Дело всей жизни

      Шэй плюхнулся на кровать и рассеянно проследил за тем, как Хэйтем последовательно и методично развешивает в шкафу сорочки. Сам мистер Кормак даже дорожный сундук распаковывать не стал. Убедился, что вещи не слишком помялись — и удовольствовался этим. Впрочем, даже если бы выяснил вдруг, что сильно... То что?       — Хэйтем, — осторожно напомнил Шэй, — мы же сюда буквально на несколько дней приехали, если ты не помнишь. Ты сам говорил, что у нас полно дел в Нью-Йорке.       — Это не означает, что эти несколько дней нужно одеваться подобно мистеру Дербиширу, — возразил Хэйтем и углубился в шкаф.       Шэй со вздохом стянул из корзинки на тумбочке яблоко. На этот раз полотенечных лебедей в лучшей комнате таверны не было, зато хозяйка Коринн озаботилась свежими цветами и фруктами. Сливы были еще бледноваты, и их есть Шэй не рискнул, зато яблоки одуряюще пахли.       Шэй впился зубами в блестящий бок, отхватил огромный кусок — частично откусил, частично оторвал — и с наслаждением прожевал. Хэйтем немедленно отвлекся и раздраженно бросил через плечо:       — Да будет тебе известно, приличные джентльмены не чавкают.       — Мне фкушно, — отозвался Шэй, но спорить не стал и чавкать постарался потише.       Хэйтем, очевидно, закончил с сорочками и вынырнул из шкафа:       — Ну что? — осведомился он. — Идем? Коннор, должно быть, ждет нас.       — Ну дай ты мне хоть раз яблоко доесть! — возмутился Шэй. — Коннор знает о нашем прибытии только примерно, мы же сами точный день назвать не могли!       — Коннору уже, несомненно, доложили о нашем прибытии, — возразил мистер Кенуэй. — Хотя бы этот... Алистер или как его...       — Да вряд ли, — усомнился Шэй. — Мы ни о чем не просили, а местные вряд ли будут просто так дергать владельца земли.       Хэйтем не подгонял, но Шэй все равно постарался расправиться с яблоком побыстрей и выбросил толстый огрызок с балкона в кусты. В кустах немедленно что-то или кто-то зашуршал.       Путь до поместья предстояло проделать пешком — кони устали, и ими уже занялись на конюшне. Шэй тоже несколько устал в седле, но все равно было приятно пройтись, разминая ноги. Послеполуденная жара начинала спадать, тени удлинялись, и прогулка по тенистым деревенским аллеям была приятна.       Мистер Кенуэй даже ослабил воротничок — видно, и на него повлияла простота пасторальной жизни. В отдалении виднелись поля кукурузы и голубого льна; деревенские палисадники были усыпаны яркими цветами, среди которых выделялись нахальные и жирные подсолнухи. Откуда-то с реки ватага ребятишек гнала стадо коров. Последние то и дело останавливались, меланхолично жевали сочную траву и никуда не спешили.       Шэй тоже замедлил шаг, однако с той стороны рвануло порывом ветра, и Хэйтем поморщился:       — Чуешь, живописностью потянуло? Я предпочел бы идти быстрее.       Однако поместье располагалось на взгорье и сильно увеличить скорость не получилось. Шэй ко всему относился более философски, да и Коннор, похоже, никакой живности не держал. Мистер Кормак издалека видел дровяной сарай, а больше вроде никаких хозяйственных построек и не было. Отсюда уже было видно мачты «Аквилы», пришвартованной к пристани.       Внезапно мистер Кенуэй осторожно толкнул его под локоть. Шэй проследил за взглядом и увидел чуть дальше, уже за сараем, чью-то фигуру. Собственно, не оставалось вопросов, чью. Коннор, раздетый до пояса, над чем-то склонялся.       Приблизившись, Шэй увидел, что сын рубит дрова. Лезвие томагавка то и дело взмывало в воздух и поблескивало на солнце. Плахи разлетались в стороны и глухо постукивали. Шэй склонился к любовнику и почти шепотом произнес ему на ухо:       — Я здесь тоже когда-то горбатился.       — Ты-то на Ахиллеса, а Коннор — на себя, — так же шепотом возразил мистер Кенуэй.       Еще Шэй отметил, что Коннор здорово загорел — еще бы, если без нижней рубахи работает. А подобравшись ближе, мистер Кормак отметил и то, что неподалеку, на вытоптанном и высвеченном солнцем пятачке развалился Лежащий Поперек. Он растолстел, возмужал и еще больше, кажется, обленился — только кончик хвоста подрагивал.       Коннор распрямился, подопнул ногой плаху и вытер предплечьем пот со лба и с губ. Шэй думал, что тот устал и потому решил отвлечься, но Коннор вогнал томагавк в пенек и громко позвал:       — Овискладжита! Я кому сказал! Овискладжита! Дженнифер!       Очевидно, это не возымело никакого действия, потому что Коннор широким шагом отправился куда-то в траву и выудил оттуда белый комочек. Когда Коннор его поднял, стало видно, что комочек одет в длинную белую рубашку. По окрестностям немедленно понесся горестный вой.       Коннор произнес еще что-то на незнакомом Шэю языке и резко развернулся. Шэй немедленно почувствовал себя застигнутым на месте преступления, потому что сын даже осекся — увидел гостей. И даже как-то... смутился, что ли?       — Отец...       Девчонка настолько заинтересовалась происходящим, что даже перестала выть. Впрочем, любящий папаша на это никакого внимания не обратил. Хэйтем прошагал вперед и, не здороваясь, усмехнулся:       — Ну, что ж, Дженнифер я уже увидел. А где Патрик?..       — Где-то здесь, — Коннор крепче прижал к себе дочь и огляделся. — А, вот он! Подержи.       И впихнул ребенка в руки опешившему мистеру Кенуэю-старшему. Дженнифер немедленно ухватилась за пуговицу на сюртуке и сосредоточенно попыталась ее оторвать.       — Шэй, — растерянно позвал Хэйтем.       Мистер Кормак оглядел мизансцену и взялся помогать. О том, как следует держать детей, он не имел ни малейшего понятия, но ребенок не производил впечатление хрупкого и нежного создания — вон как за пуговицу тянет. Может, и оторвет.       — Ну-ка, — Шэй протянул руки, и Дженнифер среагировала — отцепилась от пуговицы и замахала ручками. Кажется, жест был ей знаком.       Коннор тем временем вытащил из травы сына. Юный Патрик не выл, зато крепко сжимал в руке пучок травы.       Коннор подошел ближе и слегка улыбнулся:       — Шэй, хочешь подержать?       — Не уверен, — откликнулся мистер Кормак.       — Хочет, — уверенно заявил Хэйтем. — По крайней мере, дома говорил, что желает познакомиться.       — Держи, — Коннор протянул сосредоточенного Патрика, и Шэй кое-как приспособился, усадив ребенка на руку и придерживая второй.       Патрик посмотрел на него серьезно и сурово изрек:       — У.       — У, — согласился Шэй — и вдруг увидел, что у Патрика, несмотря на довольно смуглую кожу, глаза — серые, прозрачные. Как у Хэйтема.       Шэй попытался было посмотреть, какого цвета глаза у девчонки, но Хэйтему повезло меньше. Дженнифер крутилась, ерзала, и Хэйтему, естественно, было не до глаз. А Патрик ухватился за пряжку с тамплиерским крестом на перевязи Шэя и так же сосредоточенно изрек:       — Ого.       — Еще бы, — фыркнул Шэй.       Коннор опустил голову и явно попытался подавить смех. Плечи его вздрагивали, и Хэйтем не удержался:       — Не в театре, мистер Кенуэй.       Коннор наконец заржал в голос и весело отозвался:       — В театре я бы не посмел громко смеяться. Ты сам меня учил, что нужно пристойно себя вести.       Дженнифер, услышавшая смех отца, перестала крутиться и тоже засмеялась, демонстрируя два нижних зуба. Оторвать пуговицу у нее сил не хватило.       — Они говорят по-английски? — строго вопросил мистер Кенуэй.       — М-м-м... «Говорят» — сильно сказано, — Коннор ответил довольно серьезно. — Но, конечно, мы разговариваем с ними и на английском тоже. Так что они вас понимают. Смотри.       Он подошел ближе и привлек внимание дочери взмахом руки, а потом указал пальцем себе в грудь и спросил:       — Кто здесь?       — Па, — уверенно отозвалась Дженнифер, а потом неопределенно указала пальцем в сторону дома. — Ма.       — Солидно, — согласился Хэйтем и перехватил девчонку поудобнее. — А я кто?       — Лес, — уверенно заявила Дженнифер.       — Это общее понятие, — спешно пояснил Коннор. — Все, кто из деревни — «лес», потому что первыми она познакомилась с лесорубами. Овискладжита, это не лес. Это дедушка. Мой папа. Твой — дедушка.       Девчонка внимательно вгляделась в Хэйтема снизу вверх, даже, кажется, принюхалась, а потом попыталась уяснить:       — Де. Па де.       — Да, — кивнул Коннор. — Теокнотати, это дедушка. А Шэй, — он тоже указал пальцем, — еще один дедушка.       — Ага, — Шэй сверху видел, как мальчишка кивнул. — Де. Де, де, де!       — Ну... Познакомились, — Коннор смущенно развел руками. — Может быть, чаю? Анэдэхи, наверное, спит. Она легла отдыхать, потому что дети полночи плакали. У них режутся зубы, и ничто не помогает, даже мокрые тряпочки.       — Не представляю, чем в таком деле могут помочь мокрые тряпочки, — с усилием произнес Хэйтем и куда расслабленней подбросил внучку на локте. — А ты крепкая девочка, Дженнифер.       — Доктор Лайл их взвешивал недавно, — довольно кивнул Коннор. — Почти двадцать фунтов. Каждый.       — Это много или мало? — озадачился Шэй.       — Это нормально, — объяснил Коннор. — Патрик весит чуть больше, но доктор Лайл говорил, что вес может колебаться, пока они маленькие. Так что, чаю? С обеда остался пирог.       Хэйтем посмотрел, пожалуй, с уважением:       — У мисс Анэдэхи остается время на пироги?       — Нет, его Коринн принесла, — объяснил Коннор. — У меня даже на охоту времени нет, а у Анэдэхи — вообще ни на что.       — Ма-а-а, — протянул Патрик. — Ма, бум!       — Это он никак забыть не может, как Анэдэхи ведро с водой опрокинула, — фыркнул Коннор. — Заодно и полы помыли, потому что обычно их только коленями и руками протирают. На это у нас тоже времени нет.       — Может, помочь? — предложил Шэй. — Я, в общем-то, в этом доме... привык.       — Ты не узнаешь дом, — откликнулся Коннор. — Внутри все совсем другое. Да и мы справляемся, Шэй. Вы с отцом можете приглядеть за мелкими, вы же сюда за этим приехали? А я как раз что-нибудь полезное сделаю. Например, завтра. А сейчас разбужу Анэдэхи.       — Пусть спит, — отрезал Хэйтем. — Чай и пирог вполне могут подождать. Но, Коннор, мы с раннего утра в седле. Я бы предпочел посидеть, а не стоять тут.       — А! — Коннор шумно выдохнул. — Это конечно. Идем. Ланс нам беседку собрал. На пару с Большим Дэйвом.       Проходя по двору, Шэй действительно замечал много того, чего не было при Ахиллесе. Дом был все тем же — снаружи, но вот двор переменился. Места, где некогда тренировались ассасины, поросли травой. Там, где раньше стояли мишени Лайама, расцвел небольшой садик — вряд ли за ним ухаживали замотанные родители. Еще появился новенький колодец, а за домом обнаружилась беседка — белая и резная. По ее центру стоял стол, а по краям — широкие лавки. Под столом валялись вырезанные из дерева кубики разных размеров. На столе стояла глиняная чашка с травой. Трава была обуглена.       — Воскуривание? — поинтересовался Шэй.       — Скорее, возжирание, — припомнил ему давнюю историю Коннор. — Мы с Анэдэхи иногда тут ужинаем, когда... когда хочется чего-то...       — Романтичного, — поддел сына Хэйтем.       — Вроде того, — насупился тот. — К тому же, отсюда не видно всего того бардака, что творится у нас дома.       — Практично, — оценил Хэйтем и вдруг почти мстительно сощурился. — Но это еще ничего, потом будет хуже, обещаю.       — Зачем ты это говоришь? — поддел любовника Шэй. — Пусть будет сюрприз!       Коннор засопел еще больше и заговорил о другом:       — Вы можете отпустить Патрика и Дженнифер... Они любят ползать.       — Еще не ходят? — Хэйтем замер и нахмурился. Явно не понимал, как правильно опустить девчонку вниз.       У Шэя были аналогичные проблемы, да еще и Патрик увлекся изучением креста на пряжке — ему, похоже, очень нравилось.       Коннор забрал Дженнифер у мистера Кенуэя и как-то очень легко усадил ее на пол беседки. Та немедленно поползла — да так шустро, что Шэй даже брови приподнял. Тут Коннор забрал Патрика из его рук и отправил туда же. Дженнифер схватилась за самый большой кубик, Патрику тоже понадобился именно он... Не прошло и нескольких секунд, как выли оба.       — И вот так каждый раз, — страдальчески протянул Коннор, перекрикивая вой. — Им всегда один и тот же нужен! Нет, чтобы разные взять и играть сколько влезет...       — Это закон жизни, — наставительно проговорил мистер Кенуэй и раскованно уселся на лавку, позаботившись, однако, чтобы не задеть сапогом игрушки.       Патрик завладел большим кубиком. Дженнифер утешилась тем, что ей достались все остальные. Вой смолк.       — Ты спрашивал, ходят ли они, — Коннор явно не захотел включаться в полемику. — Немножко. Когда за стенку держатся или за забор. Или за руку. Но это Патрик сам пытается ходить, а Дженнифер предпочитает ползать.       — Разные какие, — удивился Шэй — и вдруг увидел, что у девчонки, которая упоенно стучала одним кубиком о другой, глаза вполне очевидно карие. — Даже глаза по цвету отличаются.       — Да, в этом Патрик... пошел в тебя, отец, — вздохнул Коннор. — Он вообще чем-то на тебя похож. Иногда, когда я у него что-нибудь отнимаю, чаще всего опасное... он так недовольно глядит. Очень похож.       — Да? — Хэйтем отставил ногу и заглянул под стол. — Подойдите... М-м-м... Подползите сюда, мистер Кенуэй. Пожалуйста.       — Он еще не знает, что он Кенуэй, — фыркнул Коннор. — Отзывается только на имя.       — Мистер Патрик Кенуэй, — веско произнес Хэйтем. — Боже, как это странно зву... Надо же!       Ребенок подполз к нему и, крепко ухватившись за колено, встал на ноги. Шэй почему-то почувствовал гордость за этого мелкого Кенуэя с мягкими темными вихрами и внимательным взглядом серых глаз. Хэйтем протянул ребенку руку и, когда тот крепко схватился, растерянно произнес:       — Действительно. Смотрится... непривычно.       Тут к беседке вальяжно и неторопливо подошел Лежащий Поперек, вздыбив трубой роскошный хвост, и дети немедленно отвлеклись на него — сначала Дженнифер, а потом и Патрик.       — Не надо таскать его за хвост! — предупредительно воскликнул Коннор.       — Пришел на голос? — заинтересовался Шэй.       — Почти, — сын усмехнулся. — Мы, когда собираемся тут ужинать, иногда что-нибудь роняем. А если отвлекаемся, то он и со стола сожрать может.       — А, — глубокомысленно отозвался Хэйтем. — А дети с пола не подбирают?       — Мы обычно их сначала укладываем, — ляпнул Коннор. — Ну, вдруг... мало ли...       — Понятно, — заверил его мистер Кормак. — Тоже практично, я бы сказал.       Со стороны дома раздался какой-то шум, и Шэй, повернувшись, увидел, что из-за угла вывернула Анэдэхи. Она была одета только в нижнее белье, причем, скорее, мужского кроя, да еще и сладко зевала на ходу. Но стоило ей приглядеться, как она охнула и замерла. А потом и не очень вежливо брякнула:       — Радунхагейду! Неужели не мог разбудить! Здравствуйте. Простите, я не очень одета.       — Мы в гостях, — безукоризненно отозвался Хэйтем и даже приподнялся, приветствуя даму.       — Мы не хотели тебя будить, — Коннор посмотрел на жену очень нежно, хотя вид у нее был еще тот — кроме дезабилье, она была еще и растрепана и вообще как-то... помята.       Анэдэхи пятерней — совсем как Шэй — попыталась уложить длинные темные волосы и оглядела пустой стол.       — Ты не предложил даже чаю?       — Мы не хотели будить, — повторил за сыном Шэй.       Анэдэхи еще раз зевнула, только на этот раз благовоспитанно прикрыв рот ладонью, и сонно кивнула:       — Тогда я принесу. Заодно накину что-нибудь.       Она побрела обратно в дом, а Хэйтем скорбно вздохнул:       — Не очень хорошо получилось. Надо было, наверное, предупредить. Отправить хотя бы записку.       — Отец, — Коннор поглядел укоризненно. — Тут так не принято. Так что если тебя не смущает, что ты увидел Анэдэхи в домашнем, то всех остальных это волнует еще меньше.       В доме что-то позвякивало. Лежащий Поперек, которого наперебой гладили дети, упал на бок поперек беседки. Шэй чувствовал, что ему до неприличия хорошо... Особенно когда никто не воет на все поместье.       Когда из дома вышла Анэдэхи — на сей раз в чем-то индейском и с подносом — ленивый разговор о детях прервался сам собой. Шэй тактично сделал вид, что не заметил, как Хэйтем, убедившись, что все отвлеклись, потыкал Лежащего Поперек мыском сапога в толстое пузо. Лежащий Поперек попытался поймать сапог лапами, но не слишком в этом усердствовал.       Не то чтобы зрелище было непривычным. Дома Хэйтем тоже любил потыкать Честера в пузо, но рукой, потому что Честер был приверженцем мягких поверхностей вроде кресел и диванов, а на коврах валялся только последние пару месяцев, когда было жарко. И, конечно, Честер куда активнее цеплялся лапами, поскольку был гораздо моложе.       Анэдэхи устроила поднос на столе. Кроме чайника и чашек — совершенно не похожих на те глиняные, что были у Ахиллеса — на подносе стояло большое блюдо, прикрытое тонким полотенцем.       — Пирог с рыбой, — пояснила она. — Очень вкусный. Но если хотите, у нас есть еще козье молоко в погребе, прохладное. И овощи. И фрукты.       — Спасибо, — Хэйтем покачал головой. — Не стоит.       — Мне все равно еще придется сходить в дом, — Анэдэхи действительно даже не попыталась сесть.       Но вернулась на этот раз куда быстрее. С миской яблок. Пока Коннор нарезал оставшиеся две трети пирога, его жена разрезала одно из яблок на две половинки и гортанно произнесла:       — Овискладжита, Теокнотати, атувасьони?       Дети облепили материнские колени и охотно расхватали куски. Дженнифер немедленно уселась на попу и запустила оба зуба в яблоко. Патрик долго свою половинку осматривал, прежде чем начать есть.       — Это полезно, — заметил Коннор. — Это вместо зубного порошка. Зубы, конечно, потом выпадут, но не сразу.       — Диана говорила, что это произойдет лет через шесть, — подхватила Анэдэхи. — Но я свой первый зуб выбила, когда мне было четыре. Училась драться, и один мальчик ударил меня палкой.       — А тот мальчик?.. — Хэйтем даже улыбнулся. — Вы, наверное, его потом отделали?       — Еще как, — Анэдэхи рассмеялась, продемонстрировав ровные белые зубы. — И больше таких оплошностей не допускала. Почти.       — Со мной допустила, — улыбнулся жене Коннор, а потом повернулся к гостям. — Я не очень хотел, чтобы она меня убила при нашем знакомстве, пришлось стукнуть.       — Ничего, — Шэй невольно провел языком по зубам. — Не смертельно.       — А я ждала, что вы приедете, — сменила тему Анэдэхи. — Даже бабушка и братья уже приезжали, когда после весны дороги просохли. Мое племя решило не возвращаться в деревню, а остаться в форте. Вам Радунхагейду рассказывал?       — Нет, — откликнулся Коннор. — Мы почти не виделись. Я... был занят.       Шэй почувствовал, что Хэйтем напрягся, но вслух тот вполне мирно произнес:       — У всех сейчас много дел. Англичане отступают. Разве ваши земли не освобождены, мисс Анэдэхи?       — Освобождены, — Коннор тоже распрямился, даже не отпив чаю. — Мистер Блессингтон весьма успешно работает над этим.       Напряжение сгладила Анэдэхи, хотя, возможно, и не понимала того.       — У моего племени есть причины не возвращаться даже на освобожденные земли, — грустно вздохнула она. — Тайенданегеа, Джозеф Брант, по-прежнему угрожает нам. Скенандоа, предводитель нашего племени, вырвался из плена Бранта, когда был бунт. Говорят, Тайенданегеа поклялся отомстить.       Коннор немного расслабился и объяснил:       — Бунт затеяли те из бывшего Союза Шести, кто больше не верит в победу Короны. Не знаю, как Вашингтон, а наши охотники точно знают: если зверь перестал нападать и начал зализывать раны, он больше не опасен. Но Джозеф Брант действительно может мстить. Это для него было... личным.       Шэй последнее время не интересовался индейцами, однако Хэйтем, как и в былые годы, хватки, очевидно, не терял:       — Но ведь Джозеф Брант... успокоился. До меня доходили слухи, что он занялся созиданием — восстанавливает форт Освего.       — Слухи? — проницательно сощурился Коннор. — Чтобы узнать эти «слухи», должно быть, пришлось немало попотеть. Но у тебя устаревшие сведения, отец. Брант действительно занимался восстановлением форта со своими подручными, но месяц назад он напал на форты Херкимер и Дейтон. Потерь не слишком много, но он знает про Британию куда больше, чем может знать обычный индеец. Он знает даже то, что Британия отказалась от наступательных операций.       Удар был силен. Шэй качнул головой, признавая, что осведомленность сына... пугает. Что еще он знал или мог знать?       Хэйтем выдержал удар с честью и вежливо поинтересовался у Анэдэхи:       — А как ваш предводитель, мисс? Наверное, плен стал для него нелегким испытанием.       — Очень, — та печально качнула головой. — Мать Рода сказала, что он совсем не похож на того воина, которого я помню. Ему уже семьдесят, и плен подкосил его.       — А... — Шэй начал было — и осекся.       Не самое время было спрашивать, как старик-индеец среагировал на гибель сына. Того самого, которому мистер Кормак закрыл глаза.       Но Анэдэхи поняла его без слов:       — Он узнал про Онээгаетси сразу, как только вернулся, — она взглянула прямо и грустно. — И он говорил о вас, мистер Кормак. Говорил о том, что если вам не удалось спасти кого-то из онейда, то это не удалось бы никому.       — Передайте... — Шэй почувствовал, что голос охрип. — Передайте, что я помню его, великого воина Онээгаетси. И буду помнить всегда.       — Я передам, — Анэдэхи кивнула. — Ему будет приятно, что о его сыне помнят.       — Па, — потребовал внимания Патрик. Он уже справился с яблоком. — Дзынь!       — Теокнотати, — Коннор склонился и улыбнулся. — Поиграйте с Овискладжитой во что-нибудь тихое. А дзынь будет завтра, хорошо?       — Дзынь, — сморщился Патрик и явно собрался реветь.       — А что такое дзынь? — полюбопытствовал Хэйтем.       — Дзынь — это крышкой по кастрюле, — объяснил Коннор. — Или ложкой по тазу. Очень веселая игра, но после нее голова гудит, как таз.       — Не надо дзынь, — фыркнул Шэй. — Лучше, например, плюх.       — Плюх тоже бывает, — вежливо возразила Анэдэхи. — Но для этого нужен дождь.       — Долго ли умеючи? — не поверил Шэй. — Зачем дождь, когда хватит ведра воды?       — Плюх? — Патрик явно навострил уши. — Плюх, плюх!       — Шэй! — Коннор опустил голову и нервно отпил чаю. — Не надо учить Патрика... лишнему.       — Ничего, — усмехнулся Хэйтем. — Твоя очередь останавливать мистера Кормака, когда он пытается заняться воспитанием детей.       Анэдэхи сорвалась с места и притащила из дома небольшой мешочек, содержимое которого щедро высыпала на землю. Шэй с интересом посмотрел на игрушки — деревянные предметы самых причудливых форм.       — Ланс выточил, — торопливо пояснил Коннор. — Очень занимает мелких.       — Патрик, Дженнифер, — мелодично позвала Анэдэхи. — Смотрите, что я принесла! Только потом их нужно будет собрать обратно. Справитесь?       — И-и-и! — радостно подтвердила Дженнифер и, приподнимаясь и падая, бросилась к игрушкам.       Патрик отстал, потому что тащил за собой отвоеванный большой кубик.       Молодые родители явно вздохнули с облегчением, и Коннор брякнул:       — Иногда мне кажется, что я схожу с ума.       — Тебе легче, — возразила его жена. — Ты хотя бы сбегаешь под предлогом того, что тебе надо с кем-то воевать. Я бы тоже иногда лучше с кем-нибудь воевала.       — А Коннор часто оставляет вас? — сочувственно произнес Хэйтем.       — Недавно вернулся, — рассеянно ляпнула Анэдэхи и вдруг осеклась. — Но лучше он сам об этом расскажет.       Коннор покачал головой:       — Я действительно не так давно вернулся. И сразу ответил на ваше письмо. Меня... занимали дела в море.       Шэй едва подавил вздох. Коннор явно не собирался рассказывать, куда его носило. Но кое-что очевидно даже сейчас. Про деятельность Братства в Нью-Йорке известно не так уж мало, и Коннора в донесениях не появлялось. Теперь можно говорить с уверенностью, что он был занят чем-то другим. Но чем? Хэйтем надеялся, что Коннор отправится в Луизиану, но очевидно, что там сын не был. Просто не успел бы обернуться. И куда, черт его побери, тогда носило?       Шэй взглянул украдкой в лицо сыну и понял, что тот ничего не скажет. Потому что уже успел понять, насколько широко Хэйтем трактует собственный уход из Ордена.       — Неужели наше письмо было в приоритете? — осведомился Хэйтем. — Наверное, множество других посланий ждали твоего внимания.       Коннор посмотрел прямо в глаза, и Шэй не успел отвести взгляд. Сын слегка улыбнулся — проницательно, но не зло:       — Я ничего не достиг в этом путешествии, но мне что-то подсказывает, что я обрел больше, чем если бы... чем если бы чего-то достиг. И писем, конечно, меня дожидалось немало, но еще больше наверняка ожидают в Нью-Йорке.       — Я все послания для Радунхагейду собираю отдельно, — рассеянно ляпнула Анэдэхи. — Иногда они такие странные! Одно письмо принесла ворона. Большая. Я бросилась защищать детей, но птица не напала, а сбросила мне на голову свиток. В бронзовом... м-м-м... подстаканнике.       — Как раз это не самое страшное, — Коннор фыркнул. — Вороны умные, их можно приручить. И в этот раз не было ничего особо срочного. По крайней мере, в поместье. Куда больше меня волнует гроссбух.       — Наш управляющий, мистер Майлз, женился за полгода до нас, — торопливо объяснила Анэдэхи. — И у них с женой родился мальчик. Через четыре месяца после свадьбы. Ой...       — Это бывает, — фыркнул Шэй. — Помните мисс Марту?       — Шэй, — попытался одернуть его Хэйтем. — Здесь леди.       — Нет-нет, мне интересно, — Анэдэхи блеснула глазами. — Я помню Марту из Нью-Йорка. Она добрая девушка, показала мне, как справляться с уборкой в три раза быстрее, чем это делала я. Она..?       — Марта в мае вышла замуж, — кивнул Шэй, не обращая внимания на поджатые губы любовника. — А ребенка ждет в сентябре.       — Марта? — Коннор явно удивился. — Она же такая... То есть... Наверное, у нее были причины так поступить.       — Просто Рождество отмечали весело, — фыркнул Шэй. — Нам только этого не хватало после визита мисс Добби.       Коннор покачал головой:       — У нас все гораздо проще прошло. В деревне устраивали праздник, но мы с Анэдэхи не могли пойти, потому что нельзя было надолго отлучаться. Поэтому сначала мы встретили вереницу поздравляющих, приняли и подарили подарки, съели немного от гуся, принесенного Олли и Коринн — и легли спать. Даже до полуночи не дотерпели, сил не было.       — Надеюсь, следующее Рождество вы сможете встретить у нас, — предложил Хэйтем. — Вас это избавит от необходимости готовить дом к празднику, а нас — от визитов ассасинов.       Коннор вопросительно взглянул на жену и пожал плечами:       — Возможно. Трудно загадывать так далеко, постоянно что-то меняется. Возможно, в Нью-Йорке уже не будет британцев...       Шэй видел, как Хэйтем напряженно оценивает эти слова. Что это? Простая надежда, которую питают те, кто знают о том, что англичане отступают? Или некая информация, которая позволяет это предположить? Но по лицу Коннора ничего понять было нельзя. Он слегка улыбался, поглядывал на детей и ничем не выдавал, что ему может быть известно что-то еще.       Шэй почувствовал одновременно гордость и раздражение. Вырастили!       — Хотите, завтра отправимся на реку? — предложила вдруг Анэдэхи. — Там есть очень красивые места. Радунхагейду может подстрелить дичь, а дети поиграют на мелководье. И там будет... — она опасливо огляделась и понизила голос, — плюх.       Шэй скосил взгляд на любовника, и тот согласно прикрыл веки. Шэю мысль тоже понравилась — все лучше, чем торчать в поместье Ахиллеса. Местную реку он знал вдоль и поперек еще с тех времен, когда жил здесь.       — С удовольствием, — кивнул Шэй. — Научу Патрика делать замки из песка. А для Дженнифер могу добыть кувшинок. В заводи водятся.       — Она пока не интересуется цветами, — возразил Коннор.       — И что? — фыркнул Шэй. — У них сердцевинки можно грызть, довольно вкусные. И хрустят. Ей понравится.       Только сейчас мистер Кормак заметил, что разговор напоминает затяжное прощание — и, наверное, заметил это вовремя. За беседой время пролетело незаметно, уже вечерело. По городским меркам, время довольно раннее, но в деревне ложатся раньше. И потом, Анэдэхи еще наверняка нужно приготовить ужин, накормить и выкупать детей (вон у Патрика сзади вся рубаха зеленая и пятки грязные), возможно, сделать что-то еще... Гостей сегодня никто не ожидал.       Хэйтем всегда улавливал все подобное раньше Шэя, поэтому поднялся первым:       — Наверное, нам пора. Мы с вами увидимся завтра.       — Я заеду около полудня, — Коннор тоже встал.       На его движение дети немедленно отвлеклись от игрушек и заинтересованно поглядели. Дженнифер выпустила изо рта деревянную тарелку, Патрик перестал пытаться запихнуть одну загогулину в другую.       Анэдэхи встала рядом с мужем и даже поддержала его за локоть:       — Вам спасибо, что приехали. Радунхагейду очень вас ждал. И я тоже.       Шэй поднялся последним, запнулся о кубик, но сдержал порыв выругаться и тоже задорно улыбнулся. А потом скорчил мелким страшную рожу, отчего Дженнифер звонко засмеялась, а Патрик удивленно приоткрыл рот. Наверное, обычно взрослые — по крайней мере, чужие взрослые — такого себе не позволяли.       Коннор вызвался проводить до дороги. Анэдэхи себе такого позволить не могла — Дженнифер и Патрика ни на минуту оставить было нельзя. Краем глаза Шэй отметил, что Лежащий Поперек — уж на что ленивый и толстопузый — взгромоздился на стол и с видом гурмана выедает рыбу из пирога.       Шли в молчании, и только у самого тракта Коннор вдруг бросил:       — Второе самое важное письмо я получил из Лондона. И нет, отец, в нем не было ассасинских тайн от моих знакомых из Братства. Тетя Дженнифер писала, что рада появлению двоюродных внуков. Просила прислать их портрет, если у меня будет такая возможность. И я ответил, что обязательно пришлю, как смогу. Отец, ты... ведь сможешь? Ты ведь писал мне о своих успехах...       — Возможно, через несколько месяцев, — подумав, решил Хэйтем. — Сейчас я еще только учусь это делать... правильно.       — Ей важно не правильно. Ей важно успеть, — тихо заметил Коннор. — Тетя Дженнифер писала, что ноги все чаще подводят ее, и теперь она выбирается из дому только в коляске.       — Дженнифер куда сильнее, чем желает показаться, — приподнял уголок губ Хэйтем.       — И еще она писала, что ты давно не отвечал ей, — осторожно проговорил сын. — У нее мало радостей в жизни...       Шэй прекрасно знал, что Хэйтем не отвечает не со зла. Просто уже почти год не может решиться написать сестре о том, что случилось в сентябре восемьдесят первого.       — Хорошо, — после долгого молчания наконец произнес мистер Кенуэй. — Я напишу ей, обещаю.                            Шэй поднимался вслед за любовником в комнаты на втором этаже и ощущал глубокое удовлетворение. И дело было не только в отличной отбивной с гарниром из зизании, черного риса — должно быть, Анэдэхи, оказавшись в деревне, научила местных искать или разводить даже те злаки, про какие белые и не слышали. Шэй же еще со времен Семилетней войны с удовольствием уплетал за обе щеки черный рис, особенно если с жиром от мяса. Только сам добывать не умел.       Хэйтем тоже казался довольным. По крайней мере, он стерпел громогласное приветствие Годфри и Терри, которые расслаблялись после трудного дня за кружечкой пива. Без жен — видно, Кэтрин крутилась с младенцем, а Диана... Шэй сначала подумал, что она помогает или проявляет женскую солидарность, но позже, из разговоров лесорубов, стало понятно, что причина в ином.       Одного доктора на деревню в поместье Дэвенпорт вполне хватало, и сестра милосердия осталась бы не у дел, но для нее нашлось иное занятие.       — Ох уж эта кобыла! — восклицал Терри. — Каждый год — жеребенок, как штык! И откуда такая гулящая? Моя с ней возится и возится, вторую ночь не спит.       — Так наш же приплод, — возражал Годфри. — Хорошая кобыла, сильная. Свою конюшню разведем...       — А еще псина у Мириам захворала, — делился Терри. — Сожрала, небось, какую-нибудь дрянь. Траву или падаль... Так что я на неделю теперь без жены. А потом, небось, еще у кого-нибудь что-нибудь прихватит!       — Что тоже неплохо, — не согласился Годфри. — Твоей интересно всякую живность выхаживать. А мне интересно лишнюю кружечку пивка дернуть!       Оба рассмеялись и чокнулись кружками. Без прекрасного сопровождения они вели себя куда раскованней, но Шэй чувствовал, что оба скучают. Не в обществе друг друга, а просто... чего-то не хватает.       Сам Шэй ограничился кружкой домашнего эля, как и Хэйтем. Мистер Олли предлагал еще, смеялся, что никто из деревенских на одной остановиться не может, но Шэй поймал взгляд любовника — и совершенно не жалел. Наоборот, сердце билось быстрее, когда он поднимался по лестнице.       Однако мистер Кенуэй, едва оказавшись на своей территории, устало помотал головой и ослабил ленту в волосах.       — Мне нужно принять ванну, — он прикрыл глаза и напряг и расслабил плечи.       — Корыто, ты хочешь сказать? — невинным тоном поправил Шэй.       Хэйтем сразу собрался и посмотрел пристально:       — Да. Мне необходимо принять корыто.       Первым порывом было предложить составить компанию, но уже через секунду Шэй от своих намерений отказался. Лучшая комната имела при себе уборную, но там было так тесно, что вдвоем разместиться... Нет, возможно, конечно, но добровольно не очень хочется.       Хэйтем победоносно удалился за дверь. Несколькими минутами позже из-за двери высунулась обнаженная рука, отбросила прямо на вещи Шэя сюртук и штаны и скрылась обратно. Дверь хлопнула, раздался жестяной звук металла и короткий стон — воду, конечно, никто без отдельной просьбы не грел.       Шэй заранее поежился. Хэйтем не станет настаивать, чтобы любовник купался в холодной воде, только в том случае, если мистер Кормак согласится мирно улечься на плечо и заснуть. Если хочется чего-то еще, то после нескольких дней в седле... Без шансов, Хэйтем с пыльным любовником лечь не захочет. И из брезгливости, и из вредности.       Вопрос: как после ледяной воды сохранить игривый настрой?       Правда, в комнате было тепло. Солнце за день прогревало балкон и угол, а августовские вечера были удивительно приятными — и не жаркими, и не холодными. Земля и воздух достаточно прогрелись, чтобы ни ветер, ни возможный дождь не заставляли дрожать от холода и искать тепла у камина.       Мистер Кенуэй вышел из уборной довольно скоро. Это в теплой воде он мог плескаться подолгу... А может, им двигали и иные мотивы. Шэй заглянул в его глаза и без вопросов скинул все, в чем был, прямо на пол.       Надежды не оправдались. Несмотря на то, что Хэйтем проводил приподнятое естество заинтересованным взглядом, приговор остался неизменным:       — В корыто. Несколько дней по пыльной дороге...       Шэй капитулировал и нырнул в темную узкую каморку. Здесь горела свеча, прилепленная прямо на рукомойник, но из-за влажности пламя едва колебалось и света давало мало. Шэй прищурился и сразу понял, в каком из ведер чистая, а в каком — грязная. Иногда особое зрение пригождалось и для вполне бытовых целей.       Шэй встал в корыто, поджал пальцы ног, чтобы не так сильно чувствовать обжигающий холод, и, черпнув из чистого ведра, резко опрокинул ковш себе на голову. Дыхание из груди выбило вмиг, но уже через пару мгновений стало полегче. Шэй и ванну со льдом принимал в Атлантике, что уж говорить о каком-то ведре?       Наскоро ополоснувшись, Шэй бросил ковш прямо в ведро. Воды оставалось мало, грохот раздался сильный. Шэй переступил из воды на влажную после Хэйтема тряпочку на полу и потянулся отжать волосы. Сразу выяснил, что забыл снять ленту, но сунуть ее было некуда, и Шэй небрежно отбросил ее, нимало не заботясь, куда упала.       И задумался о другом. Там, в комнате, ждал Хэйтем, а энтузиазм и впрямь... несколько поник.       Можно было дождаться здесь, но Шэй чувствовал, что во влажном и прохладном замкнутом помещении восстановить настрой будет гораздо сложнее, а потому решительно распахнул дверь и захлопнул ее за собой. И сразу почувствовал, как тело согревается, а из мышц уходит напряженность.       Хэйтем валялся на кровати, грыз яблоко и читал. И при этом даже не надел чистого белья. Его вообще ничто не прикрывало, кроме легкого покрывала, протянутого между бедер. Из «одежды» на нем были только очки. Шэй ощутил, что энтузиазм возвращается, и жадно оглядел любовника. Мог держать пари на что угодно, что Хэйтем чувствует взгляд, но ведь даже не повернулся.       Шэй прошелся по комнате и только у самой кровати вдруг понял, что сброшенные на пол вещи аккуратно убраны. Сюртук и штаны заняли место на стуле, сапоги несколько небрежно были убраны под стул, а рубаха вместе с подштанниками валялась на сундуке. И судя по комку, Хэйтем просто свалил общее белье в общую кучу.       — Спасибо, — ляпнул Шэй.       Мистер Кенуэй отложил и яблоко, и книгу, а потом и снял очки. И заинтересованно уточнил:       — За что?       — За... — тут Шэй отметил, как любовник повернулся к нему, и сбился. — За...       — Понятно, — выручил его мистер Кенуэй, слегка усмехнувшись. — За проявленную аккуратность.       — Да, — Шэй глубоко вдохнул. — Именно это я и хотел сказать. Аккуратностью Бог за нас двоих наделил тебя.       — Да нет, это ты просто привык, — фыркнул Хэйтем и осведомился. — Так и будешь стоять?       Шэй рассеянно скосил взгляд на открытую балконную дверь, но мысленно махнул рукой. Небо было чистым, дождя не ожидалось, так что задувать будет вряд ли.       Хэйтем заинтересованно проследил, как Шэй вытягивается на кровати и устраивается. А стоило наконец удобно улечься, как и потянулся рукой к еще не полностью поднявшемуся члену. Шэй «помощь» оценил, но к любовнику не полез. Знал, что ему теперь требуется чуть больше времени, чтобы настроиться, а на попытки ускорить он реагирует слишком беспокойно.       Так что пока Шэй расслабленно принимал ласки. Хэйтем добился «боевого положения» и потерся о висок носом. Шэй, не задумываясь, повернул голову и поймал любовника за собранные в хвост волосы, чтобы не вздумал уворачиваться от поцелуя из-за какой-нибудь ерунды — если ему неудобно, например. Однако Хэйтем вроде уворачиваться не собирался, на поцелуй ответил и даже за губу прихватил, что в такой момент было признаком нетерпения.       Шэй рискнул и попытался вернуть ласку. Хэйтем не возражал, а от первого прикосновения к естеству негромко простонал в губы. Это вдохновляло, и Шэй повернулся, прижимая его к постели грудью. Хэйтем дернулся и простонал недовольно. Пришлось отпустить.       — Что? — Шэй дышал коротко и часто, дыхание сбилось.       Мистер Кенуэй, не говоря ни слова, отстранил его от себя, приподнялся на локте и завел руку за голову, а потом с шипением вытянул из волос ленту. Узел на ней был полураспущен.       — Ослабил, а потом забыл, — коротко пояснил Хэйтем. — Минуту...       С этими словами от оттолкнулся локтем и повернулся, чтобы устроить ленту рядом с книгой и обкусанным яблоком. Шэй времени терять не стал — резко придвинулся ближе и обнял сзади. Хэйтем дернул плечом — положить на тумбочку неразвязанную ленту он был органически не способен.       Шэй позволил любовнику навести столь дорогой его сердцу порядок и почти не отвлекал, только мерно поглаживал по груди, но как только лента была аккуратно уложена, сразу взял в оборот. Выворачиваться Хэйтему было уже, собственно, некуда, и Шэй нахально спустился ладонью на живот, коротко приласкал напряженную потяжелевшую плоть и почти неосознанно вклинился собственным членом между бедер. Хэйтем глубоко вздохнул, вернул движение напряженным изгибом... Шэй перевел дыхание, но задавать вопросов вслух не пожелал, а потому просто продолжил мерно двигаться, имитируя соитие. Это слегка облегчало томительное напряжение, а торопить события Шэй не хотел — ровно до тех пор, пока Хэйтем не свел бедра плотнее.       — Шэй, — Хэйтем обернулся и облизнул губы. — Ты можешь... сразу.       В голове мелькнуло только то, что любовнику наверняка пришлось нелегко — в тесноте уборной каморки, почти без света, вода ледяная... Но на такие слова, произнесенные низким и прерывающимся голосом, не отозваться было нельзя. Шэй дернулся, слегка отстранился и направил себя рукой.       Хэйтем опустил голову и шумно вздохнул, стоило в него войти. Шэй сжал зубы, чтобы удержаться от естественного желания овладеть разом, и двигался медленно. Слышал дыхание любовника, знал, что сейчас тот прикусывает губу и прикрывает глаза — и не от боли.       На последних мгновениях Хэйтем негромко простонал и сжал пальцы поверх руки Шэя на бедре. Шэй приостановился, позволяя привыкнуть, но Хэйтем требовательно прогнулся в пояснице и начал движение первым. Поза не позволяла двигаться резко, и Шэй с облегчением подумал, что хотя бы об этом беспокоиться не надо. Медленно, долго — все получится само.       Хэйтем вздыхал все громче. Ладонь с руки Шэя он убрал и теперь все крепче впивался пальцами в уголок подушки. Шэй даже приподнялся повыше, чтобы иметь возможность усилить движение, но любовнику явно было мало. Теперь уже было не то что не холодно — жарко. Шэй чувствовал, что на загривке проступает пот и ладонь на бедре Хэйтема — влажная. Но сдаваться он не собирался.       Хэйтем уткнулся в подушку лбом и глухо, с присвистом потребовал:       — Возьми нормально.       Шэй даже фыркнул, отчего длинные разметавшиеся волосы любовника слегка колыхнулись. Но требование выполнил — отстранился, почти выскальзывая, надавил любовнику на плечо, заставляя окончательно уткнуться в подушку, и поднялся над ним. Да еще и коленом слегка подопнул, чтобы ноги раздвинул. Мелькнула мысль заломить Хэйтему руку за спину, но за такое можно потом получить по шее.       Но сейчас Хэйтем только приглушенно простонал в подушку, поднял задницу и расставил бедра шире. Шэй вошел в него одним сильным слитным движением и сам шумно выдохнул — до того приятно было ощутить облегчение. Неторопливое томительное наслаждение — это хорошо, но насколько же ярче ощущается, когда не нужно сдерживаться!..       Хэйтем охнул громче. Голову он опустил и, путаясь в волосах, уперся в подушку локтями. Шэй окинул взглядом красивый изгиб и склонился над любовником, проскользив языком вдоль позвоночника. Слегка прикусил солоноватую кожу на лопатке, где светлым выделялся старый шрам, и еще раз резко и сильно двинул бедрами.       Хэйтем медленно выдохнул, качнулся назад, прижался к бедрам и простонал:       — Сильнее, Шэй...       Вот теперь уже о «долго и медленно» речь не шла. Шэй распрямился, прижал любовника за поясницу — заблаговременно — и быстро набрал темп. Движения получались сильными и ровными, кожа шлепала о кожу, а Хэйтем рвано и тяжело дышал. Шэй чувствовал, что любовник начинает зажиматься, хотя не прикасался к себе, и это подстегивало, заставляло брать жестче и, как от него требовали, сильнее.       Хэйтем уронил голову на скрещенные руки и затих. Шэй сосредоточился на том, чтобы не сбиться с ритма, не сбить любовника и не сорваться самому. Он полагал, что Хэйтему еще потребуется время, однако тот неожиданно вздрогнул и приглушенно выдохнул. Шэй даже охнул, ощутив, как зажимается тело под ним, и в несколько сильных и уже неритмичных движений закончил.       Он еще приходил в себя, когда Хэйтем первым пошевелился и всем видом дал понять, что неплохо бы и отпустить. Шэй осоловело мотнул головой, освободил любовника и плюхнулся на кровать. Хэйтем вытянул ноги и повернулся. На обычно бледных скулах выступила краска, ко влажным губам липли растрепанные волосы. Шэй оглядел любовника с глубочайшим удовлетворением.       — Шэй... — губы Хэйтема дрогнули, и он попытался убрать волосы за спину. — Спасибо.       — За что? — вернул ему его же слова мистер Кормак.       — За... — мистер Кенуэй запнулся и неожиданно усмехнулся. — За проявленную аккуратность.       — Что-то мне подсказывает, что не за аккуратность, — философски откликнулся Шэй. — Но я, в общем, и сам могу догадаться.       Хэйтем перекатился на край кровати и поднялся. Он явно собирался в уборную, и Шэй вслед ему бросил:       — Пойду на балкон, покурю.       — Штаны не забудь надеть, — раздалось уже из-за двери.       Совет был дельным, и Шэй разворошил комок с бельем. Не надевать же чистые!       Кое-как втиснувшись, мистер Кормак понял, что штаны взял не свои, но переодеваться поленился. Из сюртука выудил трубку, мешочек с табаком и выдвинулся на балкон.       Вечер был замечательным. Воздух, казалось, можно пить — настолько он был вкусным от запахов лета, солнца и еще чего-то травяного, сладкого. Правда, Шэй сразу уловил в нем горьковатые нотки — не он один отправился чудным вечером покурить на свежий воздух. Где-то внизу уже кто-то курил. И переговаривался — стали слышны негромкие голоса.       — ... настоящий ирландец, — говорил этот кто-то. — Слыхал, говорят, что ирландцам нужно гробы поглубже собирать? Это чтобы если встанет, то не смущало тех, кто собрался на похороны.       — Да тьфу на тебя, — отозвался собеседник — и Шэй узнал голос Терри. — Какой еще гроб? Мне тебя еще по количеству сопляков надо обогнать, а ты — гроб!       — Это ты Диане скажи, — хмыкнул Годфри. — Может, она тебя тогда к себе вообще на десять ярдов не подпустит. А то мало ли, встанет — а ты без гроба.       — Чего-о? — возмутился Терри. — Сам же только что говорил, что перед настоящим ирландцем никто не устоит! Даже англичане вроде Кенуэя.       Шэй, до того слушавший и посмеивающийся, замер с трубкой в зубах. Но тем, кто внизу, было невдомек, что их слушают, а потому разговор продолжался.       — Это да, — довольно согласился Годфри. — Сейчас допьем — пойду к Кэт под бочок.       — Тебе-то хорошо, — буркнул Терри. — А у меня — Диана. А у Дианы — кобыла. А этот Кенуэй так стонет, что тут уже и о кобыле начинаешь думать.       Шэй медленно выпустил дым. Приехали... Надо было все-таки дверь на балкон-то закрыть.       — Ты это брось, — заржал Годфри. — Нам тут кентавры не нужны.       — А ты, смотрю, культурный и начитанный, — поддел его друг. — Гляди, как бы твоя Кэт тебя метлой не прогнала. Мало ей одного, который без ее сиськи жить не может, так еще и ты.       Судя по смеху, одной «лишней кружечкой» дело не ограничилось. Шэй подумал, что и он бы не отказался сейчас от холодного эля, а снизу уже прилетело:       — Вон, Кормак и без сисек обходится, — радостно ответил подначкой на подначку Годфри. — Только на меня не смотри, я тебе только по зубам дать могу.       В комнате, кажется, послышалось движение, и Шэй понял, что надо поспешить.       — Эй, — окликнул он ребят-лесорубов, перегнувшись через резные перила. — Эй, парни!       Внизу немедленно зашуршали, а потом на полянку под балконом вышел Годфри. С кружкой и трубкой. Он покрутил головой, а потом догадался посмотреть выше.       — Э-э-э... — кажется, Годфри растерялся. — А ты здесь давно?       — Да уж достаточно, — Шэй выпустил дым. — И лучше бы вам обсудить что-нибудь другое, а то я-то ирландец, а вот Хэйтем — нет.       — Ну, простите, — под балконом показался и Терри. Он, в отличие от друга, слегка покачивался — то ли выпил больше, то ли Годфри покрепче был. — Молчим. Если хочешь набить нам морды, спускайся. Если бы кто про мою Диану такое нес, а я услышал, то точно бы лицо набил.       — Разве что завтра, — пошутил Шэй, но быстро поправился, понимая, что пьяненький Терри вполне может принять слова за чистую монету. — На первый раз прощаю, парни. И, кажется, вам пора по домам, а то жены вас в кровать не пустят. На коврике спать будете.       Закадычные друзья поняли друг друга без слов. Чокнулись деревянными кружками, в несколько глотков допили что уж там у них оставалось, и Годфри резюмировал:       — А все равно хорошо. Ты почаще приезжай, Кормак! У нас тут и воздух хороший, и вода чистая, и эль отменный. И люди понимающие.       — И внуки у тебя с Кенуэем родились — ого-го, — поддержал Терри. — Бойкие! Особенно девка.       Шэй видел сквозь стекло, как Хэйтем копается в комке белья в тщетной попытке отыскать свои штаны, и усмехнулся:       — Сейчас мистер Кенуэй придет.       — Поняли, — Годфри и Терри переглянулись и, помахав, в обнимку направились огибать здание. Им еще нужно было вернуть кружки... Если они, конечно, вспомнят об этом. Но если даже не вспомнят — наверняка вернут на следующий день.       Шэй оперся на перила и раскурил почти потухшую трубку. Блеснул красноватый огонек. Позади скрипнула дверь, но Хэйтем не приблизился. Шэй даже одной рукой опираться перестал и вопросительно обернулся. И успел увидеть, как его оценивающе оглядывает мистер Кенуэй.       — Неплохо смотрится, — пояснил он невозмутимо. — Мои тебе в обтяжку, и тебе, так скажем, к лицу.       — Не к лицу, — фыркнул Шэй. — Лицо у меня выше и с другой стороны.       — К заднице, — спокойно согласился мистер Кенуэй.       — Вот! — Шэй распрямился и картинно взмахнул трубкой. — Говоришь уже почти как нормальный человек.       — Ты с кем-то беседовал? — Хэйтем наконец вышел и встал с наветренной стороны. — Я слышал, что ты с кем-то говоришь.       — Годфри и Терри, — пояснил Шэй. — Они сейчас это самое... наддали лишка в таверне, поэтому братались и зазывали нас в гости почаще.       — Не такой плохой совет... — Хэйтем втянул вкусный воздух носом и слегка улыбнулся. — По крайней мере, здесь сносная кровать и неплохой эль. И к тому же, мне все равно предстоит сюда приехать — я обещал Коннору написать портрет Дженнифер и Патрика. Пока не очень представляю, как это сделать. Честера хотя бы ты мог подержать...       — Но отличный же портрет получился! — убежденно заявил Шэй. — Честер там очень на себя похож. Лежит, развалившись! Как в нашей кровати по утрам, когда на него солнце светит.       — А как мне предлагается рисовать детей? — скептически вопросил Хэйтем. — Они же и минуты не посидят спокойно! И пока слишком малы, чтобы их можно было заинтересовать тем, что стоит посидеть немного не двигаясь — и тогда можно будет нарисовать их портрет.       — Как-нибудь сделаем, — уверенно решил мистер Кормак. — По паре минут их можно держать на руках. Ухватишь основное, а там дело пойдет.       — Я никогда не рисовал детей, — продолжал делиться сомнениями мистер Кенуэй. — У них иные пропорции...       — Вот Марта родит — можешь потренироваться на ее младенце, — не задумываясь, ляпнул Шэй. — Кто бы ни родился, будет же он иногда спать!       Хэйтем покачал головой, но спорить не стал:       — Я уже дал слово, так что попробовать можно. Хотя пропорции все равно будут отличаться. И, Шэй... Знаешь, мне немного неловко это признавать, но сегодня Коннору удалось, так скажем, воззвать к моей совести. Никогда не думал, что это удастся... моему же сыну!       Шэй выдохнул дым:       — Я же тебе говорил, что стоит написать сестре. Полгода тому назад, кажется. Но ты ответил мне на это замечание так, что я перестал даже напоминать.       — Конечно, она будет злорадствовать, я понимаю, — невпопад ответил мистер Кенуэй. — Так было всегда. Даже когда наш отец еще был жив и мы жили все вместе. Когда мне было десять, а ей — двадцать два. Дженнифер вроде как тогда собиралась замуж, а я носился с только что подаренным мне первым настоящим оружием.       — Кроме потрясающе упрямого характера, еще в одном вы точно похожи, — кивнул Шэй, задумчиво глядя на сгущающиеся сумерки над кромкой леса. — Никогда не признаете своей слабости друг перед другом, словно и не родственники.       — Мы слишком... родственники, — вздохнул Хэйтем. — Надеюсь, Дженнифер рада тому, что мой сын назвал дочь в ее честь.       — Так напиши и спроси, — практично заметил Шэй. — Вам ведь есть о чем поговорить. Не только о том, что случилось год назад. А если спросишь прямо, она точно ответит, никуда не денется.       Хэйтем едва заметно усмехнулся, а потом словно удивленно покачал головой и отступил. Шэй со вкусом вдохнул дым и скосил глаза вбок. Хэйтем в портках с его... «плеча» выглядел довольно симпатично. Пояс охватывал тело неплотно, из-за чего штаны сползали и обнажали одну подвздошную косточку и убегающую вниз от пупка дорожку волос.       Но Хэйтем говорил о серьезном, и Шэй быстро перестал пялиться. Может, Хэйтему нужно обсудить еще что-то важное?       — Мне крайне не понравились сегодняшние слова Коннора о его «путешествии», — произнес мистер Кенуэй. — Он что-то планирует. Или что-то узнал. Нам нужно предупредить Чарльза как можно скорее. Но я не доверяю почте, отправленной из поместья Дэвенпорт, здесь все так или иначе контролирует Коннор. Нам нельзя задерживаться здесь.       — Пока Коннор с нами, ничего не натворит, — немного утешил его Шэй. — И потом, мы все равно не собирались пробыть здесь долго. Несколько дней, наверное, можем себе позволить? Сходим на реку с внуками, поиграем с ними, поужинаем в новом доме Коннора и Анэдэхи, и можно снова в Нью-Йорк.       — Согласен, — мистер Кенуэй вздохнул. А потом встряхнулся и слегка улыбнулся. — Я пойду ложиться. Ты со мной?       — Сначала докурю, — Шэй продемонстрировал трубку, где табаку осталось на треть.       — Тогда дождусь тебя в постели, — Хэйтем подтянул штаны и, шлепая босыми ногами, отправился в комнату.       Шэй посмотрел вдаль, где над лесом загорались первые звезды. Солнце уже спряталось за горизонт, и небо было нежно-лиловым, цвета чернил, отпечатавшихся на пресс-папье. Во дворе гостиницы было светлее от зажегшихся на первом этаже окон. За забором сгущались густые сизые тени. И воздух пах уже не солнцем, но чем-то не менее вкусным: ночной прохладой, вечерней росой. Шэй медленно курил, и красноватый огонек становился все ярче на фоне сгущающихся сумерек. Наконец трубка дотлела, и Шэй аккуратно выбил ее. Постоял еще немного — и вернулся в комнату, где горела единственная свеча.       Хэйтем успел догрызть яблоко и читал, но уже явно клевал носом. Этот день начался еще в утреннем тумане, когда оба после короткой ночевки поднялись в седла. Это был долгий день.       Хэйтем повернулся на звук и звучно захлопнул книгу, а потом устало снял очки и вытянулся в постели. Шэй с легким трудом стянул портки и лег рядом. Прикрыл глаза, но слышал, как любовник задул свечу, и видел под закрытыми веками, как комната погрузилась в темноту.       — Иди сюда, — шепотом позвал Хэйтем, и Шэй охотно привалился к теплому боку.