せいり
Удар. Второй. На третий, вернее, на очередной, Тобирама свалился в сторону, выплевывая бардовые сгустки крови прямо на деревянный пол. Юноша не успел раскрыть глаза, как получил следующий удар, на этот раз уже не кулаком, а ногой по челюсти. Ватное тело отлетело в сторону, перекатываясь по полу и задевая стоящую на своем пути небольшую мебель. Мужчина хорошо приложился. И это продолжалось уже более часа, с того момента, как братья Сенджу переступили порог родного дома, с момента, как разъяренный отец с первого же удара стального кулака снес младшего сына с ног, вложив в удар как можно больше злости, разгоряченных эмоций и силы. Впечатавшись спиной в стену, которая наконец-то остановила это, казалось, бесконечное движение, Сенджу выдал глухой болезненный и хриплый стон, что вырвался из груди. Что хватило сил, юноша поднялся на локтях, становясь на четвереньки в тщетной попытке привести дыхание более-менее в норму. Руки и ноги еле держали, хотелось просто свалиться на пол и позволить Буцуме сделать все то, что только на ум придет. С пепельных волос, что свисали вниз, стекал пот. Изо рта обильно стекали бардовые ручьи крови. Раны и синяки на лице и всем теле, полученные за последний час, болезненно саднили. Тобирама тяжело выдохнул, чувствуя каждую блядскую клеточку тела, все ныло. В голове проскочила мысль о том, что он был готов отдать все, лишь бы сейчас не чувствовать своего же тела. Но, шиноби не собирался, да и не хотел жаловаться на боль или давать какой-либо отпор отцу, потому что знал — заслуженно. Абсолютно заслуженно. Все это ради Мизуми. Буцума пока не торопился наступать вновь, давая младшему Сенджу немного времени передохнуть, но и закругляться пока не планировал. Мужчина упер перепачканные кровью собственного сына кулаки в поясницу, приводя свое дыхание в норму. Видно, тоже «утомился», чуть ли не до смерти избивая сына. Конечно, убивать Тобираму он не собирался, но и прикладывать руку к своим детям, давая урок, — Буцума всегда, из года в год, считал нужным и правильным. Кем это возомнил себя Тобирама, в наглую разрушая все золотые планы отца на принцессу их главного вражеского клана? Глава не мог спустить этого, даже своему сыну. Тем более ему. Старший Сенджу перевел внимательный взгляд на Хашираму, что все это время стоял в углу. Обратил внимание на зажмуренные глаза, на крепко сжатые кулаки, на стиснутые зубы, что даже желваки на скулах заиграли. Старший сын не мог смотреть на это выступление, еле сдерживая себя, дабы не вмешаться, по просьбе самого же Тобирамы. Будущий наследник был на пределе своей моральной выдержки и Буцума это отчетливо видел. Кажется, слова, данного Тобираме парой часов ранее, юноша не сдержит, когда его железному терпению придет конец. Отдохнул, — посчитал глава клана, в несколько шагов стремительно сокращая расстояние между собой и младшим Сенджу. Отец обеими руками вцепился во влажную от пота темную водолазку сына, насильно поднимая того с пола. Тобирама устало откинул голову назад, встречаясь малиновыми глазами с темными своего отца. Буцума злостно свел брови в переносице и сжал зубы от одного только осознания того, что в глазах напротив нет ни капли страха, сожаления или, хотя бы, мольбы остановиться. Младшему не было жаль, не было стыдно, было больно — чертовски больно даже дышать, — но не было страшно. Где-то глубоко внутри глава клана почувствовал гордость, при любых других обстоятельствах он бы даже отметил это и похвалил сына за выдержку и отказ унижаться, прося помилования и тому подобное. Буцума уважал это в ком бы то ни было. Но сейчас это не помешало ему замахнуться тяжелой рукой на младшего для очередного удара. Тобирама инстинктивно резко закрыл глаза, будучи морально готовым к своей участи, но удара почему-то не последовало. Рука застыла в воздухе, буквально в паре сантиметров от без того искалеченного лица пепельноволосого Сенджу. Буцума и сам не понял, как это произошло, с ссуженными от удивления темными зрачками смотря на смуглую крепкую ладонь, что зверской хваткой до боли сжимала его запястье. Мужчина медленно перевел взгляд с крепкой ладони на человека, что только посмел встать на его пути, и встретился с темным, разъяренным и твердым взглядом старшего сына. — Достаточно. — низким стальным тоном, нетерпящим абсолютно никаких возражений, медленно и по слогам произнес юноша, с высоты своего роста не сводя глаз с откровенно испуганного выражения лица Буцумы. — Я больше не позволю его бить, даже тебе. Как он только посмел перечить воле собственного отца? Старший Сенджу возразил бы, возмутился бы, да что угодно сделал, лишь бы дать отпор сыну, что откровенно и бесстыдно нарушил рамки дозволенного, если бы не решительный взгляд сверху и не стальная хватка смуглых пальцев, что только сильнее сжимались на его запястье. От Хаширамы в этот момент исходила нечеловеческая аура, разливающаяся по всей комнате, это было видно по его глазам. И, что Буцума, что не менее удивленный Тобирама, чувствовали это. Неизвестно, что это вообще за сила, но было ясно одно — никто не был способен в данный момент противостоять юному наследнику, ни физически, ни морально. Мужчина отступил, отпустив Тобираму, тогда же крепкая хватка пропала с его руки. Буцума был готов поклясться — кисти он не чувствовал. Но терять лица перед этими «щенками» он не собирался, сделав шаг назад с таким лицом, будто смиловаться над младшим сыном его вынудила не чуть ли не божественная энергетика старшего, а его собственная воля, которая значительно пошатнулась перед лицом страха, которым еще секунду назад являлся сам Хаширама, заставляя кровь в венах застыть. — Вы друг друга стоите. — мужчина был готов век благодарить всех Ками за то, что голос предательски не дрогнул. Это было бы мало того, что унизительно. Старший пропустил это мимо ушей. Слова отца уже не так имели значение, потому что Хаширама уже добился того, что ему было нужно. В лице он сменился только тогда, когда опустился на колени, ровняясь с братом и сосредоточенно разглядывая все гематомы и ссадины на светлом лице, уже раздумывая над тем, с чего начать обработку всех ран. — На этот раз я спускаю это вам обоим с рук, — продолжил Буцума, уходя в другой конец комнаты, чтобы подальше от глаз детей перевести дыхание. С выходки старшего сына, он, кажется, забыл, как это — размеренно дышать. — хотя без каких-либо проблем мог объявить тебя, Тобирама, изменником и предателем клана. Помни об этом. Будто младший и сам этого не понимал. Решение не испытывать судьбу и не провоцировать ярость внутри Хаширамы в данной ситуации оказалось более чем верным. Буцума откровенно ужаснулся этой неизвестной силы и испугался своего собственного сына, потому не решился испытывать его выдержу дальше. Одним Ками было известно на что был способен в своем могущественном потенциале будущий наследник клана Сенджу. Отец посчитал, что его старший сын был способен даже больше, чем на все в этом мире, если только захочет. Он обладает великой силой — и, как оказалось, не только физически. Остановившись у входной двери и накрыв ладонью деревянную ручку, Буцума, вспомнив кое-что очень важное, повернулся обратно к сыновьям. — И да, Хаширама, — мужчина позвал сына и как только тот отреагировал, устремив внимательный взгляд на отца, он продолжил. — Узумаки Мито в этом году исполнилось шестнадцать лет. Глава Узумаки готов выдать свою дочь за тебя замуж через три года, после ее восемнадцатилетия. Надеюсь, ты еще не забыл об этом? Темные глаза опустились к полу, губы сомкнулись в тонкой нити, а тело налилось свинцом. Тобирама накрыл крепкую руку старшего брата своей ладонью, ненавязчиво напоминая о своей поддержке, прекрасно понимания его душевное состояние, что касалось свадьбы с принцессой клана красноволосых. — Да, я помню. — Хаширама кратко кивнул. — Вот и отлично. — последнее, что сказал отец, после чего раскрыл дверь и скрылся за ней, оставляя братьев наедине друг с другом. Светловолосый Сенджу понимал, что нужно что-то сказать, но что конкретно — он не знал. Стоило, наверно, поблагодарить старшего брата, хотя до этого сам же настоятельно просил его в случае чего не вмешиваться, если отец решит махать кулаками. Тишина напрягала и угнетала. Вечно шумный и активный Хаширама, который всегда не прочь в лишний раз поболтать и что-либо обсудить, тоже не торопился нарушать тишину, плотно стоящую в комнате, с сосредоточенным видом обрабатывая раны младшего брата. От выделяемой светящейся ярко-зеленым цветом чакры Тобирама прикрыл глаза. — Выглядишь отстойно. — с натянутой и еле заметной улыбкой на губах, произнес младший, когда старший закончил со своим делом, усаживаясь рядом. Хаширама обработал далеко не все — только вершину айсберга из того, что памятно оставил отец на теле его брата. Но, хотя бы, Тобирама может спокойно раскрывать рот и поднимать руки, при том не испытывая адской боли в организме, ну и за одно его лицо не выглядело как раздавленная переспелая слива. Всем остальным старший брат займется потом. — Кто бы говорил, — с явным намеком и доброй усмешкой на губах ответил Сенджу, легко стукнув Тобираму по плечу. — Черт! — младший болезненно взвыл, резко хватаясь рукой за плечо, поглаживая место удара. Сильные спазмы прошли, но тело еще ныло, только Хаширама об этом на несколько секунд забыл, тут же удивленно раскрыв глаза. — Ты идиот, старший брат! Только что сам же лечил меня! — Прости, прости, Тора! — юноша вновь начал складывать нужные печати для медицинского дзюцу. — Не надо! — отказался он, махнув серебристой челкой в сторону и поведя плечом. Младший брат, как обычно, был нахмуренный, но отчего-то Хаширама был уверен, что он не злится, явно привык к глупости и частой невнимательности старшего брата. Улыбка со смуглого лица так и не сходила. — Сейчас тебе будет не до веселья! — заметив вечно дурашливую улыбку на лице брата, Тобирама слегка сконфузился и тот же момент прыгнул на него, поваливая массивное тело на пол. Старший Сенджу громогласно рассмеялся, посылая вибрации по всему телу, когда пальцы брата начали щекотать его. Хаширама, наверно, был даже счастлив, потому что Тобирама никогда, на его памяти, не позволял себе дурачиться, больше сосредотачиваясь на себе, на обучении, на чем-угодно, только не на играх, улыбался тоже довольно редко, смеялся и того меньше. Когда два взрослых юноши перекатывались по полу, вцепившись друг в друга в легкой перепалке или небольшой драке, по всей комнате разлетался громкий смех уже не только Хаширамы. Младший Сенджу смеялся громко, искренне и по-настоящему, так, что старший его даже не узнавал, но был не менее счастлив. Можно было хоть раз позволить себе расслабиться и немного подурачиться. — Ты уже сказал Минори о помолвке? — вдруг спросил Тобирама, когда они уже оба в передышке лежали на полу, раскинув руки и ноги по сторонам. — Нет. — втыкая глазами в потолок, кратко ответил брат. — Я… Я даже не знаю, как ей сказать об этом. Как ты себе это представляешь? — А как ты себе представляешь день твоей свадьбы с Узумаки-сан? — в пол голоса продолжил Сенджу. — Сказать: «Минори, это Мито-сан — моя жена. Мито, это Минори — моя любовница», или что-то этому подобное точно не получится. Искренне надеюсь, что ты это понимаешь. Хотя, у тебя еще три года на это, можешь не торопиться. — с явным сарказмом выдал Тобирама, ухмыльнувшись. — Как смешно, широкума. — Хаширама хватку сегодня тоже не терял. Светлые волосы, кажется, дыбом по всему телу встали, а лицо показательно скривилось от услышанного прозвища, которое без того из головы не выходит, так еще и старший брат язвительно колит этим. — Не называй меня так! — Тобирама ударил брата по плечу, а для того это казалось детским лепетом, что только больше веселило его. — Скажу я Минори-тян об этом. — пропустив мимо ушей последнюю фразу, юноша вернулся к теме разговора. — Скажу. Скоро. — Тобирама ничего не ответил, только согласно кивнул, принимая слова брата. — А ты вовсе не похож на белого медведя, что ты так на этом зациклился! Нет ну, если только немн… Хаширама не успел договорить, как по предплечью пришел новый, более сильный удар, от чего он только громче расхохотался, встречаясь взглядом с раздраженными вишневыми глазами младшего. Старший Сенджу знать не знал по какой причине неделю назад, после возвращения с проваленной миссии, Тобирама спросил у него похож ли он на белого медведя или же нет. Хаширама тогда не ответил, потому что и не знал, что сказать. Это был довольно странный и неожиданный вопрос, тем более, со стороны младшего брата. Да и почему он зациклился на такой ерунде? Сенджу спросит это у брата, но потом. — Тора… Я все хотел спросить, — через какое-то время неуверенно начал старший. Светловолосый повернул голову и вопросительно посмотрел на него, давая понять, что внимательно слушает. — почему ты так поступил? Зачем помог ей сбежать? Ты ведь знаешь, что она… — «сестра Мадары» — хотел договорить юноша, но был перебит. — Знаю. — резко выпалил Тобирама, переведя глаза на потолок. — Я еще и сам не до конца понимаю, почему я это сделал или что конкретно мной движило. Но Сенджу был бы откровенно не против узнать и найти ответы на все вопросы к самому же себе, всего, что касалось принцессы шарингана. Очень наделся, что с ней все хорошо и она уже в безопасности.せいり
Какое-то странное шуршание и возня со стороны нарушили долгий сон, отчего девушка широко раскрыла темные глаза, соскочив с подушки. Но тут же была остановлена легкой рукой лекаря, что сидел рядом, у татами принцессы. — Не делайте резких движения, Мизуми-сама. — негромко ответила женщина, настоятельно рекомендуя опустить голову обратно на подушку. — Сколько я спала? — выполнив рекомендацию лекаря, Учиха легла назад. — Почти сутки. — раздался низкий грубый голос старшего брата со стороны, что не на слабость удивило девушку. Переведя взгляд в сторону, откуда исходил голос, она встретилась с идентичными ей глазами Мадары, что сидел у стены, скрестив ноги и жилистые руки на груди. Недалеко от него сидел Изуна, собрав ноги под себя, и озадаченно смотрел на сестру. В противоположной стороне, недалеко от ее татами, сидел Такео. Все в сборе. Отлично. — Наконец-то ты пришла в себя! — радостно воскликнул Изуна, бегая глазами по всем присутствующим в комнате. — Мы так волновались за тебя, когда ты пропала и когда Такео сказал о том, что ты вернулась, но очень в плохом состоянии. И еще долго в себя не приходила. Все волновались! — повторил младший брат. — Особенно Мадара! Мизуми была готова поклясться, что последние два слова, сказанные Изуной, ей точно послышались. Но сомнения в этом пропали, когда Мадара в тот же момент сконфузился, резко меняя свою позу и метнув руками по сторонам, хотя до того сидел абсолютно смиренно и невозмутимо. — Я вовсе не волновался! — тут же возразил младшему брату глава клана. Девушка уловила легкие смешки со стороны Изуны и Такео, и сама расплылась в улыбке. Но справедливости ради, старший добавил: — Я знал, что моя сестра не даст себя в обиду. Конечно, не даст себя в обиду. Хотя дважды чуть не умерла, даже после оказанной помощи со стороны. Но, об этом знать никому не нужно было, кроме самой Мизуми. Когда Мадара сказал, что не волновался за сестру, то откровенно соврал. Причем, соврал всем присутствующим, даже самому себе. Когда все, вернее, почти все, знали правду. Старший Учиха себе места не находил, когда младшая сестра четыре дня не вернулась домой — это он узнал после отбоя от шиноби из разведки. Решил подождать до утра, всю ночь не в состоянии сомкнуть глаз, на утро положительных новостей о пропавшей сестре тоже не было. Это настораживало. Пусть они были не первый год в сложных отношениях и не ставили друг друга в известность о своих личных планах, что не касалось дел в клане и миссий, но долгое отсутствие сестры очень беспокоило юного главу Учиха. На третий день, не выдержав, Мадара собрал несколько отрядов и поставил тихого убийцу во главу операции по поиску принцессы Учиха. — Мы все очень рады, что ты в порядке, Мизуми. — подтверждая слова братьев Учиха, произнес Такео, накрыв предплечье принцессы широкой ладонью. Девушка улыбнулась юноше, накрыв его руку своей. Он вернул ей теплую улыбку. Их взгляды задержались друг на друге, что не прошло мимо внимания обоих братьев девушки. Мадара гневно нахмурил брови, если бы можно было убивать взглядом, то в комнате стало бы на четыре трупа больше, — но он промолчал, посчитав, что сейчас точно не лучший момент выяснять отношения. Изуна тоже не решил нужным комментировать это сейчас. Братья отложат этот момент на потом. Но нужно было это прекращать. Что вообще происходило между этими двумя? Что бы это ни было — старшему брату это было не по душе, только не сейчас. Поэтому, ему было жизненно необходимо переключить всеобщее внимание на что-то другое, лишь бы эти голубки наконец оторвались друг от друга. Мадара резко поднялся на ноги и скрылся за раздвижными седзи в соседней комнате. Вернулся через пару минут, держа в руках какое-то оружие, которое все присутствующие узнали сразу же. Угольные глаза расширились в немом удивлении и восторге. — Это же… — почти шепотом начала Учиха, поднимаясь с футона и не отрывая глаз от холодного оружия с длинной деревянной поверхностью. — Да, — в легкую читая и подтверждая мысли младшей сестры, Мадара довольно хмыкнул, расплываясь в улыбке. — это нагината нашей матери. Я рад, что ты ее узнала, Мизуми. — внимательно рассматривая красивую удлиненную рукоять овального сечения, произнес он. — Как я понимаю, ты потеряла свой клинок? Поэтому я хочу заменить его этой чертовски прекрасной вещью. Брюнетка поднялась на ноги, не без помощи Такео, что бережно придерживал ее за руки. — С чего ты такой добрый? — Мизуми ухмыльнулась, смотря на брата, который не спеша шел ей навстречу. — Тебе нужно оружие, — не растерявшись, парировал глава. — а эта нагината твоя по праву. Мама оставила ее тебе и только тебе. Девушке было нечем возразить. Мадара был прав. Эта нагината по праву переходила по женской линии в их ветви клана, как нескладной деревянный веер гунбай по мужской. И эта нагината, после смерти Учихи Гин — матери детей главной семьи клана — ждала только нужного часа, чтобы попасть в руки единственной дочери ее прошлой обладательницы. Мизуми приняла оружие из рук старшего брата, сдержанно поблагодарив его за сохранность ценного оружия, что верно служило долгие годы одной из сильнейшей, в свое время, куноичи. Кажется, жизнь менялась и только в лучшую сторону, отчего-то это ощущение не покидало мысли принцессы и во что очень хотелось верить.