Дело всей жизни

      Шэй встрепенулся от дремы, когда услышал бряканье медного кольца на входной двери. Брякало негромко, но и сон у Шэя стал чутким и некрепким, хотя ему уже давно ничего не снилось. Он поднял упавшую на прикрытые пледом колени газету и поспешил подняться из кресла-качалки. Не то чтобы собирался встречать гостей, но не хотел показывать, что даже это простое действие теперь отнимает у него столько времени и сил.       За последние два месяца Шэй сильно сдал, но не считал нужным скрывать это от себя. Ни ранения, ни годы не отражались на нем так сильно, как одиночество.       Мистер Кормак всегда любил тишину и уют Кенуэй-холла, но теперь радостно вскинулся, когда услышал голоса Коннора и всех троих внуков. Может быть, если они — или кто-то из них — останутся на несколько дней, для Шэя не будет уже так мучительно вставать по утрам. Просыпаться ему теперь было трудно: каждое утро, еще не покинув толком объятия Морфея, Шэй машинально тянулся обнять Хэйтема — и всякий раз нащупывал только пустоту. И каждое утро переживал это осознание заново. Как в страшном сне, в котором нельзя проснуться. Это было хуже любых кошмаров, хотя с утратой мистер Кормак уже успел смириться.       К тому моменту, как в гостиную зашли сын и внуки, Шэй уже справился с громоздким креслом и даже почти вышел навстречу гостям. Коннору и Патрику пожал руки, обеим мисс Кенуэй слегка поклонился.       — Шэй, — Коннор первым нарушил молчание и вопросительно заглянул в глаза. — Как ты?       — Жив пока, мастер-ассасин, — хмыкнул мистер Кормак.       Коннор нахмурился еще больше:       — Ты по-прежнему не хочешь, чтобы я... или, быть может, Патрик... остался с тобой, в Кенуэй-холле?       Вот теперь Шэй задумался. Когда в прошлый раз, после похорон, твердо отказался от поддержки, думал, что так будет лучше — и для него самого, и для младших поколений. И, кажется, был неправ, оттолкнув дорогих людей. Легче ему не стало. Да и им, наверное, только добавил тревог.       Патрик сразу же шагнул вперед и, явно волнуясь, с достоинством проговорил:       — Я почел бы за честь.       — Оставайся, — Шэй вдруг как-то слишком быстро — от трусости, что ли? — принял решение и махнул рукой.       По крайней мере, будет зачем переживать каждый день кошмар по утрам — чтобы натаскивать молодого тамплиера. Чем не дело. Какие еще у старика радости?       Коннор сразу немного успокоился и улыбнулся:       — Хорошо, что ты написал. Хочешь сразу поговорить о деле? Или отложим на вечер?       — В моем возрасте откладывать что-то чревато, — усмехнулся Шэй. — Давай уж сразу о деле. Патрик, девочки, попросите у Дороти чаю, она собиралась печь лимонный пирог. А мы с мистером Кенуэем побеседуем в кабинете. Это не больше, чем на полчаса.       И в который раз Шэй испытал это болезненное чувство — странно было ощущать себя единственным хозяином Кенуэй-холла. Конечно, по бумагам дом теперь принадлежал Коннору, но тот, еще когда Хэйтем был жив, был готов отречься от него в пользу Шэя или Патрика. Правда, оформить это на бумаге не торопился — все боялся навести семидесятивосьмилетнего отца на тяжкие мысли. И дождался — Хэйтема не стало, а завещание так и осталось без изменений. Строго говоря, по закону Шэй жил в доме на птичьих правах, но в глазах семьи его право на Кенуэй-холл было неоспоримым. Это был его дом.       — Дедушка Шэй! — Патрик так обращался к нему только тогда, когда забывал, что он теперь вполне самостоятельный молодой тамплиер. — А мне нельзя с вами?       — Не нужно, — мягко попросил мистер Кормак. — Это дело... старое дело... Оно еще из тех времен, когда тебя и на свете-то не было. Может быть, я потом тебе расскажу. Или отец расскажет, если сочтет нужным.       Патрик явно почел за лучшее не спорить — все равно сейчас его с собой не возьмут, а возражая, он уменьшал свои шансы узнать тайну в дальнейшем.       В кабинете все осталось так же, как было при Хэйтеме. Вечный полумрак от плотно задернутых гардин, широкий стол, на котором в безупречном порядке были расставлены письменные приборы...       — Садись, — бросил Шэй сыну, но сам предпочел разместиться не за столом, а в гостевом кресле напротив.       — Шэй, — тот покачал головой и вздохнул. — Я догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить, но... Зря ты так. Мы все тебя любим. Дженнифер без колебаний согласилась с тем, что с нами будет Патрик, а ведь ты знаешь, она его даже видеть не хочет. Мы все приехали, как только ты позвал.       — Это Дженнифер по молодости, — со знанием дела улыбнулся мистер Кормак. — Станет постарше, вспомнит, что Патрик не только тамплиер, но еще и брат. И не просто брат, а близнец.       — В этом плане Аннабель радует меня больше, — тяжело вздохнул Коннор. В его темных волосах обозначились будущие седые пряди, и этим Коннор сейчас все больше напоминал Шэю Хэйтема. — Она не только гораздо талантливее Дженнифер, но и более рассудительна, хотя младше на четыре года.       — Ты уже посвятил ее? — рассеянно поинтересовался Шэй.       — Пока нет, — Коннор подавил улыбку. — Аннабель хочет, чтобы на ее посвящении присутствовал ты. А ты...       Шэй даже почувствовал нечто сродни стыду. Пока он упивался своим горем, даже на письма не отвечал. Только сам написал в Лондон сестре Хэйтема, Дженнифер Скотт — она, уже совсем пожилая дама, пережила своего младшего брата*.       — Коннор, — мистер Кормак постарался отвлечься от бессмысленных сожалений и посмотрел более осмысленно. — Ты серьезно? Хочешь, чтобы я, старый тамплиер, побывал на ассасинском посвящении? Не боишься, что на словах «когда другие слепо следуют за истиной... » меня удар хватит?       — Не старый тамплиер, а любимый дедушка, — возразил Коннор. — И потом, уж ты-то точно знаешь, где штаб Братства в Соединенных Штатах. Я в нем живу.       И Шэй вдруг почувствовал себя живым. Улыбался, шутил... Конечно, не хватало Хэйтема с его язвительной усмешкой и саркастическим юмором. Но когда-нибудь его место займет Патрик, для которого дедушка Хэйтем был непререкаемым авторитетом и кумиром.       — Посмотрим, — сощурился Шэй. — Как вести себя будешь. А что, Аннабель делает успехи? Не хочет забрать себе «Морриган»? Старушка, конечно, уже мало на что способна, но Аннабель нужно на чем-то учиться. Разобьет — не жалко. Славный корабль, славная судьба. Уж лучше, чем тихо гнить в доке.       — Вот и спроси, — буркнул Коннор. — Аннабель будет рада.       — Никогда не встречал девчонок-морячек, — Шэй улыбнулся. — Может, на восьмом десятке увижу.       — Я бы волновался за нее... — Коннор качнул головой. — Морской народ — он непростой. Но Аннабель — лучшая из моих учеников. Она умеет постоять за себя. И ругается — хоть уши затыкай. Анэдэхи над этим смеется. Говорит, что это правильно — враги должны бояться и в страхе бежать.       — В отца пошла, — рассмеялся Шэй.       — Чтобы я?! — Коннор картинно оскорбился.       — А кто поражал своих товарищей-сопляков тем, что от меня наслушался? — хмыкнул мистер Кормак. — Вот и получай теперь. А что до морского народа... Если Аннабель научится крепко держать штурвал и рюмку, ей никто ничего поперек не вякнет.       — Не только, — Коннор вздохнул. — Придется еще как минимум несколько раз начистить морды особо ретивым. Но это она уже начала. Надо думать, продолжит не хуже. А еще она очень рада побывать в Кенуэй-холле, Шэй, если ты не заметил. И уже даже как-то заговорила со мной о том, что мистер Итан Мур, помощник старого конюха-итальянца, был бы неплохим ассасином. Если его научить, конечно.       — А, это понятно, — махнул рукой Шэй. — Аннабель с Итаном с детства дружат. Может, и выйдет что. Или ты против, Коннор? Ну, там, дочка богатого землевладельца и какой-то помощник конюха — это же мезальянс...       — Да ну тебя, — усмехнулся Коннор. — Дженнифер уже почти что помолвлена с мистером Майлзом*, управляющим поместья Дэвенпорт. И я не возражал. Возражаю я только тогда, когда она вместо тренировок прячется с ним по деревне! Впрочем, пока еще ни разу не было, чтоб я их не нашел.       — И в кого ты такой неделикатный, — хмыкнул Шэй. Он по привычке глянул на часы — сколько раз тоскливо на них глядел, когда письма великого магистра никак не кончались! — и опомнился. Болтать с сыном он мог долго, а под вино или эль — и того дольше, но на первом этаже дожидались молодые девушки-ассасины в компании столь же молодого тамплиера, так что следовало поторопиться, пока не передрались.       Коннор явно уловил изменившееся настроение отца и распрямился:       — Ты хотел поговорить про артефакт?       Шэй прикусил губу. Разом вспомнил, как Хэйтем, тяжело дыша и прерываясь на каждом слове, сорвал с груди медальон и вложил в подставленную руку Шэя, крепко сжимая его пальцы поверх. «Отдай... Коннору, — сказал он тогда. — Пусть... выполнит долг». И в этот момент Шэй понял, что Хэйтем уже не надеется подняться. Мистер Кормак просидел у постели до утра...       Шэй так же, как Хэйтем, потянулся за пазуху, но не срывал цепь, а аккуратно расстегнул. И передал сыну — из рук в руки, как обещал.       — Возьми, — произнес он глухо. — Твой отец взял с меня слово, что я передам его тебе сразу, как смогу. Это тот амулет, о котором тебе говорила та женщина, когда ты «летал орлом». За этот амулет Хэйтем убил когда-то лидера лондонского Братства. Надеюсь, это все не будет зря.       — Отец что-то говорил перед смертью? — Коннор забрал амулет и отвернулся. — Ты же был с ним... до конца.       — Только о том, что ты должен выполнить долг, — честно отозвался Шэй, хотя горло сдавило. — А потом молчал. Я не мешал, надеялся, что Хэйтему удастся поспать, но перед рассветом ему стало хуже, и... Больше он почти ничего не сказал. Только позвал меня по имени. И понял, что я рядом, я видел это по его глазам. А потом уже... Знаешь, Коннор, я даже рад, что он умер первым. Как представлю, что я бы умер раньше, и ему бы пришлось по утрам просыпаться одному, так сразу лучше становится — пусть уж лучше я.       — Мне жаль, что я не успел, — Коннор опустил голову. — Честно говоря, после похорон я боялся за тебя. Что ты запьешь, или сделаешь с собой что-нибудь... Прости, Шэй. Я был должен помочь, должен успеть. Если не отцу — так тебе. Но пока я добирался...       — Ты не виноват, — Шэй не мог заставить себя посмотреть сыну в глаза. — Я слишком поздно написал тебе, что ему становится хуже. Но знаешь, я тоже не мог написать раньше. Мне казалось, что все еще может закончиться... лучше, и не хотел признавать, что нам с Хэйтемом пришла пора прощаться.       — Все правильно, Шэй, — Коннор грустно улыбнулся. — Отец прожил хорошую жизнь. Я даже сейчас с трудом справляюсь с последствиями той каши, которую он заварил с этой чертовой покупкой Луизианы. С одной стороны, это неплохо для политики Авелины, Луизиана теперь вынуждена подчиниться Конституции Соединенных Штатов. А с другой... Отец сделал все, чтобы Орден прибрал к рукам все те разработки артефактов Предтеч, на которые у Авелины рук не хватало. Ведь Братство в Луизиане очень немногочисленное... В общем, поздравляю, Шэй. Тебя и Патрика.       Но Шэй не повелся на нарочито язвительный тон. Напротив, смягчился:       — До сих пор винишь Хэйтема в том, что твой сын избрал другую сторону?       Коннор вздохнул:       — И да, и нет. Отец, конечно, сделал для этого все, да и ты не отставал, «дедушка Шэй». Но я не виню. У меня было не меньше возможностей повлиять на Патрика. Даже больше. А раз я потерпел поражение, значит, сам виноват. Не увидел вовремя, не вмешался. И еще... Это странно, Шэй, но мне временами кажется, что и это Предтечи знали. Что это было предопределено. А потом... Я смирился. Понял, что чувствовал отец, когда я написал ему из Дэвенпорта, что вступил в Братство. Все справедливо. Я лично отдал Патрику перстень, который отец втоптал в землю в форте Джордж. Перстень тамплиера Хэйтема Кенуэя нашел своего хозяина — его внука.       — Звучит пугающе, — заметил Шэй. — Я на это так не смотрел. Ты же не думаешь, что открыл мне тайну? Патрик никогда ничего не скрывал от Хэйтема, и, когда ты передал ему перстень, первым делом примчался к нам в Кенуэй-холл. С ужасом и благоговением рассказывал, что его в подворотне встретил ты — мастер-ассасин. Хэйтем тогда был... удивлен, но поскольку ты предпочел молчать, мы тоже ничего тебе не сказали.       — Я мог догадываться, — Коннор слабо улыбнулся. — Если бы промолчал Патрик, то сказал бы магистр Блессингтон. Но я не хотел лишний раз напоминать отцу, при каких обстоятельствах этот перстень был им утерян. Все это так... странно, Шэй. Теперь, когда отца больше нет, мне иногда кажется, что я поступал глупо, когда что-то скрывал от него. Мы оба любили друг друга — несмотря ни на что. А потом я вспоминаю, что он продолжал действовать против меня до последнего. Отец уже не вставал с постели, а я все еще отчаянно пытался разобраться с тем, что он устроил. А еще иногда я думаю, насколько бы все было проще, если бы та женщина, из Предтеч, не связалась бы со мной. А потом вспоминаю историю моего отца и дедушки Эдварда — и понимаю, что ничего бы проще не было.       — И не будет, — мистер Кормак совсем по-старчески вздохнул. — У тебя трое детей — двое ассасинов и один тамплиер. И все унаследовали ваши фамильные особенности и умение заваривать кашу. Коннор, если Патрик переедет сюда, то займись Кенуэй-холлом. Все равно вы с Анэдэхи не станете здесь жить. Пусть этот дом останется за тамплиерами рода Кенуэй.       — Займусь, — обещал Коннор. — Позаботься о Патрике, Шэй.       — Куда уж мне за ним успеть, — Шэй усмехнулся и повел плечами, буквально ощущая в суставах соль. — Скорее, он обо мне позаботится.       — Я не об этом, — Коннор посмотрел пытливо, как в детстве. — Он очень молодой. Мистер Блессингтон, конечно, ценит его, но пройдет всего несколько лет — и Патрик станет в вашем Ордене лучшим. После отца. Позаботься о том, чтобы он научился... всему, что вам положено, Шэй. Мудрости. Умению оценивать себя и врагов. Тому, чего в избытке было у отца. Тому, что позволит Патрику стать великим магистром — таким, каким бы отец смог гордиться.       — Обещаю, — Шэй кивнул. У него снова появилась цель. — Пока ты думал, что он войдет в Братство, научил его владеть телом на совесть. Я научу тому, о чем ты просишь. Ради Ордена, Хэйтема и тебя.       — Когда Патрик ушел, — горько усмехнулся Коннор, и начавшая седеть косичка с бусинами свесилась ему на скулу, — я был, пожалуй, в отчаянии. Он столько всего нам наговорил... Дженнифер была в ярости, казалось, была готова убить брата. Аннабель заперлась у себя в комнате, хотя она так обычно не делает. Анэдэхи не слишком удивилась — ее сын избрал другой путь, не тот, на который его наставляли. Ну так она и сама когда-то сделала так же. А я, Шэй... Знаешь, я с трудом подавил в себе порыв немедленно написать рекомендательное письмо магистру Блессингтону. Ну, чтобы моего сына у вас приняли хорошо, и дали ему там все, что положено... Впрочем, не знаю, как положено. В общем, чтобы не обижали. Патрик всегда был таким... двойственным. Дженнифер своим происхождением от онейда и ганьягэха гордится, Аннабель все равно, а вот Патрик этого как будто стыдился. Он всегда хотел быть американским джентльменом. И я его даже понимаю! Мне ведь в свое время тоже было непросто. Шэй, ты ему поможешь?       — Орден своих не бросает, — хмыкнул Шэй. — Теплая постель и хорошая еда у него точно будут. Я понимаю, что ты переживаешь за него, Коннор, потому что не можешь уже влиять на его жизнь и судьбу. Мы с Хэйтемом тоже когда-то переживали точно так же. И готовы были глотку перегрызть Ахиллесу, вздумай наставник тебя в чем-то ущемить. Ты — мой сын, Коннор, а Патрик — мой внук. У него все будет хорошо.       — Тогда я спокоен, — чуть более ровно вздохнул Коннор, и наконец смог слегка улыбнуться Шэю.       Шэй ровно выдохнул — ему стало легче. Пожалуй, он не чувствовал так себя с тех пор, как вернулся с кладбища Тринити Черч после похорон. Вокруг было много людей, которых он не знал или почти не знал — всё это были новые, молодые лица. Это были люди из Конгресса, Легислатуры, соседи. Все они выражали сочувствие мистеру Кормаку, давнему другу семьи Кенуэй, а также сыну мистера Кенуэя и его внукам. Позже даже сам нынешний президент Джефферсон прислал сочувственное письмо... Но Шэй не знал и не хотел знать этих новых, молодых — кроме, конечно, Коннора и его семьи. Теперь, когда Хэйтема не стало, политика и даже дела Ордена стали для него прошлым. Чарльз умер еще шесть лет назад, и Хэйтем лично занимался пристройством оставшихся после него «пуговок». Четыре года назад погиб и Рутледж. Тихо умер своей смертью Бэзил Дербишир — и даже не в канаве, а в собственной постели. Шэй знал, что ни Братство, ни Орден к этим смертям непричастны, как и к смерти Вашингтона. Просто пришло время. Его друзья и его враги уходили в иной мир — и Шэю было все менее страшно умереть самому. В конце концов, они все уже там, а что теперь здесь делать ему? В Братстве и Ордене появлялись какие-то новые люди, но Шэя это уже не слишком интересовало.       Отгремела Великая Французская революция, появилась Французская Республика. Не было уже на свете ни мастера-ассасина графа Мирабо, ни магистра Франсуа де ла Серра, ни его дочери Элизы де ла Серр — получив весть о ее смерти, Шэй искренне сожалел. И надеялся, что ее возлюбленный и названный брат, ныне уже ассасин Арно Дориан сможет это пережить. В конце концов, должна же была судьба хоть раз улыбнуться этому мальчишке.       Впрочем, Женевьева до сих пор слала Шэю письма из России. Она в свое время выгодно вышла замуж, родила дочь и сына (как легко понималось из писем, обоих не от мужа), и успешно овдовела. Шэй надеялся, что Женевьева, его давняя напарница и подруга, довольна тем, как сложилась ее жизнь.       Жив был и приятель Коннора Лафайет — и стал одним из немногих аристократов, не уехавших из Франции и переживших революцию. Впрочем, ничего удивительного, если его защищало французское Братство...       Два года назад умерла экономка Энни, завещав все свои годами накапливаемые средства своему так и не ставшему мужем возлюбленному Руджеро Галлиани. Новой экономкой Кенуэй-холла стала Дороти.       В Кенуэй-холле сменилось несколько котов и кошек. В последнее время здесь царствовала Фиона, весьма объемное рыжее пушистое создание, которое приволок Патрик в одно из своих посещений — он тогда только сбежал из поместья Дэвенпорт, начал свой путь тамплиера и очень страдал из-за разрыва с отцом и сестрами. Хэйтем старался ему помочь, и в том числе и слова не сказал на притащенного мокрого и перепуганного котенка.       — Конечно, ты можешь быть спокоен, Коннор, — Шэй неловко повернулся в кресле. — Слушай, принеси мне трубку. Мне так лень вставать...       — А где ты ее оставил?       — Не помню. Поищи где-нибудь в спальне.