Дело всей жизни

      Шэй оглядывал окрестности с интересом. Он, бывало, ездил в деревню Коннора — забрать сына, но на этот раз Хэйтем предпочел не приближаться к индейской деревне, а снял комнату в поселке значительно южнее, а потом проехал незнакомой Шэю тропой, так что эти места Шэй видел впервые.       Ничего неожиданного, впрочем, не было. Такие же, как везде в средней полосе, леса и скалы. Между скал текла, извиваясь, небольшая речушка, которая много западнее, должно быть, впадала в Гудзон. Возможно, она даже имела имя; возможно, Шэй даже заплывал в ее устье на «Морриган», но здесь это был серебристый ручей — широкий и довольно мелкий.       Хэйтем сбавил скорость и повел коня между двух торчащих, как зубы чудовища, скал. Шэй направил своего коня следом. Он почти не нервничал — Хэйтем дал слово, что не станет с налету хвататься ни за какие артефакты Предтеч. Да и, по словам мистера Кенуэя, шанс того, что в Хранилище вообще удастся попасть, крайне невелик.       Перед входом в пещеру, по краям которой были вырезаны знакомые Шэю письмена и рисунки, Хэйтем спешился и, рассеянно оглядевшись, привязал коня к дереву. Точнее, к остову дерева, ствол был мертвым, а ветви, кроме самых крупных, обломились. Оставшиеся были хрупкими и ломкими, да и вообще все это выглядело ненадежным, так что рассчитывать можно было только на разумность жеребца.       Своего коня Шэй привязал рядом и последовал за возлюбленным в пещеру. Хэйтем начал проявлять признаки нетерпения, но это читалось только в движениях, в действиях мистер Кенуэй не спешил. Он встал напротив одной из стен и начал медленно ее оглядывать.       Шэй тоже поспешил рассмотреть. Назвать стену обычной было нельзя. Она так же, как и скала, была испещрена индейскими рисунками — явно с сюжетом, но под этими «стилистическими», как говорил Хэйтем, рисунками виднелось что-то куда более древнее: уже знакомые Шэю странные линии, которые составляли собой не менее странный узор — несимметричный и на первый взгляд абсолютно бессмысленный.       — Здесь, — глухо произнес мистер Кенуэй.       Шэй много расспрашивал возлюбленного о его предыдущем визите в это место, и Хэйтем рассказывал достаточно подробно, но сейчас Шэю хотелось услышать это еще раз — просто для того, чтобы иметь возможность увидеть и сравнить своими глазами.       — Повтори, что ты видел, — откликнулся мистер Кормак. — Что говорила Гадзидзио?       — Почти ничего, — Хэйтем вздохнул. — Дзио привела меня сюда и рассказала, что это история о... о сотворении мира. Тогда я плохо понимал, о чем она, и почти ничего не запомнил. О женщине, которая придала формы нашему миру и покинула его, но по-прежнему смотрит на нас.       — Возможно, это Атаэнсик? — предположил Шэй. — Или та женщина, о которой рассказывал Коннор. Которая заставила его летать орлом и отправиться к Ахиллесу.       — Может быть, — Хэйтем пожал плечами. — Когда я сжал в руке Ключ, эти линии... осветились, но всего на несколько секунд. Потом погасли, и ничего больше не произошло. Дзио решила, что я разочарован, и... А я и правда был разочарован! Но сейчас думаю, что, может, я не выполнил какого-то условия?.. Я могу попробовать еще раз взяться за Ключ, но тогда повторить это мне не удалось, хотя я ощупывал эту побрякушку куда интенсивнее, чем... Впрочем, это лишнее.       — Чем прелести матери Коннора, — недовольно закончил Шэй за него.       — Потому что я думал не о том, — раздраженно откликнулся Хэйтем. — Но даже если Ключ... м-м-м... сработает, то, возможно, потом повторить это не удастся. Мы не знаем, какой у него период... восстановления. Возможно, не сработает вовсе. Я хотел, чтобы ты посмотрел на это со стороны. Ведь ты уже имел дело с артефактами и можешь заметить то, чего не заметил я. Или, возможно, Ключ срабатывает каждый раз в новых руках. Или есть еще какая-то закономерность.       Шэй сосредоточенно свел брови:       — Выходит, если Ключ сработает не до конца, как в прошлый раз, то у нас будет всего несколько мгновений, чтобы это оценить?       — Да, — Хэйтем кивнул. — Но ничего страшного случиться не должно. Я... понимаю, Шэй.       — Тогда давай.       Мистер Кормак неосознанно напрягся, но пока и в самом деле ничего пугающего не происходило. Мистер Кенуэй вытянул из-под воротника амулет на цепочке и сжал его в ладони. Несколько мгновений Шэю казалось, что Ключ не сработал, но тут свет чуть изменился, и странные линии налились белым свечением — ровным и ярким, таким же, как в Храме под Лиссабоном. Шэй, зная, что эффект, вероятнее всего, недолог, торопливо оглядел рисунок из линий — и сразу узрел странность. Линии сходились в одном месте, образуя нечто вроде выемки идеальной круглой формы. И вот как раз эта выемка не светилась, хотя была как будто средоточием, центром неравномерного рисунка. Шэй неуверенно потянулся вперед и ощупал рукой в перчатке край выемки.       Линии начали меркнуть и вскоре погасли совсем. Шэй задумчиво разглядывал дырку.       — Я тоже обратил на это внимание в прошлый раз, — подал голос Хэйтем.       — Как будто чего-то не хватает, — рассеянно поделился размышлениями Шэй. — И не амулета, он слишком маленький. Чего-то другого.       — Но чего? — Хэйтем нахмурился. — Думаешь, в Порт-о-Пренс было еще что-то, что мы не нашли?       — Возможно, — пожал плечами Шэй. — И не обязательно там. Ты же знаешь, что артефакты Предтеч очень разные по форме. Тот, что был в Лиссабоне, представлял собой восьмиугольник. Нечто вроде объемной звездочки. Шипастый такой.       — Я читал в истории Ордена про Яблоки Предтеч, — так же задумчиво уронил Хэйтем. — Мне ни разу не попадалось изображений, но можно предположить, что Яблоко — это что-то круглое.       — Я тоже читал про Яблоки, — Шэй склонил голову, машинально представив, как в эту дырку можно запихнуть яблоко из сада покойной миссис Дэллоуэй. — В Братстве. Даже видел рисунок. А про что читал ты?       — О событиях в Италии три века назад, — не очень уверенно объяснил мистер Кенуэй. — Доверять записям об этом нельзя, потому что многие очевидцы и просто причастные к делу погибли, а очевидцы, лояльные к Ордену, слишком мало знали, чтобы сообщить что-то важное. Известно то, что Эцио Аудиторе, почти легендарный ассасин, охотился именно за Яблоком Предтеч. И добыл его. Это как раз можно, наверное, даже утверждать. А вот что с ним приключилось дальше — неизвестно. С Яблоком, конечно, не с Аудиторе.       — Про Аудиторе я тоже читал, — невесть чему обрадовался Шэй. — Ахиллес заставлял. Ловкий парень был. Это был огромный трактат, ужасно длинный и скучный, но даже в нем было понятно, что у этого Эцио была целая куча красоток. Мне было семнадцать, я читал и завидовал. А вот про Яблоко я мало что помню. Помню, что этот Эцио приносил Яблоко на исследования своему другу, Леонардо да Винчи. А вот куда оно потом делось... Может, было не сказано, а может, я и не дочитал. У меня в те времена были занятия и поинтереснее.       — То, что у синьора Аудиторе были женщины, ты запомнил, а куда, по версии ассасинов, делось Яблоко — не помнишь, — закатил глаза Хэйтем. — Но если это Яблоко... Возможно, тот самый камень шонноункоретси? Предтечи умели управляться с веществами, создавать которые мы не умеем. Возможно, это и не камень вовсе, а какой-нибудь неизученный металл?       — Да, собственно, сюда и каменюку можно запихать, — Шэй потыкал пальцем в выемку. — Про Яблоко мы сами придумали, а сюда просто что-то круглое надо. Меня другое смущает. Если здесь некое Хранилище, а у нас в руках Ключ, который должен подойти к Хранилищу «севернее», то почему, черт его дери, они друг другу не подходят?!       Мистер Кенуэй недовольно поджал губы:       — Во-первых, у нас нет уверенности, что это то самое Хранилище. Как я уже говорил, севернее Гаити — полмира. На пути к этой пещере может находиться еще десяток Храмов Предтеч, которые никто никогда не находил. Во-вторых, кто сказал, что «замок», ведущий в Хранилище — единственный? Может быть, за этой стеной еще три таких же, к одной из которых Ключ подойдет.       — Не лишено логики, — был вынужден признать Шэй. — Какой у нас план? Внутрь мы явно не попадем.       Мистер Кенуэй думал недолго:       — Эту стену предположительно отпирает что-то круглое, оставшееся от Первой Цивилизации. А в нескольких милях отсюда — индейская деревня, в которой есть камень шонноункоретси. Мне кажется, все очевидно.       — Это если деревня на месте, — с сомнением протянул Шэй. — Эдвард же говорил, что Конгресс успешно разбазаривает земли.       — В любом случае, поиски нужно начинать оттуда, — вздохнул Хэйтем. — Теперь Коннор вырос, отбился от племени, и у нас развязаны руки.       — Надеюсь, ты не собираешься всех там перебить? — уточнил Шэй на всякий случай.       — Было бы нежелательно, — заметил мистер Кенуэй. — Это небезопасно, в племени много воинов, а нас всего двое. Да и Коннор не обрадуется. В конце концов, меня знала Мать Рода...       — Возможно, ее уже нет в живых, — возразил Шэй. — А ее дочь погибла, оставив только Коннора, так что род пресекся.       — Тем лучше, — уверенно заявил мистер Кенуэй. — Остальные знают, что Мать Рода оказывала мне уважение, так что мне нетрудно будет несколько преувеличить это на словах.       — Тогда идем, — Шэй вздохнул. — Точнее, едем. Пока туда доберемся, уже вечереть будет, а нам еще неплохо бы вернуться обратно в таверну. Нет никакого желания ночевать у индейцев.       — Это если нам предложат, — хмыкнул мистер Кенуэй и решительно отправился к выходу.       Прошло не меньше часа, когда Шэй, сидящий в седле, начал узнавать места. Он нагнал Хэйтема и произнес погромче, потому что ветер сносил слова:       — Не думал, что пещера так далеко от деревни.       — Это же не та деревня, — возразил Хэйтем. — Та, в которой жила и погибла Дзио, ближе и немного в другой стороне. Но мы все равно добирались два дня, потому что шли пешком. Была ранняя весна, болота были просто непроходимые! Ты заметил ручей? Я в нем отмывался и дрожал от холода, а Дзио смеялась, ей холод был нипочем.       — А Коннор увешивался соплями, как все нормальные дети, — ляпнул Шэй. — Любопытно.       — Он все-таки полукровка, — Хэйтем слегка улыбнулся.       Шэй собирался было ответить, но осекся. Из-за деревьев стало видно высокий забор индейской деревни, и тут бы выдохнуть с облегчением, но мистер Кормак видел что-то... неестественное в окружении, и постарался сосредоточиться, чтобы понять, что именно. Хэйтем уловил возникшее напряжение и тоже тревожно огляделся.       Шэй на миг прикрыл глаза — и понял. Слишком мертвыми выглядели эти земли. Не было слышно детского плача или чьих-то разговоров, не раздавалось эхо от стучащего где-нибудь в лесу топора, над деревней не поднималось дыма костров, а ведь дело к вечеру. Скоро начнет темнеть, самое время для ужина, потому что в таких селениях спать ложатся вместе с солнцем. И встают тоже с ним.       Дым поднимался где-то дальше, ближе к реке, на которой Шэю один раз удалось побывать. Сначала дым несколько встревожил мистера Кормака, но один внимательный взгляд — и стало понятно, что это не пожар. Просто кто-то развел костер и не пожалел на это дров. Но почему в стороне?       — Не нравится мне все это, — пробормотал Хэйтем и направил коня к хитрому зазору в заборе, через который можно было попасть в деревню.       Перед самым забором мистер Кенуэй спешился. Шэй поспешил за ним и, шагнув на индейскую территорию, сразу увидел, что не ошибся. Деревня была покинута.       Несмотря на то, что индейцы, абсолютно очевидно, покинули обжитое место добровольно, впечатление создавалось какое-то жуткое. То, что племя ушло само, было понятно уже по тому, что нигде на земле не было видно следов какой бы то ни было борьбы, а ведь в апреле шли затяжные дожди, земля была мягкой и отлично сохраняла любые отметины. Уходили, очевидно, налегке еще зимой. Никаких следов от повозок Шэй не видел, и только на исходе зимы у индейцев могло быть так мало пожитков, чтобы унести их на себе.       Двери в хижинах распахнуты, на ритуальной площади посреди деревни — осиротевший столб, с которого сняли все нити вампума. В деревне гулял только ветер.       Где-то по правую руку Шэй боковым зрением увидел какое-то движение — совершенно чуждое в этом заброшенном месте — и, не долго думая, выхватил пистолет. Хэйтем тоже безотчетно схватился за рукоять сабли, но первым руку расслабил. Шэй тоже узрел нацеленную из-за угла хижины стрелу и наудачу позвал:       — Коннор, это ты?       Лук спрятался за угол, а через несколько секунд на открытое место вышел Коннор, на ходу скидывая капюшон. Он шагал, как охотник — медленно, уверенно... Как будто и сам был зверем.       — Что вы тут делаете? — спросил он глухо.       — У нас к тебе тот же вопрос, — Шэй убрал оружие и оглядел сына.       Тот выглядел подавленным, но это и не удивительно. Шэй и сам чувствовал, как давит здешняя обстановка, а ведь Коннор тут прожил несколько лет в детстве, да и потом нередко возвращался...       — Полагаю, все дело в ратификации мирного соглашения, — заметил Хэйтем. — Надо полагать, из Нью-Йорка мы выдвинулись одновременно.       Шэй не сразу понял, о чем говорит любовник. Ратификация мирного договора, конечно, имела место. Пятнадцатого апреля последний штат Америки — по традиции Массачусетс — подписал соглашение, и Хэйтем вечером семнадцатого молча пожал Шэю руку. В знак того, что это случилось. Мистера Кормака в тот момент переполняли эмоции. Свободная Америка перестала быть просто словами.       Настроения в Нью-Йорке менялись очень круто. Британцы за один день превратились из хозяев города в оккупантов — и это сильно повлияло на человеческие настроения. Еще два дня в городе пылали пожары и возникали вооруженные стычки. Доведенные до белого каления коренные жители города, почувствовав волю, мстили обидчикам. Нужно было отдать должное городскому совету в целом и Хэйтему в частности: с помощью неравнодушных была организована милиция, и стычки ограничились личными драками между теми, чьи отношения были накалены до предела.       А еще через два дня, после первого за последние годы собрания Ордена в Нью-Йорке, мистер Кенуэй собрался в скромную экспедицию, целью которой была пещера Предтеч... Но при чем тут Коннор?       Коннор, очевидно, тоже чего-то не понял, потому что нахмурился:       — При чем тут мирное соглашение? Я был в Филадельфии, когда его приняли, а оттуда сразу же отправился в Нью-Йорк. Несколько дней разбирался с самыми неотложными делами, а потом... Потом поехал сюда, потому что время не терпело. Когда Америка оказалась свободна от британской тирании, я в первую очередь должен был защитить могавков. Но... не успел.       Хэйтем тяжело вздохнул:       — Если хочешь, поделись. Я же вижу, тебе тяжело. А с моей стороны все просто. Я точно так же, как ты, узнал о ратификации соглашения — только спустя два дня после тебя, потому что не покидал Нью-Йорк. Позже был занят... делами. Ты наверняка знаешь, что в городе было неспокойно? Как член городского совета, я был должен помочь в наведении порядка. Мы с Шэем выехали, как только ситуация в городе стала управляемой. Так что... Неудивительно, что мы прибыли одновременно.       На взгляд Шэя, все звучало логично, но Коннор только еще больше напрягся:       — Ты не сказал ни слова о цели, которая привела тебя сюда.       Шэй крепко задумался. Говорить ассасину о том, что рядом — Хранилище Предтеч, нельзя. А что можно?       Хэйтем тяжело вздохнул и очень сдержанно и аккуратно проговорил:       — Когда-то, когда ты еще не появился на свет, у меня в этих краях было дело. Тогда я не достиг успеха... И, полагаю, достичь его на данном этапе невозможно, однако теперь, когда война окончена, мне хотелось подумать и, возможно, получить больше сведений для размышлений.       Коннор посмотрел еще более хмуро и отрезал:       — Ты говорил про артефакты Предтеч. Именно в погоне за ними ты... познакомился с мамой. А потом перестал искать, потому что боялся, что будет так же, как у Шэя в Лиссабоне. А теперь? Теперь, когда война закончилась, ты решил возобновить поиски, так? Я все понимаю. И даже не буду спрашивать, что именно ты делал и где, потому что ты не задаешь мне вопросов. Но кое-что я все-таки должен спросить. Зачем ты пришел в деревню? Это, — он обвел рукой брошенное селение, — твоих рук дело, да?       — Так... — Хэйтем мучительно потер лоб пальцами. — Ты опять пришел к мысли, что Орден напал на твоих соплеменников? Кажется, мы это уже проходили... раз десять. Нет, Коннор, то, что в деревне никого нет — для меня полная неожиданность. Я собирался побеседовать с Матерью Рода, а то, что ее здесь нет, не приближает меня к моей цели.       — Аксота ушла за овхара, — покачал головой Коннор. — Если тебе нужно место ее погребения, я могу проводить.       — Не нужно, — мягко отказался мистер Кенуэй. — Я надеялся на ее знания и мудрость, но если их больше нет в нашем мире...       Коннор постоял, помолчал, а потом вдруг махнул рукой:       — Идем.       Шэй переглянулся с любовником, и оба последовали за сыном. Коннор присел над вытоптанной годами у одной из хижин площадки для костра и глухо проговорил:       — Сейчас разведу огонь. Немногие белые рискуют сюда зайти. Я видел, здесь оставались поленья. У меня с собой есть несколько кроликов. Подстрелил по дороге, думал... прийти с даром, чтобы меня не прогнали.       Шэй слышал горечь в голосе сына и искренне сочувствовал. Оказаться изгоем... Он представлял себе, что это такое, даже слишком хорошо. И безуспешно пытаться сберечь жизни тем, кто раньше был тебе дорог... Шэй тяжело вздохнул.       Коннор натаскал дров и как-то очень быстро развел костер, бросив через плечо:       — В домах есть топчаны. Вы можете принести, чтобы было удобнее сидеть. Спать на них никто больше не будет...       Шэй поднялся, не сомневаясь, что Хэйтем пойдет с ним. И в продуваемой ветром хижине, ухватившись за деревянный топчан, ранее, вероятно, накрытый шкурами, наконец, выразил мысль:       — Ты собираешься ему рассказывать, зачем мы приехали?       Хэйтем подхватил топчан с другой стороны и напряженно покачал головой:       — Не знаю. Что-то наверняка придется рассказать, но рассказывать всё не собираюсь.       — Понятно, — Шэй сделал вывод, что самому ему лучше помалкивать. Впрочем, он и так предоставил бы право выбирать мистеру Кенуэю.       Вытащив два топчана — побольше и поменьше, Шэй и Хэйтем устроились на большом, глядя на то, как Коннор разделывает тушку кролика прямо на земле. Над костром уже громоздилась грубая деревянная конструкция с заточенными импровизированными вертелами. Очевидно, ганьягэха не считали деревянную утварь чем-то особенно ценным, иначе бы забрали с собой.       Одного кролика Коннору показалось мало, и он взялся разделывать второго. Шэй только теперь заметил, что тушки уже обезглавлены и не воняют потрохами. Видимо, Коннор позаботился, чтобы дар для племени выглядел максимально презентабельно.       Коннор устроил первую партию мяса над огнем и поднял глаза. Взгляд его был усталым, а в голосе звучала горечь:       — Я приехал сюда через несколько дней после ратификации мира. Даже не мира, а предварительного соглашения. И как только увидел деревню, уже знал, что там никого. Сначала я испугался... Подумал, что, может быть, приходил Брант или случилось что-то еще, но увидел, что здесь никто не дрался. А еще я увидел костер... Неподалеку. И пошел туда.       — Мы тоже видели, — вспомнил Шэй. — Это не индейцы?       — Нет, это не индейцы, — покачал головой Коннор. — Это белый мужчина. Он не сказал, что делает здесь, но я видел у него ружье и ножи. Он бедно одет, все залатанное, но он предложил меня угостить, не спрашивая кто я и зачем пришел.       Хэйтем вздохнул:       — По тебе видно, что могло привести тебя сюда.       Коннор невесело хмыкнул:       — Тогда тем более. Мы немного поговорили, и он рассказал, что эти земли были проданы кому-то из Нью-Йорка еще зимой. Конгресс продал земли, которыми даже не владел, если по совести! А «из Нью-Йорка» — это значит, кому-то или из англичан, или из тех лоялистов, которым и британское правительство было вполне по душе. Небось, сейчас им меньше всего хочется оставаться в Нью-Йорке. Отец... На миг у меня возникла мысль, что это ты купил землю.       Мистер Кенуэй покачал головой:       — Нет, я не покупал. Более того, тот, кто купил землю, сделал это напрямую, потому что никаких запросов относительно земель в этих краях через городской совет не проходило. Если хочешь, узнаю, кто это.       — Незачем, — пожал плечами Коннор. — Достаточно того, что священная земля утеряна для ганьягэха. Они не вернутся сюда, потому что ее уже осквернили. Если бы я знал!.. Я помню, ты говорил мне когда-то, что я сам могу купить эту землю... Теперь я бы мог, у меня приличные счета, но мне и в голову не приходило, что Конгресс продает то, что ему не принадлежит. Мистер Рутледж...       Хэйтем покачал головой:       — Эдвард вряд ли в курсе, какая именно земля принадлежала твоему племени, Коннор. Он ненамного старше тебя, он этого просто не застал.       — Да нет, я не о том, — Коннор даже слегка улыбнулся. — Мистер Рутледж знает, что делает. Уж он-то точно понимает, что достать деньги для Конгресса можно только продажей земель и всяких... индульгенций. Деньги Конгрессу нужны, как воздух — и даже больше. Вашингтон месяц назад... ну, не месяц, чуть больше... подавил восстание армии в Ньюберге. Ходили слухи, что это попытка свержения власти, но я приложил все силы, и «Кольцо Калпера» по моему приказу раскрыло всю подноготную заговора. Один из лидеров лоялистов отправил в армейский лагерь письмо с обещанием выплатить все долги армии, если те помогут дискредитировать существующий Конгресс. Это было десятого марта. А уже пятнадцатого Вашингтон прибыл туда и убедил не поднимать шума.       — Про это я знаю, — кивнул Хэйтем. — Точнее, столь подробной информацией я не обладал, но знал, что Конгресс принял решение частично возместить долги, хотя ранее эту инициативу отверг.       Коннор поморщился:       — Я только теперь понял, что Конгресс не мог ждать, пока мирное соглашение засвидетельствуют все штаты. Платить солдатам нужно уже сейчас, а по-хорошему, даже не сейчас, а уже давно. И я был бы готов лично спонсировать это, если бы не был уверен, что эти деньги канут в никуда, как и все прочие до них.       — А что стало с тем, кто отправил письмо? — вдруг заинтересовался Шэй. — С тем, кто начал бунт?       Коннор мрачно на него посмотрел и буркнул:       — Я не мог допустить повторной попытки. Конгресс не всегда действует честными методами, но все-таки это народная власть. Потом мы исправим те... недочеты, что есть. Когда война окончательно кончится.       — Смелое заявление, — хмыкнул Хэйтем. — Да будет тебе известно, что никому до тебя еще не удавалось создать честную народную власть. Впрочем, справедливости ради, должен заметить, что честную не народную власть тоже создавали единицы — и ненадолго.       — Значит, она будет, может, не совсем честной, но народной, — упрямо возразил Коннор.       — Ну, вот она — нечестная народная, — теперь Хэйтем обвел рукой, указывая на брошенную деревню. — Эти земли — то, чем Конгресс предпочел пренебречь.       Коннор ссутулился и перевернул мясо, которое уже начало с одной стороны подгорать.       — Да, — произнес он горько, но прямо и откровенно. — Это то, чем пришлось пожертвовать. Иначе просто не бывает. Но я сделаю все, чтобы это было не напрасно.       Воцарилось молчание, которое неожиданно прервал Хэйтем. Он пошевелился и негромко произнес:       — Мне жаль, Коннор.       — Мне тоже, — тихо откликнулся сын. — Но это еще не конец. Мне еще нужно отыскать племя Анэдэхи... Я не говорил ей, что собираюсь, чтобы она не переживала. Но я хочу проверить, что все в порядке. А потом поеду обратно в Нью-Йорк. Наверное, к тому времени официальное подтверждение ратификации достигнет Англии, и мне нужно быть там. А может, в Филадельфии... Пока не знаю.       — Скорее, в Ньюберге, — заметил Шэй. — Ведь тебе будет нужно проследить за тем, что Вашингтон...       Коннор отрешенно махнул рукой:       — Он не откажется до последнего. До тех самых пор, пока из Парижа не придет красивый свиток, заверенный Франклином, Лафайетом, Георгом... Знаешь, Шэй... Я, наверное, хочу вам кое-что сказать, но сначала хочу узнать, что именно вы тут нашли. То, за чем вы ехали. То, за чем охотился отец еще до моего рождения. Я... Я понимаю, что прошу слишком многого. Вы тамплиеры, и остались ими даже теперь. Кстати, магистр Блессингтон ведь остается в Чарльстоне. Кто же тогда проводил ваш сбор в Нью-Йорке?       — А протокол заседания тебе не предоставить? — язвительно уточнил Хэйтем. — Даже не спрашиваю, откуда тебе что-то известно.       Шэй вопросительно глянул на любовника. Хэйтем помолчал и произнес:       — Ладно, Коннор. Я расскажу, но только в надежде на то, что ты тоже поделишься со мной тем, что мне интересно. Здесь неподалеку — очень сравнительно неподалеку, Шэй подтвердит — есть место... Загадка Предтеч. Я не знаю, что внутри. Да даже не могу знать, что внутри что-то есть, но могу предполагать. Внешне это выглядит как странная плита с узорами, как на твоем кольце, которое ты больше не носишь.       — Вот черт! — Коннор хлопнул себя по лбу. — Я же мог спросить! Забыл.       — Что спросить? — Шэй нахмурился. — У кого?       Коннор перевел дыхание и замотал головой:       — Сначала вы.       Хэйтем с сомнением глянул на сына, но продолжил:       — В этой плите есть... «скважина», как для ключа. Мы с Шэем думаем, что отпереть эту дверь должен предмет, артефакт Предтеч, идеально округлой формы. Скажи, ты видел такой?       Коннор упрямо свел брови и ответил вопросом на вопрос:       — Сначала скажи, почему ты не попытался это выяснить раньше? Ведь ты был там еще с моей мамой, так?       — Так, — честно откликнулся мистер Кенуэй. — Но твоя мама только привела меня туда и рассказывала индейские легенды. Ничего о ключе она не знала... Или не захотела говорить. О том, что поблизости существует еще один артефакт Предтеч, я узнал от тебя, когда тебе было четырнадцать. Но поскольку я в любом случае не собирался пользоваться этим, опасаясь за тебя, я не стал силой добиваться этого предмета. Об этом я хотел поговорить с Матерью Рода, когда ехал сюда.       — Вот как, значит... — пробормотал Коннор и, встряхнувшись, снял мясо с огня и протянул обоим отцам, а потом и взял себе. — Ты прав, отец, камень шонноункоретси — вовсе не камень. И я держал его в руках. Дважды.       — Дважды? — Хэйтем даже про мясо в руке забыл, так подался вперед. — Почему ты не рассказывал об этом? Потому что ассасин?       — Нет, потому что это было... пару часов назад, — вздохнул Коннор.       Шэй сделал выводы быстрее любовника:       — Значит, артефакт у тебя?       — Нет, — повторил Коннор. — Я расскажу про него, когда узнаю все, что мне нужно. Вы пришли туда... И что?       — И ничего, — отрезал Хэйтем. — Я привел туда Шэя, чтобы он оценил все сам. Он ведь уже имел дело с таким... Я надеялся, что он сможет что-то подсказать, но он только обратил мое внимание на «скважину» — до того я даже не знал, что это скважина — и мы оба пришли ко мнению, что нам требуется что-то еще. Круглое.       — Коннор, — Шэй укоризненно глянул на сына. — Рассказывай. Камень, который не камень... Он круглый?       — Он был круглый, — Коннор засопел. — Отец, ты был честен со мной, и я тоже расскажу. Я прибыл сюда безо всяких мыслей об артефактах. Я ехал, чтобы найти с племенем общий язык... и попытаться помочь. Но здесь никого не было, и я, как уже говорил, немного поговорил с тем охотником у костра. Он еще рассказал, что здешние белые боятся индейских духов и потому не суются... Но это неважно. Я не знаю, что хотел найти здесь. Просто пошел по домам, вспоминал... яркие моменты. Это было больно. Но в доме аксота, он лучший в деревне, я нашел тот самый ящик. С артефактом. Я был уверен, что ящик пуст, но заглянул — и увидел артефакт.       — Они бросили его здесь? — Шэй настолько удивился, что даже жевать перестал, хотя есть хотелось. — Зачем?! Почему?       Коннор посмотрел на него и качнул головой:       — Аксота говорила когда-то, что существовало пророчество... Что женщина из ганьягэха родит полукровку, которому будет принадлежать артефакт. Даже не так. Полукровку, которого ждет артефакт. Возможно, мама для этого... обольстила тебя, отец.       Шэй задумчиво глянул на любовника, и мистер Кенуэй под двумя взглядами неуверенно произнес:       — Может, и для этого. Не знаю, я тогда был... несколько занят размышлениями о Первой Цивилизации.       Коннор вскинул руку:       — Не продолжай, отец! Я и без того знаю достаточно. Аксота трогала артефакт. Может, кто-то еще трогал, но он сработал только в моей руке, тогда, когда мне было четырнадцать. Потом я тоже его трогал — и ничего. Но сегодня, когда я взял его в руку... Сразу почувствовал, что что-то будет. На этот раз я стоял и не терял сознание. Я даже успел увидеть момент, как все вокруг изменилось. Артефакт в моей руке засветился. Очень странно светился, такими... направленными лучами, очень яркими. Они все разгорались и множились, как будто создавали... сферу вокруг меня. И когда меня окончательно ослепило, я закрыл глаза. А когда открыл, вокруг не было ничего понятного. Только странное пространство, как будто я уже умер и нахожусь в коридоре между миром живых и мертвых. Я оглядывался и услышал голос. Я узнал его сразу же.       — Та женщина? — среагировал Хэйтем. — Атаэнсик?       Коннор вздохнул:       — Теперь я не думаю, что это Атаэнсик. Я слишком много знаю. Но... Но может быть, и она. То есть та, которую ганьягэха считают Атаэнсик — той, которая создала землю и океан, которая вдохнула жизнь в первых людей. На этот раз я был много спокойнее и даже смог ее немного оценить. Она красива... и жестока. Похожа на нас, но отличается так же, как те боги, отец, про которых ты заставлял меня читать в детстве.       — И что она тебе сказала? — спросил Шэй, потому что Коннор замолчал.       И тот продолжил со вздохом:       — Она... отчитала меня. Сказала, что я не оправдал надежд, которые она — а точнее, они — возлагали на меня. Не знаю, кто — они. Сказала, что я выполнил их просьбу, но поступил своевольно, неправильно.       — Ты всегда так поступаешь, — фыркнул Хэйтем. — А что еще она сказала?       — Она... — Коннор глянул остро, внимательно. — Она сказала, что направит меня, потому что сам я не способен справиться. Она сказала, что есть Ключ. Что я могу его достать — сейчас или позже. Она... Она говорила со мной так же, как говорил с моим племенем Джонсон. Как будто я — полуразумное животное. Сказала, что от меня зависит судьба мира, но не объяснила ничего! Я пытался спрашивать, пытался понять! Но она только повторяла, что все, что я делаю — для того, чтобы спасти... не индейцев, не Америку, не Братство. Не знаю, кого! А теперь ты говоришь, что ключ должен быть круглым. Но когда она ушла, артефакт, который я держал в руках, рассыпался пылью!       К концу своей речи Коннор восклицал так отчаянно, что Шэю стало не по себе. Он помнил, как рассыпался пылью другой артефакт — и чувствовал, как холодеют пальцы, а по спине пробегают противные мурашки.       — Он был круглым, как ты хотел, отец, — Коннор немного успокоился и глядел на пораженного Хэйтема взглядом больной собаки. — Но его больше нет. Я не смог бы его уберечь.       Мистер Кенуэй откашлялся и проговорил утешающе:       — Эта женщина знала наперед слишком много. Вряд ли она не предполагала, что артефакт рассыплется. Значит, нужен другой. А Ключ... Что она тебе велела сделать с ним? Зачем он тебе?       — Не знаю, — Коннор снова засопел. — Она сказала, что от этого зависит судьба мира. Что я должен его отыскать и спрятать там, где никто не найдет. Где никто не сможет найти. Говорила, что придет время — и... «все, что было, станет сном». Так она сказала. Но... Отец...       — Да? — Хэйтем явно уловил печальные нотки и поглядел мягче.       — Я думаю, что она просто не понимает, кто я, — выдохнул Коннор. — Если бы я услышал такое в детстве, поверил бы в то, что это... что в моих силах воплотить в мир то, что играют шонноункоретси на празднике онохоройя. Это день, когда все отгадывают тайные желания, открытые в сновидениях. И ганьягэха верят, что настанет день, когда все желания совпадут — и тогда все заснут и проснутся в новом мире.       — Если это будет, то очень нескоро, — задумчиво произнес мистер Кенуэй. — Что же касается ключа... То у меня есть ключ. Но он не подходит к той скважине.       — Покажи, — попросил Коннор. — Она сказала, что это плоский диск, который в свое время откроет дверь между мирами. Овхара.       Хэйтем глянул на Шэя, но со вздохом повиновался и вытащил из-под воротника амулет. В руки сыну не дал, но рассмотреть позволил вдоволь. А потом и проговорил:       — Похоже, она знала, про что говорит. Это и есть тот ключ, который тебе нужен.       — Ты... отдашь его мне? — просительно протянул Коннор. — Я понимаю, что не имею права... Ты его где-то достал, а сам никогда не просил у меня... Но я рассказал тебе про него до того, как узнал, что он у тебя. Эта женщина говорит, что его нужно спрятать.       Хэйтем покачал головой:       — Нет, не отдам. У меня есть еще пара занятных вещей, которые нуждаются в изучении. Эта вещь может мне помочь пролить свет на то, чего не понимаю я. Но...       — Но? — Шэй услышал, как устало говорит любовник и вскинулся. — Ты что, собой пожертвовать решил?       — Вовсе нет, — отверг мистер Кенуэй эту мысль. — Но и я, и Шэй... Мы уйдем из этого мира раньше, чем ты. Эта женщина сказала «сейчас или потом»? Будь точен, Коннор.       — Да, она сказала «сейчас или потом», — повторил Коннор. — Я еще подумал, что она странно говорит. Как будто прощается и больше со мной говорить не станет. Тогда я еще не знал, что артефакт рассыплется.       — Ты получишь Ключ от того, кто из нас уйдет из этого мира позже, — принял решение Хэйтем. — Все, что я должен передать Ордену, я передам, но эта вещь... Я не знаю, способна ли она спасти мир, но возможно, способна спасти тебя, если с тобой общаются существа Первой Цивилизации. Ты спрячешь ее там, где сочтешь нужным, как тебе велели. Все равно тебе лично Ключ без надобности.       — Да, мне он не нужен, — вздохнул Коннор. — Мне немного жаль, что я не такой ассасин, про которых мне рассказывал Раксота. Те, другие, боролись за свободу для всех. Боролись за то, чтобы овладеть древними знаниями и победить. А мне всего-то надо, чтобы в Америке наступил мир. Между индейцами и белыми, между Конгрессом и простыми людьми. Наверное, я... недостоин тех, кто был раньше.       — Ты достойнее многих, — хрипло выразил свою мысль Шэй. — За такой целью я бы пошел и в Братстве.