Дело всей жизни

      У Хэйтема, разумеется, нашлись приглашения — член городского совета как-никак, и особняк Вашингтона распахнул перед ними двери.       Надо сказать, что в сравнении с былыми временами тут было... скромно. Блеск потускнел, хотя слуги явно сделали все, чтобы это не бросалось в глаза. И все-таки... Все-таки внимательный взгляд мистера Кормака сразу выхватил и потемневший паркет, и потертости на бархатных гардинах, и довольно скудный выбор закусок: ветчина, пара видов сыров, фаршированные яйца... Ни креветок, ни шоколада. Да и из фруктов — только яблоки и апельсины, и никакого винограда, персиков и прочего.       Гостей приветствовала миссис Марта Вашингтон, что в первую очередь говорило о том, что и ее супруг собирается прибыть. Шэй видел эту женщину буквально пару раз, но она изменилась примерно так же, как особняк. Держалась по-прежнему очень прямо и одета была с безупречным вкусом, но выглядела какой-то... как будто вылинявшей. Седые волосы были прикрыты элегантным чепцом, а глаза подслеповато щурились.       Пока Хэйтем вежливо раскланивался, Шэй внимательно огляделся с целью обнаружить опасность. И надо сказать, ничего особенного не достиг. Даже в свете орлиного зрения ни один из присутствующих не вызывал тревоги. Часть этих людей Шэй в разное время видел как знакомых мистера Кенуэя по городскому совету, часть — явно военные. Из знакомых — мистер Джей, который уже успел вернуться из Парижа, и мистер Сэмюэль Адамс. Последний с кем-то болтал, но увидев Хэйтема, сразу свернул разговор и выдвинулся с явной целью поговорить.       Хэйтем тоже заметил поползновения, но не попытался избежать, а, напротив, расположился чуть в стороне и попросил:       — Мистер Кормак, принесите мне, пожалуйста, шампанского.       — Поухаживать за вами? — склонился к его уху Шэй. — С удовольствием.       Мистер Кенуэй ответить просто не успел, Шэй вовремя удрал. И услышал голос мистера Адамса:       — Почтили наше собрание присутствием, магистр?       — Как видите, — ровно откликнулся Хэйтем. — Если вы ищете мистера Кенуэя-младшего, то он прибудет позже. Если, конечно, обстоятельства позволят.       — Нет, мне вполне подойдете и вы, — мистер Адамс слегка поклонился. — Позволите предложить вам вина?       — Благодарю, не нужно, — отказался Хэйтем. — Не сочтите за грубость, но у нас с вами мало общего, мистер Адамс. Мы можем сразу перейти к сути дела без излишних экивоков.       — Что ж... — Адамс нахмурился, но кивнул. — Коннор с момента возвращения из Парижа крайне занят. На мое письмо он ответил вежливо, но просьбу о встрече отклонил. А мне, тем не менее, крайне важно узнать, как поживает мой кузен в Париже. Как бы это ни было... прискорбно, до меня дошли слухи о паре неприятных скандалов, в которых он оказался замешан. Возможно, вы просветите меня, как обстоят дела?       Хэйтем проницательно усмехнулся, но ответил вежливо:       — Я бы не назвал это скандалами, мистер Адамс. Но для того, чтобы не вызывать вокруг себя излишнего... ажиотажа, вашему кузену не следовало бы открыто селить в своей спальне молодых французов. Что же до политических дел, то граф де Верженн высоко оценил способности мистера Джона Адамса к дипломатии и предложил ему отправиться в Лондон. Надеюсь, эта поездка будет плодотворной, особенно учитывая то, что место рядом с вашим кузеном заняла его законная супруга.       — Когда-нибудь это выйдет нам боком, — пожаловался в пустоту мистер Адамс и снова напустил на себя любезный вид. — Спасибо за откровенность, магистр. Если все-таки соберетесь выпить, то учтите, что шампанское и вина здесь неплохи, а вот бренди желает лучшего. А есть какие-либо сведения об успехах моего кузена в Лондоне?       — Пока нет, — отрезал Хэйтем. — А мистер Джей? Он, возможно, лучше осведомлен...       — Вы преуменьшаете свои возможности, — вымученно улыбнулся мистер Адамс. — Мистер Джей хотел мне помочь, но... не очень преуспел. Его, очевидно, слишком сильно занимают дела личные. Не знаю, известно ли вам, но он потерял отца, бывшего семье единственным кормильцем.       Хэйтем сощурился и проговорил крайне сдержанно:       — Кое-что слышал.       — Вот как? — мистер Адамс поморщился. — Тогда, надо полагать, что дело вовсе не в невнимательности мистера Джея, а в том, что ему предложили более выгодные условия. Мистер Кенуэй, вы всегда... держите парус по ветру.       — Приятно было побеседовать, — недвусмысленно намекнул Хэйтем, и Шэй понял, что это дозволение вернуться.       Хэйтем охотно принял бокал и кивнул Адамсу, даже не пытаясь состроить вежливое выражение лица. Мистер Адамс глянул на Шэя снизу вверх и усмехнулся:       — Всегда на страже, мистер Кормак? Приятного вечера, господа.       До вечера было еще далековато, и Шэй вздохнул:       — Я бы предпочел пить дома, а не здесь.       — Я бы вообще предпочел не пить, — откликнулся Хэйтем. — По крайней мере, до пяти часов. Но без шампанского я эти... лица переваривать не способен. Что-то общество собирается... не внушающее вдохновения. Все, кого так любит Вашингтон — то есть безынициативные служаки, готовые душу дьяволу продать за его величество.       — А я не нашел никого, кто бы мог угрожать Клинтону, — уныло сообщил Шэй. — Не эти же?..       — Дальше будет лучше, — «утешил» его Хэйтем. — Когда приедет Вашингтон, тут будет куда больше людей. И больше опасностей, если таковые есть. Но я не склонен сомневаться. Раз мистер Бэзил говорил о том, что устранил неких подосланных убийц, то надо полагать, что здесь тоже будут таковые. Не могли же заговорщики рассчитывать на парочку головорезов, которые даже в лицо Клинтона не видели? Иначе зачем бы им понадобился его портрет...       День тянулся медленно. Шэй старался не налегать на шампанское, чтобы сохранить ясную голову. Мистер Кенуэй успел о чем-то побеседовать с мистером Джеем и очевидно остался доволен. Чего не скажешь про мистера Адамса, который, заметив беседующих, помрачнел и залпом выхлестал целый бокал вина. Мисс Марта встречала и обихаживала гостей...       Шэй следил за этим рассеянно, но, стоило услышать знакомый голос, как оживился. Знакомые интонации, знакомый акцент.       — Добр-р-рого дня, господа, — раскатисто поприветствовал собрание мистер Штойбен. — Наконец-то закончили болтать! Скоро прибудет Джордж! Дайте мне промочить горло и скажите, что виски здесь лучше, чем в таверне «Франсэ»! О, герр Адамс! Рад видеть! Что, еще гаже? Майн Готт, как все печально. Это надо немедленно исправлять!       Хэйтем немедленно оживился, а в дверях тем временем возникло легкое столпотворение. Гостей прибыло слишком много разом, а миссис Вашингтон отошла от своих обязанностей хозяйки, потому что прибыл сам Вашингтон, и она немедленно отвела его за локоть в сторону, что-то торопливо нашептывая.       — О, герр Грин! — громогласно воскликнул мистер Штойбен. — Не радуйтесь, бренди омерзителен. Не повторяйте моих ошибок, пейте вино.       Шэй напрягся. Когда прибывает столько людей разом, уследить за всеми трудно. Но рано или поздно здесь окажутся те, кому заплатили за смерть Клинтона. Вашингтону, конечно, в голову не придет подозревать кого-то из соратников, но мистер Кормак таким наивным не был. Он был почти уверен, что кто-то из этих — в новенькой колонистской форме — убийца. Или даже несколько убийц... Или, как минимум, знает о заговоре.       Но Хэйтем привлек внимание и потребовал:       — Думаю, стоит подслушать разговоры Штойбена. Самый многообещающий здесь человек. Он привык говорить прямо и довольно громко, так что вряд ли это будет трудно. Я останусь с Клинтоном, на всякий случай. Что-то не так, Шэй. Что-то мне определенно не нравится.       Мистер Кормак послушно нырнул в разом увеличившуюся толпу празднующих. Разговоры велись самые разные, а Штойбен отыскался в компании Нокса. И вещал, со вкусом поедая ветчину. Усы так и шевелились.       — Нет, я тебя, конечно, поздравляю, Генри, но я так и не понял, почему? По мне, так Джордж вполне бы мог и дальше служить Америке. Да что ему делать в Маунт-Вернон? Лежать в гамаке? Пить яблочный сидр, когда страна погрязла в долгах?       Мистер Нокс что-то ответил, но его было почти не слышно за шумным и громким собеседником:       — И что? Мало ли, кто чего хочет? Тебе рассказать, чего хочу я?       Мистер Нокс замахал рукой, и это вызвало смех окружающих, а мистер Штойбен продолжил, встопорщив усы:       — То-то же. Ну, раз назначили — крутись теперь. Только знаешь, тебе бы схуднуть для начала. А то тебе не поверят, что у Конгресса нет средств. Сколько ты весишь? Поди, фунтов триста?       — Двести восемьдесят, — оскорбленно и громко откликнулся мистер Нокс. — У меня конституция такая.       — А у Америки конституция другая, — захохотал мистер Штойбен. — А надо такую же — мощную!       Шэй попятился. Если здесь что и можно узнать, то только не что-то полезное. И все-таки Шэю точно так же, как и Хэйтему, что-то не нравилось. Он бы не мог сказать, что именно, но себе доверял, а потому плюнул на разговоры и внимательно оценил зал. Глядел орлиным зрением, почти не разбирая, что говорят вокруг. И увидел. Кто-то, кто, видимо, имел право здесь находиться, отличался от прочих, хотя прямой опасности в нем Шэй не узрел.       Но вернув себе нормальное зрение, мистер Кормак отправился к гардине, у которой мирно выпивал подозрительный мужик.       Вблизи тот оказался самым обычным. Довольно высокий — хотя не такой гигант, как тот же Нокс. Крепкий, как любой действующий военный. Некрасивый — высокие залысины, хотя ему было не больше тридцати пяти; блестящий жирный нос, яркие пятна на щеках, как будто он был поражен лихорадкой. Не добавляли ему изящества и полные губы, на фоне которые узкий угловатый подбородок казался крошечным. В лицо его Шэй не знал.       Шэй отступил в сторону и притворился, что внимательно слушает речи Вашингтона, который, оказавшись в кольце почитателей, вдохновенно вещал о своей встрече с англичанами. Ни Клинтона, ни Хэйтема Шэй не видел, но проявил терпение — и был вознагражден.       Неприметная дверь в углу зала распахнулась, и оттуда вышла девушка в коричневом строгом платье горничной. В ее руках был поднос с чистыми бокалами, и она устремилась в зал — очевидно, заменить грязные. Подозрительный мужик дождался, пока та растворится в зале, как кусочек сахара в стакане чая, и метнулся к двери. Прислонился к косяку и заговорил с кем-то, не поворачивая головы. Шэй прикусил губу. Незаметно подслушать возможности нет — противник стоит, прижимаясь к стене и внимательно глядит. Заранее, значит, подготовился... Оставалось импровизировать.       Шэй подхватил чей-то брошенный стакан с виски и шагнул к противнику. Тот напрягся, но говорить продолжил, хотя следил за каждым движением. Шэй сделал вид, что его шатнуло, «схватился» за воздух, запнулся о несуществующую складку на ковре и с чувством, запинаясь, выругался. А потом нетвердыми шагами подошел еще ближе и обессиленно упал на кресло — спиной к врагу.       Напрягся изо все сил — и услышал негромкие слова:       — ... я вызову его подышать и оставлю в беседке. Вернуться он не должен.       Ответа, конечно, не было слышно. Зато Шэй услышал шаги и почувствовал, как его тряхнули за плечо:       — Эй! Эй, мистер, вам плохо?       Шэй мотнул головой и резко наклонился вперед. И шумно икнул, делая вид, что его того и гляди, стошнит. Противник брезгливо отдернул руку и прошипел:       — Пьянь, — и удалился.       Шэй из-под полуприкрытых век видел, что тот направился в самый эпицентр зала и понял — надо поторопиться.       Незнакомый мужик легко вклинился в беседующую компанию, а Шэй торопливо огляделся. Пока не знал, как будет правильно. Отправиться за врагом в одиночку? А если там целая толпа? Не факт, что удастся справиться, да и... слышно будет. Если кто-то его застанет режущим ни в чем не повинных граждан, будет скверно.       Позвать Хэйтема? Но его не видно, хотя Клинтон — вот же, на виду. Стоит и смеется. И улыбается мужику, который собирается его заманить и убить чужими руками в беседке.       И дело еще осложняется тем, что враг видел его, Шэя, и наверняка сложит два и два, если вдруг случайно заметит. Любой мимолетный взгляд может стать критическим.       И все-таки... Шэй видел, как Клинтон кивнул и отправился с заговорщиком прочь из зала... И все-таки надо рискнуть.       Задача, которую поставил Коннор, перестала казаться мистеру Кормаку несложной. Когда-то Хэйтем так же легко попросил Коннора отследить пути хождения фальшивых колониальных билетов — и это едва не кончилось плачевно. Но и выбора нет. Шэй не мог себе позволить не сдержать слова.       Некрасивый мужик провел Клинтона коридорами и вежливо пропустил перед собой, выходя на улицу. Шэй почувствовал дуновение ветра и поежился. Плащ остался в гардеробной, а в одном костюме в конце ноября было очень не жарко.       — Прошу вас, мистер Клинтон, — раздался вкрадчивый голос незнакомца. — Вы же понимаете, как это важно.       — Понимаю, мистер Берр, — немного растерянно отозвался мистер Клинтон. — Но почему здесь? Поверьте, я декларирую свои взгляды вполне открыто, нет нужды обсуждать их втайне.       — О, теперь, когда мы одни, я могу сказать это, — с чувством откликнулся тот. — Боюсь, в ряды сторонников мистера Вашингтона затесался предатель. А вы — губернатор, и если мистер Вашингтон скоро оставит дела, то вам быть в неведении просто смертельно опасно.       Шэй скривился. Полуправда — лучшая ложь.       — Что вы знаете о предателе? — разом забыл о своих подозрениях мистер Клинтон. — Каковы его цели и средства?       — Я почти ничего о нем не знаю, — развел руками мистер Берр. — Знаю только то, что это кто-то из высокопоставленных гостей. Ему не по душе ваша кандидатура... Извините, из-за ваших федералистских взглядов. Надо полагать, он уверен, что сможет лучше управлять Нью-Йорком, чем вы.       — Но... — мистер Клинтон нахмурился. — Но моим основным оппонентом были как раз вы.       — Я умею проигрывать, — с достоинством отозвался мистер Берр. — И раз уж мистер Вашингтон выбрал вас, то кто я такой, чтобы возражать этому назначению? Я хотел предупредить вас. За вами по пятам следует убийца, а может, и не один. Теперь вы знаете и будете начеку... Нам не стоит возвращаться вместе, чтобы он — или они — не сделали выводов. Побудьте здесь еще несколько минут и вернитесь в зал. И никогда — слышите? — никогда не теряйте бдительности.       Если мистер Клинтон и имел какие-то сомнения, выглядеть мнительным он не захотел. А может, рассчитывал разобраться в странном поведении соперника-соратника позже — например, с помощью верных людей.       Шэй подумал, что для политического деятеля он слишком наивен — в самом деле, проще простого было провести ряд несложных умозаключений. Бывший оппонент вызывает «выйти поговорить», говорит что-то странное об убийцах — и исчезает, хотя не может не понимать, что его слова и действия позже будут рассматривать через увеличительное стекло... Если будет кому изучать, конечно.       Однако сейчас мистер Кормак сосредоточился на другом. У него было около десяти-пятнадцати секунд — ровно столько, сколько отмерят исполнители мистера Берра на то, чтобы дать ему уйти и избежать подозрений.       Шэй затаился в тени у самой стены и подготовился к бою. Подходить ближе не рискнул, хотя и понимал, что рискует — можно не успеть. За кустами раздался свист — очень похожий на тот, которым призывали друг друга ассасины, и одновременно с ним — голос Хэйтема позади.       — Я прикрою.       Мистер Кормак облегченно выдохнул. Ему было привычно действовать в одиночку, но насколько же проще, когда рядом — Хэйтем, которому можно доверить и спину, и жизнь.       Шэй рванулся кустами, оставляя зацепки на шерстяной ткани сюртука, и рванулся вперед очень вовремя — из-за беленькой аккуратной ограды, в которой кто-то заботливый заранее отжал несколько досок, выдвинулись несколько фигур. Они были одеты как типичные бродяги, а лица скрывали полумасками, что сразу заставило Шэя изменить планы. Он-то надеялся, что нападающих удастся усыпить, а потом аккуратно вырубить и доставить Коннору или тому же Ноксу, но ведь неизвестно, для чего эти маски? Если просто скрыть лицо — это одно, а если такие же, как у самого Шэя? Нет, тратить время на прицеливание нельзя.       Шэй сбил одного с ног, так и не определившись, убивать или нет, и тут послышался свист метательного ножа. Мистер Кормак с досадой цокнул языком, понимая, что не успеет, но тут с крыши свалился Коннор. Он не метил в нападающих, а приземлился прямо на попытавшегося удрать Клинтона и покатился с ним по мерзлой земле.       Послышался очень похожий свист воздуха — и тот, кто пытался поразить Клинтона, осел с хрипом. Мистер Кормак сомневаться перестал и ударом каблука перебил шею поверженному противнику.       И только теперь оценил, какая царила тишина. Схватка была почти бесшумной, все участники понимали, что стоит привлечь внимание — и еще неизвестно, чем дело кончится. Так что сопение, хрипы, возня да взрезаемый свистом лезвий воздух — и ничего больше.       Из четырех убийц остались двое. Один попытался было действовать ва-банк, помчался к Клинтону, не разбирая дороги, а вот второй, видно, был поумней — попробовал улизнуть в дыру в заборе.       Ну, нападать на Клинтона, погребенного под мощным телом Коннора, было глупо. Коннор, может, и не успел понять, что происходит, но инстинкт защититься и защитить объект у него сработал куда раньше — и у незадачливого убийцы только шейные позвонки сухо щелкнули. А вот из-за забора послышался оглушительный выстрел, и в дыру заглянул улыбающийся мистер Дербишир. В одной его руке дымился пистолет, а во второй поблескивала матовым светом бутылка темного стекла:       — Что, все? — разочарованно протянул он. — Мало.       — Бэзил! — недовольно бросил Хэйтем. — Неужели нельзя было действовать тише?!       — Так рука занята, — булькнул бутылкой мистер Дербишир. — Что ж, мне ради них пол-литра вина угробить?!       Коннор сел и, отплевавшись от чего-то, недовольно обратился к спасенному:       — Вставайте, мистер Клинтон. Ваши враги никуда не делись, но на сегодня вы в безопасности. До следующего раза.       — Кто вы? — слабо вякнул мистер Клинтон. — Я вас, кажется, видел.       — Коннор Кенуэй, Массачусетс, — буркнул Коннор и даже воротник поправил. — Будем знакомы, губернатор.       Шэй даже фыркнул — настолько нелепо смотрелось это почти британское представление. Впрочем, он тут же оценил, что Коннору, как ныне уважаемому землевладельцу, вполне приличествовало так представляться.       — А откуда вы узнали, что на меня нападут?       Коннор поднялся на ноги и протянул ему руку:       — Так получилось, что в мои руки попало письмо вашего недруга. Я собирался передать его из рук в руки мистеру Хэйтему Кенуэю из городского совета, однако ситуация вышла из-под контроля, и нам пришлось вас защищать.       — А, так вы же его сын, — даже просиял мистер Клинтон. — Конечно, я вас помню! То-то имя знакомое! Я выражаю вам благодарность за спасение. И, конечно, буду свидетельствовать за вас в суде.       — В каком суде? — тяжело вздохнул Хэйтем и вышел из тени. — У нас есть только трибунал, до организации судебной ветви власти еще далеко.       — А это кто? — мистер Клинтон, еще не полностью оправившийся, кивнул на улыбающегося Дербишира.       — А его тут не было, — жестко произнес мистер Кенуэй-старший и безукоризненным жестом указал соратнику на дыру.       Тот даже спорить не стал — убрался по-быстрому.       — А это — мой друг, Шэй Кормак, — со вздохом закончил Хэйтем, и Шэй подошел ближе. — Может, позовем главнокомандующего? Что-то никто не спешит явиться на выстрел.       Но в доме уже и впрямь раздались шаги и басовитый голос мистера Штойбена:       — Ну пальнули — и пальнули. Может, на радостях. Я не успел доесть бутерброд!       Немая сцена, возникшая в небольшом промерзлом садике, на взгляд Шэя, была достойна кисти лучшего художника. Штойбен, шедший первым, оглядел три трупа и даже рот приоткрыл, едва успев поймать трубку зубами за самый край мундштука. Мистер Адамс некрасиво присвистнул, а генерал Нокс угрюмо вздохнул:       — А я уж думал, война закончилась.       И только Вашингтон вышел вперед и уставился на Коннора так, как будто привидение увидел.       — На меня совершилось покушение, — срывающимся тоном заявил мистер Клинтон. — Вот все эти господа, которые сейчас тут разбросаны... Хотели меня убить. Мистер Коннор Кенуэй, то письмо, изобличающее заговорщиков, у вас с собой?       — С собой... — несколько неуверенно протянул Коннор.       Хэйтем понял его с полунамека и принял удар на себя:       — Если вы позволите, главнокомандующий Вашингтон, письмо я заберу, чтобы продемонстрировать его в городском совете. Это дело как раз по нашей части, поскольку цель заговора — не допустить возвращения мистера Клинтона на пост.       — Все это... требует расследования, — неуверенно протянул мистер Адамс. — То есть... У меня нет причин не доверять вам, мистер Кенуэй, однако же о том, что здесь случилось...       — Кто будет расследовать? — повернулся к нему мистер Нокс. — Конгресс еще не собрал кворума даже для ратификации мира.       — С сегодняшнего дня мы не имеем право проводить судейство по закону военного времени, — растерянно бросил Вашингтон.       Мистер Клинтон согласно кивнул и добавил:       — У Конгресса нет прав проводить судебные разбирательства, а в Нью-Йорке городской совет — высшая инстанция. Как губернатор я требую провести дознание — и ограничиться этим.       — Я доставлю письмо на ближайшее заседание, как только вы объявите время, — слегка поклонился Хэйтем и, глянув на Адамса, нехотя добавил. — Или, если это необходимо, отдам документ на сохранение мистеру Клинтону.       — Нет-нет, — торопливо воскликнул мистер Клинтон. — Собрание проведем завтра же, чтобы изобличить и наказать заговорщиков, но все-таки следует проявить благоразумие. Если так случится, что проявленная мной осторожность не поможет мне избежать клинка убийцы, то я хочу, чтобы виновные понесли наказание. Спасибо вам, господа. Мистер Кенуэй, мистер Кенуэй-младший, мистер Кормак... Я обязан вам жизнью. Все вы — всегда желанные гости в моем доме.       — Удивительно... — пробормотал Вашингтон, по очереди оглядев всех названных, и гораздо громче добавил: — Пройдемте в дом, господа, очень уж холодно. Мистер Нокс, вам следует отдать распоряжения, чтобы убитых доставили на ледник... На всякий случай. И потом, если Марта увидит, ей может сделаться дурно.       Шэй повел плечами, как только оказался в тепле дома. То, что он только что убил человека, его как-то не слишком волновало. Напротив, горячка боя, напряжение сил действовали бодряще, и Шэй был вполне доволен собой. Особенно после печальной мысли о том, что с Коннором ему больше не равняться. Как бы то ни было, сегодня именно тамплиеры действовали решительно, а Братство — в лице Коннора — прибыло тогда, когда от цели уже бы один хладный труп остался.       Как только мысли направились в эту сторону, Шэй почувствовал, что чего-то не хватает... И теперь жаждал узнать историю целиком. Тем более это пригодится, когда Хэйтем будет принимать участие в совете. Его положение и без того достаточно щекотливо, стоило заручиться поддержкой и выяснить все, что можно и нельзя.       — Все правильно, — громогласно рассуждал по пути мистер Штойбен. — Только закончились внешние дрязги, начнутся внутренние. Неплохо бы поторопиться, там, в Конгрессе! С армией непонятно что, с налогами непонятно что... А еще надо немедленно наладить торговлю со Старым Светом. Черт с ними, с лимонниками, что с них взять? Овса? Да нашим солдатам уже лошадям в глаза стыдно смотреть, потому что за них весь овес сожрали! Нет, господа! Надо налаживать торговлю с приличными странами. Чтобы и сосиски были, и копченая грудинка, и горчица ядреная, а не эта водянистая дрянь.       — Вашими устами да баварский дункель пить, — хмыкнул Нокс. — Поспособствуйте! Напишите «зайне майестет» Фридриху, что ли...       — Куда мне, — добродушно отмахнулся Штойбен. — Я военный, не дипломат. А вот, пожалуй, мистер Адамс вполне себе может.       — Я? Его Величеству Фридриху? О сосисках? — фыркнул Адамс. — Полагаю, если Его Величество получит от меня такое письмо, заречется иметь дела с Соединенными Штатами Америки, поскольку сочтет, что мы тут все не в себе.       — Значит, жить нам на кукурузе и лягушках французских, — усмехнулся Вашингтон. — Мсье Лафайет прислал письмо и горячо поздравлял меня — и всех вас — с победой. Вот уж кто не откажется налаживать торговлю. Но это меня тревожит куда меньше всего прочего. Мистер Коннор, не уделите ли мне несколько минут?       Шэй слушал разговоры и, хотя они были довольно забавны, испытывал нечто... неприятное. Как и всегда в высшем обществе. Только что погибли несколько человек... И пусть туда им и дорога, все эти господа в отличных костюмах, конечно, не желали обсуждать ничего подобного. Болтали о чем-то несущественном, а если бы не было такой благодатной темы как планы по обустройству Америки, то могли бы обсуждать все что угодно — вплоть до позавчерашней погоды, лишь бы не касаться «неудобного».       В гостевой зале к Вашингтону сразу шагнула его супруга и обеспокоенно спросила:       — Что-то случилось? Кто стрелял?       — Не волнуйся, дорогая, — спокойно улыбнулся ей муж — и Шэй даже оценил эту выдержку. — Кое-кто слишком бурно отмечал и, вместо фейерверка, украсил праздник пальбой. Но даже это позволило мне сделать кое-какие выводы. Позволь мне побеседовать с моим молодым другом, это не займет много времени.       — Ты же уходишь в отставку, — миссис Вашингтон вздохнула. — А все никак не можешь остановиться. Тебе бы позаботиться о здоровье... Да и гости уже начали разъезжаться. Со мной попрощался мистер Берр, и он, в отличие от тебя, был абсолютно трезв. Тебе бы тоже лучше горькой воды, а не бренди.       Вашингтон виновато улыбнулся ей — и увел Коннора. Шэй почувствовал железную хватку на локте, и тоже позволил себя увести.       Мистер Кенуэй подал Шэю бокал шампанского, как только сумел отойти достаточно далеко от остальных, чтобы вести тихий разговор, не боясь быть услышанным. И Шэй охотно присосался к краю — пить хотелось ужасно, хотя таким, конечно, жажду не утолить.       — Спасибо, Шэй, — негромко проговорил Хэйтем. — Я неправильно оценил обстановку. Мистер Клинтон о чем-то шептался с одним известным мне деятелем, и я отвлекся, чтобы убедиться, что не он — наш клиент. А когда убедился, понял, что и ты, и он исчезли. Выследить вас не составило труда, но я мог не успеть.       — Я просто сразу сделал верную ставку, — бросил мистер Кормак. — Но меня смущает другое. Коннор говорил о том, что заговор возник в городском совете, а человек, который отдавал приказы — не из городского совета. По крайней мере, ты ни разу не называл его имя.       — Кто он? — коротко поинтересовался Хэйтем.       — Мистер Берр, — послушно отозвался Шэй. — Тот самый, который смылся.       — Мистер Берр... — Хэйтем свел брови, напряженно пытаясь что-то припомнить... и отрицательно покачал головой. — Нет, не помню такого. Ты что-то успел выяснить о нем?       — Почти ничего, — отозвался Шэй. — Он говорил только о том, что был оппонентом Клинтона в борьбе за губернаторское кресло. Как так? Не понимаю.       — Как раз тут все просто, — возразил мистер Кенуэй. — Должность губернатора — не выборная. По крайней мере, пока. Назначением занимался Вашингтон, а мне в последнее время до Вашингтона не дотянуться. Да и смысла в этом не слишком много — Вашингтон уйдет, это решено. Что же до губернатора, то меня мало волновало, кто займет этот пост. Основные рычаги управления — в Принстоне и в Филадельфии. Нью-Йорк — это символ, но он ничего не решает.       — Берр, видимо, считает иначе, — сощурился Шэй. — Раз ради этого назначения был готов убить Клинтона.       — Ты слишком просто все судишь, — недовольно бросил мистер Кенуэй. — Разумеется, я понимаю, что это для меня должность губернатора неважна, а для очень и очень многих — это возможность обогатиться или получить власть. Но вопросы все равно возникают. Почему именно Нью-Йорк? Мистер Берр не был тут значимой фигурой, в то время как Клинтон занимал этот пост не меньше двадцати лет. С перерывом на британское правление, естественно. И также мне известно то, что ничего порочащего за Клинтоном на посту не было. Кто бы ни был его оппонент, шансы были невелики. Вашингтон очевидно бы выбрал того, кто уже занимал это кресло — и весьма успешно. Но мистер Берр попытался получить должность законным путем, а потом — преступным. Сейчас возможностей в Америке для человека неглупого — не счесть. Почему именно Нью-Йорк?..       — Вопрос без ответа, — резюмировал мистер Кормак. — Пока. Давай попробуем зайти с другого конца. Этот Берр...       Он запнулся, потому что видел, как Коннор отошел от Вашингтона и теперь цепко оглядывался. Шэй подавил порыв помахать ему рукой и вместо этого внимательно уставился. И сын, конечно, почувствовал взгляд, повернулся и решительно направился к отцам.       — Вашингтон решил, что я его запугиваю, — буркнул Коннор очень тихо, едва подошел. — Делать мне нечего. В заговор вроде поверил, но не удивлюсь, если он счел, что я же его и устроил. Обещал к Рождеству уехать в Маунт-Вернон, чтобы встретить светлый праздник в родных местах. В общем, его расчет верен — как раз за месяц можно можно посетить вечера самых видных жителей города и сэкономить на фуршетах.       — Да черт с ним, — отмахнулся Шэй и потребовал: — Объясни, при чем тут Берр и городской совет.       — Какой еще Берр? — Коннор вскинулся. — Кто это?       Хэйтем нахмурился:       — А от кого то самое письмо? Кстати, может, отдашь? Мне еще отдуваться за всех в совете.       — Держи, — Коннор полез за пазуху и извлек оттуда изрядно помятый лист. — Здесь только инициалы, но выяснить было нетрудно...       — Мне даже выяснять не надо, знакомый почерк, — хмыкнул мистер Кенуэй, пробежав глазами по строчкам. — И слог знакомый. Сколько трагизма! «Вверить сердце Америки тому, кто замарал душу сочувствием к узурпаторам»... Такую унылую трагедию даже в любительском театре бы освистали.       — Сочувствую, — Шэй глянул на возлюбленного с уважением. — Не думал, что в городском совете заседают такие кретины.       — И не такие попадаются, — вздохнул Хэйтем. — Но здесь, — он взмахнул письмом, — только требование «покарать нечестивца» за две тысячи долларов. Кстати, сумма довольно внушительная, но за губернатора можно было и больше предложить. Невысоко мистер Клинтон ценится.       — Итак, у нас есть три стороны, — Шэй упрямо желал разобраться. — С одной — те четверо джентльменов, что уехали на ледник. С другой — любитель трагедий из городского совета. А с третьей — Берр, который... Вы этого не слышали, но это он отдал непосредственный приказ убрать Клинтона и назвал, где и когда. И лично доставил Клинтона к месту встречи с убийцами.       Коннор хмурился, но молчал. Хэйтем отставил опустевший бокал и взял полный, явно мало осознавая, что делает. Возможно, прохладное шампанское освежило его, потому что он начал рассуждать:       — Те джентльмены, что уехали на ледник, тем более не стоят двух тысяч долларов.       — Это по пятьсот на каждого, — возразил Коннор.       — Эти и за сотню бы согласились, — парировал мистер Кенуэй.       — Но, возможно, мистер «Дж. К.» не знает их расценок? — Коннор уставился на отца. — Судя по письму, этот джентльмен — из тех, кто про грабителей и убийц читал только романы.       — Это-то меня и смущает, — припечатал Хэйтем. — Не удивлюсь, если мистер «Дж. К.» полагает, будто рогалики растут на хлебном дереве. Он очень неплохой финансист, успешно вложил средства своих отца и дяди... И у него недурная интуиция — он прекрасно разбирается в том, куда вложиться и что будет выгодно. Но если бы он захотел найти убийц, то подал бы объявление в газету. Это, кстати, объясняет, что он подобное письмо подписал — хотя бы инициалами. Коннор, ты можешь представить, чтобы он подобным языком общался с каким-нибудь Рваным Джо?       — Тогда все логично, — вклинился Шэй. — Есть заказчик, организатор и исполнители. Исполнителями можно пренебречь, таких на Байярд-лейн, как вшей на бродяге. Заказчик — «Дж. К.», он может вполне искренне считать, что Клинтону не место в губернаторском кресле. А Берр по каким-то причинам согласился ему помогать. Возможно, заплатил исполнителям по сотне, а разницу положил в карман. Или не простил того, что Клинтон обошел его в назначении.       Хэйтем покачал головой:       — Я бы предположил, что было наоборот. «Дж. К.» не тот человек, чтобы не попытаться решить дело миром. Скорее всего, он понимал, что никто не выдержит конкурентной борьбы с Клинтоном за назначение, но не мог не попытаться. А когда не вышло...       — Тогда непонятно, почему именно Берр, — возразил Шэй. — Если Берр шел на борьбу с Клинтоном добровольно, то понятно, почему он спелся с «Дж. К.» Но «Дж. К.» мог бы выбрать и кого-то солиднее.       — Какая разница? — спросил Коннор. — Мы знаем заказчика — и, я думаю, после твоего завтрашнего выступления он получит свое. Наверное, ему ничего особого не грозит, да и судить некому, но в совете он останется вряд ли. А Берр... Честно, отец, я не рассчитывал, что это окажется так... громоздко. Я планировал просто устранить опасность для Клинтона, и мы сделали это. Когда заговор будет публично раскрыт, никому не придет в голову продолжать претворять его в жизнь.       Хэйтем укоризненно посмотрел на сына и отрицательно покачал головой:       — Иногда мне кажется, что ты уже вполне дорос до звания мастера-ассасина, а иногда рассуждаешь, как неопытный юнец. Неужели ты не видишь, что Берр здесь — самое главное? Мотивы остальных прозрачны, как вода, а Берр — темная лошадка. Он толково организовал покушение, и если бы не беспечность мистера «Дж. К.», план бы сработал. Заработать две тысячи долларов — даже меньше — можно не прибегая к незаконной деятельности. Это рискованно. Либо ставки выше, либо это только верхушка айсберга.       Коннор вдруг с неудовольствием поглядел на бокал шампанского в руке отца и тоже потянулся к столу. И только когда отпил, неуверенно произнес:       — Раньше я бы предложил просто устранить этого Берра — и все. Если он — центр какого-то подозрительного движения, то оно не выживет без лидера. Если нет... Нечего было на Клинтона покушаться. Но сейчас я уже так сделать не могу. Придется выяснять, что с ним не так и откуда он вообще такой взялся. Ты со мной, отец?       — Вот теперь слышу речь мастера, — хмыкнул Хэйтем и, выдержав паузу, сообщил: — Нет, Коннор. Ты вполне справишься с этим сам. Но поскольку я полагаю, что наши цели в этом не противоречат друг другу, я помогу, если ты попросишь. Но я предпочел бы помочь информацией, а не резать и отстреливать кого-то.       — А я, в общем-то, и размяться не прочь, — фыркнул Шэй.       — Учту, — улыбнулся ему Коннор. — Спасибо, Шэй. Я следил за домом, но когда Клинтон вышел... Он же с Берром вышел? Я не слышал разговора и не мог определиться, пора или не пора. Видел, что спутник Клинтона опасен, но убивать кого-то на Ричмонд-Хилл в отсутствии прямой опасности на глазах у губернатора... Мне сюда еще Анэдэхи с детьми возить. Кстати, пойду-ка я напрошусь в гости к губернатору, пока приглашает. Он может больше знать о Берре. Или его жена. Жаль, Анэдэхи рядом нет, я бы ее на миссис Клинтон напустил.       — Становишься приличным человеком, — напутствовал его Хэйтем.       Коннор не обиделся, только улыбнулся и отцу тоже — и удалился. Выглядел он по-прежнему не слишком привычно для белых, да еще и по земле поваляться успел, но вряд ли Клинтон отречется от приглашения.       Фуршет катился своим чередом, Шэй уже начал уставать от бесполезных разговоров, когда мистер Кенуэй наконец счел, что уйти будет уместно и прилично. На улице было стыло и морозно, мистер Кормак кутался в плащ и с сожалением думал о том, что надежды на приятный вечер дома не оправдались. Он выпил несколько пинт шампанского, но поскольку пил не разом, а растягивал по времени, никакого опьянения не пришло, зато клонило в сон и ныли виски.       Хэйтем шел медленно, тоже предпочитая проветриться, и головная боль почти улеглась, но когда почти у самых ворот Кенуэй-холла навстречу шагнула знакомая фигура. Шэй сразу почувствовал, что виски заломило заново. Ни с кем разговаривать не хотелось, он сегодня и так натрепал языком на три недели вперед.       Но просто так никто не будет торчать на ветру в ожидании, и мистер Кенуэй вежливо поклонился:       — Мистер Гамильтон. Почему вы не постучались? Вы могли бы дождаться нас в тепле у камина.       — Не хотел привлекать внимание к своему визиту, — тот тоже поклонился, хотя даже в сумерках было видно, что у него покраснел нос и слезятся глаза. — Я буквально на минутку, много времени не отниму. Сначала хотел навестить вас прямо на Ричмонд-Хилл, но счел, что проигнорировать приглашение, а потом появиться и секретничать с вами будет не слишком выигрышным ходом. Мистер Кенуэй, около полутора часов назад, когда я собирался покинуть казначейство, в здание совета прибыл нарочный с требованием подготовить зал заседаний на завтра, на четыре часа дня. Он был взволнован и говорил солдатам что-то о том, что на Ричмонд-Хилл вроде бы совершено убийство, и поэтому завтра всем заседателям указано быть. Мы с вами делаем общее дело, а потому я пришел спросить: стоит ли мне появляться? Я кровно заинтересован во всем, что происходит в совете, но уместно ли привлекать внимание? Я все-таки не член совета.       — Не стоит, — отрезал Хэйтем. — Совершено покушение на губернатора, он чудом спасся. Есть все основания полагать, что среди членов совета — предатель. И также есть основания предполагать, что в этом как-то замешан некий мистер Берр, хотя его роль пока неясна. Но будьте покойны, я выясню. Я все выясню.       — Мистер Берр? — Гамильтон неожиданно взволновался еще сильнее. — Мистер Кенуэй, наверное, мне давно нужно было вам сказать... Не секрет, что открытие банка нужно декларировать заранее, но я всячески отодвигал эту дату, чтобы недоброжелатели не вмешались в наши планы. Мистер Берр — один из самых крупных вкладчиков, он внес в капитализацию больше, чем я, почти в два раза. Больше, чем вы и мистер Кормак. Еще больше внес только мистер Франклин, но он сразу написал, что при полной поддержке начинания не имеет возможности пока отслеживать и оценивать настроения среди держателей акций. Так что... Мистер Берр имеет немалое влияние. Он напорист и отлично подкован не только в экономических науках, но и как политик неплох.       Шэй видел, как встревоженно вздрогнул Хэйтем, но тот не позволил себе ни единого лишнего жеста, а произнес:       — Как же так? Мистер Берр — один из самых богатых людей Америки, талантливый политик... И при этом никто о нем не слышал?       Мистер Гамильтон свел красиво очерченные брови и жестко проговорил:       — Я наводил справки, но старался сделать это аккуратно, чтобы не... Ну, вы понимаете. Этот человек умеет прятать камни за пазуху. Его детство и юношество весьма прозрачны: родился в семье преподобного отца, изучал искусство и теологию. Позже увлекся изучением права и весьма преуспел, даже обучался в Англии. Однако когда началась война... После битвы за Лексингтон и Конкорд его жизнь уже не была столь... ясной. Бросил учебу, вернулся в Америку, вступил в континентальную армию. И я бы счел это проявлением патриотизма, но он вступил в часть тогда еще полковника Арнольда, а это, как вы понимаете... И стал его личным адъютантом.       Шэй непонимающе слушал эту речь, а Гамильтон вдохновенно продолжал, даже порозовел — видно, согрелся.       — А дальше — и того причудливей. Его брат... или сводный брат, простите, не разобрался толком... помог ему занять место в штабе Вашингтона. Капитан действующей армии — и в штаб? Но его это, очевидно, устраивало, его отличал мистер Патнэм. Это было в 77-м году. А в 79-м мистер Берр, сославшись на здоровье, подал в отставку, покинул штаб и продолжил изучение права. Чтобы вы понимали, ему в тот момент было двадцать три года. Я сделал вывод, что он добился в штабе того, чего хотел — и завершил этот этап своей жизни. А дальше... Еще любопытнее.       Хэйтем вскинул руку и вздохнул:       — Так не пойдет, мистер Гамильтон. Мы с мистером Кормаком вполне привычны к не самым лучшим погодным условиям, но если мы и дальше будем стоять посреди улицы на ветру, то это привлечет внимание не только слуг и охраны, но и соседей. Прошу вас, пройдемте в дом. У вас есть более чем понятные причины — вы обеспокоены покушением на губернатора, вам необходимо узнать все из первых рук.       Соратник почти неслышно шмыгнул носом и послушался — с заметным облегчением. Видно, часовое ожидание далось ему нелегко.       В холле Шэй и сам почувствовал, насколько продрог. Не от холода, а от ветра и сырости. В голове прояснилось, но когда Хэйтем привел мистера Гамильтона в гостиную и предложил всем бренди, Шэй только головой помотал. Спиртное в него сегодня больше не лезло.       Мистер Кенуэй и сам воздержался, а вот гость охотно глотнул и даже плечами повел, согреваясь.       — Спасибо, — выдохнул он. — На чем я остановился?       — На том, что мистер Берр покинул штаб, — ровно напомнил Хэйтем.       — А! — тот глотнул еще и подался на кресле вперед. — Дальше еще любопытнее. Учился в Йельском университете, по слухам — шпионил на Вашингтона, но ни одного подтверждения этому я не получил. Я узнавал аккуратно, а такие сведения бесшумно не достать. А в прошлом году неожиданно бросил учебу и был принят в адвокатскую коллегию в Олбани. Это само по себе странно, поскольку в Олбани он никогда не жил, а в адвокатскую коллегию не принимают просто так, тем более что ни одно из своих образований мистер Берр не окончил.       Хэйтем дождался паузы и с легким напряжением произнес:       — Это все любопытно, однако... Когда это было?       — Полтора года назад, — послушно откликнулся гость.       — Он уже тогда был богат? — осведомился Хэйтем. — Или вы хотите сказать, что он сделал состояние за полтора года в адвокатской коллегии?       — Он не был богат, — мистер Гамильтон качнул головой. — Либо тщательно это скрывал, поскольку никаких счетов — даже в Британии — не имел. Как раз это проверить было нетрудно. Но богатство его имеет вполне понятное происхождение — он женился.       Шэй даже расслабился и откинулся на спинку кресла. Как оказалось, ларчик просто открывался... Однако выражение лица у мистера Гамильтона было весьма странное.       — Ему было двадцать шесть лет, — веско произнес Гамильтон. — И он женился на вдове с пятью детьми, которой было под сорок. Нет, я все понимаю, ради денег чего только люди ни делают, но миссис Берр не менее примечательна, чем ее супруг. Родилась в крошечном городке, прошу прощения, вне брака, хотя ее отец был англиканским священником. Семнадцати лет вышла замуж за британского офицера Прево — и разом обрела колоссальные средства. Обычно дамы, внезапно получившие баснословные деньги в браке, держатся за мужа, но миссис Прево, отстроив семейное гнездо, начала принимать у себя патриотов. Я сам бывал в ее «Эрмитаже», обычно коротко и по делу, но туда наезжал и мистер Лафайет, и прочие. Ее супруг позволял все, но нельзя сказать, что устранился — миссис Прево пять раз стала матерью. А когда ее супруг внезапно умер от желтой лихорадки, миссис Прево, выждав полгода после похорон, стала супругой мистера Берра — и ни для кого не было секретом, что она подарила ему сердце задолго до смерти мужа. Мистер Берр навел порядок в финансах предшественника — и приехал в Нью-Йорк. Его не смущало, что Нью-Йорк занят англичанами, что его жена известна среди патриотов, и оба они живут на британские деньги. Мистер Берр открыл скромную адвокатскую контору — неизвестно, зачем — и теперь вложил немалую долю средств в будущий банк. Не знаю, как вам, мистер Кенуэй, а мне эта история не нравится чуть меньше, чем полностью.       — Да уж... — Хэйтем побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — Почему вы раньше мне все это не рассказали, мистер Гамильтон?!       — Потому что... — собеседник запнулся. — Потому что вся эта история дурно пахнет, но я не могу позволить себе такой роскоши — разоблачать тех, кто вкладывает колоссальные средства. Прошла война — и у многих за плечами есть свой груз. Я честно старался обезопасить себя, акционеров и будущих вкладчиков, и мне не нравится мистер Берр, но он, благодаря вложенной сумме, на виду, а если пойдет слух, что я действую против акционеров... Изначально мы рассчитывали на капитализацию миллиона долларов, позже мы с мистером Рутледжем умерили аппетиты до семисот пятидесяти тысяч, а сейчас очевидно, что больше полумиллиона не соберем. Вкладчики и без того рискуют деньгами. Рисковать еще и репутацией никто не станет, и это очевидно приведет к оттоку средств.       — Задача, — подумав, пробормотал Хэйтем. — Нельзя упустить ни финансовое превосходство, ни политическое, а меж тем ситуация складывается... двойственная. Мистер Кормак, я несколько лукавил, когда говорил, что не собираюсь вмешиваться, и отдавал Берра исключительно на откуп Коннору. Признаться, у меня даже мелькали мысли о том, что мистера Берра действительно стоит вывести из всей этой схемы, однако теперь ничего не остается, как мириться с его присутствием.       — У меня появилась мысль, — с легким сомнением проговорил мистер Гамильтон. — Она доставит лишние хлопоты, но если вы согласитесь выслушать...       — Конечно, — мистер Кенуэй вежливо склонил голову. — Эдвард высоко ценит ваши идеи.       — М... Да, спасибо, — Гамильтон торопливо кивнул. — Я думаю, что можно перенести штаб-квартиру банка в Бостон. Конечно, это неудобно: придется корректировать и переписывать все учредительные документы, придется набирать служащих среди людей, которых лично я не знаю, придется дать какие-то объяснения... Зато у нас появится один неоспоримый плюс. Мистер Берр... и некоторые другие, не внушающие доверия... не смогут влиять на правление политическими методами. На первый план выйдут связи, и в этом у Эдварда будет неоспоримое преимущество. Штаб-квартиру оставим в Бостоне, а первое же отделение откроем уже здесь. Как вы на это смотрите?       — Положительно, — уверенно отозвался Хэйтем. — А почему именно Бостон?       — Сложно сказать, — мистер Гамильтон сверкнул глазами. — Мне, конечно, было бы удобнее вести дела в Чарльстоне, где у меня много знакомых, но это юг, а финансовую политику я подводил под север, да и Конгресс учитывает в первую очередь интересы северных штатов. По совести, это правильно, потому что в южных штатах положение куда стабильнее. Еще были мысли о Филадельфии... Поскольку уже понятно, что Конгресс в Принстоне не останется. Но Филадельфия имеет те же недостатки, что и Нью-Йорк. Как только Конгресс переедет, конгрессмены получат возможность влиять — не явно, так тайно. А Бостон — крупный порт, там практически нет лоялистов, зато после всех неурядиц и кризисов там хватает людей, которые остро нуждаются в деньгах. Это со всех сторон разумно: аккумулировать средства, полученные в более благополучном Нью-Йорке — и обеспечить ими кредитование там, где на это будет спрос.       — Остроумно и выгодно, — мистер Кенуэй редко давал такие высокие оценки, но сейчас явно заинтересовался. — Начинайте работать над этим, но постарайтесь сохранить тайну как можно дольше. Я могу рекомендовать вам надежного человека с большим опытом проведения тайных операций.       — Не откажусь, — Гамильтон вздохнул. — Работа предстоит адская, а для сохранения тайны мне нельзя покидать Нью-Йорк. Или даже не так. Мне ни в коем случае нельзя самому посещать Бостон, поскольку последние годы я там вообще не был. Кто-то должен отправиться туда и... подготовить почву.       — У вас будет такой человек, — невозмутимо заверил его Хэйтем. — Его зовут мистер Тёрнер, и я готов поручиться за него.       — Отлично, — мистер Гамильтон наконец улыбнулся. — А вы, надо полагать, займетесь политической обстановкой в Нью-Йорке?       — Да, — четко отозвался Хэйтем. — После сегодняшних событий на Ричмонд-Хилл я окончательно и бесповоротно убедился, что больше так продолжаться не может. Конгресс слишком медлителен, любые решения там принимаются месяцами, а в послевоенное время страна не может ждать. Я собираюсь воспользоваться суверенитетом, который с пеной у рта отстаивали делегаты в Конгрессе. Городской совет Нью-Йорка тоже не слишком эффективен, но Статьи Конфедерации позволяют каждому штату иметь достаточно сильное самоуправление, а это значит, что Нью-Йорку — городу и штату в целом — нужен парламент и твердая исполнительная власть. Конечно, «парламентом» это назвать нельзя, поскольку среди голосующих будут люди, которые не умеют читать дальше заголовков. Пусть это будет, к примеру, Легислатуры: Сенат и Ассамблея. По факту — верхняя и нижние палаты с соответствующим списком компетенций. Если мне удастся воплотить это в жизнь — по крайней мере, бо́льшую часть, вполне вероятно, что этот пример подхватят и в других штатах. Тогда Конгрессу ничего не останется, как заняться делом — или сложить с себя полномочия ввиду полной несостоятельности делегатов.       — У вас очень смелые начинания, — Гамильтон только вздохнул. — Но если мне удастся осилить создание банка под вашим... наблюдением, так скажем, я больше ни разу в жизни не скажу вам этого. Пожалуй, мне пора... И так засиделся, а мне надо завтра побывать в казначействе пораньше, чтобы забрать бумаги и ни с кем не пересечься.       — Я пришлю вам записку, когда достигну договоренности с мистером Тёрнером, — пообещал Хэйтем, но когда собеседник уже собрался вставать, вдруг приостановил его жестом. — Одну минуту, мистер Гамильтон. У меня есть к вам вопрос, так скажем... личного характера.       — Да? — Шэю показалось, что мистер Гамильтон помедлил перед тем, как благожелательно ответить.       — Вы говорили, — тщательно подбирая слова, протянул Хэйтем, — что наводили справки о мистере Берре. Вы с уверенностью говорили, что у множества акционеров есть... деликатные секреты. Надо полагать, мистер Берр был не единственным, о ком вы наводили справки. Скажите, а обо мне — или о мистере Кормаке — вы пытались узнавать?       — Думаю, вы бы сразу узнали, если бы я попытался, — неожиданно ярко улыбнулся мистер Гамильтон. — А еще я думаю, что делать это вредно для здоровья.