ним, потому что... — он задохнулся и замолчал.       — Почему же? — в голосе Хэйтема послышалась скрытая угроза. — Уж не потому ли, что счел себя самым умным и не желал слушать советов выжившего из ума старика?       — Это не твое дело, отец, — угрюмо бросил Коннор. — Раксота слишком давно живет в глуши. Он не знает всего положения дел. Он отговаривал меня действовать. Он просто не понимает, что если не сейчас — то никогда!       — Значит, не показывал, — резюмировал Шэй. — Очень зря, потому что он сказал бы тебе все то же самое, что и мистер Кенуэй. Знаешь, Коннор, даже я себе такого в юности не позволял... Ты считаешь, что стал ассасином, но так ли это? Если бы Братство здесь было по-прежнему сильным, то за такие дела тебя могли бы убить свои же. Хотя бы уже потому, что это правильно — подчиняться наставнику; а если ты с ним не согласен, то нужно поговорить, а не устраивать самодеятельность. Мне даже интересно, что бы сказали лидеры Братства других стран, если бы знали...       — Не тебе об этом говорить, Шэй, — полыхнул яростным взглядом Коннор. — Думаешь, я не знаю? Когда ты счел, что Раксота неправ, ты похитил артефакт и попытался сбежать из поместья. А ведь ты тогда был старше меня! А потом... потом ты пришел к тамплиерам. И просто убил всех тех, кто когда-то были тебе друзьями. И это твоих рук дело, что кроме меня, здесь больше нет ассасинов! Кроме Раксота. Он, может, в свое время поступал глупо... Но я не такой. Я буду действовать иначе! И я не позволю тебе и моему отцу захватить тут власть!       У Шэя даже перед глазами помутилось — словно сбывались худшие его кошмары, словно он сам, двадцатилетний ассасин Шэй Кормак, удивленно оборачивался на выстрел уже тридцатилетнего тамплиера Шэя Кормака. Шэй еще ни разу не слышал от Коннора таких слов в свой адрес — пусть не во всем верных и справедливых, но по-юношески искренних. Это было как-то... нечестно. Шэй даже начал понимать Хэйтема, который порой с трудом удерживался, чтобы не разбить нахальную рожу отпрыска.       И тут раздался неожиданно спокойный голос мистера Кенуэя:       — Получил, мистер Кормак? Ты сам это воспитал. Сделай лицо попроще. Признаться, мне трудно представить, что будет, если я, получивший образование и воспитание в Англии и Франции, возьмусь разнимать ирландца и индейца. Пожалуй, вас обоих будет проще пристрелить, так что лучше держите себя в руках. К вам, мистер Радунхагейду, это тоже относится.       — Меня зовут Коннор, — мрачно буркнул юноша. — А Радунхагейду я только для своего племени. Я буду защищаться, если вы нападете, но драться с вами не собираюсь.       — А вот Шэй, кажется, собирается... — философски заметил Хэйтем.       — Не собираюсь, — мистер Кормак с трудом овладел собой и распрямил плечи. — А ты действительно вырос, Коннор. По крайней мере, знаешь, где у людей, что тебя любят и тебе доверяют... или когда-то доверяли... больные места — и умеешь ударить туда в нужный тебе момент. Ну что, молодец...       — Шэй, — Коннор даже как будто смутился и двинулся навстречу. — Я не хотел...       — Перестань, — Шэй выдохнул, прикрывая глаза рукой. — Все ты хотел. И все понимал.       — Да ничего он не понимает, Шэй, — мистер Кенуэй внимательно поглядел на сына. — Он просто действует наудачу, иногда достигает успеха, и все больше уверяется в том, что его ведет судьба. А еще он так и не ответил, зачем сорвал переговоры.       — Да я не знал о переговорах, — отчаянно воскликнул Коннор. — Вы же все скрываете, тамплиеры! Я не хотел убивать, но пришлось! Если бы я знал, что мистер Питкэрн хочет поговорить, я бы не... Мне не хотелось верить, что это правда, но мистер Питкэрн знал, что стоит на пороге жизни и смерти, и я видел, что он не лжет. Я передал его слова повстанцам, чтобы... Чтобы это начинание не погибло. Чтобы они знали, что борьба не напрасна, и среди британцев на их стороне тоже кто-то есть.       — Тоже кто-то был, — безжалостно поправил его мистер Кенуэй. — Это был мой приказ — дождаться момента, когда обе стороны поймут, что борьба бессмысленна — и предложить договориться. Чтобы все те глупцы, что заседают в Конгрессе, поняли, что мало махать флагом. Особенно тогда, когда кроме флага, нет ни пороха, ни мушкетов, ни сапог. Хоть о флаге-то будущей независимой Америки вы договорились? Хоть в чем-то Конгресс сумел достигнуть договоренности?       — Да, примерно, — буркнул Коннор. — Я даже специально добрался до «Аквилы» и отдал приказ, чтоб пошили новый флаг. Но сейчас это совершенно неважно, отец.       Мистер Кенуэй устало вздохнул и риторически вопросил:       — Ну вот что с ним делать, Шэй? Устроил... невесть что. Сорвал план о попытке примирения, оставил вдову Питкэрна с восемью детьми...       Коннор немедленно вскинулся:       — Я могу помочь... вдове.       — Как ты умеешь помогать вдовам, я уже знаю, — иронично бросил Хэйтем. — Но в этот раз такие умения тебе не пригодятся.       Шэй, не отвлекаясь на разговоры о вдовах, выглянул за порог, убедился, что в округе нет ни одной живой души, и прошел по комнате, а потом и плюхнулся прямо на «волокушу». И вытянул ноги.       — Ну вот и что с ним делать? — устало повторил Хэйтем, обращаясь к Шэю. — Нашли его. А дальше?       Коннор приподнял бровь, его рука явно потянулась к томагавку за поясом. Шэй коротко качнул головой, опуская взгляд. Хэйтем проследил за этим обменом взглядами и жестами с интересом — и пожалуй, даже с каким-то то ли сожалением, то ли завистью.       — А что с ним делать? — пожал плечами Шэй. — Воспитывать уже поздно. Убивать еще рано.       — Не время для шуток, — оборвал его мистер Кенуэй и повернулся к сыну. — Коннор, если ты готов признать, что... действовал необдуманно.... Впрочем, даже если не признаешь. Коннор, мы еще можем договориться.       Коннор молчал. Шэй знал, что тот редко признает себя неправым — как и сам Хэйтем, но иногда... И этот момент наступил:       — У меня действительно было мало данных, — Коннор оперся рукой о закопченную печь и поглядел в огонь. — Я сделал поспешные выводы. Я признаю это. От моей руки погиб человек, который мог бы не умирать... Но раз ты обвиняешь меня, отец, то я тоже должен задать тебе вопрос. Ты сказал, что письмо Джонсона — это не приказ. Но у меня есть и приказ. Подписанный твоей рукой. Хочешь почитать?       — Пожалуй, — мистер Кенуэй очевидно заинтересовался. — И что же я приказал?       Коннор потянул руку за пазуху и вытащил оттуда еще одно письмо. Шэй машинально отметил, что это послание сын держал не в сумке, а около сердца.       — Возьми, — он протянул бумагу Хэйтему. — И я тоже хочу знать, что ты скажешь, отец.       Шэй чувствовал тревогу, но она не исключала любопытства. По-своему, Коннор проявил... доверие, раз спросил о чем-то, что волнует его сейчас, а не осталось — так или иначе — в прошлом.       Мистеру Кенуэю хватило одного взгляда, но Коннор не дал ему заговорить, а посмотрел на Шэя — пронзительно и печально — и отчеканил:       — Приказ, заверенный подписью магистра Кенуэя. Приказ об убийстве Джорджа Вашингтона. Я взял это письмо с тела Питкэрна. Что вы скажете на это, господа тамплиеры?       Шэй удивленно приподнял брови. Он помнил, как совсем недавно Хэйтем говорил что-то про то, что не может себе позволить убить предводителя повстанцев, потому что остальные еще хуже.       Мистер Кенуэй вернул и это письмо Коннору, после чего сварливо буркнул:       — Вспомнила дама, как девицей была. Во-первых, я рассылал этот приказ абсолютно всем тамплиерам своей ложи. Во-вторых, я рассылал такие же приказы об убийстве тебя. Приказы об убийстве Коннора Кенуэя, своего сына. И не сомневайся, в тех письмах были не только твои приметы, но и привычки — в том числе и те, которые мог знать только я, как твой отец, — Хэйтем болезненно поморщился. — Я даже писал о том, как отличить по оперению те стрелы, которые ты, Коннор, делаешь лично для себя.       Коннор презрительно сощурился:       — Хочешь сказать, что и это — неправда? Что вы вовсе не мыслили убить Вашингтона?       — Коннор, я сам приказал Чарльзу Ли стать правой рукой Вашингтона, — как ни в чем ни бывало отозвался Хэйтем. — И вовсе не для того, чтобы его убить. Я придерживаюсь мнения, что если бедствие нельзя остановить, то нужно постараться избежать потерь среди мирного населения. Разумные ассасины во все времена, если я верно помню вашу историю, ведь поступали так же? А Вашингтон... Впрочем, не будем сейчас о нем. Мое мнение о Вашингтоне ты можешь счесть частным и не относящимся к делу.       Коннор яростно взглянул на Шэя, как будто обвинял во всем его, а потом воскликнул:       — Я не понимаю! Не понимаю, отец. Какого черта ты рассылал приказ уничтожить Вашингтона, если не собираешься этого делать?!       Хэйтем глянул мрачно и презрительно:       — Ты на дату смотрел? Тогда я действительно надеялся, что мистера Вашингтона можно будет убрать в рамках военной кампании. Теперь уже не выйдет. Теперь у колонистов появилась континентальная армия, а ее предводитель — не просто выскочка из народного движения, а политическая фигура. Но если ты думаешь, что я сожалею, то ошибаешься, Коннор. Я сожалею только о том, что не убрал Вашингтона куда раньше, когда ты сам еще негодовал по поводу того, что я заставляю тебя в сотый раз писать строчки.       Коннор растерянно оттолкнулся от печи и спросил в пустоту:       — И что теперь делать?       — Наконец-то задумался, — ворчливо пробурчал мистер Кенуэй, но не продолжил — видно, ответа у него тоже не было.       У Шэя тоже не было глобального плана, однако первоочередные шаги он представлял себе вполне неплохо:       — Я бы убрался отсюда куда-нибудь. В такой вонище можно не рассчитывать, что голова будет работать ясно. А мне уже сейчас кажется, что здесь воняет еще сильнее, чем тогда, когда мы только пришли. Что странно — двери-то больше нет, проветриваться должно...       Коннор вдруг вздрогнул, долго и прочувствованно выругался на своем причудливом наречии, протянул руку в печь, обжегся, облизал грязные пальцы и куда осторожнее разворошил пирамидку костерка обугленной веткой. И с досадой высказался уже на английском:       — Все из-за вас. Таронхиавакон дозволяет убивать только тогда, когда это нужно, но этого зайца я умертвил абсолютно зря, потому что все сгорело.       — Что заяц, — философски протянул Хэйтем. — Ты и с людьми не лучше обходишься. Таронхиавакон уже наверняка тебя видеть не может.       — Не говори о том, чего не понимаешь, — хмуро возразил Коннор. — Я выброшу, что осталось. Возможно, кому-то оно еще сгодится в пищу... Это все потому, что вы ворвались, схватились за оружие... От тамплиеров одни убытки.       — Ну, от тебя тоже прибыль невелика, — хмыкнул Хэйтем. — В глобальном плане — точно.       — Я сумел повысить доходы поместья Дэвенпорт, — возразил Коннор. — И мне вполне хватает на то, чтобы жить самому, платить команде, чинить «Аквилу» и помогать, если я вижу, что кто-то в этом нуждается. Впрочем, я давно не был в Дэвенпорте... И пока не хочу.       — Этого мало, — возразил Шэй. — Ты ведь хочешь свободы и независимости для Америки, Коннор? Но чтобы люди сами могли сражаться за себя, им нужно оружие. А оружие стоит денег.       Мистер Кенуэй вдруг вскинул голову, блеснул глазами — и Шэй догадался, что у него появилась идея.       — Раз уж ты остался без ужина, Коннор, то я предлагаю отправиться куда-нибудь, — произнес Хэйтем. — Здесь неподалеку есть поселок, где ты уже позволил себя запомнить. Не мое, конечно, дело, но тебе положено скрываться у всех на виду, а не нести такую чушь, что даже фермеры легко тебя опознают.       Шэй немного напрягся:       — А это разумно? Появляться там всем вместе? Держу пари, Хэйтем, нас вместе с Коннором там тоже отлично запомнят.       — Я могу снять комнату, — довольно откликнулся Коннор. — А вы залезете туда по внешней стене, не только же мне лазить.       — Весь в тебя, — Шэй вопросительно поглядел на любовника. — Выбор за тобой, Хэйтем. Мне все равно вечно куда-то лазить приходится, так что только от тебя зависит.       Мистер Кенуэй оглядел сына критически, но кивнул:       — Пожалуй, так действительно будет лучше. Коннор, если тебе так хочется играть в шпионские игры, то будь добр, сними комнату, где есть хотя бы номинальная щеколда на двери, и дай знак, какое окно — твое. Поставь туда лампу, что ли... Или, если здесь плохо с лампами, хоть свечой посвети.       Коннор не стал тратить времени на разговоры, но вместо того, чтобы отправиться к выходу, старательно выгреб из печи скрючившиеся почерневшие угольки — все, что осталось от ужина, а потом старательно собрал нехитрые пожитки — лук, колчан и небольшой заплечный мешок.       — Ты не собираешься возвращаться сюда? — Шэй оглядел приготовления.       — Какой смысл? — ответил сын вопросом на вопрос. — Я, и правда, здесь подзадержался, хотя меня видели в поселке. Да и дверь... Она хоть немного, но защищала. Приладить ее обратно вряд ли удастся.       — Защищала? — Хэйтем с сомнением поглядел на дверной проем. — От кого? От хищников?       Коннор с жалостью поглядел на отца:       — Тут не водится хищников, — пояснил он со вздохом. — Ты же проходил лесом, разве не видел следов? Я ведь тебя учил.       — Я тебя тоже много чему учил, — немедленно ощетинился Хэйтем. — Но что-то не замечаю, чтобы это пошло тебе впрок.       Шэй следы читал лучше, чем Хэйтем, но искренне считал, что до Коннора и ему далеко, а потому наконец перестал беспокоиться за коней. Раз хищников не водится, то те вполне могут провести несколько часов привязанными. Здесь лучше, чем в стойле, а свежая трава вполне способна на краткое время заменить воду. Окончательно успокоившись на этот счет, он первым выбрался на пепелище вокруг дома и зашагал к поселку.       На подходе пришлось разделиться. Шэй запоздало подумал, что Коннор вполне может удрать — и тогда придется сидеть в кустах до темноты, а потом искать этого индейца заново, но, видно, Коннор и сам не спешил оставлять разговор незавершенным. Не прошло и часа, как в оконце под самой крышей мелькнула свеча. Пламя колебалось совсем недолго, а потом потухло — день перевалил к вечеру, и ветер начал усиливаться.       Хэйтем страдальчески поглядел на стену, но взобрался быстро и почти бесшумно. Шэй был еще на середине «пути», когда услышал, что наверху что-то грохнуло, а потом раздались сдавленные ругательства.       Это заставило мистера Кормака поспешить, и когда он перемахнул через подоконник, то узрел раздраженного любовника и хмурого сына.       — Уже подрались? — поинтересовался Шэй. — Так быстро?       — Этот ассасин оставил подсвечник на окне, — отрывисто бросил мистер Кенуэй. — Вредитель.       — Ну что ты цепляешься, — Коннор даже глаза закатил. — Ну потухла свеча — я и оставил. Я же специально открыл для вас окно. Механизм немножко заклинило, подсвечник, наверное, мешал... Я даже не запомнил, куда его поставил.       — Пятна от сальных свечей не отстирываются, — Хэйтем шумно отряхнулся. — От ассасинов тоже сплошные расходы.       Коннор резко отвернулся и проговорил:       — Я принес еды на всех. И выпить.       — Ну, пьяницей он вырос точно в тебя, — попенял Хэйтем и мистеру Кормаку.       — А я и не откажусь, — фыркнул Шэй.       Коннор повел плечами, а потом произнес глухо:       — Я почти всегда один и почти не пью, потому что это небезопасно. А когда я не один, значит, на «Аквиле» с Фолкнером, но это... еще более небезопасно.       — Я погорячился, — немедленно съязвил мистер Кенуэй. — Хоть чему-то, но мне удалось тебя выучить.       Шэй медленно выдохнул носом и постарался смягчить обстановку. Прошелся по комнате... Она была бы уютной, если бы не была такой темной. Сумерки еще только начали собираться, но помещение было длинным и узким, света от окна не хватало, а другого освещения тут не было. Ощущение создавалось... Как в гробу.       С другой стороны, тут была небольшая кровать, устланная лоскутным одеялом, а на приземистом и грубо сколоченном столе стоял простой, но вкусный ужин: мясо, хлеб, сыр и большой кувшин эля.       — Трактирщик спросил, зачем мне столько, — вдруг улыбнулся Коннор. — Я ответил, что собираюсь принести жертву богам.       — Сейчас принесем, — оживленно отозвался Шэй. — Как это называется? Возлияние? Возжирание?       — Шэй! — Коннор даже засмеялся — почти как в былые времена. — Никто не приносит жертвы богам едой и напитками. Обычно жертва богам — это воскуривание. Табака и других трав... Раз в год положено приносить в жертву белую собаку на праздник Обновления Огня, но собака должна быть действительно белой, поэтому обычно раз в два-три года получается...       — Собаку жалко, — сурово заключил мистер Кормак. — Зачем собаку, когда полно...       — Шэй! — теперь и мистер Кенуэй смягчился. — Начинай уже свой обряд возлияния, пока не сказал много чего лишнего.       К мясу в этом заведении приборов не подавали, поэтому Шэй ухватил кусок пальцами. Коннор по своему обыкновению вознес благодарность высшим силам, а Хэйтем, оглядев сотрапезников, извлек из ножен кинжал и предпочел есть с него.       — Понятно, что салфеток тут нет, — заключил он с неудовольствием.       Шэй поразмыслил и нашел выход:       — На что ты опрокинул сальную свечу? Вот этим и вытирайся, раз пятна не отстирываются.       — На штаны, — пояснил мистер Кенуэй. — Ты предлагаешь мне их снять и повязать на шею? Боюсь, это слишком... оригинально.       — Нет, штаны оставь, — задумчиво попросил мистер Кормак. — Неловко при сыне.       Коннор смешливо фыркнул, но покраснел, и Шэй предпочел не заострять на этом внимание. Мясо было вкусным, эль — не слишком теплым и гадким, так что ничто не мешало в первую очередь поговорить о делах. Это тем более было разумно, что кувшин и впрямь был... весьма объемным.       — Коннор, — Шэй скрытым клинком оттяпал кусок сыра и довольно откинулся на стуле, — нет ли у тебя желания рассказать, как тебя вообще занесло на Конгресс? И зачем ты вляпался в эту войну, если не поддерживаешь континентальную армию? Раз ты не хочешь иметь с ними дела и предпочитаешь жить на пепелище, чем с ними, наверное, у тебя были на это причины?       Коннор сразу улыбаться перестал и глубоко задумался. Шэй даже успел подумать, что тот и к девятнадцати годам остался удивительно непосредственным — все по лицу сразу видно.       — Наверное, не будет беды, если я скажу, — наконец решил Коннор. — Это началось... Кажется, в феврале. Было холодно, но я наведался в Дэвенпорт, потому что мой поверенный писал, что был ограблен уже второй караван. Погибло восемь человек, а товара — на две тысячи шиллингов. Я поехал не один, потому что во фронтире явно завелась профессиональная банда. С бандой мы... справились, и я собрался обратно. Но тут к Раксота пришел какой-то человек, он привез письмо от мистера Ревира.       — Что-то много ты пропускаешь, — настороженно бросил Хэйтем.       — Как могу, так и рассказываю, — буркнул Коннор. — А ты — тамплиер, так что могу вообще не рассказывать.       — Не груби, — коротко отозвался мистер Кенуэй. — Даже если так, то это можно сказать вежливо.       Коннор подумал, а после изрек:       — Разногласия между нашими организациями не позволяют мне высказываться точнее.       — Уже лучше, — удовлетворенно кивнул Хэйтем. — Дальше!       — В общем, я тогда на крыше сидел... — Коннор чавкнул, запил элем и с легким сопротивлением добавил. — Не один...       Шэй мигом сложил два и два — и повернулся к Хэйтему:       — Это у вас семейное — на крышах сидеть, — а потом с улыбкой обратился и к Коннору: — Наверное, раз привез ее в Дэвенпорт, у тебя серьезные планы? Влюбился, готов надеть кольцо?       Коннор несколько нервно поглядел на перстень Шэя с тамплиерским крестом и помотал головой, но в глаза не глядел:       — Нет, она... Она мне просто друг.       Шэй склонил голову набок и недоверчиво протянул:       — Да? Судя по тому, как ты о ней говоришь, не только друг. Обычно друзей в постель не укладывают.       Коннор яростно вскинулся и возразил:       — А ты сам-то, Шэй?!       — Я? — мистер Кормак мельком глянул на Хэйтема и, посмеиваясь, возразил. — Как раз я надел на руку кольцо, так что не считается.       Мистер Кенуэй тяжело вздохнул и резко прервал обоих:       — Господа, этот разговор мне кажется крайне... неуместным. Но я бы тоже хотел узнать про ту мисс, которая стала тебе, Коннор, настолько близка, что ты привез ее знакомить с Ахиллесом.       Голос Хэйтема был ровным, но Шэй отлично знал любовника — и понял, что тому больно. Коннор вырос, но отцу о своем романтическом увлечении даже не рассказал...       — Знакомить? — Коннор даже отстранился и со стуком поставил деревянную кружку на стол. — Нет, я их не знакомил. Раксота бы только начал ворчать, что я занимаюсь черт знает чем вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным. Просто мы с Добби... ну... Мне был нужен кто-то из наших, потому что я не знал, насколько велика банда и насколько трудно с ней будет справиться. Я нашел для Добби комнату у местных, они мне доверяют. Раксота о ней не знает. А тогда мы сидели на крыше, и я увидел, как он читает письмо. Он почти отказал посланнику — за меня! И я не выдержал. Спрыгнул с крыши и забрал письмо. Там было про Питкэрна, а у меня было письмо Джонсона... В общем, я понял, что все одно к одному, и собрался в Бостон. Добби из Нью-Йорка, у нее там свои дела, и она отправилась туда. Да и в городе мне одному действовать проще.       Мистер Кенуэй помолчал, видя, что Коннор как будто дожидается ответа, и пожал плечами:       — Не знаю, что тебе на это сказать. Мне, конечно, отрадно — как отцу — знать, что ты нашел себе кого-то по сердцу, но относиться подобным образом к избраннице — не слишком галантно по отношению к ней. И кроме того, ее имя... меня несколько удивляет. Это вообще женское имя?       — Отец! — Коннор насупился. — Добби — она Дебора. Просто по юности ей приходилось переодеваться в мальчика, и к ней прицепилось это прозвище. Сейчас она уже на мальчика совсем не походит, хоть и носит мужскую одежду.       — Это не плохо само по себе — найти себе подругу, с которой ты не собираешься сочетаться браком. Разумеется, это честно только в том случае, если и у нее нет такого желания, — Хэйтем немного посомневался, но добавил: — Но все-таки будь осторожен, сын. Не совершай моих ошибок, чтобы не пришлось потом воспитывать юного тамплиера.       Коннор поперхнулся элем и круглыми глазами поглядел почему-то на Шэя. Мистер Кормак сделал единственное, чем действительно мог помочь — с силой хлопнул сына по спине и поинтересовался:       — Легче?       — Э-э-э... — тот все еще смотрел диким взглядом. — Нет. То есть да. То есть... Ну, те советы, что мне еще на «Аквиле» дали, работают. То есть... Ведь это же было бы видно?       Мистер Кенуэй с непередаваемой церемонностью возразил:       — Мисс Дебора покинула тебя в феврале, если я все правильно понимаю, и уехала в Нью-Йорк. А если ты с тех пор там не был и ее не видел, то утверждать ничего нельзя.       — Да не пугай ты его, — добродушно бросил Шэй. — Полагаю, мисс, которая без стеснения рядится в мужское платье, вполне просвещена о возможных... последствиях. И наверняка их не желает, раз не торопится замуж.       — Я... съезжу в Нью-Йорк, — нервно ляпнул Коннор. — Добби изредка пишет, но...       Хэйтем мстительно усмехнулся и великосветским тоном поинтересовался:       — А что было дальше? Как ты дошел до жизни такой, что вляпался в битву под Лексингтоном и Конкордом?       Коннор немного осоловело хлопнул глазами и засопел:       — А-а... Ну да. Я поехал к Ревиру. Там всякое было, но самое главное — я узнал, что британская армия хочет лишить Патриотов припасов. А припасы в Конкорде. И еще Адамс и Хэнкок... В общем, их нужно было спасти, а припасы — защитить. Честно говоря, я мало понимал, что делаю. Мы с Ревиром неслись ночью на одной лошади. Мне это не нравилось, потому что он... очень фамильярный человек и вечно норовит меня потрогать.       — Чего-о? — Шэй даже поперхнулся элем.       — Да нет же! — Коннор махнул рукой. — То по спине похлопает, то руку на плечо положит... А мы с ним не насколько знакомы. Он мне даже не друг. Но дело не в этом. Мы поехали, предупредили лидеров Патриотов о готовящемся нападении... А потом началась... Ну, может, не паника, но столпотворение — точно. Люди были напуганы, никто не знал, что делать... Мы пытались защититься в Лексингтоне, но не вышло, и пришлось отступить. Меня отправили к какому-то Джеймсу Баррету, я еще по пути группу пленных отбил... А Баррет хотел отправить меня «домой», но я никуда не пошел, у меня было рекомендательное письмо... Отец, я не знаю, как все это рассказать, чтобы было понятно.       — Не волнуйся, Коннор, — неожиданно мягко отозвался Хэйтем. — Когда я пытался проследить, что происходило, чуть не тронулся умом. Но из твоего рассказа я могу заключить, что ты действовал... интуитивно. Это допустимо в определенных случаях, и, пожалуй, как раз под Конкордом случай был именно таков, но ты должен понимать сам, что внутри циклона... или столпотворения, как ты говоришь, нельзя сделать грамотную оценку происходящего. Смотреть нужно со стороны, а вмешиваться — только в самый важный момент. Итак, чего ты достиг? Я прекрасно знаю, что немногочисленные припасы повстанцев были сохранены.       Коннор за время речи отца успел дожевать кусок мяса, обтерся хлебным мякишем и удовлетворенно откинулся с кружкой на стуле:       — Баррет поручил мне командование подступами к Конкорду. Так и сказал, что ему «нужен опытный командир». И я... Дал слово, что удержу позиции. И не мог его не сдержать!       — Опытный командир? — иронично уточнил Шэй.       Коннор поглядел на него хмуро:       — Повстанцам не хватало людей, а те, что были — не солдаты, а просто... Просто люди. Им не хватало предводителей. Не хватало тех, кто мог взять на себя ответственность за то, что произойдет. И я решил, что лучше я сам, чем... Мы выстояли. Я видел Питкэрна, он велел своим отступать. И, как бы мало я ни понимал, решил, что он... Может быть, был неправ. Не знаю.       — Хорошо, что ты это понимаешь, — в тон откликнулся Хэйтем — грустно и глухо. — Питкэрн был офицером британской армии, но я не велел губить людей зазря. И он отступил, хотя рисковал пойти под трибунал.       Коннор поглядел на отца, а потом перевел такой же тяжелый взгляд на Шэя:       — Я этого не знал. И не мог знать. Выходит, мы с мистером Питкэрном оба сделали все, чтобы меньше людей погибло... Но мертвых все равно было много. Я потом прошел той дорогой, где велся бой. И это было... Так не должно быть!       — Так должно быть, — возразил мистер Кенуэй-старший. — Иначе не бывает. Британия получила здесь власть задолго до того, как ты появился на свет. И как ты знаешь, никто... почти никто... добровольно власть не отдает. Для того, чтобы люди захотели говорить, а не стрелять, они должны понять, что следующая пуля достанется им.       — Я готов зарядить эту пулю, — отчаянно и упрямо выдохнул Коннор. — И... даже выстрелить, если придется.       — Красивые слова, — Хэйтем печально усмехнулся. — А что за ними? Что, если ты обнаружишь, что стрелял не туда? Коннор, так действовать нельзя. Уясни уже, наконец, что сначала надо думать, и только потом — делать! Впрочем, у меня есть к тебе предложение.       — Какое? — Коннор напрягся.       Но слова мистера Кенуэя прозвучали для Шэя так же неожиданно, как, наверное, и для Коннора:       — Континентальной армии нужно вооружение, — веско провозгласил Хэйтем. — Надеюсь, с этим ты не будешь спорить, Коннор? Чтобы что-то зарядить, нужно, чтобы было, что заряжать.       Парень кивнул, но явно еще не понимал направления мысли отца.       — Но оружия у континентальной армии мало, — теперь Хэйтем говорил безжалостно, и возразить не дал. — Я предлагаю тебе отправиться с мистером Кормаком... пока еще не знаю, куда, но туда, где можно будет захватить достаточное количество мушкетов, пушек и пороха.       Шэй изумленно вскинулся, даже пену от эля с верхней губы не обтер:       — Я? С ассасином?!       — Ты так говоришь, как будто это для тебя впервые, — съязвил мистер Кенуэй. — И не с ассасином, а с сыном. С нашим сыном. Мне... должна вскоре поступить информация о том, где подобная операция может пройти с максимальным успехом. Вам обоим, соответственно, это нужно организовать. Пока у меня нет доступа к сведениям Вашингтона, но мистер Ли на многое способен. Отправитесь с каким-нибудь судном континентальной армии. Все равно, хоть шхуна, хоть дырявая шлюпка. Ты же говорил, Шэй, что способен научить Коннора захватывать суда и форты?       Шэй залпом допил из кружки и налил себе еще:       — Говорил. А еще я говорил, что его этому учить надо было раньше!       — Ничего, и теперь выучится, — мистер Кенуэй усмехнулся. — Кое в чем... чего я обычно не одобряю... Коннор очень даже способный. Как тебе предложение, капитан Кенуэй?       — Дело, конечно, нужное, — юноша сомневался, но перспектива явно показалась ему заманчивой. — Но работать с тамплиером...       — С крестным отцом, — поправил его Хэйтем. — С Шэем.       — А у меня ты не спрашиваешь? — мистер Кормак усмехнулся тоже.       Коннор немедленно повернулся к нему:       — Вообще-то, я довольно неплохой капитан. Хотя отцу бы наверняка не понравилось. Но я успел... Хочешь, расскажу?       — Рассказывай, — кивнул Хэйтем. — Где и что ты успел. Я вообще заметил, что ты много где чего «успел», особенно там, где не нужно. Как ты умудрился добраться от Филадельфии до Чарльзтауна за двое суток?       — За сорок два часа, — с заметным удовлетворением поправил его Коннор. — Вообще-то я собирался дождаться торжественного назначения мистера Вашингтона, но как раз поступила информация о том, что на холмах под Чарльзтауном готовится сражение, и мистер Вашингтон принял решение покинуть заседание Конгресса. Я догадывался, что ваш Орден взялся за реализацию планов, и махнул на «Аквилу». Фолкнер держал корабль готовым к отплытию, и мы сразу снялись с якоря. Подходы к Филадельфии ужасно узкие, я немного побил «Аквилу», но зато быстро добрался. В Бостоне, конечно, я причалить не мог, меня бы там сразу обстреляли с моим новым флагом. А если бы даже я сменил его на прежний, то были бы неприятности уже после швартовки. Поэтому мы причалили северо-восточнее, и на берег мне пришлось выбираться... в общем, я с мачты на скалу спрыгнул.       Шэй одобрительно кивнул:       — Я сам не был в Филадельфии, но помню карту и могу неплохо себе представить, как выглядят берега. Там, наверное, полно отмелей?       — Не только отмелей, но еще и всяких мелких торговых кораблей, — Коннор шмыгнул носом. — Я постоянно боялся кого-нибудь потопить! Шэй, когда ты рассказывал, что некоторые сами под таран суются, я думал, что ты... преувеличиваешь, как многие моряки в своих рассказах, но тут!.. Впрочем, ладно. Я хотел рассказать не про это, а про то, как побывал на Дэд-Чест, когда отправился за третьим куском карты капитана Кидда.       Мистер Кенуэй порывисто вздохнул:       — И тут успел.       — Это я еще раньше успел, — пояснил Коннор. — Еще до Дэвенпорта. Потом мне уже не до карт и сокровищ было.       Шэй свел брови, припоминая:       — Дэд-Чест? Знаменитое кладбище кораблей? Там я тоже не был, но наверняка скверное местечко. Не один ты ищешь сокровища.       — Это точно, — Коннор посмотрел на второго отца почти что с восхищением. — Так и оказалось. Я-то думал, что мне придется долго выяснять, который из разбившихся там кораблей принадлежал Эйблу Оуэнсу, искать какие-то приметы, судовые журналы в обломках. Но мне, наверное, повезло. Когда я забрался в потроха одного из кораблей... А выбрал я его только потому, что он вроде бы был самым большим и целым... Я сразу увидел, как какой-то человек разглядывает карту. Мою карту! Наверное, этот человек был неграмотным, потому что он разглядывал ее вверх ногами.       — Был? — приподнял бровь Шэй.       — Был, — со вздохом подтвердил Коннор. — Я ему сразу же крикнул, мол, отдай, это моё...       — Дай угадаю, — вмешался Хэйтем. — Он почему-то тебя не послушался.       — Он бросился удирать, — юноша засопел. — Вот зачем? Могли бы договориться, я бы мог за эту карту заплатить. По ней вообще-то видно, что это только кусок. А этот человек, даже если моряк, явно не лоцман.       — Полагаю, потому что он не лоцман, он и не понял, что это кусок, — заключил капитан Кормак. — Видимо, он предполагал, что кто-то из тех, кому он доверяет, сможет разобраться.       — И я даже видел тех, кому он доверяет, — мрачно отозвался Коннор — кажется, ему было неприятно, что его «укололи». — Их там вообще целая банда была.       — Была? — почти утвердительно спросил на этот раз Хэйтем.       — Ну, была, — Коннор окончательно помрачнел. — Этот, который нашел, бросился бежать. Я — за ним! Даже не понимал, где я бегу и куда. Он-то явно лучше меня разбирался, где там что, иначе я бы его сразу нагнал. А так — пришлось по пути кого-то убить. Не очень понял, кого, потому что времени не было. Смотрю — впереди берег, а на берегу — пещера. А в пещере — свет. Я подумал, что у него там, может, толпа приятелей — и прыгнул на него сверху, с обломка мачты. Получилось чисто, почти как на тренировке, убил сразу. Он даже не мучился. Потом я забрал кусок карты и удрал. Мне больше ничего не нужно было, так что если там и есть какие-то сокровища, то все эти люди могли их спокойно искать.       Шэй положил руку погрустневшему Коннору на плечо и постарался приободрить:       — Нечего так сопеть. Ты все сделал правильно. В подобных местах встречаются только пираты и мародеры, а у них кодекс чести своеобразный: кто сильнее, ловчее и умнее, тот и молодец. Если бы они могли, они бы и тебя убили, а потом поделили все, что у тебя было.       Хэйтем прикусил губу, но нашел в себе силы усмехнуться:       — Шэй, ты все-таки взялся учить Коннора правильно пиратствовать? Я почти не сомневался, что такой момент рано или поздно настанет.       Шэй глянул на любовника, и в его глазах блеснули искорки:       — Кое в чем мистер Ли прав: в прибрежных водах многовато британских кораблей. А с другой стороны, колониальной армии нужно вооружение. Мне кажется, эти два пункта отлично сочетаются между собой. Слушай, Коннор. Для начала нужно занять лучшую позицию. Иногда, конечно, на это времени нет, но лучше все-таки выгадать. Потом хорошенько наводишь орудия и даешь мортирный залп.       Коннор немного подумал, а потом требовательно вопросил:       — А если кораблей несколько? Если они идут строем?       — Обычно варианта два, — Шэй даже не задумался. — Для начала выделяешь самый тяжелый и вооруженный. Если его сопровождает что-то небольшое, даешь залп по площади, чтобы вывести из строя сопровождение, а если повезет — то и по основному попасть. Так лучше действовать, если твоя цель — конвой. А вот если все корабли перед тобой — серьезные противники, то надо выбрать одну цель. Какую — зависит от ситуации. Если воды позволяют уворачиваться от встречного огня...       — Стоп, — Хэйтем вскинул руку. — Это позже.       — Нет, мне интересно, — Коннор немедленно возразил. — У меня было несколько стычек на море, но серьезная — только одна. Тогда против нас вышли три британских брига, но я, наверное, что-то неправильно сделал. «Аквила» сильно пострадала, и в команде... тоже были потери. Фолкнер говорил, что это победа, но я не чувствовал себя победителем. Мне пришлось отвести «Аквилу» подальше, а потом чиниться и людей в команду набирать... Это, конечно, хорошо, что у Британии стало немножко меньше военных судов тут, но, во-первых, их все равно слишком много, а во-вторых, это довольно дорого мне обошлось.       — Я научу, — отечески приобнял его уже успевший выпить Шэй. — Увидишь, это может быть и вполне выгодно.       — Исключительно ради победы повстанцев, — добавил Хэйтем.       Коннор вдруг громко вздохнул и повернулся к отцу:       — Хорошо, что вы меня нашли, — он слегка улыбался. — И спасибо, что хоть что-то объяснили. Я по-прежнему не понимаю ни ваших целей, ни действий, но если ты, Шэй, готов пойти со мной... Я рад этому. И... Отец, если я когда-нибудь соберусь сделать предложение руки и сердца девушке, то я скажу об этом тебе, а не Раксота. Он наставник, его дело — разум. Сердце — это другое.       — Я... ценю это, сын, — с заминкой проговорил Хэйтем, а немного придя в себя от столь искреннего признания, и добавил. — Но что-то мне подсказывает, что даже в этом случае ты для начала поделишься всеми подробностями с Шэем. Чтобы научил... Или просто оценил.       — Это... может быть, — Коннор опять начал краснеть, но потом вскинул взгляд и заговорил откровенно. — Но пока я жениться не собираюсь. Как-то утром, когда я уже проснулся, а Добби — еще нет, я смотрел, как она спит и пытался разобраться в своих чувствах... Она меня понимает, и я ее тоже. Нам интересно разговаривать. Если бы кто-то угрожал ей, я бы защитил ее не раздумывая. Но когда я подумал о том, чтобы постоянно быть с ней рядом, разделить не только дела, то и жизнь... Нет. Она прекрасная напарница и замечательная девушка, но нет.       Шэй вдруг подумал, что ему, Шэю Патрику Кормаку, как раз всегда хотелось разделить не дела. Ему хотелось понять, что у Хэйтема за душой, увидеть в нем больше, чем видели те, кто считал его магистром, тамплиером или даже другом. Уже повзрослевший сын и теперь заставлял как-то иначе посмотреть на жизнь.       — А если она найдет себе другого парня? — проницательно заметил Шэй. — Не будешь ревновать?       Коннор задумался, словно прислушиваясь к себе, и твердо ответил:       — Нет, не буду. Если так случится, надеюсь, что этот парень будет ее достоин, — Коннор опустил взгляд и коротко проговорил. — Добби куда опытней меня в таких делах. Она мне сразу сказала, чтоб я на любовь не рассчитывал. Хотя, кажется, со мной ей все нравилось.       Шэй одобрительно кивнул. А вот Хэйтем, очевидно, думал сейчас совершенно о другом. Он поглядел на сына цепко, внимательно... И спросил прямо:       — Коннор, ты начал возрождать Братство?       Даже не спрашивал. Утверждал. И Коннор, подняв взгляд, так же прямо ответил:       — Да.       Не добавил ничего, никак не пояснял. Впрочем, Хэйтем и не требовал этого.       — И ты ведешь этих людей, ассасинов, сам? — мистер Кенуэй по-прежнему говорил утвердительно, хотя и с вопросительной интонацией. — Не приводишь к Ахиллесу?       — Да, — Коннор кивнул. — Ты хочешь знать, почему я поступаю не как правильный ассасин? Не привожу рекрутов к наставнику, а действую сам?       — Нет, — Хэйтем покачал головой. — Я хочу знать, к чему ты желаешь привести этих людей. Какую цель ставишь перед собой и перед ними.       Коннор не задумался ни на миг:       — Свободу. Свободу мысли, разума и выбора.       Хэйтем кивнул, как будто и не ждал другого ответа, и обреченно произнес:       — Понятно.       Шэй покачал головой и отпил из кружки. Когда-то он тоже верил в свободу мысли и выбора для каждого. Но то, что он видел внутри Братства, которым когда-то руководил Ахиллес, плохо вязалось с идеями свободы и равенства. Велели идти убивать — ты идешь и убиваешь, не имея права даже задать вопрос, зачем и почему.       У Коннора... У Коннора все иначе. Но хорошо уже то, что он понимает, что Ахиллесу доверять это нельзя. Возможно, невеселая история бывшего ассасина Шэя Кормака чему-то его научила.       А Коннор, очевидно, увидел в этом разговоре что-то совершенно другое, потому что тягостно вздохнул:       — Я съезжу в Дэвенпорт при первой возможности. Поговорю с Раксота. Я многим ему обязан, и хотя мы... имели разногласия, я не должен так поступать с ним. Не обещаю, что буду его слушаться, но все, что он мне скажет, я выслушаю.       Хэйтем вскинулся и наконец приложился к кружке, хотя до этого почти не пил. Шэй уже по этому понял, что самая тяжелая часть разговора позади. Хэйтем позволил себе расслабиться.       — Ну что ж, поздравляю, Коннор, — негромко заметил Шэй. — Раз ты сам вербуешь и обучаешь других, ты — мастер-ассасин. Высокое звание. Высокая ответственность.       — В девятнадцать-то лет, — не преминул заметить Хэйтем.       — Я об этом не думал, — Коннор нахмурился. — А ты, Шэй?.. Ты же не...       — Нет, я никого не учил, — улыбнулся Шэй. — Только тебя.       — Шэй — мастер-тамплиер, — Хэйтем чуть улыбнулся, глядя на обоих. — Да, у нас такое тоже есть.       Коннор задумался, откинувшись на стуле, а потом стряхнул с себя мечтательный вид, почти требовательно оглядел обоих и сощурился:       — Может быть, вы тоже мне что-нибудь расскажете? Не будете только спрашивать?       — Может быть, — оценивающе хмыкнул Хэйтем.       Шэй был более снисходителен. Да и эль был вкусным.       — Расскажу, — он немного пожалел, что на стол будет неудобно закинуть ноги, но это и к лучшему — мистер Кенуэй не оценит. — Когда я подходил к Америке, ветер оттеснил «Морриган» к Ньюфаундленду...