Не смей меня унижать

Карамон медленно опустился на лавку напротив Рейстлина, не веря своим глазам. Тика нервно теребила передник, покусывала губу и бросала настороженные взгляды то на мужа, то на незваного гостя. Сказать честно, она рада визиту Рейстлина, поскольку Карамон безгранично страдал эти годы, впадал в пьянство, буйствовал по вечерам, потом отказывался от близости, пуская скупые слёзы по расставанию с братом. Неловкая пауза затянулась, Тика с энтузиазмом вызвалась принести кипяток и что-нибудь из еды и убежала на кухню. Рейстлин смотрел на брата совсем иными глазами. Нет, он продолжал видеть дряхление его тела, но Рейстлин особенно остро видел несправедливость своего отношения к Карамону и понимал его. Подобострастный взгляд брата больше не раздражал. В этих глазах он узнал свои чувства, что испытывал к Даламару и ощущал боль Карамона — Рейстлин жестоко отверг любовь и заботу брата, не желая иметь с ним ничего общего. Пренебрежение, проявленное Рейстлином, вернулось в лице юного эльфа, выкачивающего деньги из искренней привязанности мага. Даламар был с Рейстлином, пока тому это было выгодно. Ничего не напоминает? Рейстлин потупил взгляд, не выдержав пристального внимания брата. — Ты во мне просверлишь дырку, прекрати. — Ты вернулся, Рейст! Почему? — Карамон выжидающе смотрел в родное лицо, не веря своему счастью. — Я приехал к… тебе. Я был не прав, ясно? — это было сложно. Рейстлин выдавливал из себя слова, желая, чтобы эффект неожиданности наконец-то закончился и они просто могли поговорить, но без выяснения отношений не получится. — Ко мне? Я так рад, брат, ты даже не представляешь! — Карамон было дернулся встать, раскрывая объятия, но Рейстлин остановил его взмахом руки. В это время Тика принесла поднос с двумя порциями отиковой картошки, кипятком и парой кружек эля. Рейстлин заглянул в свою кружку, а потом, совершенно неожиданно, обратился к Тике. — Ты мне могла бы принести вина? Желательно того, что бродит у вас дома, в подсобке. Тика посмотрела на Карамона и, как ожидалось, реакция была бурной. — Так ты получил моё вино?! И пьешь его? Я так рад, Рейст, я очень надеялся, что этот жест растопит твой лёд и, видать, не ошибся! Милая, принеси нам бочонок. Карамон принялся жевать картошку и наблюдать, как Рейстлин разводит в кипятке свои вонючие травы. Тика принесла бочонок и чашки, клюнула Карамона в щёку и присела рядом с мужем, в ответ получив теплый взгляд любви и обожания. Рейстлин нервно отвернулся, что не осталось незамеченным. — Между прочим, твое вино оценил не только я. Астинус, летописец Палантасской библиотеки и мой близкий друг, очень хвалил твой талант.  — У тебя есть друг? — выплюнула Тика, не сумев сдержать едкие интонации, за что была награждена недовольным взглядом Карамона. Рейстлин не стал игнорировать колкость. — Я понимаю твоё удивление, Тика. Да, у меня есть друг, и я сейчас нахожусь здесь по его совету. Я хочу все исправить, Карамон. Хочу снова быть твоим братом, отмахиваться от твоей заботы и участвовать в жизни семьи. Насколько я знаю, Тика понесла, и не буду скрывать — я был польщён, что дитя унаследовало Дар магии. Тика скривилась, услышав такое заявление. — Он не будет таким, как ты! — Конечно, не будет. Чтобы стать таким, как я, нужно получить благословение трёх Богов магии и посвятить всего себя учёбе. Сомневаюсь, что Ваше дитя будет лишено родительской любви и счастливого детства, полного друзей, веселья и поддержки. У него не будет ни времени, ни желания корпеть над учебниками. Но в нужный момент его жизни я хотел бы быть рядом, чтобы помочь. Иначе его может постичь та же участь, что нашу бедную матушку. Ты ведь не хочешь этого, да, Тика? Карамон погрустнел. Воспоминания их детства нельзя назвать безмятежными и воин понимал, почему Рейстлин так нелюдим. Конечно, у их ребёнка все будет совсем по-другому. Карамон не хотел знать, каким образом Рейстлин постиг тайну их беременности, но если уж ему известно это, то сомневаться в Даре их будущего ребёнка было бессмысленно. Закончив с трапезой, Тика вручила Рейстлину ключ от свободной комнаты, показала, где можно принять горячую ванну и они со счастливым Карамоном ушли отдыхать. Закончив водные процедуры, разомлевший, Рейстлин лёг в свежую постель и приготовился как следует выспаться. Но сон совсем не шёл, зато разные мысли о собственной сексуальности скрасили его ночное бдение. Рейстлин хотел понять себя, разобраться в чувствах, что испытывает к Даламару, к себе, к женщинам. Тика ходит по-деревенски откровенно, её полные груди плотно облечены в белую мятую рубашку с достаточно глубоким вырезом. Иногда сквозь ткань прослеживались горошины твердых сосков, плоть волнующе покачивалась при ходьбе, выворачивая кошельки постояльцев, не скупящихся на чаевые. Эти прекрасные виды совсем не волновали Рейстлина, его естество относилось до безобразия безразлично к подобного рода эротическим вещам. Другое дело, юноши. Стеснительные, нескладные, в свободных простых сорочках, наподобие той, которую носил Даламар, будучи гостем в Палантасской башне. Его чресла и выпуклости, прикрытые тонкой тканью, распаляли настоящий пожар в промежности мага. Даламару стоило немного повернуться, и вот Рейстлин угадал очертание ягодицы, или крайнюю плоть расслабленного естества, вот заметна волнующая косточка бедра, которую Рейстлин мечтал целовать, но не смел даже намекнуть об этом. Часто он ловил себя на мысли, как его сводит с ума желание прикоснуться губами к мягкой плоти и слизать капельку страсти, выступившую на самом кончике головки, спрятанной в нежном мешочке сморщенной кожи. Маг готов биться об заклад, если он коснётся губами мужского естества, его собственная плоть восстанет, ибо даже помыслы о таком интимном действе заставляли Рейстлина переводить дух. О том, чтобы прикоснуться языком к колечку ануса, Рейстлин боялся даже начать думать, потому как был готов разрешиться от одной мысли, что Даламар мог бы позволить ему полизать свое отверстие. Полизать. Да, это не женское лоно, вызывающее отвращение видом сочащихся выделений и терпким запахом. Рейстлин сгорал от желания лизать мужское тело. Ах, как волнующе было бы испытать вылизывание его собственного ануса. Твердый влажный язык, настойчиво ласкающий нежные складки сфинктера таким же образом, каким Рейстлин сам мечтал вылизать Даламара. Похабные мысли распалили желание мага и он, не позволив смущению взять верх, обильно смочил палец в слюне и прикоснулся к своему заднему проходу. Естество давно восстало, напрягаясь при каждом движении пальца, кружащего у входа. Рейстлин аккуратно надавил, и расслабленный анус легко впустил его в жаркую тесноту. Возбуждение накрыло волной все тело и сконцентрировалось в промежности, вынуждая двигать пальцем внутри себя, срывая хриплые вздохи с приоткрытых губ. Не в силах мучиться, Рейстлин согнул палец и особенно горячий разряд возбуждения напряг его орган, горячая вязкая сперма толчками покинула член, разливая по телу сладкую судорогу наслаждения.

***

— Расскажи, Рейст, как ты живешь? Чем сейчас занимаешься? — Карамон разлил вино по чашкам, отметив, что Рейстлин понемногу ест кроличий суп и с удовольствием принял напиток. По крайней мере, он не умирает и выглядит хоть и устало, но вполне удовлетворительно. Рейстлин спустился в трактир к обеду, когда большинство постояльцев съехали и они снова, втроем, делили обед в полупустом зале. — Я хочу жениться, Карамон. Я потерпел неудачу и приехал к тебе с разбитым сердцем, — Рейстлин сам не верил, что сказал это вслух. Не поверил и Карамон — исполин закашлялся, поперхнувшись вином. — Жениться? В смысле, на женщине, что ли? Чтобы не разрушать психику брата, Рейстлин солгал. — Да, на женщине. Я полюбил её, но она меня отвергла. Тика тихонько налила себе вина, явно не ожидая, что разговор свернёт в такое русло. Боясь спугнуть шокирующие подробности, она кротко отпила из чашки и аккуратно спросила: — Как отвергла? Рейстлин отодвинул почти полную тарелку супа и принялся цедить вино. Карамон тоже прекратил трапезу, с волнением глядя на брата. Таких откровенных разговоров у них не было никогда. — Все началось с того, что я безответственно отношусь к употреблению вина и эля. Особенно опасно делать это в компании Астинуса, ибо он, ввиду своего… происхождения, не подвержен алкогольному опьянению. Но больше я ни с кем не общаюсь, так что иногда приходится ступать на опасную тропу и делить с Астинусом трапезу. Это произошло во время одной из таких встреч. Я был совершенно пьян, а Астинус уверял меня, что жизнь возымеет смысл, появись у меня жена. Он взял с меня клятвенное обещание попробовать устроить семейный очаг, а я не из тех людей, кто бросает слова на ветер. Тика отхлебнула вина, боясь упустить хотя бы слово из рассказа Рейстлина. Карамон простодушно улыбнулся, и хотел было вставить комментарий, но Тика, не отрывая взгляда от мага, остановила его жестом. Молчи, Карамон, иначе не услышишь, что было дальше. — Я решил подойти к вопросу со всей ответственностью. Из-за того, что у меня совсем нет опыта в постельных вопросах, а я считал, что это основополагающая любого брака, решил начать восполнять пробелы с путанами. Тут настала очередь Тики прокашляться. Рейстлин отхлебнул из чашки и улыбнулся: — Я хорошо понимаю твое негодование, Тика. Сейчас я осознаю, насколько неверным был каждый мой шаг. — Были и другие шаги? — О да. Начнем с того, что я считал, будто жена должна иметь круг обязанностей. Как у вас, например. Я считал, что ты держишь «Последний приют», стираешь одежду, ухаживаешь за моим братом и терпишь его пьянство ради регулярного исполнения им супружеского долга. А с появлением потомства у тебя, наконец, будет смысл жизни и отдушина. Я вознамерился поручить будущей жене уход за садом, стирку, готовку, уборку башни — непременно влажную и регулярную, уход за мной и моим здоровьем в обмен на плотскую близость. Чтобы облегчить себе бремя сожительства с ней, я решил поселить её на нижнем этаже и приходить к ней самостоятельно. Карамон удивленно посмотрел на Рейстлина: — В смысле, в комнатах для прислуги? Рейстлин закатил глаза. Если даже его брат знает, что на нижних этажах живет прислуга, то его план, даже сейчас, когда маг от него отказался, приобретает все больше нелепых черт и оттенков. И теперь Рейстлин понимает, какую выдержку и уважение продемонстрировал Астинус, услышав подробности этого плана. — Да, черт возьми, в комнатах для прислуги. Я не знал, что это общеизвестный факт и надеялся, что женщина примет этот жест как заботу о ней. Знаю, звучит неважно. Дело совсем в другом. Я встретил проститутку. Очаровательную особу эльфийского происхождения, она была мила, обходительна, внимательна. У нас была близость всего пару раз, и я чувствовал, что это нечто особенное. Я решил, что она ко мне неравнодушна, продолжал выкупать ночи с ней, мы пили вино, разговаривали, но я больше не смел к ней прикасаться. Я хотел, чтобы наша близость была бесплатной, основанной не на договоре с сутенёром, а по взаимному желанию. Моим мечтам не суждено было сбыться. Я застал её на работе с другими клиентами, извергами. Они избивали её, унижали и наслаждались её мучениями. Я не сдержался. Убил их, попутно уничтожив половину борделя и забрал её к себе в башню. Через несколько дней, когда здоровье моей возлюбленной позволяло самостоятельно передвигаться, она открыла мне глаза на реальное положение вещей: я был очередным её клиентом и не имел права ломать устаканенное течение её жизни. Она не пожелала меня больше видеть и ушла, полагаю, навсегда. — Печальная история, Рейст. Даже не знаю, что сказать, — Карамон больше не улыбался. От безнадежности в голосе брата ему самому стало больно, будто это с ним приключилась вся эта душераздирающая история. — Зато я знаю, — Тика отставила в сторону чашку, насупив рыжие брови, — и что ты сделал, когда она ушла? Дай-ка угадаю! Собрал вещички и приехал сюда. — Тика! — Карамон злобно воззрился на жену, боясь, что она не сдержится и наговорит Рейстлину гадостей. — Молчи, Карамон, — прошептал Рейстлин и приготовился слушать гневную тираду Тики Маджере. — Во-первых, прежде чем врываться в её жизнь с убийствами и погромами, тебе следовало поговорить с ней о своих чувствах. Конечно, геройствовать удобнее, в подобных поступках нет оттенков: ты - спаситель, она - жертва, а те двое насильников, да и наверняка хозяин борделя тоже — негодяи. Чтобы поговорить с ней, пришлось бы проявить настоящее мужество и быть готовым к отказу. Но ты испугался. Это была твоя первая ошибка, и её уже не исправишь, так что сразу перейдём ко второй, более фатальной. Догадываешься, о чем я? Рейстлин скривился:  — Ты, видимо, плохо слушала меня. Я предложил ей остаться со мной в башне, но она предпочла вернуться к старой жизни. — Конечно, предпочла. Наверняка, она ещё и плакала, высказывая тебе свои претензии. В Утехе тоже есть девушки для увеселения, и они ненавидят свою жизнь. Каждая из них мечтает, что появится в её жизни мужчина, вырвет из лап безнадёжной жизни и подарит светлое будущее. И важный момент во всей этой ситуации состоит в том, что мужчина должен полюбить её, такой, какая она есть и пожелать ей лучшей доли. Ты же представил ей свои притязания так, будто станешь ей новым хозяином — фактически похитил её из дома, пожелав обладать ею. Я полагаю, ты испытываешь к ней самые нежные чувства, но у тебя не хватило смелости их озвучить. И она, униженная твоими «геройствами», поспешила сбежать туда, где сама принимала решения. А сейчас она терзает себя мыслями о вашем неудавшемся романе и надеется, что ты явишься на порог этого борделя, отдашь хозяину все свои богатства и предложишь ей свободу. Вместо этого ты сидишь тут и жалеешь себя. Стыдно должно быть, Рейстлин! Теперь маг не знал, что сказать. Эта женщина, так бесцеремонно отругавшая его, вернулась к трапезе и, как бы невзначай, уточнила: — Были у нас тут путники из Палантаса. Очень разговорчивые. Твою эльфийку, точнее эльфа, по имени Даламар, выгнали из борделя, никто не желает с ним связываться и он скитается по улицам в черной легкой мантии, спит в Храме Паладайна, просит милостыню и вообще, пока ты тут сидишь, наверняка свёл счеты с жизнью. — В смысле, мужчина?! — в шоке пробубнил Карамон. — Он… бродяжничает? — прошептал Рейстлин. Осознав, что произошло с его возлюбленным и, возблагодарив богов за болтливых путешественников, Рейстлин, не удостоив взглядом шокированного брата и безразлично обедающую Тику, ушёл в комнаты, забрал свои вещи и отправился в путь. Карамон проводил брата до конюшни в полном молчании, попросив написать ему, когда ситуация разрешится, что бы там ни было.