Дело всей жизни

      Шэй убедился, что на складе остались только крысы и ящерицы, и широким шагом вернулся на пристань. Взбежал по сходням и с удовлетворением огляделся: матросы передавали друг другу остатки ящиков в трюмы и выглядели воодушевленными, хотя и уставшими. Мистер Кормак и сам так себя чувствовал — во-первых, убедился, что плечо от нагрузок работает все лучше; во-вторых, был удовлетворен объемом груза. «Аквила» даже слегка просела и наверняка пойдет медленнее, зато любо-дорого поглядеть.       Коннора видно не было, но Шэй слышал его голос из трюма. Видно, руководит, вот и ругается.       Хэйтем, разумеется, в погрузке участия не принимал, а потому Шэй отправился прямиком в каюту второго помощника. Вид, конечно, не самый подходящий для доклада...       Март на Карибских островах — вовсе не то, что январь в Нью-Йорке. Правда, дневная жара уже начинала спадать, день клонился к вечеру. Понятно, почему Коннор нервничает — наверняка хочет сняться с якоря, чтобы не терять ночь в пути, но выходить нужно до заката, а до него осталось не так уж много. В южных широтах вечер наступает почти мгновенно, как будто кто-то набрасывает на купол неба сине-фиолетовое покрывало, и к тому моменту желательно быть подальше от прибрежной полосы, где можно встретить и мели, и отмели, и черт знает что еще.       Собираясь перетаскивать ящики с провиантом, Шэй оделся, как рядовой матрос: оставил только нижнюю рубаху и такие же портки, натянул сапоги, да еще перехватил лоб белой повязкой, чтобы пот впитывался, а выбившиеся волосы не мешали. Большинство ребят из команды выглядели точно так же, и к временному старпому впервые, пожалуй, отнеслись одобрительно — за то, что не только гонял, но и работал наравне.       Хэйтем, конечно, не оценит, но переодеваться или — тем хуже — влезать в лишние тряпки не хотелось, а потому мистер Кормак философски приготовился выслушать несколько насмешек. Дверь в каюту оказалась заперта, и Шэй недоуменно подергал за ручку. Хэйтем запирался только на ночь, но ведь еще только начало вечереть...       Неожиданно щеколда щелкнула и на пороге появился заранее раздраженный мистер Кенуэй. Шэй даже сделал шаг назад, но тут лицо Хэйтема разгладилось, и он почти улыбнулся:       — А, это ты. Закончили?       — Заканчиваем, — отозвался Шэй и прошел в каюту, а услышав, как щеколда брякнула за спиной, не удержался: — От кого запираешься?       — Ото всех, — в сердцах выдохнул мистер Кенуэй. — Оказывается, у Коннора так заведено, что Фолкнер сопровождает его во всех вылазках, а на командовании остается второй помощник. А потому все, кто не нашел Коннора — тебя даже не искали — ломились ко мне. Ни почитать, ни подумать, ничего! А еще господин Таядаовуку никак не мог решить, желает ли он спать у меня или еще где-нибудь, а потому орал и скребся под дверью, пока не получил «Историей древних государств».       Шэй фыркнул:       — А кстати, давно хотел спросить, почему он Таядаовуку? Среди парней его зовут просто Таядо или даже «дьявол с хвостом».       — Потому что «Лежащий Поперек», — разъяснил мистер Кенуэй. — И как ты догадываешься, имя дано не просто так.       — Это да, это есть, — согласился мистер Кормак, припомнив, как дымчато-серый Лежащий Поперек приходил к нему в кровать и... укладывался там поперек.       Неудивительно, что Хэйтема матросы начали воспринимать как помощника капитана. Наверняка многие видели, что мистер Кенуэй отстранил сына от управления, а уж команду начинать абордаж точно слышали все. И если Коннор после такого вопиющего нарушения всех морских законов никак не отреагировал, его отца автоматически зачислили в командование. Хэйтем наверняка это понимает... Вот только, кажется, не стремится признавать?       Мистер Кормак резко развернулся и оглядел любовника. Тот был одет примерно так же — в рубаху и штаны — да еще и был босиком. Но вид при этом имел такой, словно только что с Конгресса или с королевского приема. И все-таки амплуа капитана пиратского брига шло ему невероятно — стоило вспомнить, как тот управлял «Аквилой» во время захвата, как по коже пробегали мурашки, а внутри словно начинала сжиматься невидимая пружина.       — Шэй? — вопросительно окликнул его мистер Кенуэй. — Ты не ответил. Когда отчаливаем?       Мистер Кормак мотнул головой. Задумался...       — Думаю, через час-полтора уже будем в море, — ответил он неуверенно. — С Коннором я не говорил, но полагаю, что не ошибаюсь. А если за пару часов не двинемся с места, то наверняка останемся здесь ночевать.       — Это нежелательно, — нахмурился Хэйтем. — Груз наконец найден, и получив в распоряжение целую ночь, половина экипажа напьется, уверен.       — Правильно уверен, — кивнул Шэй. — В портах и мне далеко не всегда удавалось сохранить абсолютную дисциплину на борту, а у Коннора команда расхлябанная, кто-то точно не выдержит.       — Где-то ты все-таки недоработал, — бросил мистер Кенуэй и поглядел в крошечное окно каюты, где уже было видно, как начинает опускаться солнце. — Я тоже замечал, что его матросы нерасторопны и слишком вольно трактуют приказы. Я бы такого не допустил.       Шэй все-таки не удержался:       — Ты был так хорош во время абордажа, капитан Хэйтем Кенуэй, — а на почти возмущенный взгляд пояснил: — Никто, кроме капитана, не имеет права отдавать такие приказы, так что... Сам допустил.       Хэйтем поглядел независимо и свысока:       — Я не мог допустить, чтобы из-за нерасторопности команды и осторожности Коннора Черч подготовил нам еще какой-нибудь сюрприз.       — Да брось, — Шэй даже рассмеялся. — Теперь тебе уже ничто не поможет, я запомнил.       Противостояние взглядов длилось не больше нескольких мгновений, после чего Хэйтем тяжело вздохнул:       — Наверное, рано или поздно что-то подобное должно было случиться. Я сын пирата, отец пирата, да и ты тоже... Можешь считать, что у меня просто не было выбора.       — Мне все нравится, — заверил Шэй и теперь уже откровенного взгляда не скрывал.       Хэйтем оглядел его в ответ и усмехнулся:       — Ты сейчас выглядишь, как типичный матрос-ирландец. Разве что не хватает рисунка на коже в виде арфы.       — Никогда не испытывал потребности нарисовать что-то на коже... — Шэй задумался. — Но я могу, если хочешь. У меня много знакомых, что могут такое сделать. Так что хоть арфу, хоть трилистник, хоть череп с костями.       Ему показалось, что мистер Кенуэй на миг промедлил с ответом, но откликнулся ровно:       — Дело твое, Шэй. Мне все равно.       Мистер Кормак не успел обдумать появившуюся мысль, когда Хэйтем вдруг произнес:       — Ты пришел доложиться?       И в ответ с губ невольно сорвалось именно то, что пришло в голову первым:       — И доложиться тоже.       — Тоже? — приподнял бровь Хэйтем, а его губы искривились в усмешке. — То есть ты пришел сюда, даже не ополоснувшись, и рассчитываешь на взаимность?       — Прости, — Шэй машинально попытался принюхаться, но не преуспел — слишком знакомыми были запахи морской соли и дерева. Одновременно с этим мистер Кормак вдруг ощутил, как ноют натруженные мышцы, и брякнул: — Но вообще-то, да.       Хэйтем поглядел на него изумленно, но мгновением спустя вдруг разом обрел и уверенность, и решительность. От него можно было ожидать всего чего угодно, но на этот раз Шэю повезло — Хэйтем попросту толкнул его к стене, поскольку каюта была небольшой, и резко опустился на колени.       Шэй громко сглотнул, но прикосновений не дождался. Вместо того, чтобы освободить его от ткани, мистер Кенуэй расстегнул свою рубаху и стянул ее через голову, растрепав аккуратный хвост.       — Зачем? — голос Шэя сразу осел и прозвучал с присвистом.       — Привык просчитывать заранее, — отозвался Хэйтем, но головы не поднимал.       Мистер Кормак поспешно взялся за завязки штанов. Если... Хэйтем хочет...       Мистер Кенуэй отбросил рубаху на спинку кровати и помог, а едва тонкий лен разошелся, Шэй чуть не застонал от контрастных ощущений — поднявшийся член под расстегнутой тканью холодило воздухом и опаляло горячим дыханием. Шэй положил руку Хэйтему на плечо и невольно притянул любовника к себе. И постарался заранее сдерживаться — стонать сейчас точно не стоило.       Хэйтем не стал дожидаться более откровенных побуждающих движений. Он влажно обвел головку языком, почти невесомо лаская. Шэй сжал зубы — и не мог сказать, почему. То ли блаженствовал под дразнящими прикосновениями, то ли сдерживался, чтобы не отыметь Хэйтема в горло. Наконец не выдержал. Придержав любовника за затылок, он перехватил естество у основания, подался бедрами вперед и едва не застонал, ощутив, как горячо и умело обхватывает его рот Хэйтема.       Дальше уже Шэй любовника не держал. Наслаждался тем, как расслабляются мышцы плеч, теплым воздухом и горячими прикосновениями языка, неторопливым движением. Бездумно ласкал обнаженные плечи Хэйтема, ключицы и впадинку между ними... Чувствовал, как пальцы перебирают яйца, и почти растекся по стене, когда Хэйтем вдруг откинул голову назад и, облизнув губы, выдохнул:       — На кровать.       Шэй даже не сразу понял, что ему говорят. Он разочарованно перевел дыхание, опустил взгляд и, увидев, как Хэйтем отводит потемневшие глаза, только тогда понял, чего от него хотят.       Шэй подал любовнику руку, помогая подняться, и потянул за собой. Кровать была застелена, как и положено днем (или в ночную смену для рулевого и вахтенных), но по бугрящемуся покрывалу было видно, что мистер Кенуэй проводил время в свое удовольствие. Пока тамплиер Шэй Кормак таскал ящики и грузил мешки, великий магистр валялся на кровати и читал.       Хэйтем приостановился, расстегнулся... Едва ткань упала на дощатый пол, Шэй снова потянул его за запястье, чтобы не вздумал подбирать и аккуратно устраивать. Мистер Кенуэй спорить не стал, опустился на кровать и рывком обернулся, подтягиваясь и устраиваясь вдоль, а не поперек. Шэй подпихнул его, чтобы подвинулся, и вытянулся рядом. От соприкосновения тел тут же стало жарко, но не как днем, когда грузились под палящим солнцем, а приятно, по-вечернему.       Кровать, разумеется, была рассчитана на одного, а потому, чтобы устроиться вдвоем, Шэю пришлось закинуть на любовника ногу. Коленом сразу почувствовал, что у Хэйтема стоит, но спешить не стал, хотя и хотелось. Вместо этого он гладил и ласкал вздымающуюся под прикосновениями грудь, а когда почувствовал, что напряженное тело любовника расслабляется в объятиях, в одно движение поднялся и навис сверху.       Хэйтем приоткрыл глаза и раздвинул бедра, позволяя улечься, притираясь. Шэй припал к его шее губами, языком нащупал кадык, провел влажную линию вниз, но ниже ключицы опустился не смог. Хэйтем вскинул руку ему на плечо и поймал неосознанное движение бедер, укладываясь удобнее.       На спине, на шее, на висках выступила испарина, и Шэй облизнул пересыхающие губы. На сей раз работа предстояла куда приятнее, чем днем, хотя попотеть, конечно, тоже придется. Член прижимался к такому же твердому члену Хэйтема, и все это было столь же пленительно, как и невыносимо.       Хэйтем прижал его за плечо ближе, и Шэй коснулся губами раскрытых губ. Уже это обожгло, как ударом кнута, а целуя — глубоко и властно, мистер Кормак и вовсе чувствовал, что его качает, словно «Аквила» уже отошла от причала. Откуда-то доносились выкрики матросов, обычный судовой шум, но Шэй разобрал, как едва слышно стонет под ним любовник — и впился в губы, уже истязая, а не лаская.       Хэйтем прогнулся под ним, хотя кровать была жесткой, обнял крепче, накрыв горячей ладонью лопатку, и снова тихо простонал в губы. Шэй почувствовал, что голова кружится, с влажным звуком оторвался от губ и приподнялся на руке, восстанавливая дыхание.       Но толком не вышло. Обретя свободу, Хэйтем потянулся свободной рукой вниз, обхватил за естество, коротко приласкал и... направил.       У Шэя даже не нашлось слов, он отрицательно и отчаянно замотал головой — нет, не сразу, сразу нельзя. Только Хэйтема это не остановило. Мистер Кенуэй прижал его пяткой за поясницу, и Шэй почувствовал, как плоть скользит по раскрытой ложбинке.       Слишком легко. Озарение сверкнуло, словно грозовой разряд. Ждал ведь, планировал, но и словом не обмолвился! И когда насмешливо спрашивал про цель «визита», прекрасно знал, что ляжет с растрепанным и наломавшимся на погрузке любовником в кровать. Это объясняло неожиданный энтузиазм — Хэйтем тоже не железный. Вот только щадить его уже не хотелось!       Шэй перехватил инициативу и, прижав его за плечо, двинул бедрами. Тело любовника приняло его без усилий, и Шэй только надавил сильнее. Хэйтем закрыл глаза, прикусил губу и свел брови. На лице его читалось мучительное наслаждение, и мистер Кормак рывком вошел полностью. Хэйтем резко выдохнул, запрокинул голову и дернулся — Шэй держал его слишком крепко, чтобы он мог начать движение сам.       Мистер Кенуэй вновь прикусил губу, и Шэй зачарованно ослабил хватку. В самом деле, возлюбленному, который так берет в рот, стоило пойти навстречу — во всех смыслах.       Мистер Кормак качнул бедрами, раз, другой. Он быстро набирал темп, и Хэйтем реагировал на каждое движение — шумно вздыхал, насаживался на член, постанывал и, наконец окончательно разметавшись на постели, позвал:       — Шэй...       От звука собственного имени Шэя тряхнуло, и он опустился на локоть, прижимаясь губами к губам. Поцеловать не мог, но ловил дыхание и чувствовал, как жарко сплетаются тела. На боках горячо сжимались крепкие бедра, на плечо и шею легла тяжелая рука. В ушах шумело, влажный звук слияния почти оглушал. С каждым движением бедер Шэй чувствовал, что кровь в висках стучит сильнее, и, почти не слыша себя, выдохнул:       — Хэйтем.       Он бы, может, повторил имя или сказал что-то еще, но любовник хрипло перевел дыхание, и Шэй ощутил, как он зажимается — и сорвался до алых пятен перед глазами. Слышал, как рвано дышит Хэйтем, а потом по спине полоснуло горячим, острым.       Господи Боже. Шэй приходил в себя не меньше минуты, после чего приподнялся и, запечатлев на искусанных губах любовника короткий поцелуй, просто упал рядом. Сил не было абсолютно ни на что.       Спину до сих пор саднило, и Шэй безотчетно вывернул голову, словно надеялся разглядеть, что там, на лопатке. Разумеется, не увидел, зато сообразил, что это могло быть. Хэйтем с неудовольствием пошевелился, и Шэй превентивно брякнул:       — Завтра чесаться будет. И при матросах теперь не разденешься.       Мистер Кенуэй усмехнулся:       — А зачем тебе раздеваться при матросах?       — Я имел в виду, рубаху не снять будет, — подумав, пояснил Шэй. — Жарко же! И ближайшие недели полторы будет не лучше. А если меня увидят с таким «украшением», то что я скажу? Что меня расцарапал Лежащий Поперек?       — Я лежал вдоль, — педантично указал ему на ошибку Хэйтем, но вздохнул. — Прости. Не подумал.       — Да ладно, продолжай, — Шэй фыркнул. — Мне, может, нравится.       Вставать не хотелось... Но было необходимо. Еще придется выйти на палубу, поговорить с Коннором, выяснить ближайшие планы. Убедиться, что все дежурные на своих постах, если «Аквила» выйдет в море; или привычно попрощаться с командой на ночь, если останется в порту...       — Идти будем медленнее, — предупредил Шэй. — И, наверное, надо будет сделать остановку... где-нибудь, где можно не только запастись водой и едой, но и подлатать борт, который ты ободрал при абордаже, и купить снаряды.       — Наверняка по пути что-нибудь будет, — Хэйтем, оставшись на кровати в одиночестве, сразу занял все пространство и удовлетворенно вытянулся. — Когда узнаешь, каким курсом идем, сообщи.                            Март 1778, остров Тортуга              — Неужели нельзя было выбрать другое место? — ворчливо буркнул Хэйтем, с подозрением оглядываясь.       — Это было логично со всех сторон, — возразил Шэй. — Во-первых, здесь точно найдутся снаряды на любой вкус. Во-вторых, нам строго по пути. В-третьих, груз тут в большей безопасности, чем где бы то ни было в этих водах, потому что Тортуга — место ненападения.       — Никогда не мечтал тут оказаться, — Хэйтем не возразил против аргументов, а это уже было неплохо. — Да еще и Коннора куда-то понесло...       — Не пропадет, — хмыкнул Шэй. — Всю команду понесло, только мы у пристани топчемся. Куда бы ты хотел направиться?       — В Нью-Йорк, — отрезал мистер Кенуэй. — Откуда мне знать, куда? Это ты эксперт по местным... достопримечательностям, тебе и карты в руки.       — Провести экскурсию? — улыбнулся Шэй.       — По местам твоей боевой славы? — в тон откликнулся Хэйтем.       — Да я нечасто вообще-то здесь бывал, — пояснил капитан Кормак. — Я больше по северной Атлантике ходил, а последние годы в Старом Свете болтался. Так что примерно, конечно, знаю, но тут все могло поменяться. Жизнь здесь очень... интенсивная.       — Я бы предпочел провести ночь на корабле, — подумав, решил мистер Кенуэй. — Но до того неплохо бы где-нибудь поесть, разбавить меню из солонины и бобов. Только, Шэй, в самом приличном месте. И мне наплевать, сколько это будет стоить.       Мистер Кормак покачал головой:       — Здесь как раз торжество свободы, которой добивается Коннор. Привилегированных мест нет, цена зависит только от качества, а те, у кого водятся деньги, вовсе не обязательно приличные люди. Но я попробую. Идем!       Он первым зашагал от причала в сторону поселения. Солнце начинало опускаться за горизонт около шести вечера, и сейчас, в десятом часу, было уже темно. Вернее было сказать, что небо было темным, потому что в самом поселении горели огни, и улицы были ярко освещены. Тьма гнездилась только в кустах и на задних дворах. Впрочем, Тортуга была как раз тем местом, где прирезать могут и при свете дня.       Несмотря на вечер, народу гуляло множество — и чем дальше от пристани, тем меньше попадалось трезвых. Вскоре стало можно разобрать и музыку, несущуюся откуда-то. Мотив был знакомым, и Шэй начал машинально насвистывать в тон скрипке, пока Хэйтем не ткнул его в бок.       Первое же попавшееся здание оказалось таверной. На вытоптанной площадке перед входом отплясывала молодая женщина, лихо задирая юбки, а вокруг — на заборе, на мешках, на поленнице и на небольшом балкончике мансарды — разместились зрители, одобрительно топая, хлопая и посвистывая.       Шэй приостановился, оценивая возможность зайти в заведение, не начав случайно драку, и увидел, как к плясунье присоединился хохочущий мужик. Одет он был в стиле «с кого что снял»: роскошный камзол с позументами, кавалерийские штаны с кожаной леей по всей длине и дырявая шляпа. Кажется, соломенная, но под слоем грязи точно определить было нельзя. Мужик обхватил партнершу по танцу за талию и посадил себе на плечи, девица начала его погонять голой пяткой, как коня, а потом и свалилась на землю под смех зрителей. Мужик принял эффектную позу и пальнул в воздух, знаменуя окончание танца. И раскланялся.       — Я так понимаю, антракт, — раздался над ухом голос Хэйтема.       — Сюда мы не пойдем, — решил Шэй. — Придется всех расталкивать, точно подеремся.       Улица была не слишком широкой и выглядела довольно мило — мостовая из камешков, резные наличники на окнах, мезонины и башенки... И везде — вьюнок. Вьюнок увивал стены и балконы, стелился по земле, опутывал кусты.       Шэй услышал позади шум и отшатнулся в сторону, прихватив Хэйтема за локоть. Вовремя — мимо проскакала взмыленная лошадь, на которой свисали трое людей, но не на спине, как полагалось бы, а по бокам и на шее. То ли пытались остановить, то ли просто катались так...       — Что тут происходит вообще? — пробормотал мистер Кенуэй, но Шэй не ответил.       Во-первых, сам не знал; во-вторых, вопрос риторический.       Пройдя мимо нескольких закрытых по вечернему времени лавок («лучший виски на Тортуге», «лучший виски в Новом Свете» и «лучший виски в мире»), Шэй свернул в сторону и потянул Хэйтема мимо темных домов, где не горело свечей и не раздавалось шума. Видимо, их обитатели разбрелись по тавернам, а может быть, пытались спать. Или даже спали, если привычные.       В одном из дворов громко сквернословила грудастая тетка в сбитом чепце, в другом под свист мальчишек дрались собаки.       Наконец подвернулась еще одна таверна. Тут было потише, хотя музыка тоже играла. Шэй невесть чему обрадовался — узнал мелодию ирландской джиги. Но во дворе никаких танцев не было, только двое пьяных мужиков заверяли друг друга в братской любви, лежа в грязной луже. Исходя из их откровений, высказанных невнятно и не очень понятно, можно было предположить, что обоих из таверны вышвырнули, а потому они друг друга любят, а весь остальной мир — нет.       — Зайдем? — Шэй повернулся, заглядывая в глаза любовнику.       Было довольно темно, но во взгляде Хэйтема отражались яркие огоньки горящего в отдалении фонаря.       — Пожалуй, — тот кивнул. — Только давай обойдемся без драки?       — Постараюсь, — клятвенно заверил Шэй и толкнул дверь.       Ирландская джига зазвучала громче, и стало видно, что внутри таверны вовсю танцуют. Несколько поддатых веселых моряков, на взгляд Шэя, составляли вполне симпатичный ансамбль, хоть танец и выглядел комичным. Кто-то глазел на них, в углу с шумом что-то отмечала разномастная компания — небось, ограбили кого или потопили. На стойке восседала красивая, но ярко раскрашенная женщина и покачивала длинной ногой, освобожденной из-под подола. Женщина пила что-то и смеялась, а у ее ног суетились двое мужчин. Вроде бы пытались обуть... или, наоборот, разуть. До двоих «новеньких» никому и дела не было.       — Ты когда-нибудь ел местные блюда? — спросил Шэй, ловко лавируя среди народа.       — Не доводилось, — коротко отозвался Хэйтем. — Я вообще в этих широтах был только один раз, и мне было не до того.       — Тогда оценишь, — мистер Кормак отловил разносчика, в обеих руках которого были целые «веера» кружек. — Эй, парень, пожрать найдется?       Собственно, это был не вопрос, Шэй просто обозначил свои намерения.       — Если заплатишь, — в тон отозвался разносчик.       — За этим дело не станет, — Шэй хлопнул себя по кошельку на поясе. — Только нам бы не здесь, а унести.       — И это можно, — покладисто кивнул тот. — Говори, чего хочешь, я на кухню передам.       Шэй оглянулся на Хэйтема, но тот только пожал плечами, и мистер Кормак принял решение сам:       — Мяса. Нормального, а не этих ваших тощих куриц. И так, чтобы мы потом к девкам могли пойти, а не дышали пламенем. Еще мидий собери, тех, вкусных, в кокосовом соусе. Креветок и крабовых спинок, тоже с этим... красным...       — И это все? — с недоверием спросил разносчик.       — Хлеба еще положи, — фыркнул Шэй, а на удивленный и даже подозрительный взгляд сдался. — И рома, конечно.       Парень сразу расслабился и повеселел, заулыбался, демонстрируя отсутствие левого клыка:       — Какого? Получше или подешевле?       — Обижаешь, — Шэй почти победоносно поглядел на Хэйтема. — Давай большую бутылку аньехо, лучшего! И этих ваших лимонов давай, а то я вашей воды боюсь.       — Лайм, — на всякий случай уточнил парень. — Сейчас все будет, господа. Кто платит, к тому мы со всем почтением.       Разносчик исчез где-то в недрах таверны, а Хэйтем усмехнулся:       — Мы что-то отмечаем?       Мистер Кормак подмигнул:       — Твой первый абордаж. Могу здесь всех обрадовать поводом для выпивки — и тебя дружно поздравят.       — Это лишнее, — мистер Кенуэй почти улыбался. — Сейчас на борт?       — Лучше, — Шэй таинственно прищурился. — Не спрашивай, сейчас все сам увидишь.       Ждать пришлось довольно долго. За это время моряки успели закончить танец и попадали на стулья кто где, заливая пересохшие рты элем. Публика одобрительно шумела, и даже раскрашенная дама обратила на танцоров долгий взор, полный напускной поволоки.       Наконец появился давешний парень с плетеной зеленой корзинкой из лиан и вопросительно поглядел на Шэя:       — Чем платить будешь?       — А разве здесь, кроме золота, что-то берут? — ухмыльнулся Шэй и отсчитал несколько монет. — Держи. А это — сверху, за то, что в вашем заведении к нам никто не пристал с намерением набить рожи.       — Заглядывайте, господа капитаны, — снова заулыбался парень, шустро спрятав деньги. — И парней своих приводите, у нас и попроще пойло найдется.       Мистер Кенуэй не задавал вопросов, пока нагруженный корзинкой Шэй тащил его через закоулки поселения на Тортуге, только опасливо оглядывался, готовый защищать, если что. Однако прогулка оказалась спокойной — никто не приставал, идти не мешал, и даже помоями сверху не плескали. Шэй уже слышал шум прибоя и безошибочно вывел возлюбленного туда, куда и собирался — на пустынный пляж, где одиноко полыхал факел — предупреждение для идущих в ночи кораблей.       — Садись, — Шэй кивнул на песок.       Сам он пристроил корзину и плюхнулся, краем глаза наблюдая, как Хэйтем устраивается и вытягивает ноги. Жаль, не было какой-нибудь тряпки, на которой можно было разместить снедь, чтобы на зубах не хрустел песок, но это были мелочи. Главное: накатывающие и тихо плещущие волны, круглая серебристая луна и бескрайняя даль, где вода слилась с горизонтом, — было в наличии.       Шэй попробовал было влезть в корзинку — и его озарила светлая мысль. Корзинка была типичная, туземная, на один раз. Жалеть ее было ни к чему, и мистер Кормак аккуратно взрезал ее в нескольких местах, раскладывая в подобие коврика. Лианы тут же полезли со всех сторон, но в целом плетение выдержало, и Шэй зашуршал листьями, в которые был завернут ужин, пытаясь в скудном свете определить, где что. Сначала наткнулся на мясо — крупные, сочные куски, зажаренные над огнем. Шэй как-то раз видел процесс. Местные индейцы выкапывали в земле ямки и размещали на дне небольшой костерок, а вертелы с мясом раскладывали на бортах углубления. Мясо капало соком, от чего костер шипел и разгорался, а в воздухе витал неповторимый аромат.       И сейчас запахло тоже упоительно. Шэй протянул кусок Хэйтему, и тот взял, не возмутился тем, что руки будут жирными. Мистер Кормак на ощупь отыскал хлеб — круглые лепешки, очень мягкие внутри, но с хрустящей коркой — и тоже подпихнул любовнику.       Мистер Кенуэй подтянул к себе одну коленку, оперся на нее локтем и жевал, глядя на то, как колеблется лунный свет в бескрайних волнах. Шэй тоже молчал — и рот был занят, и таинственность момента нарушать не хотелось.       Наконец, когда сочное и немного пряное мясо было уничтожено, а ремень штанов слегка начал давить, Шэй распотрошил остальные закуски. Креветки, крабы и мидии были не слишком сытными, под ром — самое оно.       Ром и впрямь должен был быть хорош. Его явно выдерживали — горлышко было запечатано сургучом. Шэй скрытым клинком сковырнул сургуч и привычно выбил пробку.       — Держи, — он протянул Хэйтему бутылку, и тот взял, а потом проронил первые после таверны слова:       — Судя по запаху, что-то очень неплохое.       Он отхлебнул и несколько удивленно хмыкнул. Шэй и сам приложился к горлышку и удовлетворенно вытер губы рукавом. И указал на остатки еды:       — Попробуй. Мидии с кокосовым соусом — звучит ужасно, и я не хотел пробовать, но Гист заставил. И знаешь, я потом ел и ел, оторваться просто не мог!       Хэйтем явно заинтересовался. Шэй не знал, доводилось ли ему есть что-то столь экзотическое, но судя по тому, как возлюбленный неуверенно повертел в руках ракушку — нет, не доводилось. Шэй не стал ничего говорить, просто стянул лист, закрывающий скорлупу какого-то большого ореха, в которую был налит соус, и показал пример, аккуратно разделив ракушку на две половинки. Хэйтем сосредоточенно повторил жест, и мистер Кормак показал, как дальше — «пустой» половинкой выколупал моллюска, обмакнул в соус и зубами стянул в рот. Ракушки просто отбросил.       Кажется, Хэйтем улыбался, когда пытался повторить. У него вышло, может, не настолько ловко, но получилось — и он замер, пережевывая и пытаясь определить для себя вкус.       — Очень странно, — наконец произнес мистер Кенуэй. — Я не могу даже понять, сладкое оно или соленое.       — Вкусное, — наставительно прочавкал Шэй.       Хэйтем честно пытался распробовать, но на третьем моллюске решительно отказался:       — Нет, это явно не мое.       — Значит, не ешь, — покладисто согласился Шэй. — Крабов пробовал?       — Естественно, — мистер Кенуэй вздернул подбородок, точно не он только что с сомнением оглядывал несчастных мидий.       — Нравится?       — По крайней мере, в лондонских ресторанах это было довольно вкусно.       Шэй еще пошуршал и подпихнул любовнику лакомство, объяснив:       — Здесь только белое мясо, уже выпотрошенное. Можно есть просто так, можно лаймовым соком полить — и будет, как в лондонском ресторане. Наверное. Когда я был в Лондоне, как-то попроще питался. Но можешь попробовать соус. Честно, я понятия не имею, из чего они его делают, и не горю желанием узнать, но — здорово. Остренький такой, но в меру.       Мистер Кенуэй фыркнул, но не зло, а как-то очень по-родному:       — У меня такое чувство, как будто я и сейчас в ресторане. И при этом не умею пользоваться салфеткой и вилкой. А по факту, мы сейчас торчим с тобой на Тортуге в окружении пиратов и головорезов, сидим задницами в песке и едим пальцами.       — Такого у тебя точно никогда не было, — парировал Шэй.       В том, что Хэйтему не понравилось, тоже были плюсы. Шэй действительно мог сожрать этих мидий столько, сколько в принципе в него лезло.       Процесс знакомства с крабом под соусом был почти такой же, как с мидиями, но с тем отличием, что Хэйтем очевидно оценил. Следующую порцию после первой он заготовил заранее, отпил рома и только после этого с видимым удовольствием сжевал. И высказался еще с набитым ртом:       — Кажется, это манго. Но не уверен.       Мистер Кенуэй обычно не разговаривал не прожевав, а потому Шэй тоже отбросил последние попытки выглядеть приличным человеком и следующую мидию с хлюпаньем всосал прямо из раковины. И блаженно зажмурился. И ромом запил.       Кажется, это был один из лучших вечеров в его жизни. Когда живот был набит уже до последней возможности, Шэй с сожалением поглядел на оставшиеся раковины. Больше не лезло, а уже через несколько часов эти божественные скорлупки превратятся в отраву. Но он быстро утешился тем, что наелся ими от всей души. До креветок дело вообще не дошло, но их хотя бы с собой можно взять.       И можно было бы уже идти, но было так хорошо и спокойно, что Шэй не спешил. Да и Хэйтем не выражал желания немедленно подняться и отправиться на борт «Аквилы». Плескали волны, полыхал и немного хлопал на ветру огонь факела, а еще какая-то мелкая живность шуршала в траве поблизости. Дважды со стороны поселения раздавалась пальба, но даже это не разрушало очарования южной ночи.       И Шэй решился. Он отодвинул корзинку-коврик, перекатился по песку поближе к возлюбленному и склонил голову к его плечу. Видно, слегка захмелел, ром был крепким, но пьяным себя Шэй не чувствовал — не столько выпил. Хэйтем глубоко вздохнул и продолжил сидеть, глядя вдаль, а потом вдруг повернул голову. Шэй никогда не целовался с ним где-то вне дома; где-то, где хотя бы теоретически кто-то мог это видеть. Но сейчас на десятки ярдов вокруг не было ни одной живой души, и Шэй счел, что можно. Или это Хэйтем счел, что можно? Как бы то ни было, Шэй чувствовал себя абсолютно счастливым — на пиратском острове посреди чужих земель, с песком на штанах и сюртуке, когда на губах ощущается карибский ром и дыхание Хэйтема.       Мистер Кормак не знал, сколько времени прошло, но когда ощутимо похолодало, от плеча возлюбленного пришлось отлепиться. Пора было возвращаться, но почему-то Шэй не чувствовал сожаления, напротив — думал о том, что завтра выходить в море, и это наполняло душу ожиданием. Если бы еще на своем корабле...       Возвращались другим путем. Глупо было уходить с побережья, и к пристани они подошли сбоку, пробравшись через заросли вьюнка и разогнав пирующих в чьих-то мешках крыс.       Кораблей на пристани было множество, но «Аквила» среди них выглядела достойно. Были суда и побольше, но такой броней и таким вооружением, пожалуй, больше никто похвастаться не мог. Шэй даже ощутил гордость.       На носу «Аквилы» горел фонарь, а оба вахтенных торчали на средней палубе, хотя, конечно, каждому из них полагалось находиться не там. Пост одного — на баке, пост второго — на квартердеке, но под командованием Коннора матросов это явно волновало мало. Шэй повернулся к возлюбленному и прижал палец к губам. Надо было подобраться тихо и рявкнуть как следует, чтобы в следующий раз действительно дежурили, а не били баклуши. Мистер Кенуэй понятливо кивнул, и Шэй неслышно выдвинулся вперед. По сходням, ясное дело, не пошел, фигуры будет видно издалека, так что пришлось пробираться к корме, а потом медленно, чтобы ничем не стукнуть, подниматься наверх и ползти вбок. Вскоре стало слышно, что моряки вовсю треплются между собой, коротая унылую вахту.       — ...сам видел? — восхищенно спросил один, и даже по голосу было слышно, что молоденький совсем.       — Почти, — усмехнулся в ответ второй, много старше. — Кто ж такое показывает? Но меня, друг мой, не обманешь! Разве старого Уилли обманешь? Шпёхаются, чтоб мне ядовитой медузой сблевнуть!       Шэй торопливо уткнулся в рукав, чтобы не огласить окрестности фырканьем. О чем же еще говорить-то во время скучной вахты? Правда уже через пару мгновений смеяться Шэй перестал.       — Так как же? — молоденький спрашивал горячо и таинственно. — Он же кэпу отец! Как-то так вышло же! Ну, что наш кэп-то родился.       — Эх, малец, — покровительственно пробурчал второй. — Видать, какая-то шельма окрутила. Дикарка, поди. Ихние скво — не бабы, а змеи. Но красивые.       Мистер Кенуэй — по левую руку от Шэя — замер. У Шэя даже мелькнуло опасение, что тот сейчас попросту поднимется, перемахнет через фальшборт и просто пристрелит незадачливых болтунов, однако Хэйтему удалось удержать себя в руках, и он только толкнул Шэя в плечо, мол, чего остановился?       — А кто из них кого? — требовательно спросил молодой матрос.       Второй задумался, а потом крякнул:       — Тут уж наверняка не скажешь. Но думается мне, это наш нынешний старпом, кальмарьих кишок ему в миску, его нагибает. Старпом-то — и сам капитан, разве ж такой под кого ляжет?       Парнишка немедленно возразил:       — Так папаша капитанский — тоже того! Я его с мачты видал, когда на абордаж шли. Он тоже, наверное, капитан.       — Э, не, — возразил немолодой. — Был бы капитан, сам бы приказы отдал, а не на старпома сваливал.       Шэй уже почти добрался до удобного для перелезания места, как услышал еще более прекрасное:       — А правда, что у всех моряков такое бывает? Я вот никогда. И не буду, чтоб у меня ром в кишках скис!       — Молод ты еще, — фыркнул его опытный товарищ. — Поболтаешься в море полгодика — и ром в кишках скиснет. А эти не потому шпёхаются, что без баб озверели, а потому что наклонность имеют.       Больше выносить это мистер Кормак не мог, а потому резво перемахнул через борт и уставился на вахтенных таким взглядом... Оба — и парень, и небритый мужик, сидящие на канатной скрутке — оторопели и замерли. У мужика изо рта выпала трубка, и он торопливо ее подхватил, обжигая пальцы. Мальчишка — а Шэй его узнал, тот самый, что бездарно тянул риф — зажмурился и прикусил грязный ноготь.       За спиной Шэя раздалось шуршание, и на палубу спрыгнул мистер Кенуэй. И встал за плечом. Наверное, тоже вид имел серьезный, но Шэй не мог обернуться, чтобы не нарушить момента.       — Мистер Кормак, мистер Кенуэй, — мужик наконец решился и откашлялся. — Дело-то... житейское...       Хэйтем молчал, уступая Шэю право говорить, и мистер Кормак задумчиво прищурился:       — То, что вы тут лясы точите вместо того, чтобы вахту нести? — Шэй презрительно оглядел обоих. — Ты, Томпсон, на нос! Ты, сопляк, как там тебя... Живо на корму! Капитану доложу, и если еще хоть раз увижу, что вы от дела отлыниваете, останетесь в первом же порту.       Мальчишку как ветром сдуло. Томпсон, один из опытных моряков, уже давно ходивший на «Аквиле», гораздо медленнее побрел на нос. Кажется, оба опасались, что их неприятности еще только начались, но Шэй не собирался связываться. Пристрелить членов команды Коннора он не мог, а все остальное... Собака лает — ветер носит. Главное, как он знал по опыту, ничего не признавать, что бы это ни было. Тем более что в опасении еще больших проблем эти парни побоятся трепать дальше.       Мистер Кенуэй сделал пару шагов в сторону кают и усмехнулся, не глядя на Шэя:       — А ведь они были не так уж неправы. Почти во всем. А еще, полагаю, у этого Томпсона был неудачный опыт общения с женщинами из индейских племен, потому он так нелестно о них и отзывается. Потому что не досталось.       Мистер Кормак тяжело вздохнул:       — Я хотел предложить тебе провести остаток ночи у меня в каюте, раз уж на борту почти никого. Но теперь... Нет, не могу. А жаль.       — Ничего, я бы и так, скорее всего, не пошел, — «утешил» его Хэйтем. — Может быть, завтра вечером загляну, если снимемся с якоря.       Шэй слегка приободрился и собирался уже было отправиться в каюту, когда на пристани появилась знакомая фигура. Фигура шла... неуверенно.       Мистер Кенуэй немедленно остановился, хищно поджидая, и Шэй тоже решил дождаться. Коннор медленно поднялся по сходням, а потом удивленно уставился на обоих отцов:       — Что вы здесь делаете? Я был уверен, что это Томпсон и Картрайт. Они всегда, когда вместе на вахте, тут торчат.       — И это называется вахта? — недовольно буркнул Шэй. — Я их разогнал. Потому что, во-первых, вахту надо нести там, где положено. А во-вторых, обсуждать нас с Хэйтемом — смертельно опасное развлечение.       — Они вас обсуждали? — Коннор явно забеспокоился, поднял голову, отбросив капюшон ассасинского плаща на спину, и стало видно, что вид у него не лучший.       Мистер Кенуэй тоже сразу это увидел и озабоченно произнес:       — Коннор? Случилось что-то?..       — С чего ты взял? — Коннор помотал головой. — У меня все в порядке.       — Ты выглядишь так, как будто полночи кого-то бил, — услужливо объяснил мистер Кормак.       — А! — Коннор немного смутился. — Это нет. Просто устал.       — И где же тебя носило? — гораздо спокойнее спросил мистер Кенуэй-старший.       Коннор посопел, а потом довольно резко произнес:       — Я капитан и не обязан отчитываться. Но если тебе так хочется это знать, отец, то я был... в таверне. Не один. И нет, не с командой. Вы вечно довольные такие... Я все понимаю, но даже смотреть завидно.       Мистер Кенуэй изумленно поднял брови, а Шэй вздохнул:       — Коннор, ты что, пьян?       — Не совсем, — сын явно прислушался к себе. — Немного. Может быть. Так что я лучше пойду к себе.       Мистер Кенуэй проводил взглядом сына, который на заплетающихся ногах побрел в сторону капитанской каюты, и процедил:       — А еще говорил мне, что не связывается с... продажными женщинами.       — Ничего, «героем» Тортуги он пока не стал, — пробормотал Шэй. — Лишь бы дрянь какую не подцепил. Надеюсь, ему хватило ума выбрать какую-нибудь... дорогостоящую.