Дело всей жизни

      Август в этом году выдался на редкость жарким, так что планы Шэй строил не без удовольствия. Когда воздух прогревается не меньше, чем до восьмидесяти-девяноста градусов Фаренгейта, на воде всяко будет приятнее, пусть там и придется пить разбавленный эль, а мыться забортной водой.       Сейчас Шэй по-своему спасался от жары: валялся прямо на ковре у ног Хэйтема, но не просто так, а стратегически — прямо на пути следования сквозняка от окна до двери. Кроме того, мистер Кормак был занят очень важным делом — в длинный столбик подсчитывал минимальные и «рекомендуемые» запасы пресной воды, эля, «живого мяса» и прочего для возможного путешествия.       Хэйтем тоже был занят. Он сосредоточенно вычерчивал на листе что-то, что со стороны можно было бы принять за чье-то разветвленное генеалогическое древо, но мистер Кормак не сомневался, что интерес и расчеты великого магистра куда более практичны, чем чья-то геральдика или как там это называется...       Шэй почесал в затылке карандашом, послюнявил грифель и размашисто вписал несколько цифр в самом низу колонки, а потом и приподнялся на локте, оглядывая результаты труда. При этом он слегка завалился на ногу любовнику и тут же почувствовал ощутимый пинок домашней туфлей в ребро.       — Мистер Кормак, довольно того, что вы валяетесь, как пьяница, — недовольно буркнул Хэйтем. — Вы не кот, так что нечего обтираться об мою обувь.       В доме стояла сонная тишина. День перевалил за точку самого адского пекла, но было не только жарко, но еще и душно, и никто из слуг не стремился выполнять какие-то работы сверх самых необходимых. Тихо было так, что было слышно, как жужжит где-то за гардиной жирная муха, бьется в стекло, не понимая, что соседний створ окна распахнут настежь. Еще было слышно, как тикают часы и где-то в саду насвистывает синьор Галлиани — ему одному жара была нипочем. А потому голос Хэйтема раздался не хуже грома небесного.       Шэй вздрогнул и поднял голову.       — Почти пять пополудни, — заметил он. — Не хочешь чаю?       — Чаю? — Хэйтем скривился. — Я не арабский шейх, чтобы от пекла спасаться горячим чаем. И у меня нет ни малейшего желания вставать и звонить. А вот тебе бы пора принять более пристойное положение. Принимать гостей, лежа на полу, это...       — Не гостей, а сына, — лениво отмахнулся Шэй. — Он меня видел при смерти и пьяным в сопли.       — Ты хочешь сказать, что продемонстрировал еще не весь спектр своих возможностей? — Хэйтем снова подпихнул его туфлей. — Не хочешь вставать, так хоть откатись, ты теплый.       Шэй с сожалением откатился и огорченно вздохнул. Это еще полбеды. Беда была в том, что Хэйтем и по ночам норовил любовника отогнать, причем даже в самом невинном смысле. Ворчал, что не желает спать с грелкой, и на плечо к нему удавалось с боем прорваться только ближе к утру, когда заметно холодало, и под невесомым льняным покрывалом становилось прохладно. Шэй пару раз заметил это случайно, а потом начал курить в спальне перед сном — так окно с гарантией оставалось распахнутым.       Словно в ответ на эти размышления распахнутое окно хлопнуло громче, чем обычно бывает от сквозняка, и мистер Кенуэй сразу бумаги отложил. И не зря: за гардиной появился знакомый силуэт, а мигом позже в комнату ввалился Коннор — раскрасневшийся и сопящий. Он оглянулся с подозрением, но окно закрывать на стал, а шумно выдохнул и прищурился, привыкая к полумраку затененной гостиной.       — Отец, Шэй... — в голосе сына проявились немного растерянные нотки. — Я... Не помешал?       — Смотря чему, — резко скатал шуршащую бумагу в трубку Хэйтем.       — А почему у тебя тогда тут Шэй валяется? — ляпнул Коннор и тут же встряхнулся, как пес. — Прости, отец. Это я зря спросил, пусть валяется.       — Пф, — Шэй наконец откатился от ног любовника. — Между прочим, на полу довольно прохладно, и ветром обдувает. Можешь сбросить всю эту свою сбрую с оружием и лечь рядом. Сразу станет лучше.       — Нет, — воспротивился мистер Кенуэй. — Это почти официальные переговоры Ордена с Братством. Даже на Конгрессе такого себе не позволяют! Коннор, сядь в кресло, пожалуйста. Чаю не предлагаю, спиртного — тем более...       — На такой жаре развозит быстро, — со знанием дела заметил Шэй.       Но Хэйтем даже не прервался, а ровно продолжил:       — И вы, капитан Кормак, вставайте, иначе полноценным правом голоса обладать не будете.       Шэй с тяжелым вздохом подтянул ноги и уселся по-турецки, сочтя, что этого будет довольно. Мистер Кенуэй с неудовольствием оглядел мятые штаны и расстегнутую рубаху любовника, но, очевидно, счел, что дальнейшие пререкания только ухудшат положение. Тем более что Коннор выполнил требование и уселся напротив. И спросил, как только Шэй перестал ерзать и шуршать:       — Обсудим военные действия?       Мистер Кенуэй прерывисто вздохнул:       — Полагаю, обсуждать тут нечего. Вашингтон опять упустил возможность разбить англичан.       — Как будто и не было этих двух лет, — ответно вздохнул Коннор. — Британцы опять окопались в Нью-Йорке, колониальная армия застряла под Нью-Йорком, Конгресс перебрался в Филадельфию. Стоило терять тысячи людей, чтобы вернуться к тому, с чего начинали?       — Французская эскадра оказалась столь тяжела, что не влезла в Лоуэр, а у Род-Айленда их потрепало штормом. Кто бы мог подумать, в июле-то, что до Род-Айленда дойдут антильские завихрения, — насмешливо продолжил Шэй.       Коннор поглядел грустно:       — Я пытался добиться встречи с мистером д’Эстеном, но Вашингтон успешно ставил палки в колеса и мне, и французам. Ему не нравится, что он... как будто в подчиненном положении у них. У эскадры — около четырех тысяч человек, причем обученных матросов и солдат. У Вашингтона даже в элитных отрядах такого никогда не было.       Хэйтем поморщился:       — Понятно, что он, скорее, упустит победу, чем отдаст ее в руки французов.       — Ребята... — Коннор немного запнулся, но продолжил. — Ребята докладывали, что эскадра двинулась в Бостон, хотя там ей делать нечего — Бостоном британцы не интересуются. По крайней мере, пока.       Воцарилась тишина. Шэй понимал, чего ждет Хэйтем. Коннор молчал.       Наконец, когда часы отметили серебристым звоном четверть шестого, Коннор сдался первым:       — Да, отец. Все происходящее только укрепило меня в убеждении, что нужно отправиться туда, где гнездится корень всех бед. Я должен... — он перевел взгляд на Шэя. — Я был в нескольких индейских поселениях за это время. Специально не искал их, просто заглядывал по пути в Дэвенпорт и немножко — обратно. Племена Союза Шести дошли до того, что готовы драться между собой за Георга и Вашингтона. Зачем?! Если так пойдет и дальше, то те, кто жил здесь до колонизации, истребят друг друга, а Вашингтон отправит все псу под хвост!       — Георгу под хвост, — зачем-то уточнил Шэй.       Хэйтем высказался иначе:       — Ты хочешь сказать, что я не предупреждал тебя о подобном исходе?       Коннор поглядел на него пытливо и даже сурово:       — Ты говорил только про Вашингтона. Но даже это неважно сейчас. Вы со мной?       Шэй вздохнул:       — Скорее, это ты с нами. Ты никого не знаешь в Англии и ни разу не пересекал Атлантику.       — Я — да, — ясно произнес Коннор. — Но я буду не один. Если вы тоже соберетесь в Британию, то мы можем действовать либо как равные, либо как враги.       Мистер Кенуэй осмотрел его с интересом, а потом то ли с гордостью, то ли с горечью признал:       — Вот сейчас твои слова уже похожи на слова мастера Братства. Но, надеюсь, ты все-таки еще и мой сын, а потому... Мне невыгодно с тобой воевать на территории Англии, это слишком опасно. Разумнее было бы отпустить тебя вместе с твоими таинственными союзниками — и ждать, пока ты там свернешь себе шею. Но я не только великий магистр, и не могу тебя отпустить.       — Значит, отправляемся все, — подвел Шэй очевидный итог. — Предлагаю идти в Брайтон или в Истборн. Если нас будут ждать, то, скорее, в Дувре, Фолкстоуне или даже на подступах к самому Лондону — там можно пройти по Темзе, я проходил. Но у нас нет плана, а потому я предпочитаю действовать инкогнито.       — Я не отказываюсь от твоего опыта, Шэй, — неловко пробормотал Коннор. — Я говорю только о том, что буду действовать — один или с вами.       — Сколько у тебя человек в экипаже? — вдруг спросил капитан Кормак.       — Тридцать два, не считая меня и Фолкнера, — настороженно и немного удивленно отозвался Коннор. — А что?       Хэйтем вдруг свел брови и усмехнулся:       — Так он и есть твой таинственный козырь? Когда-то «Аквила» преследовала меня как раз из Лондона. Да и Шэй с ней сражался неподалеку от берегов Англии.       Коннор тоже напрягся, но возразил самым что ни на есть светским тоном:       — Я же не задаю тебе вопросов, к кому ты намерен обратиться в Лондоне, когда у тебя старая вражда с британским великим магистром? В Лондоне Фолкнер, конечно, был, и это все, что я могу сказать.       Шэй закатил глаза. Сейчас оба мистера Кенуэя были чертовски похожи между собой. Но начавшийся спор следовало прекратить, а потому мистер Кормак подхватил бумагу, которую так любовно составлял, и, приподнявшись, протянул ее сыну:       — Держи.       — А что это? — полюбопытствовал тот. Острый момент был сглажен.       — У меня экипаж в тридцать человек, не считая меня, Куинна и Хэйтема, — пояснил Шэй. — Вполне сравнимо. Будешь знать, сколько и чего запасать на борт. Посреди океана нет возможности пополнить запасы, так что будет лучше, если ты заранее позаботишься о том, чтобы твои матросы не подняли бунт.       — Спасибо, Шэй, — голос Коннора потеплел, и в нем даже появились смешливые нотки. — А Раксота, кстати, сказал, что все это — блажь, и что он знает, чей дурной характер стал мне примером.       — Я всегда это говорил, — с мрачным удовлетворением вклинился Хэйтем.       — Конечно, — язвительно буркнул Шэй. — У Ахиллеса был капитан Луи-Жозеф Готье, шевалье де ла Верендри... и посыльный на шлюпке.       Мистер Кенуэй тяжело вздохнул:       — Шэй... Где сейчас шевалье? Покоится на дне морском. А ты не только достиг успехов, но и продолжаешь действовать на нервы Ахиллесу. Еще и сына тому же научил.       Мистер Кормак снова удобно уселся и улыбнулся сыну:       — Уж не знаю, чего нам удастся достигнуть в Лондоне, но я определенно собираюсь сводить мистера Кенуэя-старшего в театр. Как-то это там называлось... Нет, Королевская академия музыки и танца*  — это во Франции...       — «Ковент-Гарден», — тяжело вздохнул Хэйтем.       — Значит, туда, — заключил Шэй и подмигнул Коннору. — Театр — это страшно, но английский театр — наверное, еще хуже.       Коннор пожал широкими плечами. Он вообще довольно индифферентно относился к театральным представлениям. Может, привык, что это неизбежное зло. А может, и успел подзабыть — с началом войны единственный театр Нью-Йорка был закрыт.       — Если отец не будет против, мне бы хотелось познакомиться с мисс Дженнифер Кенуэй, — тихо произнес Коннор. — Правда, после того, что я услышал о ней, не уверен, что она захочет слышать про отца и тем более про меня. Но после того, как я обрел и сразу потерял родных среди своего народа, мне... еще больше хочется.       Хэйтем помолчал и проговорил, так же негромко:       — Мы изредка пишем друг другу, но дружеским общением это не назвать. Надеюсь, ей будет хотя бы интересно взглянуть на тебя. И к тебе она, конечно, будет более расположена. Несмотря на то, что Дженнифер не участвует в борьбе Ордена и Братства, она сохранила слабость к ассасинам. Она больше знала про нашего отца, а тамплиеры... Все те годы, что она провела в рабстве, она знала, что обязана этим Берчу. Кстати, Коннор, Дженнифер предпочитает, чтобы ее звали мисс Скотт, по фамилии ее матери. И она на двенадцать лет старше меня.       Шэй пошевелился и пробормотал:       — Наверное, мне стоит заранее самоустраниться с возможной семейной встречи.       Однако Хэйтем покачал головой:       — Хуже, чем есть, Дженнифер уже не будет думать обо мне. Если встреча состоится, скорее всего, она будет последней. Наш отец тоже не был образцом добродетели, так что... Хотя решать, конечно, тебе, Шэй.       — Сначала туда надо добраться и желательно при этом выжить, — практично заметил мистер Кормак. — А еще лучше будет, если результатом этого путешествия станет не только посещение театра и семейный файф-о-клок.       Мистер Кенуэй встряхнулся от задумчивости и согласно кивнул:       — Коннор, сколько времени тебе нужно на сборы?       — Столько, сколько понадобится, чтобы закупиться по этому списку, — помахал каракулями приемного отца тот. — Кстати, Шэй, а тебе самому разве эта бумага не нужна?       — Я же ее составлял, — фыркнул мистер Кормак. — Составлю и еще раз, примерно помню. У меня частично снабжение собрано, но все равно дня три потребуется. Особенно если ты, Коннор, составишь мне конкуренцию. В Нью-Йорке с припасами не то чтобы очень, а под Нью-Йорком все успешно сметает колониальная армия. Может, даже будет разумнее двинуться через Бостон, пока там французы все не сожрали.       — Тогда лучше прямо завтра, — Коннор сразу что-то прикинул. — У них восемь линейных кораблей и фрегаты еще. Они подняли якоря вчера. Если выдвинемся завтра, у нас есть все шансы их обогнать.       — Тогда беги, ассасин, — Хэйтем выразительно приподнял бровь. — Тебе же еще наверняка нужно раздать ценные указания преемнику на это время. Мисс Дебора, я полагаю?       — Мистер Ли? — парировал Коннор.       — Передай мисс Деборе, что с мистером Ли лучше не связываться, — благожелательно посоветовал мистер Кенуэй. — Он имеет слабость к молодым девушкам, но на ассасинов это не распространяется.       — Передай мистеру Ли, что Добби и не с такими дело имела, — не остался в долгу Коннор. — Если полезет в дела Братства, мне будет очень жаль.       — Кого? — поддразнил Шэй. — Добби или Чарльза?       — Собачек, — сурово отрезал Коннор. — Останутся без хозяина.       — Выпороть бы тебя, ассасин, за дерзость, — задумчиво проговорил Хэйтем.       — Я лучше пойду, — смешливо фыркнул Коннор. — Спасибо, Шэй. И тебе, отец, спасибо, что... что не бросил меня. Завтра на рассвете я буду ждать вас на выходе из Аппера в Лоуэр.       Он легко поднялся и исчез за гардиной, а потом из сада послышалось шуршание крон деревьев — довольно характерное, рывками. Хэйтем дождался, пока шуршание стихнет в глубине сада, и скорбно произнес:       — А ведь когда-то он маленький такой был, смешной. С бусинками и косичкой. На коленях у меня сидел, тянучкам радовался, на примеры обижался, что решаться не хотят... Даже слушался иногда. А теперь... Ну вот что это?       — Что выросло, то выросло, — философски отозвался Шэй. — Нельзя сказать, что мы к этому не приложили руку. И знаешь, Хэйтем... Чем старше Коннор становится, тем больше он похож на тебя.       — Не знаю, радует меня это или пугает, — усмехнулся мистер Кенуэй.       — Меня — и то, и другое, — хмыкнул Шэй и снова растянулся на полу. — И кстати, он неплохо научился держать ответ. Иногда почти на уровне с тобой.       Хэйтем едва заметно улыбнулся. Кажется, ему это все-таки немного льстило.       — Не хочешь чаю? Жара начинает спадать.       — Нет, — Шэй даже передернулся. — И мне лень.       — Тогда составить заново список? — предложил мистер Кенуэй.       — Тоже лень, — Шэй отмахнулся. — Составлю по пути в Бостон. А если нет, то уж как-нибудь и без него справлюсь. Во-первых, действительно примерно помню. Во-вторых, я столько раз планировал такие переходы через Атлантику, что и без списка как-нибудь обойдусь.       — Заняться распоряжениями на время отъезда тебе, полагаю, тоже лень? — проницательно уточнил Хэйтем и даже ответа дожидаться не стал. — А что тебе не лень?       — Могу лежать, — подумав, оценил свои возможности Шэй. — Могу сидеть, но лучше все-таки лежать.       Хэйтем оглядел его то ли раздраженно, то ли ласково и резюмировал:       — Но распоряжения все равно придется оставить. И к Чарльзу наведаться, Коннор был прав. Пожалуй, отправлю записку, что буду к ужину — раньше выходить из дома просто не хочется.       — Ты справишься и один, — заверил его мистер Кормак. — Я как раз могу в этом время заняться домом, если ты доверишь это мне.       — Испортить тут что-то очень трудно, так что доверю... — Хэйтем потянулся к столу с подсвечником и чернильницей, развернул чистый лист и, набросав несколько строк, зажег свечу и запечатал записку воском. Свечу он после этого задул и, поднявшись на ноги, уточнил: — Когда я вернусь, застану тебя здесь же? Или ты все-таки заставишь себя провести время с большей пользой?       Шэй немного подумал, и его озарила светлая мысль. Делать ничего не хотелось, думать — тем более.       — Я приглашаю вас в спальню, мистер Кенуэй, — объявил он. — До ужина как раз пара-тройка часов, успеешь ополоснуться.       — В такую погоду? — поморщился Хэйтем. — А что ты будешь делать, если я игнорирую твое приглашение?       — Ну... — Шэй фыркнул. — Я справлюсь и один, конечно, но все-таки предпочту дождаться тебя.       — Если будешь курить, открой окно, — оставил за собой последнее слово мистер Кенуэй и удалился.       Шэй посмотрел ему вслед с недоумением — он не имел привычки постоянно курить, но, оказавшись в спальне, вдруг сообразил, что делать там без любовника днем нечего, так что трубка могла бы помочь скоротать время. Мистер Кормак сначала исполнил приказ магистра и только потом уселся на подоконник, покачивая ногой. Дым вытягивался и рассеивался между деревьев, и здесь, за густой зеленой листвой сада, еще можно было забыть про войну. Завтра она напомнит о себе с новой силой.       Заскрипел ворот колодца. Руджеро по нескольку раз в день набирал воду для лошадей — и напоить, и окатить. Раздался негромкий и нецензурный возглас на итальянском — видно, окатился и сам, не желая того. Шэй рассеянно подумал, что нужно попросить доставить свежей воды и в дом, но не сейчас же! Не хватало только увидеть улыбающуюся жизнерадостную рожу в самый неподходящий момент.       Шэй как раз успел выбить трубку, когда за порогом раздались шаги. Хэйтем захлопнул за собой дверь, запер ее на ключ и выдохнул:       — Ну и пекло.       Мистер Кормак на недовольное высказывание внимания не обратил. Раз заперся на замок, то пекло, не пекло...       — Раздевайся, — он лукаво блеснул глазами. — Сразу станет не так жарко.       Хэйтем встретился с ним взглядом — и не возразил. Пока любовник неспешно стягивал домашнюю рубаху, Шэй успел разуться и с удовольствием пошевелил пальцами ног. Стоять на прохладном полу было приятно.       Но избавившись от рубахи, дальше Хэйтем раздеваться не спешил, только стянул домашние туфли и остановился едва ли не в середине комнаты. Рубаху он небрежно отбросил на пол, из чего Шэй заключил, что влезать в нее обратно тот не собирается. Что, в общем, понятно: приятнее будет надеть чистую, да и на ужин в чужой дом мистер Кенуэй в домашних портках не пойдет.       Однако Хэйтем медлил, и Шэй позвал:       — Иди ко мне.       Сам он шагнул к кровати, еще не зная, чего именно захочет любовник. Но явно же не по центру комнаты обжиматься?       Мистер Кенуэй приблизился, однако все равно вел себя как-то... нехарактерно, словно хотел что-то сказать, но молчал. Мелькнула даже мысль поинтересоваться, но Шэй ее отверг — когда бы Хэйтем дожидался заботливых вопросов? Проще начать — а там уж скажет, если что не так, так что Шэй засучил рукава в прямом и в переносном смысле и, недолго думая, притиснул возлюбленного к себе. С силой провел ладонью по влажной спине, стиснул ягодицы, почувствовал разом сбившееся дыхание Хэйтема около уха и потянул любовника за туго стянутый хвост, запрокидывая ему голову, чтобы поцеловать.       Губы Хэйтема, горячие и с едва уловимым привкусом соли, напомнили о других поцелуях — в Вест-Индии, на Карибских островах, и Шэй немного сбавил обороты, ощутив прилив нежности. Однако это, кажется, не понравилось любовнику — тот крепко обхватил за плечо, и мистер Кормак вновь приложил силу. Член уже стоял, к щекам прилила кровь. Шэй почувствовал, что воздуха не хватает, и резко отстранился, с удовлетворением наблюдая, как Хэйтем кончиком языка обводит влажные губы.       Стоило бы переместиться на кровать, и Шэй потянул любовника за руку. Увидел, как взгляд Хэйтема устремляется вниз, и самодовольно усмехнулся было, но вдруг отметил, что смотрит мистер Кенуэй вовсе не туда, куда...       Шэй даже приостановился на миг. Он и раньше замечал слишком пристальное внимание Хэйтема к новоприобретенному рисунку на коже, но раньше мистер Кенуэй себе таких откровенно-заинтересованных взглядов не позволял. Чаще просто приглядывал — напоминал о необходимости беречь пострадавший участок, чтобы не занести заражения или еще какой-нибудь дряни. Но сейчас, когда сошли и кровавая корка, и мучительно отслаивающиеся верхние слои кожи, Хэйтем глядел... почти зачарованно.       Шэй усмехнулся. Его действительно никогда не тянуло разрисовать тело, как делали иные моряки. На некоторых просто места живого не было от самых разнообразных рисунков — начиная от карт сокровищ и заканчивая голыми женщинами. Но капитан Кормак прекрасно запомнил заминку любовника, когда речь зашла об этом, и, кажется, не ошибся.       Только в тот раз Хэйтем сказал, что ему все равно, так что оставался единственный способ проверить. Шэй без предупреждения с силой любовника развернул, заставляя склониться над кроватью, а на закономерное удивление и даже возмущение перехватил его за плечо и шею правой рукой — той самой, на которой красовался чернильный рисунок. Сразу почувствовал, как сопротивление слабеет, и окончательно обнаглел, прижимаясь к заднице мистера Кенуэя твердой плотью — увы, пока скрытой штанами.       Почувствовал, как по руке скользят раскрытые влажные губы — и окончательно уверился, что не зря мучился. Все равно ему, как же...       Шэй притиснул сильнее, и сразу ощутил, что любовник выгибается под ним, притирается плотнее, нетерпеливо поводит бедрами. Шэй на ощупь провел свободной рукой по подрагивающей груди, спустился к поясу и потянул за шнурок, надеясь, что развязывает узел на штанах, а не затягивает его туже. В какой-то момент ему показалось, что все-таки затягивает — кончик шнурка застрял, но стоило с досадой рвануть — и узел распустился, а ткань разошлась. Хэйтем дернулся было, но Шэй крепче перехватил его за плечо и не слишком ловко попытался избавить от штанов.       Получалось не очень. Легкая тонкая материя с трудом скользила по влажной от пота коже, и мистер Кормак чувствовал, что сам уже взмок. А ведь еще ничего не сделал!       Наконец дело застопорилось окончательно — ткань зацепилась за естественное препятствие, и избавить любовника от штанов, не причинив ему ненароком боли, Шэй одной рукой не мог. Пока он сопел, пытаясь найти выход из положения, Хэйтем порывистым движением помог — и, слава Отцу Понимания, портки все-таки съехали на бедра.       Обычно Шэй пытался проявить деликатность. В том смысле, что не старался не демонстрировать возлюбленному, так скажем, технических деталей. Ну, как на море: пассажир должен любоваться видами с палубы, а не вникать, почему грот перекосило. Но сейчас что-то подсказывало, что Хэйтем вряд ли обратит внимание на детали, а потому мистер Кормак просто плюнул на ладонь и довольно грубо размазал слюну по нежной коже. Для этого хватку пришлось ослабить, мистер Кенуэй прогнулся сильнее, и Шэй даже видел, как остро обозначились сведенные лопатки на его спине. Скользило неплохо, да и с прошлого раза прошло не так много времени, так что мистер Кормак счел, что этого хватит. Раз на раз не приходится, сейчас явно не до долгих прелюдий.       Шэй не знал, каким местом он сейчас думал, но с губ невольно сорвалось:       — Ноги раздвинь.       Голос прозвучал хрипло, но не успел Шэй осознать, что только что ляпнул, как услышал тяжелый вздох и мучительный стон. По жилам словно кипятком плеснуло — добиться от Хэйтема стонов до обычно было непросто. Точнее, почти невозможно.       Хэйтем тяжело оперся на кровать, но приказ выполнил. Смятая ткань штанов упала к щиколоткам, любовник переступил через нее и, абсолютно обнаженный, склонился ниже, даже не возмутившись тем, что Шэй не потрудился и рубаху снять.       Шэй второпях расстегнулся и едва не застонал сам — только сейчас осознал, насколько же раньше давило! Воевать со вторыми штанами у него не было ни желания, ни сил, ни терпения, а потому он второй раз плюнул на руку, наскоро провел ладонью по члену — и навалился на любовника сверху, зажимая у кровати.       Головка влажно проскользила по раскрытой ложбинке, и Шэй с тяжелым выдохом надавил, раздвигая податливые мышцы собой. Хэйтем глухо охнул, простонал громче, но не попытался приостановить. Напротив, опустил голову, явно ожидая. Заставлять себя ждать Шэй не привык, а потому двинул бедрами, стараясь двигаться плавно, а не рывками.       Хэйтем принимал его без возражений, только сминал в пальцах покрывало и тяжело дышал. Шэй опустился ниже и был вынужден опереться на постель рядом, чтобы удержать равновесие, а не рухнуть всей тяжестью. Возлюбленный мельком обернулся, снова зацепился взглядом за выколотые на коже линии и прикусил губу. Ему явно было не слишком удобно, и Шэй великодушно помог — намотал хвост на кисть свободной руки и придержал голову так, чтобы рисунок был у него перед глазами.       Хэйтем шумно перевел дыхание, невесть зачем попытался вывернуться... Может, хвост неудобно лежал?.. Шэй перехватил его поудобнее и вошел плотно и до конца. Хэйтем облизнул губы и дернулся, но капитан Кормак держал крепко, и мистер Кенуэй мучительно застонал. Пожалуй, слишком громко — окно открыто... Но это сейчас Шэя волновало мало.       Шэй медленно качнул бедрами, запрокинул голову и резко вошел снова. И снова, и еще раз — и больше уже не останавливался. Наслаждался всем: и тем, как Хэйтем зажимает его в себе — вряд ли осознанно; и тем, как он стонет; и тем, как смотрит временами — мутно и лихорадочно.       По хребту сползла щекотная капля, Шэй стискивал зубы, двигаясь уже размашисто и сильно. Яйца тяжело шлепали о кожу, пахло жарким летом, табаком и потом, но Шэй уже всего этого не замечал. Он даже не вспомнил о том, что Хэйтема стоит хотя бы предупредить. Чувствовал, как перед глазами помутилось, тяжело придавил любовника собой и двигался рывками, пока тело не скрутило знакомой судорогой удовольствия. Хэйтем дернулся навстречу, вцепился пальцами в покрывало так, что ткань затрещала, и наконец уткнулся лбом в скрещенные руки.       Шэй дождался, пока возлюбленный перестанет вздрагивать, и придержал за поясницу, оттолкнувшись назад. Хэйтем глубоко вздохнул и опустился на постель, подвернув под себя ногу.       Шэй устало плюхнулся рядом и невероятным усилием воли удержался от того, чтобы не развалиться на кровати, раскинув руки — и пусть хоть весь мир горит синим пламенем. Хэйтем несколько долгих мгновений смотрел в никуда — а точнее, куда-то в пространство между окном и платяным шкафом, а потом вскинулся и осевшим голосом произнес:       — Это было... впечатляюще, капитан Кормак.       Шэй понял, что надо ковать железо, пока горячо. Еще несколько минут, любовник придет в себя — и всё, ни слова из него больше не вытянешь.       — Помнится, ты утверждал, что тебе все равно, — Шэй демонстративно вытянул руку, оглядывая чернильные линии, а потом лукаво сощурился и поглядел возлюбленному в глаза. — А оказывается, тебе нравится отдаваться заезжим капитанам?       Мистер Кенуэй издал несколько неопределенный звук, нечто среднее между кашлем и возмущенным возгласом, а потом покачал головой:       — Только одному, другими бы я побрезговал.       Шэй проигнорировал самодовольное чувство и еще более игриво — даже перебарщивал чуток — спросил:       — Ямайский ром, парусина под задницей, запах тухлой селедки и крики «полундра» под боком? Буду знать, что тебе всегда хотелось именно этого.       — Вы не предоставили и половины этого списка, капитан, — фыркнул Хэйтем.       Мистер Кормак придвинулся и уже без нарочитой веселости произнес почти в губы возлюбленному:       — У нас впереди долгие недели в Атлантике. Могу устроить.       — Не уверен, — задумчиво откликнулся Хэйтем. — Ты и дома — как в кубрике. Боюсь представить, что будет в море, если ты... вдохновишься.       — Риск — благородное дело, — отрезал Шэй и хотел было отстраниться, но Хэйтем не дал.       Подарил весьма откровенный поцелуй, а заодно и от ответа ушел. А когда Шэй уже почти расслабился под ласками, довольно резко прервался и поднялся:       — Мне нужно в ванную и одеться, — заметил мистер Кенуэй. — Можешь еще немного полежать... Но недолго, потому что тебе нужно отдать распоряжения Энни и Руджеро. В первую очередь необходимо распорядиться об охране — в кабинет не должен попасть никто и ни при каких обстоятельствах. Я оставлю чеки, которых хватит на полгода содержания дома. Строгая отчетность обязательна. Если мы задержимся в Англии или появится необходимость срочных трат, я оставлю душеприказчиком Чарльза. Одна кобыла из тех, что на конюшне, уже дважды болела, и если она падет, нужно будет купить ей замену — только не зимой, зимой приличных лошадей не достать.       Шэй старался слушать внимательно, но все равно больше думал о губах любовника, о поцелуях с ним, о том, что быстро и грубовато — оно, конечно, хорошо, особенно по жаре, но...       Додумать он не успел, потому что Хэйтем сам себя оборвал и поглядел свысока:       — Ты меня вообще слышишь?       — Да, — не очень уверенно отозвался Шэй. — Чеки, Чарльз, лошадь.       — Уже неплохо, — оценил мистер Кенуэй и вдруг улыбнулся. — Я готов разок рискнуть, если на борту это будет достаточно безопасно. И... да, Шэй, тебе идет.