Дело всей жизни

      Шэй чувствовал легкую тоску, когда проходил по знакомым улицам. Здесь ничего не поменялось, город бурлил обычной жизнью, но мистер Кормак чувствовал, что что-то идет не так. Может быть, это была интуиция, а может, богатый опыт, но Шэй не мог расслабиться — и причиной этому были не воспоминания.       Хэйтем, выделявшийся своим безупречным костюмом и тут, замедлил ход около булочной и с явным наслаждением втянул запах свежей выпечки.       — Я не был здесь больше тридцати лет, — заметил он вслух.       — И... как? — Шэй заинтересовался, но выразить мысль толком не сумел.       Впрочем, Хэйтем понял его и без слов:       — И должен признать, что испытываю облегчение при мысли, что не мне мучиться с таким... неудобным объектом, — усмехнулся он. — В Париже приятно отдыхать, но работать — кошмарно.       — А я работал, — буркнул Шэй. — И не жаловался.       — Жаловался, — возразил мистер Кенуэй. — Однако сейчас нас ждет не слишком много работы. Я думаю, мистер Франклин охотно согласится форсировать события, когда узнает, что сюда прибыли мы. И надеюсь, того времени, что мы провели в дороге, проведем здесь и в обратном пути, Эдварду хватит, чтобы негласно организовать финансовую структуру. И, если обстоятельства будут удачными, то и политическую базу. Мистер Гамильтон все говорил правильно: Статей Конфедерации недостаточно, чтобы организовать крепкую исполнительную и законодательную власть.       — Кстати, как тебе путешествие? — осведомился Шэй. — Кажется, мы впервые с тобой отправлялись в долгий переход, не омраченный при этом мыслями о том, что будет, когда мы приедем.       — Неплохо, — кивнул мистер Кенуэй. — Коннору повезло меньше. Хотя Фолкнер уже не способен выполнять обязанности квартирмейстера, полагаю, пить и играть он очень даже в состоянии, а своими советами может испортить самое приятное путешествие. И то маленькое приключение, которое застало нас около пятидесятой широты... Это было... познавательно.       — Ты полагаешь, что попасть в шторм, в котором нам едва трисель не сорвало — это маленькое приключение? — деловито уточнил Шэй. — Могу тебе устроить экскурс по тридцатым широтам. Если выйти в подходящее время года, там будет много маленьких приключений. И большие тоже будут.       — Спасибо за предложение, — безукоризненно вежливо отказался Хэйтем. — Не настолько я любитель приключений. Зато вы с Коннором отлично проявили себя. Идея сцепить корабли была очень удачной.       — Это единственная возможность не потерять друг друга, когда ни черта не видно, а с палубы смывает все, что не прибито, — буркнул Шэй. — Я думал, у меня от штурвала руки отвалятся, а ты, вместо того, чтобы дать мне отдохнуть, когда Дэйви Джонс наконец закончил гулянку, предпочел поставить меня... Не мог на спину уложить, что ли...       — Но ты не возражал ни тогда, ни утром, — парировал Хэйтем.       — Потому что сил не было, — так же хмуро добавил Шэй. — А утром уже вроде и нормально было. Наверное, я просто выспался.       — Если бы не я, ты бы еще долго крутился, пару раз встал, чтобы что-нибудь проверить, и полночи бы не спал, — возразил мистер Кенуэй. — А так — заснул, как только лег.       — Оригинальные у тебя колыбельные, — Шэй понимал, что сердиться на любовника абсолютно невозможно, но ведь еще обратно в Америку идти!       — Кстати, насчет колыбельных, — Хэйтем огляделся. — Нам нужно найти какую-нибудь пристойную гостиницу и отправить туда вещи. У меня нет доверия к работникам станции, не люблю, когда в моих сорочках кто-то копается.       — Встретимся с Коннором — и решим, где остановимся, — напомнил Шэй. — На этот раз мы можем не скрывать знакомства, так что я бы предпочел поселиться рядом. А то лови его по всему городу потом... Можем поселиться в той гостинице, где я поначалу с Женевьевой жил. Там вкусные круассаны и эклеры. И виски наливают приличный.       — Мне не нравится эта идея, — решительно отмел предложение мистер Кенуэй. — Поскольку я собираюсь снять с тобой комнаты на двоих, мне вовсе не улыбается, чтобы меня сравнивали с мисс Женевьевой, мон шу.       — Сам ты... капуста, — фыркнул мистер Кормак. — Тогда сам выбирай, а то я обязательно выберу что-нибудь не то.       — Разумеется, — кивнул Хэйтем, сверился с часами и вздохнул. — Встреча с Коннором должна состояться чуть меньше, чем через два часа, у главных ворот Лувра. Учитывая, что для тебя все французские названия — на одно лицо, а я здесь не был много лет... Это было первое, что пришло мне в голову. Надеюсь, Коннор справится.       — В Лондоне справился, — пожал плечами Шэй. — Встреча через два часа... И что?       — Предлагаю отправиться уже сейчас, — пояснил мистер Кенуэй. — Поблизости наверняка есть рестораны, а я бы не отказался перекусить. Кстати, гостиницы там тоже, вполне вероятно, есть. И они должны быть неплохими.       — Ты хочешь сказать, вызывающе богатыми и дорогими, — поддел его мистер Кормак.       — Ну надо же хотя бы иногда позволять себе маленькие радости? — фыркнул Хэйтем. — Не все же в «Зеленом драконе» жить.       Шэй даже не задумывался, куда идет. Хэйтем отлично ориентировался, хотя, должно быть, город немало изменился, и мистер Кормак просто глазел по сторонам. Наверное, это было самое приятное время для посещения Парижа — на излете лета, когда камень еще был прогрет золотыми лучами, но даже в городе не чувствовалось жары. Мостовые были сухими, даже дамы проходили по улицам, не боясь перепачкать туфли. И пахло не помойкой, а яблоками, корицей и чем-то еще, знакомым, что Шэй никак не мог уловить. А может, дело было просто в том, что это были приличные кварталы, Хэйтем не спешил отправляться за реку, где громоздились целые колонии плохоньких домишек.       Здесь ездили дорогие коляски, гуляли нарядные дамы, а кавалеры не напивались и не кричали им вслед. Магазины здесь старались перещеголять друг друга изяществом вывесок, и никто не зазывал покупателей визгливыми выкриками. Да и попадавшиеся рестораны были чистыми, но Хэйтем не заинтересовался ни одним.       Однако кое-что все-таки нарушило эту праздную атмосферу обеспеченной ленивой жизни.       По мостовой с грохотом медленно катились две повозки, которым тут явно было не место. В обеих перевозили людей: в первой — мужчин, во второй — женщин. Повозки сопровождались хмурыми французами в синих костюмах, но почему-то в красных чулках, а позади, за повозками, бежали люди — в простых одеждах и стоптанных башмаках. Некоторые — босые.       Шэй различал возмущенные выкрики, но, отвыкший от французской речи, не понимал, что кричат, только сразу выхватил крепкую ругань. Вот этого он, оказывается, не забыл.       Хэйтем приостановился и отступил спиной к стене, чтобы пропустить повозки и толпу. Шэй последовал его примеру, а рядом, на лесенку, ведущую в салон-парикмахерскую, вспорхнули две девушки. Одна из них покраснела и отвела глаза, а вторая жадно поедала глазами необычное зрелище.       — Не смотри, — одернула ее более застенчивая подружка. — Это, наверное... неприличные женщины.       — Наверное, — энергично поддержала вторая. — И я хочу их разглядеть.       Шэй вслушался в разговор, с трудом разбирая, но слова были простыми, и смысл он осознал. Хэйтем на безукоризненном французском обратился к девушкам:       — Прошу прощения, юные леди, но... Часто ли здесь происходит подобное?       Девушки пугливо посторонились, но разглядев старого, по их мнению, джентльмена, очевидно, сочли его достойным собеседником. По крайней мере, та, что была побойчее, ответила:       — Часто, мсье, но обычно ранним утром, когда мы еще завтракаем. Через окно почти ничего не видно.       И снова завороженно уставилась на повозку с женщинами. Шэй проследил за взглядом и тоже рассеянно подумал, что девушки, пожалуй, не ошиблись. По крайней мере, некоторые из несчастных пленниц были одеты так, что иной трактовки просто не оставалось. Но уже секундой позже мистер Кормак засомневался. Некоторые — точно шлюхи, а вот другие, прилично, но бедно одетые, с выражением ужаса или обреченности на лицах, не были похожи... Хотя кто их знает. Не все в шлюхи от хорошей жизни идут.       Процессия медленно передвигалась вперед, и Шэй попытался разглядеть и мужчин. Воры? Убийцы? Кто все эти люди, которых судьба свела в таком... печальном положении?       И опять-таки четкого ответа не было. Шэй видел в своей жизни множество пиратов, воров и прочих прохиндеев, но однозначно не мог отнести этих к подобной категории. Это было... странно. Неприятно. Почти пугающе.       — Благодарю вас, — Хэйтем вежливо поклонился и отстал.       Шэю показалось, что бойкая девица даже разочарована, что разговор завершился так быстро. Она явно надеялась разжиться сведениями из тех, которых ни мама, ни гувернантка не расскажут.       Люди, бегущие за повозками, продолжали что-то выкрикивать, кто-то даже пытался бросаться камнями, и Хэйтем обеспокоенно уточнил:       — Простите, леди, а вы что, здесь совсем одни?       Более застенчивая отвела глаза и пролепетала:       — Наш кучер, Жоффре, ждет нас в конце улицы у шляпной мастерской. Только он сейчас здесь не проедет.       — Может быть, вас проводить до коляски? — с сомнением уточнил Хэйтем.       — Нет-нет, спасибо, мсье, — помотала головой бойкая. — Он нас сразу же увезет, а здесь так интересно!       Хэйтем снова замолчал, и Шэя оглушил чей-то выкрик:       — Королевские крысы!       Один из жандармов (или как они назывались?) в красных чулках, обернулся и ударил того, кто кричал, конским хлыстом. Кончиком кожаного ремня мужчине рассекло щеку, а жандарм громко воскликнул:       — Еще слово — и окажешься в телеге, а не за ней!       Кажется, даже бойкой девице стало не по себе. Она прижала к собственной щеке руку в кружевной перчатке, как будто сама чувствовала боль, и позвала:       — Анни, пойдем лучше. Мне надоело.       Вторую уговаривать было не надо, и обе сорвались с места, как только процессия прошла дальше по улице. Только юбки мелькнули.       — Крайне любопытно, — заметил Хэйтем. — Эти стражники — из Гард-де-Пари, королевской гвардии. Раньше они носили шляпы с белоснежными перьями и серебряные кружева на манжетах. Теперь, видно, не до перьев и кружев.       — Мне такие немало крови попортили, — буркнул Шэй. — Они более умелые, чем обычные, в сереньком такие. Те еще больше похожи на крыс.       — Кажется, говорить это вслух вредно для здоровья, — хмыкнул Хэйтем и шагнул на мостовую, отправляясь в противоположную процессии сторону. — В мою бытность здесь полиция была более... лояльна.       — В мою... — Шэй нагнал его и вздохнул. — Уже нет. Правда, после того, что я устроил при первой стычке с Этьенном, мне полагалась виселица или гильотина, так что их можно понять.       Хэйтем шагал быстро, выкрики и скрип повозок быстро удалялись, и через пару минут Хэйтем заметил:       — Вот теперь опять можно поверить, что мы в приличном городе, где нет бастующих солдат и голодающих фермеров.       — Здесь охреневшие от собственной власти солдаты и голодающие пейзане, — буркнул Шэй. — А разницы — никакой.       Мистер Кенуэй не стал на это отвечать, а после поворота за угол негромко произнес, указывая узкой ладонью на сквер впереди:       — Обогнем парк — и окажемся рядом с Пале-Рояль, прямо напротив старого Лувра. То есть... не совсем напротив, но почти. К Лувру ведут еще несколько улочек, но они короткие, и там запрещено движение в колясках. По крайней мере, так было раньше.       — А, в Пале-Рояль я был, — рассеянно ляпнул Шэй. — Еще, помню, удивился, что называется «королевский дворец», но короли там не живут. Там был ювелирный магазин, в котором Женевьева едва не оставила меня без штанов.       — В Пале-Рояль жила Анна Австрийская, — так же рассеянно пробормотал мистер Кенуэй. — А потом, наверное, кто-то его выкупил. Не знаю точно, настолько подробно я не интересовался.       — Франсуа говорил, что Версаль построил Король-Солнце, — добавил Шэй. — Наверное, старый дворец им уже больше был не нужен, когда новый отгрохали. Представляю себе объявление в газетах: «продается бывший в употреблении королевский дворец со следами использования».       — Шэй! — простонал мистер Кенуэй, но в голосе его прорывались смешливые нотки. — Какую же чушь ты несешь...       Раздался колокольный звон, и Шэй машинально повернулся к небольшой церкви, что находилась по правую руку, напротив парка. Большинство прихожан, должно быть, были внутри, но несколько человек стояло и снаружи. А по бокам от входа расположились нищие — чистенькие, аккуратные. Хэйтем заинтересованно оценил их и заметил:       — А в Нью-Йорке стараются одеться похуже, а по возможности — изобразить уродство.       — Здесь я тоже был, — хмыкнул Шэй. — Эти нищие — вовсе не нищие. Более того, они берут по таксе, а слишком мелкие монеты выбрасывают потом в кусты. Вечером тут собираются мальчишки, которым и мелкие подойдут.       — Скажу по-американски, — фыркнул Хэйтем. — Это бизнес, парень.       Шэй изумленно на него глянул и рассмеялся:       — А Париж тебе на пользу!       Медленно добрели до угла парка и так же медленно свернули на площадь. Здесь не было необходимости доставать часы — на одной из башен Пале-Рояль был огромный циферблат. Шэй машинально посчитал, что до встречи с Коннором остается час с четвертью, и огляделся.       Может, тут было и множество ресторанов, но один — в самом здании Пале-Рояль — сразу бросался в глаза. В прошлый раз, когда Шэй был на этой площади, его еще не было, а сейчас буквально дух захватывало от размаха.       Огромные стеклянные витрины, золоченая вывеска, вышколенный швейцар у входа... Здесь просто каждый гвоздик кричал о роскоши и процветании. Шэй скептически оглядел натертые до ослепительного блеска ступени и насмешливо уточнил:       — Этот ресторан удовлетворит твой вкус?       — Возможно, — вызывающе бросил Хэйтем и первым отправился к дверям.       Шэй только теперь перестал пялиться на вывеску и прочел наконец, что на ней написано. «Grand Taverne de Londres», — гласила вывеска.       — То есть ты и здесь предпочитаешь лондонский ресторан? — усмехнулся Шэй, нагоняя любовника.       — С хорошим лондонским рестораном ничто не сравнится, — наставительно бросил Хэйтем через плечо. — Вот разве что те крабовые спинки с Тортуги...       — И мидии, — мечтательно вздохнул Шэй. — Но здесь такого не подадут.       Кажется, его последние слова расслышал швейцар, который, узрев платежеспособную публику, немедленно склонился в элегантном поклоне:       — Добро пожаловать, господа! У нас вам подадут все самое лучшее. Изволите заглянуть?       Шэй машинально отметил, что тот говорит на хорошем английском. Должно быть, в его обязанности входило не только владеть «лондонским» языком, но и распознавать среди посетителей тех, для кого он родной. Даже неловко было при нем что-то говорить — Шэй заранее был уверен, что его английский из Нью-Йорка с ирландским акцентом, который проявлялся не всегда, но крайне метко, с треском проигрывает произношению чертова швейцара...       Хэйтем не стал даже отвечать, и перед ним немедленно распахнули тяжелые двери. Мелодично брякнул колокольчик на двери, а швейцар, не суетясь и не беспокоясь, предложил:       — Вы можете оставить шляпы прямо в зале, джентльмены. К каждому столу полагаются крючки и подставка для трости. Если желаете избавиться от плащей, к вашим услугам гардеробная.       — Благодарим, это лишнее, — отказался Хэйтем. — Нам нужен стол, где нам никто не помешает.       — Других у нас нет, сэр, — позволил себе улыбку швейцар. — Пойдемте, я провожу.       Шэй молчал. Удовольствие любовника, конечно, дорогого стоило, но сам Шэй чувствовал себя здесь как-то... неловко или нелепо, и невольно ловил себя на мысли, что лучше бы в какой кабак зашли. Да, там возможно, пришлось бы драться, французы тоже не прочь с азартом выяснить, кто сильней, но там бы можно было вытянуть ноги и есть хоть пальцами...       — Меню вам сейчас принесут, — швейцар проводил их до стола в углу зала и элегантным жестом указал на обещанные крючки, стыдливо прикрытые дорогой гардиной, которая имитировала окно на стене. — Могу я идти?       — Да, — Хэйтем снял треуголку, качнул головой и первым уселся за стол.       Шэю ничего не оставалось, как сесть напротив.       С самого начала было неудобно. Стол оказался накрыт льняной скатертью нежного кремового цвета. Проклятая тряпка свисала почти до пола, и Шэй опасался неудачно переставить ноги, наступить на нее и свалить на пол ко всем чертям. Наверняка стол под ней — такой же полированный и гладкий, как и панели на стенах. На стуле, впрочем тоже была надета льняная тряпка. И тоже, конечно, по пола.       Еще на столе стояли солонка и несколько хрустальных бутылочек с непонятно чем, а на предполагаемых местах размещения гостей расположились пышные салфетки, уложенные так хитро, что казались произведениями искусства.       На горизонте появился слуга в таком же, как у швейцара, безупречном костюме, только в переднике. Он безмолвно скользнул к столу и разместил перед каждым из гостей книгу в кожаном переплете. Шэй понимал, конечно, что это всего лишь меню, но больше смахивало на инкунабулы двухвековой давности — с тем отличием, что кожа была новенькой и скрипучей и вкусно пахла.       Шэй видел, как слуга вопросительно поглядел на Хэйтема, и тот отпустил — так же, одним взглядом.       Хэйтем раскрыл книгу и уставился туда с видом ценителя. Шэй тоже полез — хоть поглядеть. Выбор... Собственно, Шэй быстро понял, что выбрать что-то конкретное тут будет затруднительно. Хэйтем внимательно изучал предложенное, а Шэй со скуки начал считать позиции.       Двенадцать супов (из них два — с креветками), двадцать четыре холодных закуски, восемнадцать блюд из говядины, тридцать — из баранины, девятнадцать из телятины, больше тридцати — из птицы и дичи, двадцать восемь — из рыбы, пятнадцать жарких, четырнадцать паштетов, почти сорок горячих закусок, под пятьдесят десертов, из которых одиннадцать — сорта мороженого.       Отдельным списком шли иностранные блюда: английские бифштексы и прусская кислая капуста, гамбургская говядина, испанские окорока и итальянские макароны, копченые угри и икра из России, треска и сельдь из Голландии, а остального перечисленного в списке Шэй попросту не знал.       Перейдя к винной карте, он насчитал больше пятидесяти сортов вина — от бургундского до токайского, больше двадцати ликеров, пару десятков смешанных напитков и окончательно кончился на японском сакэ, что бы это ни было.       — Чего хочешь? — Хэйтем поднял глаза от каллиграфических строк.       — Поесть, — честно откликнулся Шэй.       — Понятно, — мистер Кенуэй спрятал улыбку в уголках губ. — Может быть, хочешь попробовать лягушачьих лапок? Их едят руками, тебе не придется мучиться с выбором приборов.       Шэй помотал головой:       — Я не настолько не в ладах с этикетом, чтобы есть лягушек.       — Тогда, думаю, ты не откажешься от обычного бифштекса, — хмыкнул Хэйтем. — С ним нетрудно управиться. А из закусок — креветки. Или устрицы?       — Устрицы, — мистер Кормак оживился. — И креветок тоже можно.       — Вина?       Шэй свел брови и все-таки спросил:       — А что такое сакэ?       Хэйтем нахмурился и не слишком уверенно качнул головой:       — Кажется, что-то вроде водки. И кажется, ее пьют теплой. Или горячей...       — Вина, — вздохнул Шэй. — На твой вкус. Только не кислого.       Слуга появился как нельзя вовремя. Тут вообще предугадывали все желания, которые только было можно предугадать. Шэй дождался, пока Хэйтем педантично сделает заказ, и машинально развернул и свернул обратно салфетку. Она была очень приятная на ощупь, и даже мелькнула мысль ее стащить, хотя зачем, Шэй не слишком хорошо представлял.       Хэйтем грациозно откинулся на спинку стула и вздохнул:       — Если захочешь, в следующий раз пообедаем в заведении попроще.       Но мистер Кормак благородно отказался:       — Нет, Хэйтем. У нас... В Нью-Йорке таких заведений в ближайшие сто лет не предвидится. Грех не воспользоваться случаем.       Мистер Кенуэй, кажется, оценил — по крайней мере, благодарно опустил ресницы и заметил:       — Я попросил прожарить для тебя мясо...       — А что, приличные люди сырым едят? — фыркнул Шэй, хотя и знал, что способов прожарки существует как минимум три, а те самые «приличные люди» вроде и двенадцать различают.       — ...и подать крепленого вина, — невозмутимо закончил Хэйтем. — Хотя, несомненно, хороший бифштекс следовало бы запивать сухим.       — Спасибо, — язвить Шэй перестал.       Ради него мистер Кенуэй в этом пафосном ресторане наплевал на правила приличия. Немыслимо.       Вернулся слуга, принес высокое «двухэтажное» блюдо со льдом, где на нижнем ярусе в художественном порядке были разложены устричные раковины, а на верхнем — несколько разных соусов в перламутровых скорлупках. К блюду прилагались еще две вилки и два ножа. Следующим заходом он притащил тарелку с сырами, среди которых преобладали плесневелые, а в конце концов принес и ведерко со льдом, где покоилась бутылка шампанского, и крошечный поднос с фужерами. Бутылку слуга жестом фокусника открыл при гостях, разлил игристое вино по фужерам и, пожелав приятного аппетита, удалился.       Шэй не удержался, ляпнул:       — А почему шампанское? Ты же говорил про крепленое?       — Ну кто же запивает устриц крепленым? — вздохнул Хэйтем. — Я и себе выбрал те сыры, которые подойдут под «Блан де Нуар». Чтобы тебе не кисло было!       — Да направит меня Отец Понимания, — едва слышно простонал Шэй.       Шампанское даже нельзя было залпом выпить, чтобы полегче стало. Хэйтем приподнял бокал, дождался, пока Шэй догадается чокнуться, и, молча пригубив, с наслаждением принюхался к тарелке и насадил на деревянную резную шпажку что-то не слишком аппетитное.       Шэй решительно приступил к устрицам. Надо сказать, на Тортуге и на остальных карибских островах к устрицам кучи вилок и ножей не подавали, а дома Шэй вообще не заморачивался вилками. Он с подозрением оглядел ножи — оба напоминали кортики, только крошечные. Один с зазубринками, другой гладкий.       Раковины не были открыты до конца, и Шэй упрямо попытался вскрыть одну зазубренным ножичком. Не вышло, моллюск сдаваться не желал. Шэй попробовал гладким ножом — и тоже потерпел неудачу, да еще и едва не полоснул себя по ладони, когда клинок сорвался.       Хэйтем насмешливо наблюдал за этими потугами, разжевывал сыр и блаженно жмурился. Ему явно нравился и «хлеб», и «зрелища».       Шэй воровато оглянулся, но слуг поблизости не наблюдалось, как и других гостей, а потому Шэй лязгнул скрытым клинком и попросту отжал раковину, как рычагом.       — М-м-м, зрелищно, — прокомментировал мистер Кенуэй.       Раковина раскрылась, и Шэй аккуратно отделил устрицу от какой-то гадости, которая ее удерживала внутри скорлупки. Чтобы случайно не сковырнуть эту... мышцу, Шэй привычным движением плюхнул устрицу в чистую скорлупку, выбрал из соусов какой-то (ни одного, кроме лимонного сока, все равно не знал) и, щедро полив еще живую сморщившуюся зверюгу, просто вылил смесь с моллюском себе в рот. И разжевал, так же, как Хэйтем, блаженно жмурясь. И шампанским запил. Соус был непривычный, но вкусный.       Слуги не беспокоили, количество пустых скорлупок увеличивалось, и Шэй вздохнул:       — А креветок ты не заказывал?       — Нет, — качнул головой Хэйтем. — Устрицы довольно сытные, и я подумал, что после всего этого бифштекс ты не осилишь. Но если желаешь...       — Как раз нет, — Шэй вытерся салфеткой, хоть и жаль было такую красоту. — Наоборот, подумал, что все не влезет.       — Завтра, — предложил Хэйтем. — Если мы тут пробудем пару недель, ты успеешь попробовать все, что тебе интересно.       — Отлично, — Шэй боковым зрением заметил приближающегося слугу и благопристойно спрятал скрытый клинок в наруч.       — Вино, джентльмены, — произнес слуга и отер пыльную бутылку влажной салфеткой. Потом ловко вывернул штопором пробку и склонился рядом с Хэйтемом, явно предлагая ее обнюхать.       Мистер Кенуэй милостиво кивнул, и слуга оставил бутылку на столе. Бокалов под это дело пока не наблюдалось.       — А почему не со льдом? — заинтересовался Шэй.       — Красное вино не пьют холодным, — спокойно пояснил Хэйтем. — Думаешь, почему дома Энни охлаждает только шабли? А ром и виски хранятся в буфете, и никто их предварительно в лед не укладывает.       — Ром — это ром, — пожал плечами Шэй. — Лишь бы не кипел.       — Уже ради этого стоило отвезти тебя в Париж и прийти в это заведение, — хмыкнул Хэйтем.       — А в Лондоне ты обходился ресторанами попроще, — заметил Шэй. — И вообще, это спорно, кто кого привез.       — В Лондоне меня волновал Армитедж, Коннор и война в колониях, — отрезал Хэйтем. — И потом, мы больше времени проводили в гостинице, чем праздно гуляли по городу.       Шэй предпочел не спорить и поспешил разделаться с двумя последними устрицами до того, как вернется слуга, при котором демонстрировать скрытый клинок было вовсе ни к чему.       — С лимонным соком все-таки вкуснее всего, — сделал вывод Шэй, когда все раковины в раскуроченном состоянии вернулись в подтаявший лед. — Здесь не умеют делать таких приправ, как на Тортуге.       — Если захочешь, в следующий раз тебе принесут только с лимонным соком, да еще спасибо скажут — это гораздо проще, — пожал плечами Хэйтем. — На самом деле открою тебе секрет: если заплатить, тебе их нафаршируют русской икрой и скандинавской тухлой сельдью. И слова не скажут, если ты будешь есть их половником.       — Вот это мне уже больше нравится, — фыркнул Шэй.       От шампанского оставалось еще полбутылки, и он в очередной раз наполнил фужеры — те были хоть и изящными, но ни черта толком в себя не вмещали.       Хэйтем явно машинально предложил сыру — и даже чистая шпажка нашлась, но Шэй выразил свое мнение о сырах лицом.       Мистер Кенуэй, как это ни странно, от шампанского не отказался, хотя обычно за обедом предпочитал пить не больше, чем того требуют блюда. Шэй тоже попытался оценить — и мог признать, что такого, наверное, никогда не пил. Щекотные пикантные искорки игристого вина рассыпались на языке приятным сладковатым вкусом. И пахло... нежно, волнующе. Как будто это игристое вино было сказочным, из тех стран, где пьют амброзию и нектар.       И тем контрастнее вспоминался неприятный эпизод на улице.       Возможно, не стоило говорить об этом сейчас, когда Хэйтем явно наслаждался вкусами, запахами и атмосферой, но Шэй привык говорить любовнику все.       — Как ты думаешь, за что и куда везли сегодня всех этих людей?       Мистер Кенуэй с сожалением вынырнул из страны грез, и взгляд его стал знакомым, серьезным и насмешливым одновременно:       — Полагаю, не ошибусь, если скажу, что тут замешана политика. Вполне возможно, и ни за что. А вот куда... Что-то мне подсказывает, что не на награждение Орденом Подвязки. Оказав помощь Америке, Франция наверняка имеет не меньше внутренних долгов, чем мы. Ты говорил о том, что казну успешно тратит король и — особенно — королева. Не думаю, что они отказались от устриц и прочих благ, чтобы помочь народу. Ни народ Франции, ни тем более Америки их не волнует.       — Противостояние с Британией дорого обошлось, — заметил Шэй. — Но у нас нет ни казны, ни налогов даже. А у Франции...       — А у Франции все куда сложнее, — не согласился мистер Кенуэй. — Америке в каком-то смысле попроще — там все, так или иначе, вынуждены работать. Не руками, так головой. А если кто-то и добился того, чтобы не думать о средствах на завтрашний день, то все эти люди еще помнят те времена, когда их родители или деды были вынуждены как-то устраиваться. А здесь полно избалованных аристократов, которые не заняты абсолютно ничем полезным. И они не производят ничего ценного — даже памфлетов или фельетонов. Только во Франции наблюдается такое уникальное явление как «третье сословие» — то есть все, кто не духовенство и не дворянство. Мне кажется, есть что-то превратное в том, что самые богатые люди в стране получают доходы рантье, но не платят налогов. Это отсылает нас к библейским Содому и Гоморре, где сами законы были превратны. И, как известно, это плохо кончилось.       — Помнится, ты что-то говорил про бездельников в Конгрессе, — напомнил Шэй. — Они тоже вроде бы ничего полезного не производят... Даже умных мыслей. И налогов теперь не платят.       Хэйтем фыркнул:       — Они как минимум не чувствуют себя в безопасности, не изобретают себе чахотку, чтобы казаться интереснее и возвышенней, и пытаются изображать деятельность. Франция вернет себе колонии, но этого не хватит, чтобы обеспечить капитализацию доходов всей аристократии. Надеюсь, де ла Серр понимает, что с годами эта... просека между богатыми и бедными станет катастрофической. Потому что король и его министры этого не желают или не способны понять. И именно поэтому я сказал тебе о том, что испытываю определенное облегчение, что Франция — не наша область деятельности.       — Было бы неплохо помочь, — заметил Шэй. — Они нам помогли.       — Не спорю, — Хэйтем кивнул. — Но это внутренние вопросы... Америка не сможет в ближайшие годы вернуть внешний долг Франции. И, откровенно говоря, это не поможет, потому что в корне неверна сама политика управления. Раньше бездонной пропастью была Ост-Индская компания. Теперь на это почетное место претендует государственный аппарат Франции.       — Я понимаю, — Шэй вздохнул. — Как капитан я бы не потерпел на своем корабле приказов от кого-то другого, пусть даже более опытного. Но еще немного, и... Хэйтем, де ла Серр — отличный человек, опытный, но он дипломат. И если за все эти годы он не справился, то нужно менять тактику. В конце концов, я чувствую ответственность, это я его привлек и... поставил во главе Ордена.       — И все-таки, все, что мы можем сделать, это помочь советом и собственным опытом, — отрезал Хэйтем. — По крайней мере, пока он не запросит помощи у прочих лож. Тем более что мы... Я не великий магистр, Шэй.       — Ты за этим хотел отправиться во Францию? — прямо спросил Шэй. — Мир подписали бы и без нас.       — Нет, — мистер Кенуэй покачал головой. — Я не знал, насколько плохи тут дела, и строго говоря, не знаю и сейчас. Мы видели только один эпизод, хотя не спорю, тревожный. Но косвенно и наша деятельность должна помочь. Французской ложе тоже надо поскорее разделаться с этой войной и заняться внутренними проблемами. Мы живем в опасное время, Шэй, но наши начинания могут построить великое будущее.       Шэй даже не заметил, как прекрасное игристое вино подошло к концу, и почувствовал легкое сожаление. Не стоило вести такие разговоры сейчас... Тем более что сведений слишком мало для того, чтобы прийти к каким-то выводам. Но все-таки... Все-таки на душе стало полегче. Хэйтем рядом и приложит все усилия, а в Ордене он или нет, не имеет значения.       Наверное, за гостями все-таки приглядывали, потому что стоило только отставить опустевшую бутылку, как рядом немедленно нарисовался безмолвный слуга, который принес хрустальные бокалы, в начищенных боках которых, словно куча маленьких солнышек, рассверкались свечи. Он забрал с собой опустевшее блюдо из-под устриц, а тарелку с сырами оставил, хотя на ней уже мало что оставалось, а какой-то из сыров еще и размазался в неаппетитную дрянь. Наверное, нагрелся...       Хэйтем только успел разлить по чуть-чуть красного по бокалам, когда слуга вернулся — и все вокруг затопил божественный запах отличного мяса. Огромные тарелки с крупными кусками... Шэй громко сглотнул. Несмотря на уничтоженных устриц, такого мяса нельзя было не желать.       Он дождался, пока слуга уберется, и старательно накромсал бифштекс кусочками, хотя прекрасно знал, что положено отрезать по одному, как это делал Хэйтем. Но Шэй запомнил слова о том, что кто платит — тот и решает, как есть.       Хэйтем удовлетворенно кивнул. Он как раз предпочел бифштекс по всем правилам — немного с кровью, хотя дома такого не требовал. Но видимо, здесь предпочитал соблюдение всего ритуала. Возможно, это часть его удовольствия.       Болтать за едой не хотелось. Шэй старательно уничтожил все, что было на тарелке, даже какую-то траву, которая, возможно, лежала для красоты, потому что мистер Кенуэй такую же проигнорировал. Но трава оказалась вкусной, и Шэй нахально стянул листья и из тарелки любовника. Хэйтем и слова не сказал.       Шэй даже на стуле откинулся. Нет, ну ради такого можно и безупречный выговор местных слуг потерпеть...       Мистер Кенуэй взмахнул рукой и вытащил из кармана брегет.       — До встречи десять минут, — заметил он. — Придется поторопиться.       Шэю совершенно не хотелось никуда торопиться. Он бы вообще не отказался подремать, тем более что прошлую ночь, как и предыдущие, провел на корабле.       Однако услужливый слуга принес маленькую кожаную книжечку, в которую был вложен один-единственный листок, на котором таким же каллиграфическим почерком, как в меню, был выведен счет. Хэйтем хмыкнул и полез в кошелек на поясе. Шэй не удержался — сел ровнее, а потом и наклонился вперед. И выдохнул свистящим шепотом:       — Сколько?!       Мистер Кенуэй явно подавил улыбку и со всей невозмутимостью отозвался:       — Это хороший ресторан.       С этими словами он захлопнул книжечку, рассыпал поверх нее несколько новеньких луидоров, полученных нынешним утром в банке, и поднялся:       — Идем?       — Бутылку с собой возьму, — не терпящим возражений тоном заявил Шэй. — На ее стоимость некоторые месяц работают.       С этим Хэйтем тоже спорить не стал, хотя, конечно, тащиться с открытой бутылкой по улице... Но мистер Кормак пошел на принцип, и ни за что бы не отступился.       Десяти — то есть уже восьми — минут вполне хватило на то, чтобы энергичным прогулочным шагом добраться до ворот в старый Лувр. И сына Шэй увидел сразу — тот прогуливался вдоль стены, с интересом оглядывал архитектуру и старался держаться подальше от надутых солдат, караулящих пост у ворот.       Шаги за спиной Коннор услышал заранее и повернулся, а потом и удивленно оглядел Шэя с бутылкой:       — Но ведь употреблять алкоголь до пяти — моветон...       — Почти пять, — заметил Шэй.       — Но употреблял ты до этого, — парировал сын. — Где вы были, что ты пришел с вином?       — Поесть заглянули, — пояснил мистер Кенуэй. — А тебя где носило?       — Меня? — Коннор встряхнулся. — Сначала прогулялся по городу... Здесь мне нравится больше, чем в Лондоне. И люди тут приветливей. В Лондоне многие от меня чуть ли не шарахались, а здесь, когда я спросил дорогу, похвалили мой французский и спрашивали, откуда я приехал. Потом я нашел дом Жильбера... Он меня тут же пригласил пообедать с ними вместе, а на обеде сказал, что если я поселюсь в гостинице, а не у него, то он обидится. Так что я согласился. А когда я сказал, что вы оба приехали тоже, то просил вам передать, что будет рад, если и вы поселитесь у него.       Шэй пожал плечами и вопросительно глянул на Хэйтема. С одной стороны, в гостинице было бы проще — это никого ни к чему не обязывает. С другой... В частном доме порой куда удобнее быт и, конечно, меньше людей. Хэйтем явно заколебался:       — Но... будет ли это удобно?       Коннор поспешно пояснил:       — Дом никак не меньше Кенуэй-холла, так что мы вряд ли сильно кого-то обременим. Мне уже рассказали, что там двенадцать комнат, не считая салона на первом этаже и комнат для слуг на чердаке. Жильбер, Адриенна и дети с кормилицей занимают четыре спальни, кабинет и будуар. А остальные свободны, и там, по его словам, часто гостят друзья.       Шэй поймал взгляд любовника и согласно опустил веки. И еще и к бутылке приложился.       — Это было бы неплохо, — наконец кивнул Хэйтем. — Если мы будем кого-то стеснять или нам не понравится чье-то общество, просто съедем в гостиницу.       — Сейчас, кроме нас, никого не будет, — объяснил Коннор. — Но Жильбер очень... дружелюбный человек, так что это может измениться. Дом находится на рю де Бурбон на той стороне Сены, почти напротив Тюильри.* Мои вещи со станции уже должны были перевезти.