Дело всей жизни

      — Кого-то еще ждем, господа? — подал голос мистер Рутледж.       Хэйтем щелкнул брегетом и покачал головой:       — Полагаю, мистер Дербишир не соизволит почтить наше скромное собрание своим присутствием, так что начнем без него.       Шэй не сразу, но отвлекся от созерцания изменившейся обстановки. «Зеленый дракон» вновь открылся недавно, и новые хозяева, выкупившие таверну в плачевном состоянии, очень старались прогнать отсюда призраки былых тяжелых дней. Стены отскоблили и украсили дешевыми картинками, мебель сменили почти полностью. О том, что здесь некогда квартировал какой-то там английский полк, напоминал только запах — пропитавший дерево запах оружейной смазки и несвежих сапог.       Шэй закурил — прогонял созерцательное настроение и «ароматы» одновременно — и уставился на Хэйтема, который, как и раньше, занял место председателя собрания, хотя, по собственным словам, являлся «гостем». Как и Шэй.       — Итак, господа, — Хэйтем скупым движением предложил садиться и привлек к себе внимание. — Я собрал вас всех здесь, чтобы у вас появилась возможность поделиться сведениями, сделать выводы и наметить стратегию.       Он сделал паузу, и первым задал вопрос мистер Блессингтон:       — Как здоровье мистера Ли?       — Строго говоря, мистер Ли сейчас обрел вечный покой, — заметил Хэйтем. — А мистер Бенвилл поправляет здоровье, но процесс идет медленно. Он еще не встает, и прогноз не слишком утешителен: если все пойдет так, как идет, то самостоятельные прогулки хотя бы на веранду он сможет позволить себе в лучшем случае к Рождеству.       — С моей стороны все прошло гладко, — столь изящно встрял мистер Рутледж, что даже не казалось, что он перебил — скорее, дополнил. — Мисс Сидни Ли получила значительное состояние за вычетом средств на пожизненное ежегодное содержание миссис Доусон. Мистер Бенвилл, одинокий ветеран боевых действий в южных штатах, привез оттуда средства, реализованные после продажи плантаций.       — И это никого не удивило? — уточнил мистер Тёрнер, последний участник собрания. — По-моему, у мистера Бенвилла не слишком удачная легенда. У него не слишком загорелая кожа, и на плантатора он не похож.       — Возможно, в Нью-Йорке или Бостоне это бы кого-то и удивило, — возразил мистер Кенуэй. — А в небольших северных городках имеют очень слабые представления о плантаторах. К тому же мистер Бенвилл вывез немало наблюдений из Луизианы, и это позволит ему продержаться первое время, а дальше будет проще.       — Строго говоря, у нас не было выбора, — снова дополнил Эдвард. — Владеть крупным состоянием в Массачусетсе мог только приезжий — либо с Юга, либо из Англии. Либо он мог бы быть местным, но тогда его имя должно было бы быть на слуху.       Мистер Тёрнер покачал головой, но спорить не стал. Его шпионская деятельность требовала точности в исполнении, и такую... небрежность он спокойно воспринимать не мог.       Шэй подумал, что при выборе между Югом и Англией любой бы предпочел Юг.       — И что же? — Блессингтон упорно гнул свою линию. — Мистер Бенвилл не собирается впредь работать на благо Ордена? Он унаследовал не только состояние, но и некоторые... обязательства.       — В ближайшие месяцы он не сможет исполнять обязательства, — парировал Хэйтем. — А позже будет упущено драгоценное время. Вам следует выбрать нового лидера, потому что в полном объеме мистер Бенвилл с задачей не справится.       Шэй прекрасно представлял, какие сложности возникают перед любовником, но помочь ничем не мог. Мистер Кормак никогда не был силен в интригах, а сейчас Хэйтем вел довольно тонкую игру.       Мистер Тёрнер усмехнулся и отпил из чашки — ему единственному принесли небольшой заварочный чайник и чайную пару.       — Мистер Кенуэй, — он расслабленно откинулся на спинку высокого стула. — Все мы понимаем обстоятельства, которые заставили вас отступить. Но ваш опыт не вызывает сомнений.       — Иными словами, — улыбнулся мистер Рутледж, — ваш совет в плане выбора руководителя мог бы очень нам пригодиться.       Шэй понимал, что Эдвард рассчитывает на лидерство. В конце концов, война заканчивается — и наступает пора дипломатии, в которой член Конгресса и публичный человек, несомненно, имеет больший вес, однако...       Хэйтем отпил из кружки шабли, закупленного исключительно для него, и приподнял уголок губ:       — Если вы спрашиваете моего совета, то я полагаю, это должен быть Роберт.       — Хм... Почему? — поинтересовался мистер Рутледж.       В его голосе не было недовольства, только живой интерес.       Хэйтем спокойно пояснил:       — Потому что вы, Эдвард, на виду. Ваша деятельность должна быть максимально прозрачна. Если вас заподозрят в причастности к некому тайному обществу, вы лишитесь влияния. Это политика, она не прощает ошибок.       — Но британский Орден, с которым я переписываюсь, почти на две трети состоит из политиков, и это не мешает работе, — возразил Рутледж.       — И это опять-таки... — Хэйтем вздохнул. — Вы же опытный политик, Эдвард, оцените поле деятельности. Британия — это монархия с многовековым строем; Парламент, в котором бесконечно грызутся тори и виги; свод законов, которых за столетия накопилось столько, что без особой подготовки не разобраться. А мы с вами находимся в Соединенных Штатах Америки, молодом государстве. Настолько молодом, что у него нет конституции, исполнительной власти и понятия о самоуправлении, зато у всех на устах пресловутая «свобода».       Шэй постарался не выдать напряжения. Эдвард явно готов бороться за звание великого магистра, а Роберт — честный военный — судя по молчанию, не претендует. Но оказалось, что у Хэйтема нашлось вполне изящное решение.       Мистер Кенуэй помолчал, позволяя соратникам обдумать все вышесказанное, и произнес:       — В духе Америки следовало бы провести голосование, однако поскольку мы с мистером Кормаком не имеем на этом собрании права голоса, а вас всего трое, то, полагаю, этот вопрос должен быть адресован вам, мистер Тёрнер. Поделитесь, пожалуйста, своим мнением.       Мистер Тёрнер тяжело вздохнул и покачал головой:       — Я бы, пожалуй, выбрал Блессингтона. У вас, Рутледж, блестящие возможности, но ведь речь об управлении, а у мистера Блессингтона стратегический опыт обширнее.       Шэй постарался смягчить и улыбнулся:       — А вы-то, Роберт, что скажете?       — А я, — мистер Блессингтон вздохнул, — ничего не скажу. Почел бы за честь, если только это не внесет раскола в наши ряды. Эдвард, если ты хочешь, я уступлю.       Но мистер Рутледж отрицательно вскинул руку:       — Мне бы хотелось, но интерес и честолюбие не должны мешать делу. Относительно себя трудно быть беспристрастным, а мнению мистера Кенуэя я доверяю. Он умеет оценивать намного дальше, чем я.       — Это значит... — вопросительно поглядел на Хэйтема мистер Блессингтон.       — Это значит, что вас выбрали великим магистром двумя с половиной голосами против одного, — кивнул ему мистер Кенуэй.       В дверь постучались, но вовсе не деликатно и вежливо, а просто грохнули — и спасибо, что кулаком, а не с ноги.       — Войдите, — бросил мистер Кенуэй, взмахом руки остановив обсуждение.       На пороге появился мистер Дербишир в относительно чистом костюме и заулыбался:       — Извините, что опоздамши. Тут еще наливают или мне на первый этаж идтить?       — Садитесь, Бэзил, — вполне приветливо пригласил его к столу Хэйтем. — У нас, правда, только вина, но ведь это вполне удовлетворит ваш вкус?       — На мой вкус, все, что забесплатно — хорошо, — откликнулся тот и шумно уселся, завладев кружкой. Шэй лично наплюхал ему вина. — Что я пропустил?       — Ничего особенного, — усмехнулся мистер Рутледж. — Всего лишь выборы нового великого магистра.       — А, это ерунда, — согласился с ним мистер Дербишир. — Кого выбрали-то?       — Меня, — хмыкнул мистер Блессингтон. — Желаете оспорить, Бэзил?       — Я? Не, не желаю, — фыркнул тот, обдав кружку пятнышками слюны. — Я хотел сказать, что тоже за тебя голосую, во. Все голосуют везде, надо же и мне попробовать.       Шэй видел, как Хэйтем прячет улыбку, но вслух мистер Кенуэй произнес вполне ровно:       — Мистер Блессингтон, с этого момента я делегирую председательство в собрании вам. Я был вынужден организовать эту встречу, но сделал все, чтобы вы как можно скорее приняли бразды правления в свои руки. Со своей стороны мы с мистером Кормаком поделимся теми сведениями, что у нас есть. Как всегда.       Хэйтем не предложил Роберту занять место во главе стола, но это, наверное, выглядело бы глупо. В конце концов, дело вовсе не в месте, хотя взгляды присутствующих то и дело тянулись к мистеру Кенуэю, который невозмутимо цедил шабли и благожелательно глядел на нового магистра.       Шэй тоже посмотрел на Роберта — и вдруг вспомнил, как увидел его в первый раз, когда тот принес весть об убийстве Питкэрна. Тогда он был взъерошенный, взволнованный, ассасинов везде видел... Мальчишка. А сейчас это серьезный и сильный молодой человек, у которого есть и решительность, и стратегическое мышление, но слегка не хватает уверенности в собственном красноречии.       Мистер Блессингтон откашлялся... И Рутледж вдруг разрушил эту напряженную паузу вполне приятельским замечанием:       — Ты, наверное, хочешь предложить всем доложиться?       Роберт сбился, но только на пару мгновений, которых ему хватило, чтобы сориентироваться и взяться за дело — как военный, реагировал на обстановку он быстро.       — Да, пожалуй, — произнес он с благодарной улыбкой. — В первую очередь меня интересует, как обстоят дела в Старом Свете, поскольку сам я последнее время был занят в Вирджинии. А еще хотелось бы узнать, как обстоят дела с Братством, поскольку я не хочу получить пулю в колено.       — За Старый Свет отвечаю я, — Эдвард тоже улыбнулся. — Но тут обсуждений... немало. Лучше начать с Америки. И с Братства.       — Про Братство могу рассказать я, — встрял мистер Тёрнер. — И лучше мне, наверное, это сделать, поскольку очень скоро про него рассказывать я не смогу.       Шэй, в общем-то, этого ожидал, но уставился все равно с интересом. Его так же — молчанием — поддержали остальные, и мистер Тёрнер скрипуче сообщил:       — Мне в ближайшее время стоит оставить «Кольцо Калпера». Последняя операция показала, что лидер Братства слишком хорошо изучил мои методы работы на этом поприще. Он начал использовать меня в своих целях, а это недопустимо. В этом случае мы теряем контроль над шпионской сетью, но и она теряет над нами контроль. Полагаю, я отработаю еще месяц-другой, чтобы никто не провел параллелей с нашим небольшим собранием, а потом исчезну. Мистер Дербишир...       Тот неожиданно вскинулся и отрапортовал:       — Да завсегда. Если сумеешь оторваться от слежки, то мои парни из тебя за четверть часа последнего забулдыгу сделают. Костюмчик попроще, беретик да в свином загоне поваляться — мать родная не узнает, не только ассасины.       — Роберт, вам придется позаботиться о том, чтобы применить умения мистера Тёрнера безопасно и разумно, — вполголоса заметил Хэйтем.       — Подумаю, — отчеканил мистер Блессингтон. — С одной стороны, «Кольцо Калпера» контролирует Вашингтон. С другой — мистер Кенуэй-младший. Но как только Вашингтон выйдет из игры, у нас появятся возможности. А до тех пор нужно будет прикинуть, какое поле для деятельности имеет стратегическое значение. Такого немало, шпионы везде нужны. Жалко, что мистер Тёрнер у нас один.       — Зовите меня Эндрю, — вдруг мрачно буркнул Тёрнер. — Не очень хочется валяться в свином загоне, но дело есть дело. Что же касается нынешней деятельности «Кольца Калпера», то она не слишком разнообразна. Так скажем, «внешняя» деятельность связана с Вашингтоном и никакой полезной нагрузки не несет. Вашингтон стал последнее время слишком... нервным, видит заговоры везде, и множество людей проверяют и перепроверяют кипы переписки и прочей лишней информации.       — В самом деле? — проницательно сощурился Хэйтем.       Мистер Тёрнер поглядел на него открыто:       — А это относится к уже другой, «внутренней» деятельности «Кольца Калпера». Вашингтону деликатно преподнесли информацию о том, что официальная версия о смерти мистера Ли от лихорадки — ложна. Теперь главнокомандующий полагает, что мистер Ли погиб насильственным путем — и не без оснований подозревает в этом того, кто угрожал лично ему.       — Получается, эта змеюка сама себя за хвост укусила, — хрипло рассмеялся мистер Дербишир, с видимым наслаждением отхлебывая из кружки. — Я имею в виду, это тайное «колечко».       — М... Да, — вдруг ляпнул Хэйтем. — Даже символично, если вспомнить про Уробороса и само понятие Кольца.       — Пейте-пейте, — поспешно посоветовал мистер Рутледж опешившему Дербиширу. — Это упоминание о древнем мифе, которое...       — А-а-а, — протянул соратник. — Ну, пока вы сказки обсуждаете, я и впрямь выпью.       — Про Братство — всё? — не очень элегантно, но емко уточнил мистер Блессингтон.       — Не совсем, — вклинился Хэйтем. — Частные данные, которые есть у меня, наводят на мысли, что мастер-ассасин сейчас ведет активную переписку со Старым Светом. Вероятно, с Британией или Францией. Или с обеими державами.       — Это неудивительно, — вклинился Рутледж. — Мы тоже ведем крайне активную переписку и с Британией, и с Францией. С Францией — открыто, как и с Испанией, и с Голландией. С Британией переписываюсь, в основном, я.       — И я, — вздохнул Хэйтем. — Но до этого еще дело дойдет. Что же касается деятельности Братства на этих берегах, то либо она временно замедлилась, либо меня умело дезинформируют.       Шэй едва не фыркнул. Звучало очень красиво, а на практике все выглядело куда как прозаичнее. На последнем письме от Коннора, на задней стороне, где конверт был скреплен печатью, бледно и едва заметно отпечатался адрес с внешней стороны другого письма. Сам адрес разобрать не удалось, даже с помощью огня и зеркала — воск печати помешал, но вот «Лондон» виднелось отчетливо. А в самом письме было столько подробностей о жизни в Дэвенпорте, что можно было предположить, что Коннор не в Нью-Йорке...       Тамплиеры переглянулись, и Блессингтон на правах председателя принял решение:       — Примем за рабочую гипотезу.       Хэйтем кивнул с весьма довольным видом. Кажется, его все устраивало.       Мистер Блессингтон вдруг усмехнулся, слегка неловко:       — Сейчас мне бы следовало с умным видом спросить, что происходит на юге, где ныне обретается английский флот, но поскольку самому мне об этом, наверное, известно больше, чем вам, я расскажу. Вы наверняка все понимаете, что флот Британии сейчас... в сложном положении. Парламент принял решение о прекращении наступательной войны, но у английского флота нет преимуществ перед французами, испанцами и пиратами, которых полно в тех водах. Стало быть, они не могут не нападать — или сами станут добычей. А потому, надо сказать, они ведут себя... не по-джентльменски. Отголоски этих действий даже до Вирджинии дотянулись. Я лично беседовал с одним таким, который пытался напасть на английский конвой.       — И что же? — искренне заинтересовался Шэй. — Раз жив, значит, успешно?       — Сложно сказать, — хмыкнул Роберт. — Конвой был захвачен, но, к глубокому сожалению этого типа, затраченные на захват средства не окупились. Британцы в южных водах окончательно... обанкротились. Поставки идут с Ямайки — и это единственное, что позволяет им удерживаться в южных водах. Возможно, нам следует... затянуть войну? Тогда мы сможем нанести окончательное поражение флоту.       Пока Шэй раздумывал, Хэйтем решительно отверг это предложение:       — Не думаю, что стоит. Нам важно отстоять независимость, а британский парламент и без того трещит по швам. Если Британия лишится остатков достоинства и финансирования...       — Нельзя судить только с этой стороны, — поддержал любовника Шэй. — Мы не знаем, каково на самом деле состояние британского флота. А если это просто одному пирату не повезло? Англия — изначально морская держава, вы и сами когда-то служили! Затягивать войну с нашим отсутствием флота — небезопасно.       — Мнению мистера Кормака о флоте можно доверять безоговорочно, — заметил мистер Рутледж. — К тому же наши соратники из южной ложи нам за это спасибо не скажут.       — Принято, — Блессингтон кивнул. — В таком случае следует поспешить с принятием решений, потому что действия в южных морях все меньше напоминают войну. Это больше похоже...       — Это же Карибы, — фыркнул Шэй. — Там, наверное, воздух заразный, раз даже британцы поддались пиратской романтике.       — Воздух там и правда заразный, — вздохнул Блессингтон. — В Луизиане и на Доминике была отмечена новая вспышка желтой лихорадки, а из-за восстания рабов в Новом Орлеане эта дрянь расползлась очень широко. В Чарльстоне британская армия на гране бунта: они и без того страдали от тифа и малярии, а тут еще и это.       — А вот это играет нам на руку, — сразу ухватился за мысль Хэйтем. — Освободить Чарльстон было бы очень неплохо. Роберт, вам следует отправиться туда самостоятельно.       — Отправлюсь, — мистер Блессингтон кивнул, но не остановился на этом, как сделал бы еще полчаса назад, а продолжил: — Но прежде чем отправляться, мне нужно знать, что будет происходить на севере, иначе я не смогу координировать свои действия с действиями остальных. Армия Вашингтона, кстати, тоже бунтует... Конгресс уже восемь месяцев не платил.       — Никогда такого не было — и вот опять, — простонал Рутледж. — Какая жалость, что мистер Лафайет не возвращается, он отлично финансировал этот проект.       — А вот этот вопрос нам следует осветить в первую очередь, — заметил мистер Кенуэй. — Надеюсь, масштабных боевых действий больше не предвидится...       — Можно было бы отвоевать Нью-Йорк, — сразу предложил Роберт. — Только сначала надо выплатить парням жалование.       — Нет смысла, — поморщился Хэйтем. — Я имею в виду, нет смысла отвоевывать Нью-Йорк. Это деньги и жизни, которые пригодятся для другого.       — Сами уберутся, — «перевел» Шэй. — Еще пули на них тратить.       — Мистер Кормак груб, но точен, — усмехнулся мистер Кенуэй. — Я хотел сказать, что теперь, когда мы, так скажем, пересекли экватор, нам нужно решить вопросы с финансированием. И решить их куда более глобально, чем в очередной раз угрозами собрать фураж для армии. Мистер Коннор Кенуэй не силен в финансовых вопросах, грех упускать такую возможность. Нам нужно организовать банковское дело. Монополию, которая позволит контролировать любые проекты. Конгресс — ничто без финансирования, и нам нужно управлять им полностью, а не бегать за каждым.       — Не меньше двенадцати миллионов долларов внешнего долга и не меньше тридцати миллионов — внутреннего, — заметил Рутледж и безжалостно добавил. — Но это самый скромный подсчет. Я полагаю, что реальные цифры будут в разы выше. Под какое обеспечение мы можем создать банк, который не лопнет от первых кредитов? И, главное, кто этим займется? Я имею представление о финансах, но моих знаний не хватит на такую... монополию.       — Бросьте, Эдвард, — Хэйтем снова поморщился. — У вас найдутся более важные дела, чем бесконечные счета и обязательства. Полагаю, следует привлечь к делу мистера Гамильтона.       — Почему именно его? — цепко уточнил Блессингтон. — Он хваткий и мог бы быть лоялен Ордену, но его близость к Вашингтону заставляет меня сомневаться.       — И тем не менее именно близость к Вашингтону обеспечит ему иной кредит — кредит доверия, — возразил Хэйтем. — Но вы правы, это не столь важно. Я поделюсь рассуждениями, а вы решите, стоит ли ими пользоваться. Гамильтон мог бы быть лоялен Ордену, поскольку его позиция много разумнее, чем у большинства прихлебателей Вашингтона. Гамильтон тяготеет к британской модели власти, хотя и боролся за независимость колоний. С такими взглядами ему не грозит оказаться на самой верхушке власти, но, как вы отметили, он хваткий, а значит, не откажется от возможности сосредоточить в своих руках иную силу.       — А обеспечение? — напомнил Шэй.       — Судоходные компании, недовольные отсутствием стабильной валюты, — начал перечислять Хэйтем. — Ссудные кассы, недовольные отсутствием гарантий. В конце концов, Нью-Йоркский городской совет, в котором я без особого труда могу провести почти любую инициативу... Полагаю, наиболее перспективным направлением будут жилищные ссуды — на освобожденных землях начнут активно отстраиваться, и как раз примерно года хватит, чтобы получить первые доходы с ферм.       — Может, это и неплохо, — мистер Рутледж наконец перестал сводить тонкие брови и слегка улыбнулся. — В Конгрессе многие рассуждают о том, что в британском Парламенте господа лорды получают дивиденды и спокойно работают сессию за сессией, а не вынуждены то и дело ездить по стране с необходимостью утрясать финансовые вопросы. Долг, конечно, неподъемный... пока. Однако, думаю, мы можем попробовать капитализировать около миллиона долларов... И посмотреть, к чему это приведет.       — Когда будете продавать акции, постарайтесь, чтобы их количество было... контролируемым, — добавил мистер Кенуэй. — После того, что Конгресс учинил с «колониальными билетами», никакого доверия этим конгрессменам у меня нет.       Мистер Блессингтон помолчал, а потом вздохнул:       — До вас, мистер Кенуэй, нам далеко. Но масштаб потрясает. И это выгодно в стратегическом смысле. Когда война закончится, шпионская организация мастера-ассасина потеряет большую долю своего влияния, хотя и останется угрозой, а вот деньги... Деньги всегда были лучшим рычагом для управления.       Мистер Кенуэй покачал головой:       — Этого мало. Миром всегда правят информация и деньги. И даже если сосредоточить в своих руках что-то одно, нельзя забывать о другом.       — А я так скажу, — вдруг вклинился мистер Дербишир. — Мы академиев не кончали и деньги только в виски вкладывали, но если чего-то нельзя скрыть, то надо, чтобы было чего сказать. Вот если тебя по пути, извиняюсь, из кабака ловит патруль, тебе есть чего сказать? Нечего! А значит что? Значит, надо так наврать, чтобы слезу пустили и денег дали от того, какой ты несчастный человек.       Шэй переварил эту глубокую мысль первым:       — А наш соратник дело говорит. Если бороться с «Кольцом Калпера» напрямую нельзя, то нужно иметь надежный источник дезинфомации. И не один, чтобы не вычислили. Мистер Тёрнер, такая деятельность должна быть вам по плечу.       — Это тем более хорошо в том смысле, что вам, Эндрю, отлично знакома система «Кольца Калпера» изнутри, — добавил Хэйтем. — Но не пытайтесь подготовить что-то заранее, чтобы... Вы понимаете.       — Конечно, — Тёрнер кивнул. — Если мои приготовления заметят, то на снисходительность ассасинов я уже могу не рассчитывать.       — Если мы решили вопросы местного значения... — начал было Блессингтон, но Хэйтем возразил:       — Прошу прощения, великий магистр, но один вопрос остался нерешенным. Соискатели, которых вы, Эдвард, отправили в Нью-Йорк. Так получилось, что мне пришлось подхватить упавшее знамя, и я сам принял отчетность у каждого.       — И что же? — немедленно заинтересовался мистер Рутледж. — Они оправдали ваши ожидания?       — И да, и нет, — Хэйтем слегка улыбнулся. — Все трое получили разную информацию, и каждый был отправлен ее проверять. Один из них добросовестно выполнил задание, это мистер Уильям Сетон. Второй справился, однако привлек к своей деятельности внимание, и я сомневаюсь в нем, однако полагаю, что обстоятельства могли оказаться неблагоприятными, так что следует... присмотреться. А вот третий, Эдвард, меня не устроил абсолютно. Задание он выполнил отлично, однако не замедлил воспользоваться полученными сведениями в личных целях. Это скверное начало для деятельности, но я не стал ничего предпринимать. Очевидно, что уважаемый член Конгресса не работает на противоположную организацию, но оставлять так дело нельзя. Я не хотел привлекать внимание к его поездке в Нью-Йорк, так что вам следует вызвать его обратно в Филадельфию и решить вопрос деликатно.       — М-м-м... Неприятно, — скорбно вздохнул мистер Рутледж. — А ведь, казалось бы, на проверку каждого я потратил по несколько месяцев...       — Люди познаются в делах, — хмыкнул Хэйтем. — Надеюсь, у вас не возникнет трудностей с решением вопроса?       — Не возникнет, — Эдвард еще раз вздохнул. — В конце концов, с каждым может приключиться сердечный удар.       — Протестую, — проскрипел мистер Тёрнер. — Не знаю, про которого из оставшихся двоих речь, но оба слишком молоды для подобного, особенно если ранее не проявлялось симптомов. Напомните мне в конце собрания, я поделюсь с вами составом, в действии которого самый опытный врач определит «стыдную» болезнь.       — Неплохо, — хмыкнул Шэй.       — А стыдную — это какую? — довольно громким шепотом поинтересовался у него мистер Дербишир.       — Которые от баб, — четко объяснил ему мистер Кормак и перевел взгляд на Хэйтема.       — Франция и Британия, — призвал всех к порядку Блессингтон. — Эдвард?       — Здесь, — фыркнул мистер Рутледж. — Что ж, давайте разбираться. Самое главное — то, что в Париже активно ведутся переговоры о перемирии. С нашей стороны там присутствуют мистер Франклин и мистер Генри Лоуренс, отец недавно погибшего Джона Лоуренса...       — Мистер Франклин отлично подкован в дипломатии, а мистер Лоуренс большей частью отвечает за будущую карту континента, — пояснил Хэйтем, перебив. — Мсье де ла Серр писал, что это выглядит почти забавно: то, как они пытаются перещеголять друг друга в требованиях, а представитель Британии, уважаемый лорд Освальд, мечется между изумлением и унынием. Судя по тому письму, что я получил около двух недель назад, переговоры близки к завершающей стадии.       — Но ведь это еще не заключение мира, — напомнил мистер Рутледж. — И Конгрессу предстоит одобрить предварительный договор.       — Надеюсь, это произойдет быстрее, чем ратификация Статей Конфедерации, — хмыкнул Хэйтем.       — Я переписываюсь с мистером Лоуренсом... — кивнул Эдвард. — И полагаю, что требования о разграничении торговли и территорий... не лучшим образом будут приняты в Парламенте.       — Об этом я уже позаботился, — возразил Хэйтем. — Великий магистр Коуэлл писал, что примет деятельные меры к тому, чтобы перемирие было принято со стороны Парламента. Если, конечно, в нем не будет очевидно неисполнимых требований.       — Я переписываюсь с герцогом Портлендским, — возразил мистер Рутледж. — Конгресс делегировал мне обязательство... подготовить почву и рекомендовал его как одного из самых прогрессивных в отношении Америки членов Парламента. И по словам герцога, Парламент сейчас просто не догадывается в полной мере, чем станет для Англии любой мирный договор. Многие так и не осознали, к каким последствиям приведет эта война.       — Будет сюрприз, — фыркнул Шэй.       — Главное — чтобы подписали, — цинично сощурился мистер Тёрнер.       — Вспомнят, как живет народ, — поддержал мистер Дербишир. — Крестик на бумажке поставил — и уже без штанов.       — А что Испания? — требовательно осведомился мистер Блессингтон. — Переговоры между представителями Америки и Англии ведутся в Париже, следовательно, граф де Верженн и король Людовик прекрасно осведомлены и не упустят своего. Мистер де ла Серр, судя по словам мистера Кенуэя, и вовсе имеет возможность насладиться этим, как на спектакле. А кто представляет интересы Испании?       Шэй видел, что простой и бесхитростный вопрос отчего-то вызвал у Хэйтема волнение — тщательно скрытое, но... Но мистер Кормак знал любовника лучше, чем кто-либо в мире.       — А у испанцев — Гибралтар, — с досадой выдохнул мистер Рутлдеж — и было видно, что он не впервые об этом говорит. — Испанские представители не принимают участия в переговорах, поскольку среди их требований к союзникам — вести победную войну до захвата Гибралтара.       Мистер Блессингтон нахмурился и напряженно произнес:       — Может быть, я не столь талантливый политик, как вы, Эдвард, но зато я военный, и мне решительно непонятно, как Америка должна помочь испанцам захватить Гибралтар, если Британия не хочет его отдавать. Если мне не изменяет память — а она мне не изменяет, то это полуостров или остров на юге Испании. На другой стороне земного шара от Америки. Все, что мы можем сделать для Испании — это выделить ей земли, которые мы в состоянии хоть как-то контролировать. Вопрос со своим полуостровом Испания, на мой взгляд, должна решить с Британией сама.       — Зря мы вообще связались с испанцами, — вздохнул Тёрнер. — Пользы от них было немного, а теперь целая схема рушится из-за какого-то острова, да еще и у черта за пазухой. Простите, господа.       — Не зря, — возразил Хэйтем. — Это третья сила, полезная одним только своим наличием. Если бы не было Испании, неизвестно, какие требования бы выдвинула Франция. У меня есть идея, но она довольно... смелая.       — Я готов овацией встретить любую идею, связанную с Испанией, — бескомпромиссно заявил мистер Рутледж. — Все свои дипломатические предложения я уже исчерпал, и мне кажется все более интересной мысль о том, чтобы заключить союз с Францией против Испании.       — Почти это я и предлагаю, — фыркнул Хэйтем. — Мы с вами беседуем о политике, но решение нужно принимать уровнем выше. Предлагаю через де ла Серра вложить в голову де Верженна мысль о возрождении плана по созданию барьерного индейского штата. Это было... минуту... в 1763-м году. Может быть, помните Прокламацию Георга, которая наделала столько шума?       Шэй попытался вспомнить, но в голове было пусто. Это было время начала охоты за Шкатулкой, время тяжелых поисков и сбора крупиц информации... А из Америки тех лет вспоминалось только то, как Хэйтем впервые позволил ему поселиться на время «побывки» в хозяйской спальне, а не мотаться в безликую гостевую комнату.       Хэйтем поймал взгляд Шэя и слегка усмехнулся, сощурившись:       — Если не помните или, — он перевел взгляд на Эдварда, — были слишком юны, чтобы это помнить, то я просто поясню, что после франко-индейской войны между Францией и Британией велись переговоры о создании штата, полностью населенного индейцами, с ограничением на въезд туда колонистов — для естественного разграничения интересов.       — Вы уверены, что это хорошая идея? — с запинкой уточнил мистер Блессингтон. — Я доверяю вашему мнению, но...       — Вы не дослушали, — упрекнул его мистер Кенуэй. — Такая... барьерная территория — это сплошная головная боль, но если грамотно подать информацию... Это не только трудности, но и исключительные права на ценные меха, кожи и прочее. Думаю, де Верженн охотно ухватится за идею создать такой штат и передать под контроль Испании, поскольку со стороны Франции это сплошная выгода: избавление от неудобных аборигенов и территориальная уступка союзнику. Испании это, конечно, не понравится. А кому бы понравилось? Америке такой план тоже невыгоден. Это значительные территориальные потери, а кроме того, идет вразрез с громкими лозунгами о свободе. И это даст Америке полное право обратиться к Британии напрямую, потому что напрямую всегда можно достичь более выгодных условий — без посредников. А вот это уже не понравится и Франции, и Испании, и тогда Америке будет достаточно предложить чуть более приемлемый, чем барьерный штат, план — и Испания примет его безоговорочно, чтобы не потерять выгод. А Франция никуда не денется, она истощена войной не меньше, чем мы — и при этом гораздо уязвимей для Британии, потому что до нас — месяц морем, а до них — меньше часа.*       — Рискованно, — задумчиво пробормотал Эдвард. — Но если заручиться поддержкой великих магистров...       — Это я могу вам обещать, — твердо ответил мистер Кенуэй. — Если бы у меня были выходы напрямую к ложам в Испании... Но, к счастью или к сожалению, у меня их нет, а расстояние помеха не только Британии. Но в таком плане есть и еще один плюс — уже только для нас. Джозеф Брант был в свое время ярым сторонником барьерных территорий, так что если всколыхнуть эту заводь заново, то он поостережется агрессивно действовать до конца переговоров, а после их завершения ему — как и прочим пробританским племенам — ничего не останется, как принять условия мира.       — А если план провалится? — прямо спросил Блессингтон. — Что мы теряем?       — Мы теряем поддержку Испании, — как-то слишком ровно произнес Хэйтем. — Это, в общем-то, не беда. Гораздо хуже то, что если Испания перестанет быть дружественной Америке, то она постарается стрясти с Конгресса долги на самых невыгодных условиях, а для нас все-таки финансовая составляющая сейчас приоритетнее территориальной. Так что было бы лучше, чтобы не провалился.       — А мне нравится, — выразил свое мнение Тёрнер. Интриговать он любил не хуже Хэйтема. — А особенно нравится то, что мирный договор фактически заключается между тремя странами: Америкой, Францией и Британией. Испанией в любой момент можно пренебречь, а еще всегда можно сдать на попятный. Хороший план, ясный и четкий.       Ясный и четкий? Шэй посмотрел на соратника муторно. Он никогда не понимал, как понос венецианского дожа влияет на цены на балтийский лес, однако мистер Рутледж выглядел хоть и задумчивым, но вдохновленным, а мистер Блессингтон не возражал.       — Ну что ж? — Хэйтем оглядел собрание. — Если мы все обсудили, то можно заканчивать.       — Заканчивать, — нервно хмыкнул Блессингтон. — Да мы тут такого наобсуждали, что все только начинается. Но я действительно предлагаю немного отвлечься и отдохнуть. Завтра мы все разъедемся: я в Вирджинию, а потом, вероятно, в Чарльстон, Эдвард — в Филадельфию, остальные, надо полагать, в Нью-Йорк...       — Если будете в Чарльстоне, Роберт, — немедленно вскинулся Эдвард, — прошу, загляните ко мне. В мой дом. Я получаю отчетность, по которой вижу, что дела идут превосходно, но на бумаге и на самом деле — разные вещи. И еще меня интересует, как растет мой сын. Самый старший. Наличие и количество прочих моих отпрысков меня не слишком интересует.       — Если буду, непременно, — заверил товарища мистер Блессингтон.       Но тут внимание Эдварда отвлек Тёрнер — он пил уже холодный чай и, кажется, ни капли этим не тяготился. Шэя занимало другое. Мистер Тёрнер, отчитываясь, всегда был суховат и методичен. На его лице редко отражались какие-либо эмоции, и если что-то подобное проявлялось, то это были тревога или озабоченность, сосредоточенность или слабая ирония. Заинтересованность — не деловую, а неподдельную — Шэй, пожалуй, видел впервые. Видно, мистер Тёрнер устал работать в недружественной организации, а близость избавления и предстоящие интриги будоражили его, поскольку он обратился в мистеру Рутледжу явно с интересом личным:       — Мистер Рутледж, я понимаю, что начинать наработки по Александру Гамильтону мне пока нельзя, чтобы не навести членов Братства на мысли, но мне бы хотелось узнать, какие сведения потребуются в первую очередь? Я бы мог присмотреться к судоходным компаниям или финансовым учреждениям, если мне доведется там бывать по долгу службы главнокомандующему.       Что ответил Эдвард, Шэй не услышал, потому что сидящий рядом с ним Хэйтем довольно звучно произнес, явно отвечая на вопрос:       — Это не так сложно, поверьте мне. Вам было бы неплохо навестить Чарльза, однако я понимаю, что поездка туда и обратно займет у вас время, которого может быть очень мало. Кто знает, что сейчас происходит в Париже? Возможно, прямо сейчас делегаты подписывают предварительное мирное соглашение.*       Молодой великий магистр слабо улыбнулся:       — Хотелось бы надеяться. Может быть, это соглашение уже несется к нашим берегам с хорошей скоростью узлов двенадцать в час. И если это так, то мне меньше чем через месяц нужно быть готовым отреагировать на изменившиеся обстоятельства, а я... Это было неожиданно, мистер Кенуэй. Я был уверен, что мистер Ли... Бенвилл останется на своем посту. Ну, или что вы смените его обратно.       — Роберт, — Хэйтем фыркнул. — Орден — это не протестантский колледж, откуда можно забрать документы и подать их на будущий год. Так будет даже лучше: вы молоды, полны сил, способны противостоять. У вас есть те, к кому вы можете обратиться, если не хватает опыта, но помните, что я прибыл в Америку, будучи еще даже моложе вас сейчас. И занимался устроением ложи, не имея ни наставников, ни денег.       — Про это можно сказать только то, что, возможно, это стало дополнительным стимулом, — возразил мистер Блессингтон. — Когда ты понимаешь, что впереди враг, а позади — твои бойцы, которые верят тебе и рассчитывают на тебя, это... Это не то же самое, что принять командование в укомплектованной армии и лениво готовиться к наступлению.       — Вы побывали в укомплектованной британской армии, — парировал Хэйтем. — А позже вы оказались в колониальной, в которой всегда чего-то не хватает. Замечу, оказались вы в ней, так скажем, с отягощением — вам не доверяли, поскольку в глазах колонистов вы были перебежчиком. И сейчас вы можете использовать комбинированный опыт.       Мистер Блессингтон неверяще покачивал головой, и Шэй не удержался:       — Роберт... Слышишь? Тебе говорю, магистр. А в чем разница-то? Ты донесений не принимал? Маневры своей и вражеской армии не оценивал? Проблемы своих бойцов не решал? Вот твои бойцы, у всех разное вооружение. Есть и враги: с кем-то надо сражаться, а с кем-то можно и договориться. Еще есть снабжение, переписка и прочая ерунда.       — Я справлюсь, — мистер Блессингтон вскинул взгляд. — Не имею права не справиться, это мне понятно и знакомо. Просто... Действительно не ожидал. Даже когда вы, мистер Кенуэй, подняли вопрос на повестку дня, я был настолько уверен, что Эдвард... Я завтра же приму у вас все дела, какие возможно, и отправлюсь действовать. Я хотел бы попросить... — тут он мотнул головой и совершенно другим тоном вдруг произнес:       — Простите, мистер Тёрнер, что отрываю вас от беседы, это совсем ненадолго. Как только закончите дела в «Кольце Калпера» и убедитесь, что за вами нет следов, разыщите меня, где бы я ни находился. Это станет для меня сигналом, что Братство может начать действовать — хотя бы потому, что ваш побег вызовет вопросы.       — Принято, магистр, — коротко кивнул мистер Тёрнер. — Что-то еще?       — Пока нет, — Роберт слегка улыбнулся и произнес куда тише, обращаясь к Шэю: — Что ж, первый приказ я отдал. Начинать всегда труднее всего.       — Вам будет проще, — мягко заметил Хэйтем. — Когда я набирал людей в ложу, это были очень разные люди, повстречавшиеся с разными тамплиерами в разные времена и в очень разных обстоятельствах. А вы все были молоды, когда я принимал вас в Орден, а стало быть, и достаточно гибки, чтобы наладить отношения и дело.       Шэй даже ощутил что-то сродни растроганности, но тут мистер Дербишир, который добрался до отличного вина и хорошенько его распробовал, всхрапнул на стуле и съехал по спинке пониже. Шэй сразу почувствовал себя трезвым — особенно на фоне соратника.       — Справишься, — подвел итог мистер Кормак. — Хотя в ближайшее время тяжко придется: и армия, и Чарльстон, и за Вашингтоном надо приглядеть, чтобы не натворил чего.       — Не натворит, — вдруг усмехнулся Роберт. — Приглядеть, конечно, не помешает, но зачем делать что-то самому, когда с этим и Братство неплохо справится? У них больше выходов на главнокомандующего, а его выходки — не в их интересах.       — А вот это уже достойная оценка, — усмехнулся Хэйтем и поднял кружку. — Предлагаю выпить за ваше назначение.       Слова прозвучали громче предыдущих, и мистер Рутледж повернулся, охотно подхватив:       — Кстати, да! Позвольте вас поздравить, великий магистр.       Тёрнер молча отсалютовал чашкой, а Дербишир еще раз всхрапнул и заплетающимся языком простонал:       — Кс-с-стати... Н-не щи-та-е-ца, пока не обмыли.       Он попробовал отпить из кружки, в которой еще что-то плескалось, но только облился и захрапел громче.       — Мило, — Эдвард пригубил вино и усмехнулся. — Боюсь, его придется донести хотя бы до постели. Надеюсь, здесь есть свободные спальные комнаты.       — Донесешь? — уточнил Роберт.       — Я? — Эдвард перестал улыбаться и приподнял бровь. — Никогда не мечтал носить таких мужчин на руках.       — Вообще-то он может и приказать, — фыркнул Шэй.       — Чепуха, — призвал соратников к порядку Хэйтем. — За шиллинг здесь его кто угодно донесет и ленточкой перевяжет.       — В чем несомненное достоинство нашего друга, так это в том, что под воздействием крепких и не очень напитков он спит и изредка дерется, — заметил мистер Тёрнер. — Но не болтает.       — Это я в первую очередь проверял, — мистер Кенуэй придирчиво оглядел пьяного соратника. — Настолько старательно проверял, что начал опасаться, что мистер Бэзил из запоя не уже не вернется.       — В армии я бы такого держать не стал, — заметил Блессингтон. — А сейчас придется научиться делать скидку на разницу требований.       — Да направит нас Отец Понимания, — улыбнулся Эдвард.       Деревянные кружки столкнулись с глухим стуком, а в чашке Тёрнера почти ничего не осталось, поэтому он в один глоток допил и поднялся:       — Мне пора. Рад был увидеться и определиться со списком действий. Магистр, все мои укрытия и способы связи известны мистеру Кенуэю, так что вы всегда можете меня разыскать или призвать. Эдвард, через пару дней я пришлю вам нужный вам состав с верным мне человеком. Желаю удачи. Да направит нас Отец Понимания.       Он откланялся и удалился. Шэй отметил, что мистер Рутледж, кажется, слегка расслабился. Это могло быть тревожным сигналом, однако Эдвард внезапно пояснил причину сам:       — Мистер Тёрнер — прекрасный соратник, с ним приятно работать, но даже в частное время он настолько... собран, что я невольно чувствую себя, как на Конгрессе. Формальностей мне хватает с избытком. Роберт, я понимаю, что ваше назначение поставило нас на качественно разные ступени, однако, может быть, вы не откажетесь сегодня выпить со мной? В прошлый раз получилось довольно неплохо.       — В прошлый раз я лишнего выпил, — вздохнул Блессингтон. — Давно хотелось. Но сегодня так нельзя, поскольку завтра я должен быть в форме. Это, возможно, один из самых важных дней в моей жизни, нельзя ничего упустить.       Мистер Кенуэй остановил его взмахом ладони и заверил:       — Вы можете отдохнуть, Роберт, для вас действительно... знаменательный день. А завтра мы можем встретиться после полудня. Скажем, часа в три, здесь же.       — Тогда мы можем никуда не идти, — мистер Рутледж оживился. — Доставим мистера Дербишира в постель — и можно пить прямо тут.       Шэй понял любовника с полувзгляда и поднялся из-за стола:       — Тогда мы пойдем, — он поочередно посмотрел на обоих соратников и подумал, что надо бы прихватить с кухни с собой в номер бутылку шабли.                            В комнате, которую мистер Кенуэй занимал издавна, все изменилось вместе с обликом гостиницы. Шэй машинально поискал глазами заштопанную дырку на покрывале и только спустя несколько мгновений понял, что и покрывала, и даже кровати — новые.       Британская «стабильность» закончилась. Всей Америке, и бостонской гостинице «Зеленый дракон» в частности, нужно было искать новые пути.       Шэй приоткрыл окно и поинтересовался, не оборачиваясь:       — Не против, если я закурю?       — Не против, — Хэйтем щелкнул замком изнутри, и голос его звучал рассеянно. — Надеюсь, выветрится к тому моменту, как мы соберемся ложиться. Впрочем, в «Зеленом драконе» я никогда не рассчитывал на особенный комфорт, так что не будем нарушать традиции.       Шэй привычно набил трубку, раскурил и выдохнул вместе с дымом:       — Ничего не хочешь рассказать?       — А это было так заметно? — мистер Кенуэй перестал возиться с бутылкой вина и поднял голову.       — Лично мне — да, — кивнул Шэй и обернулся. — Насчет остальных не знаю. Может, расскажешь, что ты скрываешь от нового магистра и остальных тамплиеров? Это связано с Коннором?       — Нет, это не связано с Коннором, — покачал головой Хэйтем. — Хотя о Конноре я тоже постарался позаботиться.       — Это как? — Шэй дождался, пока любовник немного нальет в кружку и снова отступил к окну. Только теперь глядел не на улицу и лавку напротив, а на Хэйтема, но тот делал вид, что занят собственной кружкой, и молчал. — У меня вообще множество вопросов, — добавил Шэй. — Например, почему ты выбрал на роль магистра Роберта? Эдвард бы справился лучше, на мой взгляд. Такой же интриган, как и ты.       — Но не бездушный, — хмыкнул мистер Кенуэй.       — Это дело времени, — ответно фыркнул мистер Кормак.       Мистер Кенуэй посмотрел жестко, испытующе, но Шэй легко выдержал взгляд — и Хэйтем сдал позиции:       — Хорошо. Я выбрал Блессингтона, потому что Рутледжа нельзя было допускать до управления Орденом. Эдвард отличный дипломат, и такая деятельность ему действительно подходит, но... Но он слишком молод и позволяет эмоциям брать над собой верх. Это никуда не годится.       Шэй нахмурился:       — Ты стал магистром, когда тебе было двадцать девять. Эдварду... не помню, сколько, но точно за тридцать. А эмоции на моей памяти он проявил один-единственный раз.       — И этого раза хватило, — отрезал мистер Кенуэй, но опустился до пояснений. — Шэй, Эдвард действительно хорошо держит себя в руках, но именно в отношении Коннора он сорвался и уступил чувствам. Нельзя допустить, чтобы их конфликт перешел из личной плоскости в деловую. Мистер Рутледж не простил Коннору гибели Тарлтона, а это значит, что он, став магистром, стал бы искать конфликта с Братством. И получил бы его, потому что Коннор тоже молод, а еще не знает, чего можно ждать от Ордена, когда «старая гвардия», так скажем, осталась в тени. А я не желаю ни смерти Коннора, ни разгрома Ордена из-за личных чувств магистра ложи.       Шэй задумался. Теперь, когда завеса тайны приоткрылась, он иначе посмотрел на это назначение. И так же задумчиво ляпнул:       — Но ведь решали голосованием. Что было бы, если бы Тёрнер выбрал Эдварда?       Хэйтем насмешливо приподнял бровь:       — Он бы не выбрал. Если бы он мог выбрать Эдварда, я не допустил бы голосования и решил бы вопрос иным способом.       — Вы... договорились? — осторожно уточнил Шэй.       — Конечно, нет, — решительно отверг это предположение Хэйтем. — О таких вещах не договариваются, а если договариваются, это значит, что это не вся интрига, а только ее ничтожная часть. Но мистер Тёрнер не мог не понимать, что теперь, когда деятельность Ордена будет направлена в мирное, а не военное русло, им с мистером Рутледжем придется работать сообща. Где дипломатия, там и шпионаж. Это в военное время шпионы больше нужны среди силовых формирований... И разумеется, Тёрнер предпочел бы работать с Эдвардом на одном уровне, а не получать от него приказы. Отчасти это личное удобство, отчасти — трезвый расчет.       Шэй выдохнул дым в комнату, отпил из кружки и улыбнулся:       — Бездушный интриган.       — Если только чуть-чуть, — с достоинством кивнул мистер Кенуэй. — Опять же, назначение Блессингтона тоже... м-м-м... было разумным решением. Роберт лично общался с Коннором, когда его врач выхаживал его после Брайдуэлла. Коннор знает, что мистер Блессингтон способен держать слово и честен. Роберт, со своей стороны, знает, что Коннор не стремится к бессмысленной вражде. Если отношения между ними когда-нибудь достигнут критической точки, это точно будет не из-за эмоций или плохой осведомленности. Шэй, я смотрю вперед и думаю о будущем Америки. А будущее Америки в том числе зависит и от отношения друг к другу магистра Ордена и мастера Братства.       Вот теперь план Хэйтема — действительно простой и незамысловатый — открылся перед мистером Кормаком во всей красе. Шэй мысленно улыбнулся. Хэйтем по-прежнему контролирует Орден... Кто бы сомневался.       — А что не так с Испанией? — поинтересовался он.       — А Испания беспокоит меня по другим причинам, — Хэйтем опустился на ближайшую к окну кровать и оперся на руку. — Тут все гораздо сложнее. Когда господа тамплиеры обсуждают распределение земель, они берут в расчет только контроль над тринадцатью колониями, а у меня есть дополнительное осложнение. Я помню, зачем когда-то прибыл сюда, и теперь, спустя двадцать лет, когда война наконец-то заканчивается, мне бы хотелось заняться тем, ради чего все это было.       Он потянулся и достал из нагрудного кармана амулет, который Шэй уже видел когда-то.       — Тот самый? — кивнул на старинный металл мистер Кормак. — Который отдал тебе Берч?       — Да, — Хэйтем вздохнул и оглядел кусочек металла со всех сторон. — Ради него я убил Мико, лидера лондонского Братства...       — Расскажи, — попросил Шэй. — Об этом ты тоже не рассказываешь.       — Да что говорить? — Хэйтем убрал побрякушку обратно в карман и поднял взгляд. — Мне было жаль его убивать, он был очень неплохим человеком, хоть и ассасином. За десять лет до того я уже сталкивался с ним, и мы вступили в противоборство, в котором я лишился отцовского меча, но он вел себя честно по отношению ко мне. Поэтому... Поэтому я пощадил его, когда одержал верх. Только забрал его скрытый клинок, — Хэйтем вытянул руку, лязгнул металлом, поглядел на лезвие и спрятал его обратно в наруч. — Когда я пришел за ним в ложу «Ковент-Гарден», он сразу все понял. И мы немного поговорили. Он посетовал, что я мог бы прийти к нему открыто. Не знаю, что он имел в виду... Возможно, даже готов был отдать мне амулет добровольно, раз уж понимал, что я в любом случае его заберу. Но он понимал также и то, что я не мог допустить, чтобы в Братстве об этом знали. И когда я добрался в Америку, мне было жаль вдвойне — раз за мной гналась «Аквила», значит, в Братстве и без того узнали об этом. С тем же успехом я мог бы оставить его в живых. Но тогда, в «Ковент-Гарден», я, конечно, этого не знал, и он выразил сожаление, что жизнь сложилась именно так. Я постарался сделать это быстро и без мучений. И... пощадил ребенка, его родственника, который теперь работает на Коннора, хотя он тогда видел меня. Такая история.       Шэй постарался подавить удивление. Чтобы все настолько запуталось?..       — Как так вышло, что тот самый ребенок теперь в американском Братстве? Он что, преследовал тебя?       — Если бы он преследовал меня, то за все эти годы кто-нибудь из нас уже кого-то убил, — возразил Хэйтем. — Мне неизвестны причины, по которым он оказался здесь. Я даже не сразу узнал, что мы с мистером Литтлом, так скажем, немного знакомы. Выяснил это только тогда, когда добивался информации обо всех сторонниках Коннора, о которых мог узнать. Из официальных данных известно только то, что мистер Литтл — британский ирландец, которого выгнали из дома за то, что он отказался от католичества и принял протестантскую веру. Позже его носило по миру с миссионерской деятельностью, а потом случилось что-то, что заставило его отречься от сана. Думаю, там кроется весьма интересная история, но расследовать причины... Если бы меня было двое, можно было бы заняться.       — Если бы тебя было двое, я бы повесился, — пошутил Шэй.       — Аналогично, — хмыкнул мистер Кенуэй. — Давай вернемся к Испании.       — Давай, — поддержал мистер Кормак. — Объясни, какая связь между амулетом Предтеч и Испанией.       Хэйтем отпил из кружки и недовольно произнес:       — Я не могу четко ответить на твой вопрос. Как ты говоришь, тут без рома не разобраться. Если ты готов слушать дальше про мое прошлое...       Шэй уверенно кивнул. Обычно Хэйтем неохотно делился воспоминаниями, да и с годами они потеряли свою остроту, но узнавать об этом всегда было любопытно. Хэйтем воспринял и снова заговорил:       — Мы не знаем, откуда ассасины достали этот амулет, но кое-какие данные у нас имеются. Когда я впервые схлестнулся с Мико, он еще не был лидером Братства. Он защищал жизнь некого Лусио, которого мне предписано было похитить по приказу Берча. Лусио, в свою очередь, нужен был Ордену только для того, чтобы его мать Моника согласилась расшифровать дневник Хуана Ведомира.       — Стой! — Шэй взмахнул трубкой и потряс головой. — Я чувствую, что мы приближаемся к Испании — Хуан, Лусио... Но пока у меня в голове настоящая каша. Кто все эти люди и какое отношение они имеют к Ордену и амулету?       — Я предупреждал, что дело запутанное, — недовольно откликнулся Хэйтем. — Не знаю. В 1747-м я работал в Испании, в городке под названием Альтеа. Там всем заправлял Хуан Ведомир. Я знал только то, что он предал учение тамплиеров... — мистер Кенуэй запнулся и раздраженно произнес. — Да, тогда Орден использовал меня в качестве... карающего клинка.       — Мстителя, — вздохнул Шэй. — Это понятно и неудивительно. У тебя ассасинские умения, и ты можешь предугадать действия противников. Как и я.       Хэйтем дернул плечом, но кивнул:       — Да, все так. Поскольку я тогда считал, что моего отца-тамплиера предали, такая работа немного... примиряла меня с жизнью. В Альтее я убил Ведомира и забрал его дневник, но он оказался зашифрован. Не знаю, какое отношение к нему имела Моника... Возможно, была его любовницей или подругой. Важно то, что когда эта женщина, защищая сына, расшифровала записи, там говорилось о Ключе Предтеч, добытом в Порт-о-Пренс.       Шэй свел брови, мучительно вспоминая. Что-то такое мелькало в голове, но было никак не ухватить.       — Порт-о-Пренс... — пробормотал он. — Я слышал это... от Ахиллеса или от кого-то еще...       — Правильно, — кивнул Хэйтем. — В дневнике не было ни слова об американском Братстве, но из смутных намеков можно было сделать вывод, что Хранилище Предтеч располагается где-то в Америке. По крайней мере, относительно Порт-о-Пренс Хранилище должно быть «севернее». Но Порт-о-Пренс находится почти у экватора, и севернее него — целое полушарие. Указания были неточными. Берч обратился к Лоуренсу Вашингтону...       Шэй вздрогнул и распахнул глаза:       — Лоуренса Вашингтона убил я. Выходит...       — Ты его убил позже, — отмахнулся Хэйтем. — И, кстати, оказал ему любезность, поскольку он умирал от чахотки... Но это не главное. Лоуренс был мастером-тамплиером, которому было поручено урегулировать конфликты с Испанией как раз в нужных водах, на Гаити...       — Гаити! — Шэй почувствовал, как кровь отхлынула от лица. — Вот почему мне знакомо название! О Господи, Хэйтем. Мне же тогда было всего чуть за двадцать, я не понимал, что происходит, да мне вообще особо ничего не рассказывали. Порт-о-Пренс — видимо, там был первый Храм Предтеч! Когда Адевале приехал в поместье Дэвенпорт, он говорил в основном про Гаити, но, видимо, и название порта упомянул...       — Орден про это не знал, — покачал головой Хэйтем. — Нам мистер Лоуренс ответил, что дела идут скверно, поскольку у Братства есть преимущества, и ассасины действуют куда успешнее. Такой расклад Берча не устраивал, и он отправил Лоуренсу на помощь мистера Монро.       — Вот как, значит... — пробормотал Шэй. — И что в итоге?       — Мистер Монро отправился в Америку в 1750-м, — подумав, произнес Хэйтем. — И в первую очередь они вместе с Лоуренсом отправились исследовать Гаити, чтобы найти то место, где отыскался Ключ. Возможно, там можно было бы узнать еще что-то, потому что искать Храм «севернее» представлялось сомнительным мероприятием.       Шэй залпом допил вино из кружки и, не осознавая того, жестом потребовал у Хэйтема налить еще. Сам он не мог, трубка мешала.       Как ни странно, мистер Кенуэй послушался, налил заодно и себе и снова устроился в продавленной на кровати ямке.       — Но в 1751-м на Гаити случилось...       — Подожди, — Хэйтем его перебил. — Лоуренс и Монро добрались до Порт-о-Пренс, но там случилась неприятность. Видишь ли, мистер Вашингтон-старший, Огастин, умер, и Лоуренс был вынужден повсюду таскать за собой своего сводного брата Джорджа. Оставить его на плантации он не мог, поскольку то и дело вспыхивали бунты рабов, и плантатору, даже маленькому, было опасно там находиться. Но Джордж подхватил оспу, и Лоуренс был вынужден возиться с ним, чтобы безопасно переправить его... куда-нибудь.       Шэй уселся на подоконник, поудобнее перехватив кружку и трубку. Очень хотелось перебить, но мистер Кенуэй теперь говорил вдохновенно и эмоционально, так что лучше его было не прерывать.       — Иногда мне кажется, что Джордж Вашингтон был послан Богом, чтобы мешать Ордену, — буркнул Хэйтем. — В общем, из-за того, что Лоуренс упустил время, на Гаити им с Монро удалось добраться почти одновременно с Адевале. Поиски стали соревнованием, кто быстрее. На качественную разработку не было времени... И случилось то, что случилось. Куда уж там добрался Адевале, до сих пор неизвестно. Но Лоуренса землетрясение застало в пещере. Монро с ним не было, поскольку для ускорения поисков им пришлось разделиться. Пещера обвалилась, и вход завалило, но зато обнажился проход... куда-то. Как ты понимаешь, Лоуренсу было не до топографических изысков. Он пытался вырваться из этого ада, но когда толчки уже затихли, наткнулся на раненого маруна, которого завалило по пояс. Скорее всего, тот был из Братства Макандаля, но теперь уже не узнать. Лоуренс добил его, поскольку раны были смертельны, и забрал с его тела два артефакта Предтеч. После этого он с огромным трудом покинул завалы.       — А Адевале...       — А Адевале, вероятно, вернулся к Ахиллесу ни с чем, — развел руками Хэйтем. — И именно тогда, судя по всему, тебе удалось подслушать тот разговор, о котором ты говоришь. Кстати, Шэй, что тебя вообще тогда заставило подслушивать разговор... так скажем, старших по званию? Ведь, насколько я понимаю, ты тогда еще полностью доверял ассасинам.       Шэй поморщился:       — Мне ничего не рассказывали, и это мне не нравилось. Я много тренировался, колол дрова, перестилал крышу особняка... и в любой момент меня могли послать кого-нибудь убить — без объяснения причин. Я, конечно, был благодарен Ахиллесу за то, что он вообще меня вытащил из той задницы, в которую я когда-то сам себя загнал, но так было первые год-два. Потом меня начало несколько напрягать то, что мной пользуются — и ничего не объясняют. И в тот раз мне было просто интересно, что происходит. Адевале вернулся к Ахиллесу и сообщил, что артефакты утеряны, а то, что они искали, уже не найти — после землетрясения. Полгорода ушло под воду...       — Откуда тебе это известно? — заинтересовался Хэйтем.       — Так подслушал, — объяснил Шэй. — Сейчас уже плохо помню, конечно. Но я много раз обдумывал этот разговор, когда... когда случился Лиссабон. Тогда воспоминания были свежее, и я пытался понять, мог ли я догадаться, чего ждать, до того, как начал все это.       — Как бы то ни было, — закончил Хэйтем, — поиски, связанные с амулетом, пришлось прекратить. Мы не могли даже догадываться тогда, что землетрясение может быть связано с артефактами, но соваться туда было опасно. Земля и тем более пещеры были неустойчивы, да и Лоуренсу с трудом удалось избавиться от преследования Адевале. Да еще после обвала... Лоуренс знал, что болен чахоткой, но после обвала начал постоянно кашлять. Сначала думал, что это от каменной пыли, а потом, когда он уже оторвался от Адевале, в Нью-Йорке, обнаружил, что кашель стал... с кровью. Гист доставил эти сведения Берчу, и Берч, будучи в ярости, задумал достать амулет и приступить к поискам, какими бы сомнительными они не казались. Лоуренс прислал список возможных союзников... Он понимал, что вряд ли долго протянет. Протянул и впрямь недолго. Мог бы умереть сам, но его убил ты. А спустя еще три года я, на тот момент один из лучших людей Берча, отплыл на «Провидении» из Лондона с тем самым списком союзников... Дальше ты знаешь.       Шэй помолчал, рассеянно глядя на то, как любовник пьет, стремясь промочить горло после долгого рассказа, и пробормотал:       — Я не знал всего этого. Мне сказали «иди и убей». Я и пошел.       — Даже если бы знал, ты бы пошел, — вздохнул мистер Кенуэй. — До Лиссабона нельзя было провести параллель и сказать точно, что Храмы опасны.       — Я забрал Шкатулку тогда... — Шэй все еще не мог прийти в себя. — Не понимал, что это за штука и зачем она. Если бы я тогда знал, что потом буду пятнадцать лет за ней гоняться!       Хэйтем оторвался от кружки и заметил:       — Но все концы ведут сюда. Точнее, на Гаити и к ганьягэха. Когда я узнал, что у меня есть сын, я запретил поиски Пещеры Предтеч, потому что опасался за Коннора. Теперь у меня развязаны руки. Но чтобы вести поиски без помех, нам нужно, чтобы Гаити — и Порт-о-Пренс — остались за Францией. Испания — вне зависимости, вступим мы в заговор против нее или нет — будет нам мешать. Так что добиться передела земли без конфликта очень важно. Именно это меня тревожит, потому что Испания будет претендовать на Гаити.       Шэй помолчал, а потом со вздохом произнес:       — То есть ты знал, что амулет, шкатулка и манускрипт — это звенья одной цепи? Ты поэтому послал меня на поиски?       — Я бы в любом случае тебя послал, потому что артефакты Предтеч должны быть в руках тамплиеров, — поморщился Хэйтем. — Даже если мы не разгадаем их, об этом будут ломать голову наши преемники. И нельзя сказать, что это звенья одной цепи. Один из храмов был на Гаити, еще один — возможно, в землях ганьягэха. Но на Гаити был еще и Ключ. И откуда-то взялся Лиссабон. Что-то тут есть, но что?.. Возможно, мы это узнаем.       — А почему ты...       Хэйтем даже досказать не дал и усмехнулся:       — Почему я не передал артефакты и информацию о них Чарльзу, а теперь Блессингтону? Потому что я знаю об этих артефактах намного больше, чем остальные члены Ордена. А кроме того, отставка Чарльза была неожиданной. Я пока просто не могу доверить артефакты Роберту. Когда он будет готов в полной мере взять управление Орденом на себя... Но об этом говорить пока рано. Шэй, все это очень интересно, но, думаю, нам нужно взять паузу. Обдумаешь то, что я сказал, позже. Сейчас мне хотелось бы выпить с тобой и поговорить о чем-нибудь более приятном.