Дело всей жизни

      Трудно было себе представить что-то более контрастное, если не сказать несуразное, чем Стейт Хаус, в котором ныне расположился Второй Континентальный Конгресс.*       Нет, когда Шэй впервые — еще издалека — увидел внушительное и элегантное здание из красно-бурого кирпича с белыми орнаментами, он ощутил нечто сродни гордости, однако чем ближе подъезжал, тем больше эта гордость таяла, как дым. Вблизи становилось видно, что зданию Конгресса требуется ремонт, а стоило обогнуть одно из крыльев, чтобы пристроить лошадей в конюшне, стало видно, что ремонт не просто требуется, а необходим, иначе это уже опасно для жизни. Например, высоко вздымающийся шпиль, который Шэй отметил для себя неплохой точкой для обозревания окрестностей, торчал на такой ветхой крыше, что ее было проще заново отстроить, чем латать. Мистер Кормак тогда даже мотнул головой — показалось, что того и гляди прицепится какой-нибудь тип и заноет: «Мы хотим помочь, сэр, и хорошо поработать»...       Но увы, сейчас у Конгресса были более первоочередные задачи, так что ремонт откладывался.       Несмотря на опасения, комнаты, которые предложили для «высоких гостей», съехавшихся для обсуждения дальнейшей стратегии, второй раз поразили Шэя. Он еще совсем недавно сокрушался о том, что у Конгресса нет денег даже на то, чтобы полностью содержать армию, а уже через четверть часа скептически оглядывал роскошные покои. Ни пылинки, свежее шелковое белье, модные гардины... Шэй опять забыл, как это называется по-французски, но выглядело так, как будто их кто-то пожевал. А еще фрукты в серебряном блюде и бутылка вина на столе. Правда, времени насладиться великолепием не было. Хэйтем сразу погнал любовника в уборную, чтобы успел ополоснуться и сменить пропылившиеся одежды на приличный костюм, а когда Шэй выполз из изумительно теплой ванны, времени осталось только на то, чтобы собрать влажные волосы и отправиться на прием.       Вечер, на который прислал приглашение Вашингтон, не был заседанием. Заседание планировалось позже, и на него должно было прибыть куда большее количество делегатов. Как писал главнокомандующий, «это будет неформальная встреча», но мистер Кенуэй потребовал самого строгого костюма и не ошибся — комнаты предоставили раздельные, а на первом этаже торчало огромное количество охраны.       — Вы готовы? — Хэйтем заглянул тогда, когда Шэй едва успел запустить зубы в яблоко. Не дав ответить, мистер Кенуэй продолжил. — Тогда идемте.       Шэй с сожалением отложил яблоко прямо на стол и дожевывал по дороге.       — И перестаньте хрустеть, — немедленно раздалось чуть впереди.       Мистер Кормак торопливо проглотил яблоко (получилось ужасно громко) и, стрельнув глазами по сторонам, попытался увещевать:       — Хэйтем, это просто встреча всех тех людей, которых мы и без того видели. Ну, почти всех. Не заседание и не совет...       — Мистер Кормак, — Хэйтем приостановился на долю мгновения только для того, чтобы убийственно серьезно обернуться, — вы не понимаете, насколько это важно?       Шэй сдался и, пока никто не видит, вытер губы от яблочного сока обшлагом рукава.       — На приеме для этого будут салфетки, — не преминул напомнить Хэйтем.       Он-то, конечно, всё видел.       Но близилась лестница, и Шэй собрался с силой и с мыслями. Он понимал, что стратегически событие важное; осознавал и то, что в полной мере его значимости оценить не сможет. А стало быть, нужно создать любовнику условия, чтобы тот мог не отвлекаться на спутника.       Шагнув с последней ступеньки на мягкий ковер, Шэй не очень уверенно оглянулся. Вашингтон приглашал в «ассамблейный зал», но не соизволил указать, где тот располагается. Из наблюдений Шэй понял только то, что все присутственные помещения располагаются на первом этаже.       Но привычка и логика подсказывали, что самые важные залы всегда располагаются по центру, и мистер Кормак сделал шаг в сторону огромных белых с раззолоченными узорами дверей, напротив входа в холл.       Хэйтем неуловимым движением поймал его за локоть и направил в левое крыло. И даже успел прошипеть:       — Это Зал Независимости! А нас приглашали в ассамблейный.       — А откуда вы знаете? — тихо ляпнул Шэй, перейдя на благочестивое «вы».       — Пока ты отмокал, я успел выяснить не только это, — раздраженно проговорил мистер Кенуэй и первым направился к дверям поскромней.       По бокам от дверей вытянулись двое парней в новенькой колонистской форме, и Шэй даже притормозил, успев во Франции привыкнуть к тому, что в подобных случаях охранники — они же швейцары — сами распахнут двери перед гостями, однако парни даже не пошевелились. Так и стояли, расправив плечи, в полной боевой готовности.       Хэйтем, словно не заметив заминки, потянул на себя тяжелую створу, а когда заходил, слегка наклонился к Шэю и насмешливо шепнул:       — Привыкайте, мистер Кормак. Это и есть независимая Америка.       Эта мысль, этот очередной контраст завладел разумом Шэя, и он почти не замечал, что заученно-приветливо раскланивается со знакомыми, смутно знакомыми и совсем не знакомыми типами.       Что это значит? Какая она — независимая Америка? Та, в которой парни-охранники не бросаются открывать двери перед сильными мира сего? Или та, в которой эти же парни носят новую, с иголочки форму и блестящие сапоги, когда армии не хватает ни того, ни другого? Какая она, Америка, в которой на одном приеме могут собраться люди разных титулов и званий, и в которой хватает денег на шелковое белье, но не хватает на еду? Какая она, Америка? Уж точно не та, в которой Шэй родился.       Но рассуждать об Америке было не время, по крайней мере сейчас, и мистер Кормак встряхнулся и попытался привычно оценить обстановку.       Зал был большим. Или, вернее, казался таким, поскольку приглашенных было не так уж много. Вдоль стен было выставлено невероятное количество стульев. Видимо, в иные времена стулья здесь расставляли рядами, как скамьи в церкви, чтобы каждый мог услышать и, возможно, сказать что-то свое. Из-за того, что стулья заняли почти весь периметр зала, столы с закусками стояли прямо по центру, но их было слишком мало, чтобы заполнить помещение, так что впечатление и здесь складывалось какое-то несуразное.       Хэйтем легко влился в общество и явно чувствовал себя комфортно, как саламандра в огне. Шэй постарался от него не отставать, отмечая гостей.       Мистер Вашингтон, конечно, в центре событий. Ему внимали ровно до тех пор, как мистер Кенуэй почтил прием своим присутствием и явно оборвал какую-то речь — какую, из-за дверей зала было не слышно.       Мистер Рутледж — неизвестно, был приглашен или пролез сам, но трется около Вашингтона, внимает.       Мистер Ли. С самым независимым видом что-то жрет и даже не пытается сделать вид, что слушал.       Мистер Лафайет — в компании незнакомого Шэю мужчины возрастом под стать Хэйтему. Мистер Штойбен — конечно, с бокалом. Мистер Сэмюэль Адамс — надо же, даже отвлекся от каких-то своих невероятно важных дел. Мистер Толмедж — его Шэй знал после того, как Коннора попытались повесить. И еще несколько незнакомцев, но явно военного или околовоенного склада.       Вашингтон шагнул вперед и протянул руку Хэйтему для пожатия. Шэй даже встревожился, но мистер Кенуэй с секундной заминкой протянутую ладонь пожал, что позволило главнокомандующему громко воскликнуть:       — А вот и они, герои Вест-Поинта! Мистер Кенуэй, — он слегка склонил голову, расцепляя руки, — который вовремя уведомил меня об измене. И мистер Кормак, под предводительством которого была отбита атака на Вест-Поинт.       Шэй отметил, что про Коннора Вашингтон не сказал ни слова, но ему тоже протянули руку. Мистер Кормак смутно подумал, что, должно быть, для многих это честь, однако ему самому рукопожатие Вашингтона показалось вялым и слишком слабым. Даже малолетний Коннор протягивал ладошку уверенней.       — О-ла-ла, — повернулся к Шэю собеседник Лафайета, что сразу выдало в нем француза, хотя внешне — обычный мужик, довольно суровый, как казалось со стороны. — Рад знакомству, мсье. Позвольте представиться, Жан-Батист Донасьен де Вимё, граф де Рошамбо.       На это оставалось только вежливо кивнуть, хотя Шэй видел, что у мистера де Рошамбо явно имеется интерес, однако пока он помалкивал. Мсье де Лафайет ограничился приветственным взмахом бокала.       Мистер Рутледж пока не вступал в разговор, а Чарльз — Шэй точно видел! — подмигнул, но даже пошевелиться поленился. Он явно был на приеме едва ли не персоной нон грата, но, видимо, у Вашингтона были причины пригласить его сюда?       На остальных Шэй обратить внимания просто не успел, поскольку Вашингтон потребовал — впрочем, почти «салонно»:       — Я обещал, что вы, мистер Кормак, расскажете, что произошло в Вест-Поинте. Я слышал с десяток версий, но ваша, несомненно, истинная.       Шэй метнул взгляд на Хэйтема, тот ответил вежливой улыбкой, и Шэю ничего не осталось, кроме как выступить.       Хэйтем предполагал, что так будет, и все было условлено заранее, однако слова, как всегда, поначалу давались тяжело, но с каждым мигом становилось проще и легче. Поначалу казалось, что рассказ будет слишком долгим, однако при пересказе — особенно без упоминаний Коннора — удалось уложиться в пару-тройку минут. Повисла многозначительная тишина, и мистер Кенуэй подытожил:       — Своевременное вмешательство позволило нам в этот раз победить, но нам нужна более твердая почва. Не так ли, мистер Толмедж?       — Несомненно, мистер Кенуэй, — ровно ответил более известный, чем Коннор, лидер «Кольца Калпера». — Мои агенты прилагают все усилия.       — Очевидно, их недостаточно, — безжалостно бросил Хэйтем. — Мистер Арнольд вступил в переписку с британцами еще в прошлом году, а теперь на исходе нынешний.       — Не сгущайте краски, — вежливо ответил Толмедж. — Всего лишь сентябрь.       Шэй подавил желание усмехнуться — хотя бы уголком губ. Явно наспех написанное послание Коннора позволяло Хэйтему чувствовать себя на высоте. Мистер Андрэ до последнего надеялся, что ему удастся выкарабкаться, но как только стало известно о бегстве Арнольда, он уже не скрывал ничего.       — Господа, — густым басом вмешался мистер Штойбен, самостоятельно пополнив бокал — сюда даже слуги допущены не были. — Не время выяснять, кто виноват. Как говорят у вас, герр Лафайет, a la guerre comme a la guerre.       Шэй отметил, что по-английски мистер Штойбен говорит с сильным акцентом, а вот французским, похоже, владеет куда лучше — хотя бы разговорным.       — Мы собрались здесь не для того, чтобы выдвигать кому-то обвинения, — возразил ему Вашингтон, — но выяснить, что произошло, необходимо. Хотя бы для того, чтобы не допустить репризы.       Мистер Лафайет — самый юный участник собрания — немедленно воскликнул:       — Найдется не так уж много людей, способных на такую подлость! Даже среди англичан есть достойные. Хотя бы сам мистер Андрэ. Я был на его допросе и должен признать, что он держится с честью, хотя приговор суда известен заранее.       — Возможно, таких людей и немного, — гораздо мягче ответил ему мистер Кенуэй. — Но для поражения порой достаточно одного. А что показал мистер Андрэ на допросе?       Лафайет горестно вздохнул:       — Думаю, если бы мы были на одной стороне, я даже мог бы с ним подружиться. Честный военный. Если так можно выразиться, заложник обстоятельств. Он сообщил все касательно себя и мистера Арнольда, но категорически отказался говорить о своих товарищах на британской стороне. Было высказано предложение применить... особый порядок допроса, но это недостойно и вряд ли приведет к результату.       — Из чего так же следует заключить, что сотрудничать с Америкой мистер Андрэ откажется, — проговорил Вашингтон. — А это прямая дорога на виселицу.       — Если бы все офицеры были такими, как этот Андрэ, нам бы не пришлось краснеть за таких, как Арнольд, — мрачно бросил мистер Адамс.       — «Стервятник» пришвартовался у Манхэттэна, — сообщил Вашингтон. — Теперь Арнольда из Нью-Йорка будет трудно выкурить. Признаться, я был поражен в самое сердце, когда узнал о предательстве. Скажем, мне было бы гораздо проще поверить, если бы на его месте оказался... другой офицер.       Шэй видел, как главнокомандующий машинально смерил взглядом мистера Ли, и даже головой покачал. Вашингтон избавился от всех политических противников, но Чарльза продолжает держать при себе. Возможно, причина в том, что Ли — единственный, кто не скрывал своей дружбы с Хэйтемом, а мистер Кенуэй для Вашингтона — загадка.       — Нам нужно действовать сейчас, — неожиданно проговорил один из незнакомых Шэю мужчин. — Сейчас, когда разнесется весть о раскрытом заговоре и о печальной участи мистера Андрэ, остальные остерегутся, даже если имели мысли о предательстве.       Поскольку незнакомец говорил дельные мысли, мистер Кормак обратил на него внимание и цепко осмотрел. Платье отличного кроя из дорогого сукна, батистовые манжеты, — это говорило об обеспеченности, однако манера стоять и говорить подсказывали, что обычно этот человек носит совсем иной костюм. Но самое примечательное — обветренная, смуглая кожа, которая навевала мысли о жарком солнце и южных землях. Незнакомцу на вид было около сорока-сорока трех лет, и он был крепок и полон сил.       Он явно почувствовал взгляд и счел нужным проговорить, обращаясь к Шэю и Хэйтему:       — Капитан Тарлтон, Южная Каролина.       Шэй удовлетворенно кивнул. Наблюдения не обманули, этот человек, конечно, больше привык к качке и южным ветрам, хотя стоило отметить, что манеры у него были хоть и немного непривычными, но приличными.       — Мистер Тарлтон представляет интересы Юга, — поспешно пояснил мистер Вашингтон.       — Я уроженец Чарльстона, — мистер Тарлтон явно предпочитал сам говорить за себя. — За время моего отсутствия — я был в море — Чарльстон оказался захвачен британскими оккупантами. И если губернатору Линкольну нет дела до того, кому принадлежит Чарльстон, то я мириться с этим не способен.       Мистер Кенуэй тоже очень внимательно оглядел нового знакомого, и Шэя даже кольнуло чувство ревности. Тянет Хэйтема на прохвостов!.. Капитан Кормак был готов поставить сотню гиней на то, что возит этот Тарлтон вовсе не английский чай.       — Уделите мне немного вашего времени, мистер Тарлтон, когда основные обсуждения будут позади, — вдруг попросил Хэйтем. — Мне крайне интересно услышать о том, что происходит на юге, из первых уст.       — Заметьте, я вас к этому не принуждал, — вдруг весело усмехнулся капитан и пояснил. — Спросите южанина о Юге — и устанете первым.       — К делу, господа, — привлек к себе внимание Вашингтон. — На днях состоится заседание Конгресса, и нам нужно определиться со стратегией, которую я буду представлять. Пока мне возможность нападения представляется весьма сомнительной. Англичане уверенно захватывают юг, и мы терпим там поражение за поражением.       — Время для атаки заканчивается, мы не успеем развернуть хорошую кампанию, — согласился с ним мистер Штойбен. — А от плохо подготовленной мало проку, один вред. Нам нужно иметь хороший план на весну.       — Мы не можем знать, каково будет расположение сил весной, — возразил мистер Лафайет. — На юге воевать можно до декабря и даже, возможно, зимой. А у нас опять начнутся перебои с питанием и прочим снабжением. Надо ударить сейчас!       — Ударить — куда? — усы Штойбена грозно встопорщились. — По Нью-Йорку? Мы его не отобьем ни с суши, ни с берега. Нужно отправить флот на юг и задать лимонникам перцу, тогда они быстренько ослабят здешние силы и посыпятся туда, как яблоки в мешок. И тогда можно будет хотя бы и за Нью-Йорк воевать!       — Флот — это мы, — яростно заспорил де Рошамбо, размахивая руками. — А я не хочу повторить печальный опыт своего предшественника д’Эстена! Если вы не помните, мсье, то он сделал именно это: сначала с боем прорвался сквозь английскую блокаду, потом долго чинился, потратив десятки тысяч экю, а потом ослабленным строем потерпел тяжелейшее поражение на юге и увел обратно во Францию, дай Бог, треть блестящего флота!       Шэй немедленно задумался. Если прихватить Коннора, можно попробовать пробить английскую блокаду флота, но...       — Я бы мог заняться английскими судами, господа, — вдруг предложил капитан Тарлтон. — Не один, конечно. Мне понадобятся достойные союзники, но я готов взять это на себя. «Принцесса Будур» не подведет, головой ручаюсь.       Капитан Кормак колебался между ревностью и уважением. Ревности уже совершенно иного толка — удачливого капитана сразу видно. И Шэй только уверился в том, что мистер Тарлтон возит контрабанду. Остальным капитанам не так уж часто приходится вступать в бой — разве что такие, как Тарлтон... или Кормак... нападут.       — Если освободить французский флот, действовать придется немедленно, — вступил в обсуждение Хэйтем. — Иначе британцы нападут первыми, и флот будет сражаться бессмысленно. Мы боремся за землю, а не за воду.       — И именно поэтому я считаю, что как только у нас появится возможность для атаки, нам необходимо отбить Нью-Йорк, — влез Вашингтон. — Потому что англичане точно его не покинут — раз. И два — это почти символ колоний.       Шэй закатил глаза, но его мысли гораздо лучше высказал мистер Толмедж:       — Мне положение Нью-Йорка знакомо гораздо лучше, чем любому из здесь присутствующих, — он слегка запнулся, глядя на Хэйтема, но продолжил. — И я утверждаю, что захватить город на данном этапе невозможно. Мистер Вашингтон, нам важно не показать англичанам, что мы воюем, а победить.       — В любом случае, — мистер Кенуэй произнес это негромко, но настолько веско, что все услышали, — нам нужно мобилизовать силы, а куда их направить — решим тогда, когда будет известно расположение британских войск.       — Хорошо сказано, — одобрил Штойбен. — У нас есть Вест-Поинт, куда мистер Вашингтон отправил усиленный гарнизон. У нас есть лагерь. Если продовольствия и, прошу прощения, портков будет достаточно, то за зиму к нам присоединятся новые парни, их можно выучить, а весной...       — Осталось решить один маленький вопрос — откуда взять продовольствие и одежду, — заметил мистер Адамс.       На этом моменте Шэй облегченно вздохнул. Дальнейший разговор свелся к тому, как достать денег или их более нужного эквивалента для армии, и тут, конечно, каждый говорил свое. Тарлтон предлагал услуги южных плантаторов, хотя и отмечал, что далеко не все согласятся. Лафайет вообще предложил личные счета. Рутледж надеялся на помощь союзной Испании, а мистер Ли, до которого наконец снизошел Вашингтон, начал нудно и кропотливо перечислять, что именно требуется армии.       Все были заняты делом, а Шэй нахально ощупал и покрутил с полдюжины бутылок вина и выбрал самое вкусное. Поймав взгляд Вашингтона, даже несколько обеспокоился, не сделал ли чего неприличного, но тут главнокомандующий подвел итог обсуждению:       — План таков — плана нет, — усмехнулся он. — Но поскольку у нас пока не хватает сведений для масштабного планирования, предлагаю заняться закусками, господа. Нам есть что обдумать, а за столом можно обсудить то немногое светлое, что есть в нашей жизни.       Призыв восприняли с энтузиазмом. Шэй сразу почувствовал неудобный воротничок и только потом понял, насколько же был напряжен. Не очень понятно, что именно Хэйтем считал «критически важным», но, наверное, это уже сказано? Однако вид Хэйтема вряд ли можно было назвать довольным. Скорее, он был похож на хищника, почуявшего дичь. Нет, что бы ни было критически важным, оно еще, кажется, впереди.       Тут Шэй сообразил, что открыть бутылку привычным способом — ударом по донышку — нельзя, и беспомощно замер. Мистер Рутледж, невесть как оказавшийся рядом, молча подсунул ему штопор с резной рукояткой, и Шэй благодарно кивнул.       — Великого магистра заинтересовал мистер Тарлтон, — проговорил соратник негромко. — Не уверен, что мне скоро доведется поговорить с магистром наедине, поэтому сообщаю вам. Тарлтон — мой земляк, я слышал про него еще тогда, когда проходил адвокатскую практику в конторе мистера Роше в Чарльстоне. Мистер Тарлтон — из хорошей семьи, он наследует обширные плантации, хотя его отец еще крепок и вовсе не собирается на покой. Мортимер — так зовут капитана Тарлтона — жить на плантациях не захотел, чем обратил родителей против себя, однако они не теряют надежды, что хотя бы после их смерти сын образумится и возьмет семейное дело в свои руки. Мортимер покинул дом в семнадцать лет, юнгой на каком-то корабле, и всю жизнь был полон решимости добиться успеха самостоятельно.       — Похоже, ему это удалось, — тихо произнес Шэй, проследив за новым знакомым.       — Не совсем, — покачал головой мистер Рутледж. — Он перевозит нелегальные грузы и весьма богат, но при этом его не принимают в большинстве домов. Юг... консервативен, мистер Кормак.       — То есть мне бы там вообще никто руки не подал, — фыркнул Шэй.       — И еще вслед бы плюнули, даже негры, — без улыбки подтвердил соратник. — Я встретил Мортимера, когда он из Каролины прибыл в Филадельфию и искал кого-то, кому мог бы предложить свои услуги. Мир тесен, и его, конечно, отправили ко мне — делегату от южных штатов и его земляку.       — У него есть семья? — на всякий случай поинтересовался Шэй. Просто чтобы подробнее потом передать информацию Хэйтему.       — Нет, — покачал головой Рутледж. — Тут он принципиален не менее, хотя о его «подвигах» говорили, опять же, еще тогда, когда я был юнцом. Кстати, мистер Тарлтон принес мне печальные вести о том, что мой сын, зачатый и рожденный в мое отсутствие, умер от скарлатины, не дожив и до двух лет. Мистер Кормак...       — Да? — Шэй отвлекся от бокала с вином и сверху вниз глянул на своего визави.       — Мистер Кормак, полагаю, вы убедились в том, что я не имею сомнительных намерений по отношению к вашему другу, — ровно проговорил Рутледж и отвернулся. — Вы можете называть меня по имени, мы с вами, в конце концов, делаем общее дело.       Шэй даже улыбнулся и протянул ему руку:       — Взаимно, Эдвард. Меня зовут Шэй.       — Как вы представились, я запомнил на всю жизнь, — Рутледж пожал ему руку и позволил себе улыбку — она была много искренней тех улыбок, что он обычно дарил. — Передайте, пожалуйста, магистру, что я хотел бы с ним пообщаться по поводу настроений на юге, но это слишком... неясная тема, чтобы я мог ее точно пересказать. Не обязательно сегодня, но желательно до заседания Конгресса.       — Договорились, — Шэй непринужденно подхватил бокал и торопливо сжевал кусок какого-то мяса на шпажке — одного куска яблока было мало, а прошлый раз удалось поесть только утром.       Он начал было подбираться к Хэйтему — тот стоял рядом с Лафайетом и о чем-то с ним, видимо, спорил, но добраться не удалось. Мистер Ли, очевидно, уже успел вдоволь пожрать, потому что теперь только пил и явно прицельно отлавливал Шэя.       — Здравствуй, — небрежно поприветствовал он и махнул рукой в сторону Хэйтема, пояснив: — Спорят про тактику, это надолго. Если Кенуэй надеется таким изысканным образом повлиять на нашего знакомого ассасина, то дохлый номер. Пуговок легче выдрессировать, чем некоторых. Кстати, они у меня теперь гавкают по приказу. Очень забавное зрелище, особенно когда все вместе.       — Ты нам еще, как они прыгают через ногу, не показал, — усмехнулся Шэй. — Что же не привез?       — Как это не привез? Привез, конечно, — осуждающе глянул на него друг. — В гостинице оставил, здесь бы они отвлекали на себя слишком много внимания. Не заглянете завтра или послезавтра? Через два дня я уже уезжаю.       — Не могу знать, — Шэй искренне пожал плечами. — Хэйтем говорил, что много зависит от сегодняшнего приема.       — А меня Вашингтон отсылает обратно в лагерь, — мистер Ли вздохнул. — Он окончательно перестал мне доверять в политическом плане... И я его понимаю, потому что один раз мы с ним едва не подрались, но он был выше этого. А мне так хотелось разбить ему нос! Но, оставив своей милостью, он невольно добился того, что я постоянно торчу в лагере, когда остальных генералов то и дело где-то носит, а потому лучше меня никто не представляет, что именно нужно армии.       — А Блессингтон? — машинально ляпнул Шэй.       — Принял собственный отряд из полутора сотен солдат, — отрапортовался Чарльз. — Но ему пока не доверяют серьезных заданий. Обычно по мелочи — проверить что-нибудь или постоять на стреме в малозначимых местах. Толковый парень, я бы его выше ценил, чем Вашингтон.       — После Арнольда ему еще меньше веры будет, — предсказал Шэй и вздохнул. — Давай лучше про песиков твоих, а то мне этот Арнольд уже поперек горла.       — Это я могу! — воодушевился Чарльз. — Я наконец-то завел себе Джейн. Она смешная, палевая, а щечки белые. И на кончике хвоста и на ушках белые кисточки.       — Влилась в коллектив? — Шэй спросил это насмешливо, но Чарльз неожиданно пригорюнился:       — Еще не совсем. Она совсем молодая, почти щенок, и старшие девочки ее обижают. Но Генрих всегда вступается.       — Ничего, подрастет — и всем еще наваляет, — заверил его Шэй. — А летом им в лагере как?       — Неплохо, — приободрился друг. — Весной замучился. Лужи были размером с моря. Как выпущу на прогулку — так потом всех мыть от ушек до хвоста. А летом им жарко было, по всему домику валялись, только язычки свешивали. А сейчас им очень нравится в гостинице. Горничная один раз их случайно упустила — по всей гостинице разбежались, все ловили. Мистер Штойбен — мы заняли соседние комнаты — настоящий герой, двух нашел и поймал. Правда, запихнул их мне же в уборную, а им там было грустно.       — И ты еще попрекал нас Коннором, — фыркнул Шэй. — У тебя даже псы разбежались!       — Они же только поиграть хотели, — укоризненно глянул Ли. — Хотя... А как ваш ассасин? Уж я-то знаю, что это он в Вест-Поинте кашу заварил. И чем-то так раздосадовал нашего главнокомандующего, что тот в лагере всем на хвост накрутил. Я пуговок даже не выпускал, чтобы, не дай Бог, под сапог ему не попались.       — О... — Шэй отпил из бокала и посоветовал. — Спроси у Хэйтема, у меня не хватит драматизма рассказать. А еще Коннор собрался жениться.       — О как! — Чарльз так удивился, как будто Коннору было лет пять... или сто пять. А потом обрадовался. — Может, хоть немного сил на жену уйдет. В хорошем смысле, я имел в виду. На ком женился-то? То есть женится? Поди, ему Хэйтем какую-нибудь виконтессу нашел?       — Ты серьезно? — Шэй смерил его взглядом, под которым мистер Ли поспешно вытер от вина усы. — Коннор себе дикую девицу из индейского племени нашел, причем даже не из своего, не из могавков.       — Действительно, что это я, — фыркнул Чарльз и снова хлебнул из бокала. — Кто бы сомневался. А Хэйтем что?       — Оценил и одобрил.       — А, ну в этом он тоже профессионал, — заржал было Чарльз, но осекся. — Ты это... извини, капитан.       — Да как на тебя сердиться, — Шэй рассмеялся. — Если бы у нашего главнокомандующего было чувство юмора и хоть немного критичности к себе, он бы тебя слушал, как наместника Бога на земле. Ладно, Чарльз. Приятно было поболтать, но мне действительно надо добраться до Хэйтема. Надеюсь, завтра или немногим позже увидимся. Я твоих пуговок буду тискать, они хорошенькие. Если успею, паштета куплю.       — Какие слова! — нарочито восхищенно бросил Чарльз и отсалютовал бокалом. — Сегодня не я отвечаю за Вашингтона, это повод хорошенько выпить!       Шэй отсалютовал в ответ и двинулся дальше по залу, отмечая, что остальные присутствующие тоже даром времени не теряли — прикладывались к вину, а кое-кто — и явно к чему-то покрепче. Например, мистер Штойбен раскатисто хохотал в компании двоих незнакомых Шэю мужчин — явно военных.       Мистер Кормак не смог удержаться, приблизился, потому что несмотря на громовой смех, слов не было слышно.       — ... и это должно повышать храбрость в бою, — захлебываясь от смеха, простонал тот, что был пониже ростом и посветлей туго стянутым хвостом.       Второй, с темными волосами и более смуглой кожей, со смехом возразил:       — Неправда. Поверь моему опыту, после такой ночи нелегко сесть в седло.       Мистер Штойбен, явно владея лидерством в разговоре, отставил бокал, раскурил трубку и весомо произнес, попыхивая сизым дымком и сочнее рыча буквой «р», чем обычно:       — Хорош был, хорош! Но, c’est la vie, люблю французские поговорки. Если бы я писал книгу не о военной тактике, а о плотской любви, то герр Уилкинс внес бы туда пару глав. Как строен, как гибок! Увы, он слишком хорош для моего сердца, а потому пришлось его турнуть, чтобы мое сердце было занято только войной.       — Вы грубы, как и любой австриец, — еще звонче рассмеялся светленький. — Лично мне доставляет радость писать моему любезному Александру такие письма, от которых, уверен, он крутится в седле и вздыхает ночами.       — Вы полагаете, мистер Лоуренс, что меня должен удовлетворить... конь подо мной? — очень тихо, но возмущенно проговорил второй. — Ваши письма проливают бальзам на мое сердце. Но если говорить об иных местах, то они от этих писем сильно страдают!       Шэй невольно вздрогнул и постарался отойти как можно незаметнее. Очень, очень давно он не испытывал чего-то схожего со смущением. А ведь казалось бы, в каких только разговорах в кубрике, по тавернам, да и на французских балах ни доводилось участвовать... Хотя, может, дело в том, что Шэй был почти трезв. А если бы был пьян и дело происходило в другом месте, может, мог бы и в разговор вмешаться, кто знает.       Но слушать дальше сил не было, да и не хотелось. Хотя информация интересная, может, Хэйтему даже пригодится.       Пришлось дожидаться, когда мистер Кенуэй завершит беседу с мистером Лафайетом. Друг Коннора отходил в сторону с очень сложным выражением лица — кажется, Хэйтем заставил его задуматься. И первое, что услышал Шэй, были одобрительные слова любовника:       — Приятный юноша. Страдает тем же недугом, что Коннор — желанием «всех уравнять и все поделить», но, в отличие от сына, умеет прислушиваться к тем, кто объясняет, почему так не выйдет.       — Возможно, потому что аристократ, — предположил Шэй.       — Вероятно, — согласился Хэйтем. — Но это лирика. Сейчас меня интересуют более практические задачи. Что-нибудь интересное?       — Почти ничего, — Шэй попытался ничего не упустить. — Чарльз хотел подробнее узнать про Вест-Поинт, но я решил делегировать право рассказать об этом тебе. Про его собак говорить не буду, он и сам все вывалит. Очень просил уделить ему время до отъезда. Еще мистер Рутледж... Эдвард просил твоей аудиенции. Желает обсудить дела на юге до заседания Конгресса. Кратко описал мне жизненный путь капитана Тарлтона, потому что видел, что он тебя интересует. Хэйтем! Я понимаю, что ты заглядывался на Эдварда — молодой и хорошенький. Но сорокалетний капитан? У тебя уже один есть, зачем тебе еще?       — Держите себя в руках, мистер Кормак, — поморщился Хэйтем. — Мой интерес к Эдварду был исключительно платонического плана, а интерес к мистеру Тарлтону — и вовсе деловой. Я уже успел коротко побеседовать с ним, и пришел к определенным выводам. Пожалуй, подробно расспрошу Эдварда и поговорю с Тарлтоном предметнее. Впрочем, об этом я расскажу тебе позже.       — Хорошо, — Шэй вздохнул. — Еще я совершенно неожиданно для себя выяснил то, что в близких отношениях между мистером Гамильтоном и мистером Лоуренсом, так скажем, мужем является именно Лоуренс.       — Не представляю, как мне могут пригодиться эти известия, — хмыкнул Хэйтем. — Но приму к сведению.       — И еще то, что мистер Штойбен не держит подолгу любовников при себе, чтобы не привязываться, — закончил Шэй.       — Это, возможно, более полезные сведения, но их ценность все равно под сомнением, — фыркнул Хэйтем. — Похоже, градус собрания уже сильно возрос, и мне стоит поспешить. Или у вас есть что-то еще?       — Только одно, — Шэй наклонился к его уху и тихо, но настойчиво проговорил, воспользовавшись тем, что мистер Кенуэй явно надеялся на что-то убийственно тайное. — Когда вернемся в комнаты, я буду иметь тебя на этих чертовых шелковых простынях, как и положено английским лордам.       Хэйтем явственно вздрогнул, но совладал с собой и сдержанно произнес:       — Ваша ревность, мистер Кормак, как всегда, абсолютно беспочвенна... Но вы дали слово, так что не вздумайте набраться.                            29 сентября 1780, Моррис Хаус Хотел*, Филадельфия, 7.45 p.m.              — Доброго вечера! — поприветствовала гостей миловидная девушка за конторкой. — Желаете снять комнаты?       — Нет, спасибо, — не менее вежливо откликнулся мистер Кенуэй. — Не подскажете, в каких комнатах остановился генерал Ли?       — Конечно, — та поспешно уткнулась в книгу записи посетителей, но было видно, что это движение — машинальное, она и без того помнит, где остановился видный генерал. — На втором этаже, первая дверь налево. Но он просил не беспокоить, если только ваша фамилия не...       — Хэйтем Кенуэй.       — Вас проводить? — девушка вскочила и зачем-то попыталась объясниться. — Наша гостиница совсем новая, сэр. Мой муж говорит, что я должна услужить каждому гостю. Тем более таким... важным.       — Не стоит, — Хэйтем усмехнулся. — Возьмите за беспокойство.       Он положил на конторку серебряную монету и направился к лестнице, провожаемый почти восторженным взглядом. Шэй подавил смешливое фырканье.       Гостиница и впрямь была новенькой, здесь даже пахло свежеструганым деревом и смолой. И опять же, перила лестницы не захватаны, ручки дверей чистые... За дверью было подозрительно тихо.       Хэйтем постучал — и этим негромким звуком словно взорвал тишину. Раздалось многоголосое тявканье на разные лады, а поверх этого с трудом прорывался голос Чарльза:       — Заходите! Молчать! Генрих... Генрих!       Мистер Кенуэй опасливо приоткрыл дверь, но собаки не высыпались гроздью в коридор, и это позволило торопливо зайти и захлопнуть дверь.       Чарльз занимал две довольно обширных комнаты. Одна, сейчас закрытая, вероятно, была его спальней, вторую облюбовали «пуговки». Возможно, ночью они всем составом перемещались в кровать мистера Ли, но сейчас гармонично разместились по всем доступным поверхностям: черный Генрих с белой Екатериной улегся на диване, рыженькая Анна грызла что-то на кресле, а новенькая Джейн — действительно почти щенок — охотилась на бумажный комок на полу.       Впрочем, стоило гостям зайти, как игрушку она тут же бросила и принялась обнюхивать ноги мистера Кенуэя.       — Я так понимаю, мы вполне можем постоять? — насмешливо бросил Хэйтем хозяину комнаты. — Здравствуй, Чарльз.       — Привет, Хэйтем, — мистер Ли, застывший посреди комнаты с трубкой в одной руке и свернутой газетой в другой, повернулся и улыбнулся. — Сейчас все будет.       С этими словами он отбросил газету на письменный стол, стоящий в углу, и одной рукой перенес недовольного Генриха и взъерошенную Екатерину на кресло к Анне. Екатерина сразу отняла у Анны игрушку, а Генрих улегся и свесил хвост. Ему и тут было неплохо.       — Садитесь, пожалуйста... — начал было Чарльз, осекся, стряхнул с дивана обгрызенный мосол и предложил уже нормально: — Садитесь, пока они обратно не влезли.       Шэй пожертвовал собой и плюхнулся туда, где был мосол, подумав, что ему не так тяжело будет испачкать костюм, как Хэйтему. Мистер Кенуэй скептически оглядел поверхность, но явно мысленно махнул рукой и тоже уселся.       — Вина? — предложил Чарльз. — Ничего другого у меня сегодня нет, мне завтра поутру надо выехать.       — Немного, — согласился Хэйтем. — Как прошел суд над мистером Андрэ?       — Предсказуемо, — мистер Ли достал из скромного компактного бюро новенькие бокалы и протянул их гостям.       Трубка ему очень мешала, но он явно не знал, куда ее деть, и Шэй со вздохом поднялся. Надо же было помочь... Несколько бутылок вина в том же бюро — и ни одной бутылки белого! Зато открыть можно было привычно.       Чарльз принял помощь с благодарностью и вкусно покуривал, благо окно было открыто:       — Андрэ приговорили к повешению. Надеюсь, вы не собираетесь его вызволять?       — Не собираемся, — отрезал Хэйтем. — Где состоится казнь?       — Там же, в Тэппене, — пояснил мистер Ли. — От мистера Андрэ на трибунал доставили письмо. Люди из «Кольца Калпера». Хотя приговор тогда еще не был вынесен, Андрэ просил заменить повешение расстрелом. Вашингтон ему в этом отказал.       — Вашингтона можно понять, — протянул Хэйтем. — Сейчас, когда на него направлено столько взглядов, он не может проявить мягкость к военному преступнику, иначе слишком многие могут решить, что их участь будет легче, чем могла бы быть.       — Собственно, после этого голосование уже было номинальным, — Чарльз вздохнул. — Глупо решать, какого наказания достоин британский шпион, когда главнокомандующий прямо сказал, что не заменит повешение расстрелом.       — А что же Арнольд? — Хэйтем принял из рук любовника наполненный бокал. — Про него что-то стало известно?       — Мистер Толмедж от имени Вашингтона отправлял генералу Клинтону предложение обменять Андрэ на Арнольда, — еще раз вздохнул Чарльз. — И получил отказ.       — Вероятно, Клинтон очень ценит Арнольда? — удивленно приподнял бровь Хэйтем.       — Судя по письму, ни в пенни не ставит, — невесело хмыкнул мистер Ли. — Просто, как говорится, ни дюйма земли врагу.       — Жаль, — коротко бросил мистер Кенуэй, и Шэй был с ним полностью согласен.       Пока мистер Кормак возился с бокалами и вином, нахальная Анна успела как-то плавно «перетечь» через подлокотник кресла на диван и теперь царственно возлежала, распушив хвост, на теплом месте. Чарльз был слишком занят своим бокалом, своей трубкой и своими мыслями, поскольку даже не обратил внимание на то, что Шэй, почесав роскошную пушистую красавицу, бесцеремонно перекинул ее обратно на кресло. Собака должна знать свое место.       — Казнь состоится второго октября, — продолжил Чарльз. — Вашингтон собирается присутствовать лично. Обычно мне его приказы поперек горла, но сейчас я буду рад уехать. Не хочу на это смотреть.       — Кстати, — мистер Кенуэй вдруг заинтересовался, — почему так вышло, что ты и мистер Штойбен расположились в этой милой гостинице, а не в Стейт Хаусе? Там, кажется, комнат хватит на весь Конгресс.       — На весь Конгресс не хватит, — сосредоточенно отозвался мистер Ли. — Но... У каждого свои причины. Лично мне отказали предоставить пуговкам отдельную комнату, а мистер Штойбен не захотел компрометировать своего спутника, поскольку лейтенантам отдельных комнат не полагается. И это... Мое дело, конечно, сторона, но на приеме мне было как-то странно. Вы оба, Штойбен, эти неразлучники еще... Лоуренс с Гамильтоном. И Эдвард. Я себя чувствовал в меньшинстве.       — Ничего, Вашингтону хуже, — фыркнул Хэйтем.       Шэй невольно вспомнил пресловутые шелковые простыни и даже слегка поморщился. И что в этом хорошего? Колени скользят, на руку толком не опереться... А если лежать на спине, то еще и к потному телу липнут. И сбиваются, и мнутся! Хотя Хэйтему, похоже, все это вовсе не мешает.       — Да черт с ним, с Вашингтоном, — с досадой отмахнулся Чарльз трубкой. — Лучше расскажи, что там такого было в Вест-Поинте, что наш любимый главнокомандующий обратно приехал с такой рожей, как будто его в дерьмо окунули?       — Ну, образно говоря, именно это и произошло, — куда сдержанней усмехнулся Хэйтем. — Как ты знаешь, мы с мистером Кенуэем-младшим до последнего времени держали нейтралитет ради общих целей, но тут он повел себя довольно непредсказуемо... Хотя и типично для ассасина. После боя в Вест-Поинте Коннор имел с нашим главнокомандующим приватный разговор, а после сообщил мне, что пообещал мистеру Вашингтону убить его, если тот после окончания войны и в случае победы попытается захватить власть. И, похоже, был весьма убедителен.       Мистер Ли неэстетично булькнул вином и заверил:       — Этот, если что решил, то сдержит слово. И что теперь, нейтралитету конец? Я-то у него, наверное, в списке первый, еще до Вашингтона.       — Пока нет, — сосредоточенно возразил Хэйтем. — Тут нужно признать заслуги мистера Кормака, который в тот момент не дал мне высказать Коннору все, что я думаю о нем и его решениях. Уже после боя в Вест-Поинте мне пришло письмо от Коннора, где тот сообщал, что именно благодаря своевременной информации мистеру Толмеджу удалось предотвратить побег мистера Андрэ из-под стражи.       — А мне об этом рассказал Тёрнер, — кивнул Чарльз. — Он там, в «Кольце Калпера», далеко не во все посвящен, но то, что информация об Андрэ поступила из самой засекреченной части их шпионской команды — знает. Самая засекреченная — это, полагаю, как раз приспешники нашего ассасина?       — Я тоже так полагаю, хотя точно не знаю, — недовольно ответил Хэйтем.       — Значит, раз Вашингтон уйдет с поста после победы или будет убит — я зря все это время его обслуживаю? — скривился Чарльз. — Боже, как это плохо звучит.       — Звучит скверно, — согласился мистер Кенуэй. — Но ты работаешь с Вашингтоном не зря, поскольку он не только предполагаемый политический лидер, но и действительный главнокомандующий.       — И ты ничего не собираешься с этим делать? — недоверчиво уточнил Чарльз. — Ты же сам говорил, как правильно вываживать Вашингтона, чтобы он стал... ну, королем?       — А что я сделаю? — философски вопросил мистер Кенуэй. — Убить Коннора сейчас, когда он собрался жениться? Я не настолько жесток.       — Значит, лидером станет кто-то другой, — заметил Шэй.       — И у меня даже есть предположение, кто, — Хэйтем выпрямился и поочередно оглядел обоих, словно подчеркивая важность собственных слов. — Мистер Тарлтон очень меня заинтересовал.       Шэй невольно переглянулся с мистером Ли и ляпнул, выражая общее сомнение:       — Но он же южанин.       — Нет разницы, — отмахнулся Хэйтем. — Если дать ему возможность построить блестящую карьеру... А он на это явно способен, то не будет иметь значения, из какого он штата. Достаточно того, чтобы он лучшим образом зарекомендовал себя во время войны. Время у нас пока есть, возможности — тоже.       — Но ведь есть и более «близкие народу» лидеры, — возразил Чарльз. — Тот же Штойбен. У него уже отличная карьера.       — И подмоченная репутация, о которой в армии не знает только ленивый, — поморщился Хэйтем. — И по-английски он говорит с чудовищным акцентом.       — А Лафайет? — предложил Шэй. Этот парень ему нравился.       — Слишком молод, — вынес вердикт Хэйтем. — И я не готов отдать власть в руки приятеля Коннора. Они здесь вдвоем такое устроят... Кроме того, и Штойбен, и Лафайет — иностранцы. Они не родились в Америке и даже не прожили здесь достаточно долго для того, чтобы считаться, так скажем, своими.       — Тогда Сэмюэль Адамс? — предложил Чарльз.       — Только не он! — Хэйтем даже руку с бокалом вскинул, не замечая, что на белоснежный манжет упали две буро-алые капли. — Во-первых, он тоже за Братство, во-вторых, на всю голову больной. Я пообщался с мистером Тарлтоном, и меня вдохновляет его кандидатура. Несмотря на то, что он пират, он крайне принципиален.       — Вот как? — буркнул Шэй. — Это в чем?       — Он живо сочувствует южным штатам и готов за них бороться, хотя таких людей на Юге не так уж много, — начал перечислять Хэйтем. — Он умеет принимать решения и нести за них ответственность. У него уважаемые родители и есть возможность жениться на приличной леди — можно подобрать ему девушку из известных семей первых основателей, или же, наоборот, для привлечения внимания, никому не известную простушку из народа. Кроме того, мистер Тарлтон достаточно консервативен в соответствии с воспитанием, и достаточно широко мыслит, поскольку имел неординарную жизнь.       — Под это описание и я почти подхожу, — фыркнул Шэй.       Мистер Кенуэй внимательно его осмотрел и вынес вердикт:       — Нет. Я тебя туда не отпущу, да и жениться во благо общества... На это я не готов.       — А я? — вдруг добродушно усмехнулся Чарльз.       — Я много раз думал об этом, — Хэйтем уставился в бокал, но не пил. — Но все-таки нет. Ты поставил себя в конфронтацию с Вашингтоном, и я не могу не признать, что у тебя на то были причины. Но когда Вашингтон будет на вершине славы — а после победы его популярность возрастет в разы — твое назначение или возвышение будет вызывать слишком много вопросов. И потом, марионетка — это во всех случаях выгодно. На худой конец, ее можно попросту аккуратно убрать — и поставить новую.       Мистер Кормак подумал немного и настороженно уточнил:       — Значит, про Орден Тарлтон знать не должен?       — Ни в коем случае, — отрезал Хэйтем. — У нас хватит времени, чтобы создать ему карьеру и образ народного героя, но проверять его на лояльность идеям Ордена времени нет. Он будет послушнее, если не будет знать всего. Полагаю, нам следует воспользоваться знаниями о «Кольце Калпера». Это как раз тот случай, когда то, что агенты и даже их руководители не знают друг друга по именам, должен сыграть нам на руку. Игра предстоит тонкая. Мистер Тарлтон будет уверен, что его поддерживает Вашингтон, а Вашингтон будет уверен, что за мистером Тарлтоном никто не стоит.       — Ох, — мистер Ли задумался и покачал головой. — Много что может пойти не так... Там, в «Кольце Калпера», слишком много ассасинов. Но идея стоящая, если ты уверен, что Тарлтон внушаем и не выйдет из-под контроля. Как ты собираешься его «возвышать»?       — Как раз это несложно, — Хэйтем улыбнулся. — Армии нужно снабжение, так что отправим его добывать полезные грузы с английских кораблей. С этим он справится. А дальше... Достаточно будет лишний раз подчеркнуть это во влиятельном обществе, чтобы молва пошла сама. За его успехами начнут следить, и от нас потребуется не так уж много. Ключевое значение приобретает твоя роль, Чарльз. И — опосредованно — роль мистера Блессингтона. Тебе нужно отвлекать внимание Вашингтона любыми возможными способами, Роберту же передай мой приказ при первой же возможности завязать с Тарлтоном общение и подружиться. Они должны неплохо найти общий язык... Думаю, Вашингтон попытается убрать конкурента, несмотря на то, что Коннор прямо угрожал ему. Просто потому, что Вашингтон иначе действовать не способен.       Шэй машинально почесал снова втихомолку перебравшуюся на диван Анну и заметил:       — В ближайшие месяцы, полагаю, Коннор будет сильно занят личными делами. Я за него рад, но потом, когда он придет в себя, с ним придется считаться. Ты же понимаешь, Хэйтем.       — Понимаю, — тяжело вздохнул тот. — И к этому моменту мистер Тарлтон уже должен иметь большее значение, чем некий капер с Юга. Коннор обрел немалое преимущество, создав «Кольцо Калпера», и обойти его нам будет непросто. Но необходимо. После войны, если колонисты выиграют, на что я надеюсь, в любом случае воцарятся неразбериха и хаос, что не на пользу ни одной стране. И наша задача — найти нового сильного лидера и народного героя, который мог бы это пресечь. Вашингтон, учитывая некоторые личные причины некоторых ассасинов, скорее всего, так или иначе окажется не у дел.       — Я понял, — медленно кивнул Чарльз. — Что будет неразбериха — это точно. Я как представлю, что вот если мы выиграем хоть даже завтра, и всех тех парней, из нашей армии, по домам отпустят... Кому-то возвращаться не к чему, кто-то сам сбежал, большинство просто привыкли жить войной. Мирные живут немногим легче... Да, это будет непросто.       Палевая Джейн, вдоволь обнюхав ноги сначала мистеру Кенуэю, а потом и мистеру Кормаку, привстала на задние лапки и царапнула колено Шэя когтями. Ей не хватало роста, чтобы запрыгнуть на диван, и Шэй не удержался — наклонился, подхватил псину и усадил себе на колени, что мгновенно вызвало ревность у остальных. Анна вообще посмотрела так, как будто и впрямь была королевой — и в толк взять не могла, как это какой-то плебей посмел... Зато Джейн лизнула тыльную сторону ладони Шэя и разулыбалась.       Только после этого Шэй заметил, что наступила тишина, и поднял голову. Хэйтем смотрел укоризненно, но в его глазах поблескивали смешливые искорки, а Чарльз отвлекся от войны, Вашингтона и планов — и умиленно глядел на питомицу.       — А что? — Шэй пожал плечами. — Планы понятны, подробностей, пока не начнем, не узнаем. Прости, Чарльз, хотел взять паштета, но в лавке не было. А всяких обрезков у них и так, наверное, в избытке.       — Горничная, что их упустила, тайком приносила им кровяную колбасу, — вздохнул Чарльз. — Я сделал вид, что не заметил, а через пять минут никакой колбасы уже не было, и доказательств — тоже. Мне вообще эта гостиница нравится. Думаю, что буду тут останавливаться каждый раз, как приезжаю в Конгресс. Хозяева молодые, надеются через несколько лет отстроить настоящий отель, а поскольку они рады пуговкам, подозрительным лейтенантам и любой монетке, думаю, что у них получится. Хотя, может, не так скоро, как они ожидают.       — Мне тут тоже понравилось, — рассеянно бросил Хэйтем. — Чисто. И выглядит просто, но прилично. Пожалуй, если будет еще такой раз, тоже предпочту снять комнаты здесь, а не пользоваться великодушием Вашингтона, опасаясь, что кто-нибудь шпионит под дверью.       Чарльз фыркнул:       — Половина агентов сообщит свои сведения Толмеджу, половина — вашему Коннору. Ни для одного, ни для второго всякие такие... новости — не новости.       — Меня это в любом случае не вдохновляет, — поморщился мистер Кенуэй. — Нельзя ли сменить тему? Если уж мы тратим время, разговаривая не о делах, то можно избрать другой объект для обсуждения.       Чарльз заново набил трубку и так вкусно прикурил, что Шэй хотел было полезть за пазуху, но Джейн, оставшаяся без поглаживания, требовательно тронула его лапкой. Пришлось отказаться от мысли покурить и гладить дальше.       — Хм, — это не укрылось от Хэйтема. — Кажется, теперь я знаю, что требуется, чтобы ты не лез за табаком.       — Ты же всегда был против животных в доме, — мистер Кормак даже удивился. — Коннор в детстве просил собаку, но ты наотрез отказался.       — Собаку я и сейчас не заведу, — твердо проговорил мистер Кенуэй. — С домашней собакой много хлопот, а у нас крайне мало свободного времени. Ее нужно выпускать в сад или гулять с ней в любую погоду. И кроме того...       Он не закончил, но Шэй понял любовника и без слов. Большие собаки всегда напоминали Хэйтему об отце, это тот развел кобелей, которые его не спасли.       — Ты подумай, — серьезно посоветовал Чарльз. — С маленькими собаками не всегда нужно гулять, достаточно... э-э-э... газеты. А у меня весной наверняка будут щенки.       — Нет, — решительно воздел руку Хэйтем. — Может быть... Кошку. Когда-нибудь. Не сейчас.       Шэй промолчал, но уже точно знал — кошка будет. Толстая, рыжая... Или, наоборот, серо-полосатая и вертлявая. Или черный кот с белой манишкой и чулочками — нахальный, зеленоглазый...       — Не любит вас магистр, — Чарльз хлопнул ладонью по ляжке, и Генрих с Екатериной немедленно сорвались с места и запрыгнули по обе стороны от него. Оскорбленная Анна не двинулась с места.       — С чего мне их любить, когда они меня в свое время покусали и штаны порвали? — усмехнулся Хэйтем.       — Они нервничали, — сердито откликнулся Чарльз.       Шэй вдруг почувствовал себя очень уютно. Еще бы закурить... Но Джейн не давала отвлечься, сразу трогала лапой и жалостно глядела, и мистер Кормак смирился. Когда-нибудь, когда в Нью-Йорк можно будет приехать свободно — из любого штата, можно будет завести не только кошку, но и качающееся кресло. Достаточно широкое, чтобы и гладить кошку, и курить.