Не вернуть

Яркие желто-розовые лучи рассветного солнца поднялись над горизонтом. Недолгое, но чертовски приятное для глаза зрелище. Красочный рассвет выглядит и принимается местными жителями отлично с раннего утра. Особенно в сочетании с ароматом лесных трав и деревьев, легким, едва прохладным, утренним ветром и лепестками цветущей сакуры, что это самый ветер кружит в весеннем вальсе. За это Учиха Мизуми и любила весну, в частности два ее последних месяца. Двадцатая весна ее жизни проходила, на удивление, очень даже неплохо, хотя, действительно могла бы проходить куда лучше, если бы не некоторые обстоятельства и условия жизни на войне, которой уже, казалось, не было конца. Но принцесса давно смирилась со всем этим. В данный момент больше хотелось насладиться именно такими непринужденными и приятными моментами с утра, и запомнить каждое движение смолистых длинных прядей волос на ветру. Вскинув голову, девушка прикрыла глаза. Алые губы расплылись в затаенной, но довольной улыбке, а курносый нос пытался сосредоточиться на аромате травяной сырости. — Ты всегда любила весну. — низкий мужской, появившийся словно из неоткуда, голос оторвал Учиху от пристального и душевного созерцания природы. — Неужели? — кокетливо раскрыв один глаз, девушка обернулась к источнику звука. — Выглядишь паршиво, если честно. Теплые лучи восходящего солнца освещали неприкрытую косматой челкой половину мрачного лица, энергично переливаясь по длинным остроконечным локонам, что дорастали практически до пояса. Широкие плечи выглядели напряженно, крепкие ладони плотно сжаты в кулаки, присутствовало ощущение, что темные перчатки на руках лопнут под давлением. Шрамы на губах говорили, нет, ярко кричали о том, что парень явно не избавился от привычки до крови нервно покусывать без того огрубевшую кожу. Мешки под глазами, что даже под длинной челкой нельзя было утаить, свидетельствовали Мизуми о том, что старший брат этой ночью снова не сомкнул глаз. Про полноценный здоровый сон и говорить нечего. Уголок сомкнутых губ дрогнул в неудачной попытке усмехнуться. Энергии не хватило. Мадара лишь едва слышно хмыкнул, сделав один шаг навстречу сестре. Как мужчина приблизился, младшая Учиха смогла гораздо лучше разглядеть уставшее до чертиков бледное лицо. Угольные девичьи глаза тоскливо сощурились, а принцесса действительно считала так, как и сказала — старший брат выглядит, мягко говоря, не очень. Для своих полных и ярких двадцати двух молодой лидер клана выглядел почти на тридцать, только из-за вечного невысыпания и отвратительного отношения к собственному здоровью. Но, кажется, его все устраивало, раз менять ничего не торопился. Учиха не спал и вовсе — Мизуми это знала, — только благодаря затратам чакры твердо стоял на ногах и его мозг имел возможность трезво функционировать, вел дела клана, отдавал приказы и шел на поле боя, а также мог еще в трезвом уме соображать. За прошедшие, как одно мгновение, три года состояние Мадары только ухудшилось. Одно, чуть ли не постоянное, использование мангекье шарингана на поле боя при любом удобном и нужном случае чего стоило, неся за собой серьезные последствия. Не одна Мизуми открыто видела, что старший брат крайне часто щурит глаза, когда его взор и внимание были на чем-то или ком-то сосредоточены. Когда хмурил брови, пробегаясь туманными взглядами по множественным столбцам размытых перед глазами иероглифов, а после раздраженно мотал головой и передавал свитки в руки того, кто оказывался рядом, чтобы те прочитали и пересказали все содержимое. Чаще всего Учиха ссылался на то, что ему не хочется в лишний раз напрягать глаза, что ему не до этого, что якобы на слух усваивает информацию намного лучше и прочие, довольно убедительные, отговорки. На прямые вопросы ближних в лоб активно отнекивался, на удивление, порой это звучало даже как оправдание, что было крайне непривычно кому-либо слышать со стороны главы. Даже сейчас. Мужчина смотрел прямо на младшую сестру, но в тот же момент словно смотрел сквозь нее, только потому что не был в состоянии сосредоточить твердый взгляд на женском лице. Потому отвел темные глаза в сторону, непринужденно делая вид, будто наслаждается видом за спиной девушки. Мимо острого внимания последней это, конечно же, не ускользнуло. Учиха Мадара своими же руками вгонял себя в гроб. Мизуми не могла и не хотела так просто это спускать и позволить старшему брату себя сгубить, даже если ему сильно хочется побыстрее сбагрить бразды правления в руки младших сестры и брата, которых власть интересовала не особо, а после и спокойно помереть. Не дождется. Девушка не отпустит его, даже несмотря на все то, что происходило между ними последние шесть лет. Брат и сестра не пришли к миру все еще, не просили друг у друга прощения, не торопясь и не желая этого делать. Но все же их отношения, пусть и незначительно, но улучшились с того самого злополучного дня на берегу реки, некоторые острые углы так же были сглажены. А все многолетние, пожирающие изнутри и не дающие покоя, обиды, как и прежде, душили и таились в самых темных и укромных уголках учиховских горделивых душ. Этой осенью, через полгода, будет уже пять лет, как скончался Учиха Таджима, под конец жизни успев внести серьезный разлад во взаимоотношения своих детей. Мадара поклялся, что в пятилетнюю годовщину смерти отца он лично зальет всю Страну Огня в сакэ, грандиозно отпраздновав еще один прошедший год свободы. Есть много моментов, которые оставшиеся наследники Таджимы не смогли ему простить все еще. Простить и отпустить. — Выглядишь счастливой. — отметил старший брат, опиравшись на деревянный забор крыльца, наблюдая за тем, как несколько мальчишек лет чуть больше десяти бегали друг за другом, во что-то играя или тренируясь. — Есть поводы для радости? — Весна. — кратко выдала Мизуми и подняла глаза к алому небу, не спуская с лица широкой улыбки. Хотя, причин для радости было гораздо больше, помимо полюбившегося времени года. И одной из таких причин был шиноби, что носил символику и фамилию заклятого, многими веками вражеского клана, но об этом старшему брату знать точно нужно меньше всего. — Весна сама по себе повод для счастья. Весной положено влюбляться. Так вот в чем было дело! Учиха Мизуми влюблена, но брата заставало врасплох и даже малость огорчало то, что он не знал, кто осмелился украсть юное, не знающее подобных чувств и их не всегда приятных последствий, сердце девушки. Даже не имел ни малейшего понятия, какой смелый и, по-видимому, считавший себя бессмертным, влюбил в себя младшую драгоценную сестру самого Учиха Мадары — зла во плоти и кошмара на крыльях ночи — как очень и очень многие считали. Пусть их отношения действительно можно было с большой сложностью назвать теплыми и доверительными, но мужчина где-то внутри понимал, что его беспокоит и все еще волнует все то, что связано с младшей Учиха, даже если старший крайне редко подаст вид. Хотя нет, что касалось доверия между этими двумя, то тут и говорить нечего. Личное доверие отсутствовало напрочь, собственно по этим причинам Мизуми не считала нужным делиться с братом самым сокровенным. Но, наверно, дело было даже не в этом. Если Мадара решит пойти обходными путями и поинтересоваться, например, у того же Изуны, то ответы на свои вопросы он тоже не найдет. И даже не потому, что младший не хочет делиться подобной информацией в виде любовных секретиков сестры, а потому что он даже сам не знает, кто и каким образом запал в сердце принцессы. Таким Учиха не делилась ни с кем и причиной тому служила одна только принадлежность ее объекта воздыхания. Первое имя, пришедшее на ум в данной ситуации — Учиха Такео. Глава клана не первый год замечал за своим подчиненным знаки внимания, обеспокоенность, взгляды дольше положенного времени и многое другое, что было обращено в адрес только одной Мизуми. Какое-то время, помнится Мадаре, младшая сестра неосознанно даже отвечала товарищу тем же, но в какой-то момент это прекратилось, как по щелчку пальцев. Такео и Мизуми не прекратили своего общения, последние годы даже чаще стали общаться, но, как Мадара видел их вместе, на тренировках, за разговорами, на собраниях или заданиях, он не мог увидеть между ними большей тяги, какой-то, возможно, химии или романтического тепла. Было местами некоторое напряжение. По крайней мере со стороны сестры. Мысль о том, что именно Тихий Убийца был предметом воздыхания младшей сестры, Мадара откинул через пару минут подробных размышлений. Принцесса больше не смотрела на Учиху Такео так, как смотрела в тот самый день, три года назад, когда после своего исчезновения открыла глаза в кругу ближних, дома. Во взгляде принцессы больше не было того блеска в его адрес. Что-то между ними изменилось, но что именно — Мадара не знал, но очень и очень хотел бы узнать. Несмотря на все внутреннее противостояние и предвзятое отношение, питаемое братской любовью и заботой, Мадара прекрасно понимал, что Такео в самом деле неплохая партия для его сестры во многих, практически во всех, аспектах. Тихий Убийца был красив, умен, силен, довольно талантлив, имел хорошую репутацию, являлся не последним человеком в клане, будучи выходцем одной из трех главных ветвей Учиха. Чего греха таить, сам глава клана был бы не против положить на такого завидного жениха глаз, если бы седьмой год подряд не грыз каждую частичку своей души из-за одного чертового имени. Но, что было более важно, чем все прочие качества и заслуги — Учиха Такео никогда бы не позволил Мизуми пострадать, никогда бы не дал ее в обиду и сам бы не обидел, отчего-то Мадара был в этом убежден. Но что-то все-таки помешало Мизуми в полной мере осознать всю привлекательность и собственную важность для Ночной Тени Учиха, а после и открыть для того свое сердце. Или кто-то. В этом Мадара тоже хотел бы рано или поздно разобраться. Прошло около трех дней с того момента, как Такео и Мизуми вернулись с общей миссии, с которой первый, будучи ответственным, вернулся с тяжелым проникающим ранением ниже груди. Лидер Учиха был достаточно сильно удивлен, в попытке вспомнить, когда один из его лучших шиноби — первоклассный разведчик, профессиональный убийца и доблестный капитан, — последний раз возвращался с поля боя в том состоянии, что даже на ногах стоять не мог. Из отчета одного из подчиненных Мадара узнал, что командир отряда сам подставился под удар вражеского отравленного клинка, но вот кого тот пытался защитить не было четкой информации. Мизуми же, будучи членом и вторым командиром его отряда, от ответа тоже уходила, отнекиваясь тем, что, возможно, проглядела этот момент. Жизни Тихого Убийцы ничего не угрожало — еще и не из такого выбирался, — но в госпитале неделю отлежаться настоятельно посоветовали. Сказать, что Мадара был раздосадован, понимая, что ближайшие походы на приглядевшуюся территорию ближе к западу Страны Огня пройдут без Такео, но все же сам настоял на том, чтобы тот полноценно встал на ноги. Так же старшего брата интересовал вопрос, посещала ли принцесса молодого человека в госпитале за прошедшие три дня или же нет. И если посещала, то как часто? Это не давало покоя. Учиха посчитал, что было бы и ему самому неплохо сходить и проведать товарища. — Влюбляться, говоришь? — переспросил мужчина и уголки его губ приподнялись в слабой улыбке. — Да. — девушка кивнула. — Но тебе это вряд ли знакомо. Прервав свое непринужденное наблюдение за тренировкой нескольких мальчишек, Мадара перевел темный и многозначный взгляд, глядя через плечо на сестру. Принцесса выглядела бодро и расслабленно, даже слишком, прикрывая один глаз из-за ярких лучей поднимающегося над горизонтом утреннего солнца. Если мужчина принял слова Мизуми в качестве намека на то, что она считает, что старший брат не умеет любить, не умеет испытывать светлые чувства и все тому подобное или что вообще все это он считает неприемлемым, — то попадет прямо в цель. Учиха, наверно, не может честно сказать о том, думает ли она так на самом деле и нет — скорее именно нет, чем да, — но упускать возможность уколоть брата в лишний раз уж очень не хотелось. — Действительно думаешь, что мне это… чуждо? — с краткой паузой и некоторым колебанием произнес Учиха. — Нет, не совсем чуждо. Не так. — ответила девушка и приложила к подбородку длинные пальцы, медленно потирая кожу и о чем-то размышляя, пока Мадара выжидающе смотрел на нее. — Просто не умеешь любить, ну, или делаешь вид, что не умеешь. — задорно выдала Мизуми, переведя угольные глаза на брата. Мужчина нахмурился в несильном оскале, но в этом выражении лица было больше непонимания, нежели злости. Девушка улыбнулась, будто по одному искажению потемневшего взгляда прочитала всю тяжесть чужих гнетущих мыслей. — Хорошо, объясню. Ты не умеешь проявлять теплые чувства, никогда за тобой этого не замечала. Возможно, ты просто умело скрываешь свое отношение к дорогим тебе людям, такую вероятность я тоже не исключаю. Каких-то окончательных выводов я тоже не делаю, расслабься. — Занятно. — с горькой ухмылкой ответил Мадара, опустив голову к полу. Но он любил. Вернее сказать — любит все еще и уже не считает нужным отрицать эту действительность, но пока что только перед самим собой. Возможно, не совсем того, кого нужно или можно любить, но эти обстоятельства не меняют его чувств. — Вдобавок ко всему, я не могу вспомнить ни единого момента, когда бы ты был с девушкой, — активно жестикулируя руками в своей привычной манере, рассуждала Учиха. — Ни одного заинтересованного взгляда в адрес любой особи женского пола. А тебе почти уже двадцать три, Мадара. Можно было бы подумать, что тебе успели разбить сердце, потому больше думать об этом не можешь. Но! Возвращаясь к тому, что я сказала прежде, вариант с разбитым сердцем отпадает, так? Мадара, дурашливо улыбаясь, кивнул. Его действительно забавляло то, как сестра ловко раскидывала все по своим полкам. — Отсюда мы можем прийти к тому, что ты либо аромантичен, либо асексуален, либо и то, и другое вместе. — подведя небольшой итог, девушка замолчала и сузила глаза, будто вновь что-то раздумывая. — Погоди-ка! — прошло около полутра минуты, как она громко воскликнула, подняв указательный палец к небу. — Ты гей, старший брат? С острой прямоты и крайней степени неожиданности вопроса, Мадара опешил, неуверенно сделав два небольших шага назад, отстраняясь от сестры. Угольные, идентичные принцессе, глаза главы клана напротив широко распахнулись, зрачки сузились. Все тело нервно отдало неприятной и сильной судорогой, будто после мощного разряда тока. Казалось, будто все волосы на теле в один момент встали дыбом, а сердце в груди бешено заколотилось, так настойчиво и намереваясь выпрыгнуть наружу. Казалось бы, как такого непоколебимого и непробиваемого человека, монстра, как Учиха Мадара в одну секунду можно застать врасплох? Но Мизуми-химе смогла одним единственным вопросом умело загнать в угол старшего брата.

せいり

— Уже не думал, что ты придешь. — развернувшись к появившейся девушке, что только-только коснулась носками прохладной земли, с легкой и еле заметной улыбкой произнес мужчина. За последние три года, казалось, многое изменилось. В отношении Такео Мизуми в какой-то степени охладела. Как быстро молодое сердце крайне впечатлительной максималистки, какой была Учиха на тот момент времени, загорелось романтической симпатией по отношению к тому, кто почти всегда оказывался рядом в сложную минуту, протягивал руку помощи, вдобавок к этому и сам, со своей стороны, проявлял знаки внимания, и почти так же быстро девичье сердце почти отказалось от этих чувств, как бы мозг не хотел подольше удержать иное мнение. Сердце и настоящие чувства не обмануть, даже вопреки своим личным убеждениям. Во многих действиях принцессы можно было увидеть некоторую отдачу и какие-то призрачные, еле уловимые, намеки на взаимность или Такео просто хотелось в это верить, искренне верить. Но со временем все сложилось иначе. Если Мизуми окончательно для себя решила, что ее ухажер для нее никак не больше, чем хороший и надежный друг, то мужчина своим многолетним чувствам не изменял и ничуть в их действительности не сомневался. Учиха был готов принять любой ответ и любые чувства девушки, при том не навязывая ей свои собственные, как бы то больно или неприятно ни было. Стоило отдать должное, этот человек всегда уважал как свои, так и чужие личные границы, чужое мнение и чувства, которые нередко расходились с его собственными. Мизуми более чем уверена, что в другое время, при других обстоятельствах и если не одно крайне важное в их истории «но», то Тихий Убийца был бы первым мужчиной, на которого она бы обратила внимание. Был бы первым и единственным, кто смог влюбить в себя принцессу шарингана — сильно и бесповоротно. Но судьба-злодейка предпочла немного другой, более усложненный и красочный сценарий влюбленным шиноби, который не оставит абсолютно никого без трагичного исхода. Несмотря на то, что на их пути встало другое имя, что в самом деле усложнило жизнь и выбор Мизуми — Учиха Такео, возможно, невзирая ни на что, все равно первый мужчина, кто по-настоящему был и всегда будет достоин любви неприкосновенной для него девушки. — Честно сказать, я сама думала, что уже не приду. — голос едва ли не дрогнул в неуверенности, но все равно прозвучал менее твердо, чем обычно. — Это все из-за прошлого раза? — низкий голос на тяжелом выдохе звучал ровно и, казалось, как обычно холодно, но полные смятения малиновые глаза напротив в открытую говорили девушке об обратном. — Нет… — соврала Учиха и под твердым напором темных мужских глаз отвела взгляд в сторону, не выдержав. Неделя. Прошла ровно неделя с их последней встречи. За последние три года Тобирама и Мизуми нередко встречались на поле боя, как заклятые враги, но как простые — какими им хотелось себя порой ощущать и считать, — влюбленные втайне встречались в назначенное время и в назначенном месте. Чаще всего именно два раза в неделю, после захода солнца за горизонт, в их заветном тайном месте. Обычно они проводили время за разговорами, небольшими, но душевными, прогулками вдоль лесных, освещенных лунным светом, протоптанных тропинок. Эта тяга со временем стала только сильнее, но до сих пор казалась не до конца объяснима обоим. Они получали удовольствие от компании друг друга, от мыслей друг о друге. Потому уже давно прошло то время, когда, что Сенджу, что Учиха, утопали в размышлениях о том правильны ли эти узы или же нет, уже не грызли самих себя за эти, пусть и запретные, чувства. Непросто находиться в таких отношениях, когда испокон веков в крови было заложено и как исторически сложилось — быть врагами, когда вокруг царила вековая война за личные идеалы. Противостояние этих двух кланов давно потеряло весь смысл и свою значимость, но, казалось, поступать иначе ни одна из сторон не могла. Будто единственное для чего ты был рожден под гербом Сенджу или Учиха, так для того, чтобы вступать в бой с кровными врагами и посвятить этому жизнь, а после и доблестно отдать ее во имя идеалов твоей принадлежности. Бесполезная гордость обоих сторон не стоила этих жертв. Неделю назад Тобирама, не имея сил больше себя сдерживать, нахально переступил грани дозволенного и нарушил выстроенные, якобы высокими моральными порядками и нормами, рамки, прильнув к пухлым и чертовски желанным губам Мизуми, утягивая ту в первый, сладкий и протяжный поцелуй. Девушка ответила, поддавшись своим давним, но безмолвным желаниям, впервые испытывая подобные ощущения для своих нынешних двадцати лет. Сенджу, можно считать, вернул трехлетней давности должок с приятными процентами. Что и послужило поводом того, что на предыдущую их встречу она не явилась, уже планируя не приходить и сегодня, но что-то внутри заставило принцессу вернуться к нему. Этот поступок со стороны возлюбленного послужил основанием недельных и очень тяжелых размышлений Учихи. Это заставляло тратить время на раздумья, заставляло смущаться ощущения внутри разливающегося тепла от одних только воспоминаний горячего и нежного поцелуя, и выкинуть из головы это было невозможно. Поцелуй для обоих значил очень многое. По этой же причине Мизуми пыталась избегать прямого общения с Такео. А старший брат словно назло доверил им общую миссию несколько дней назад, на которой, по своей же глупости, девушка подставила под удар Тихого Убийцу. — По глазам вижу — лжешь, — ответил Тобирама, ненасмешливо ухмыльнувшись, и сделал шаг навстречу девушке. — Почему нельзя сказать, как есть? Я смущаю тебя? — Может быть. — на выдохе произнесла Учиха, подняв голову и встретившись с вишневыми глазами, напротив. Мизуми про себя подумала, что Сенджу выглядит максимально потрясающе и эстетично, когда его крепкий темный силуэт освещен ярким светом луны. Как этот свет плотно ложится на рельефные мышцы спины и рук, переливающихся под черной водолазкой, переходя на синюю металлическую броню и белоснежный, кажется, натуральный пушистый мех. Как яркий лунный свет переливается на остроконечный серебристых локонах волос. Девушка нервно взглотнула. Тобирама, как и всегда, выглядел чертовски привлекательно, а тяжелый серьезный взгляд только максимально дополнял образ непробиваемой могучей глыбы льда. Это показалось принцессе даже сексуальным. — Нас же тянет друг к другу как магнитом, ты не заметила? — почти в самые губы выдохнул мужчина, в один момент стремительно сократив между ними всякое расстояние. Учиха и не заметила, как была резко прижата спиной к колючей коре дерева. — Не нужно обладать высокими сенсорными навыками, чтобы это понять. — Чертова твоя эта техника парящего бога грома! Или как там ее!.. — к счастью принцессы, ее голос не дрогнул от удивления и изо всех сил скрываемого внутри смущения. Мизуми всегда ненавидела быть уязвимой, особенно настолько сильно, будучи зажатой между лесным деревом и крепким, горячим телом этого проклятого, но уже почти родного и даже желанного, Сенджу. Жар мужского тела ощущался даже сквозь плотный металл тяжелой брони. Холодная широкая ладонь коснулась лица девушки, подушечками пальцев нежно и трепетно поглаживая бархатную кожу. Реакции женского организма долго ожидать не пришлось. Учиха нервно дернулась, прикрыв темные глаза, а на скулах загорелся жгучий яркий румянец, выдавая ее с потрохами. От легких и приятных поглаживаний длинных пальцев и сводящего с ума низкого мужского шепота, в груди сердце заколотилось словно бешенное, а жар внутри поднимался только выше. — Послушай, — на тяжелом выдохе, проигнорировав замечание девушки, продолжил Тобирама, спускаясь ладонью по аккуратным чертам красивого лица к тонкой шее, настойчиво отодвигая в сторону высокий ворот серой учиховской традиционной рубашки. Горячее дыхание и шепот опаляли пухлые и уже влажные губы, отчего рассудок Учихи начал медленно покидать ее. — Даже несмотря на то, что царит война и вечная вражда между Учиха и Сенджу — законы природы никто не отменял. Не так ли? — мужские губы расплылись в скупой улыбке, а вторая рука легла на талию брюнетки. Вражда между Учиха и Сенджу. Все эти обстоятельства крайне усложняли взаимоотношения Тобирамы и Мизуми, но обратной дороги не было. Сенджу влюблен, отлично понимает, что влюблен. Но мужчина не представлял себе возможным когда-либо принять тот факт, что девушка, которая заставила каменное сердце, ныне не знавшее подобных ощущений, так ярко загореться синим пламенем, — носила на своей спине символику красно-белого веера Учиха на спине и таила в своих глазах проклятую, яро ненавистную ему, силу. Все это пугало, до дрожи в поджилках, но свои чувства ни к самой принцессе, ни к ее принадлежности, серебристоволосый изменить не мог. Казалось, одно другому пока что не мешало, но покоя не давало. Сенджу был влюблен в нее и влюблялся с каждой встречей только больше, его привлекало в этой девушке все, почти все, — начиная с заливного румянца на щеках и искреннего смеха наедине с ним, и заканчивая твердостью характера, смелостью и тем, как куноичи уверенно и достойно держалась на поле боя. В Мизуми Тобирама совмещал все то, что раньше ему казалось напрочь несовместимым. Он отчетливо видел, как за прошедшие годы принцесса изменилась. Стала сильнее, увереннее, привлекательнее. Привлекательнее настолько, что мужчина был готов терять голову, она сводила его с ума, а он позволял ей это делать. Учиха вытянулась в росте, отрастила волосы, которые отныне собирала в высокий хвост и выпускала смолистые локоны челки, кажется, начала подкрашивать губы. Тобирама чувствовал себя конченным извращенцем, но никак не мог избавиться от томящихся мыслей о том, что грудь девушки, скрываемая за плотной тканью рубашки, тоже стала больше. Но еще не о таком его посещали едкие мысли, питаемые ярым желанием владеть принцессой шарингана полностью, когда Сенджу оставался наедине с самим собой и каменным стояком в штанах. Он считал себя последним идиотом на планете, но законы природы в самом деле никто не отменял. — Ты это… к чему?.. — голос стал будто не свой, но Мизуми, кажется, на такие мелочи уже не обращала внимание. Брюнетка раскрыла глаза, всем нутром чувствуя на себе буравящий взгляд малиновых глаз. Не найдя в себе силы испытывать судьбу и возбуждение на прочность, темные глаза опустили вниз. Не было удивительным, что в их последнюю встречу мужчина сорвался, но смог вовремя остановиться. Если принцесса продолжит так же тяжело и обрывисто дышать в его губы, то Тобирама не может гарантировать даже самому себе, что сдержится и на этот раз, ощущая, как кровь начала приливать к поясу, завязываясь в тугой узел. А хватка его рук стала сильнее, сминая под собой кожу девушки через одежду. — Скажи, что между нами происходит? — большим и указательным пальцами скользнув по коже лица, шиноби сжал женский подбородок, подымая ее голову выше и буквально вынуждая смотреть в глаза. — Только честно, Мизу. Подумай, прежде чем дать свой ответ. Учиха легко поддалась настойчивым и умелым движениям мужчины, подняв затуманенный взгляд черных глаз, без дрожи и волнения смотря прямо в горящие огнем глаза спелой вишни. — Я не могу думать ни о чем другом, кроме твоих рук на моем теле. — сглотнув ком в горле, ответила девушка, крепко закусив нижнюю губу почти до крови, так же чувствуя тяжелый сгусток внизу живота. Их власть друг над другом была слишком велика. Грубо рыкнув, Тобирама впился в сладкие губы напротив, не дожидаясь ответной реакции, горячий язык умело проскользнул по небу и настойчиво двинулся дальше. Решив более не сдерживаться, женские руки уже оглаживали рельефные мышцы под эластичной тканью темной водолазки. Ногти впивались в напряженные мышцы, что только вынуждало возбуждение в обоих разгоряченных телах только возрастать. Сенджу всю жизнь умело держал эмоции под контролем, только рядом с этой чертовкой из рода красноглазых дьяволов, которых мужчина всю осознанную жизнь на дух не смел переносить, любая выдержка летит к чертям. Только рядом с ней. Учиха сносит ему крышу. Разрушает его прежний мир и выстраивает на этих руинах новый, следующий только ее правилам и мироустоям. Ее тело сводит с ума окончательно и бесповоротно, пробуждает дикое и похотливое желание владеть им полностью. Владеть этой чертовкой, каждым миллиметром ее тела, каждой частичкой души, занимать все ее мысли. Присвоить принцессу только себе одному, не позволяя ни единой живой душе смотреть и дышать в ее адрес. Кусать, целовать, сжимать, вдавливать. Мысли Сенджу исключительно поглощены этим. Терпкие губы целуют настолько глубоко, пошло и развязно, доводя друг друга до точки невозврата, что оба, кажется, забывают дышать, только крепче прижимаясь друг к другу. Крепкие руки мужчины сжимают кожу Учихи до бурых синяков, что та от животного удовольствия готова взвыть во весь голос. Они оба прекрасно понимали к чему все это ведет, но если бы кто-то из них был против того, что казалось неизбежным, то остановил бы другого моментально. Но никто не прекращал эту сладкую и мучительную игру. Отстранившись от Мизуми, нехотя разрывая страстный и долгий поцелуй, Сенджу смерил ее тяжелым, но больше вопросительный взглядом темных и горящих огненных глаз. Они понимали друг друга без слов. Получив в ответ слабый кивок, мужчина засомневался, но все сомнения испарились в момент, когда угольные глаза смотрели твердо, а пухлые, опухшие от поцелуев-укусов, губы расплылись в желанной улыбке. Момент и девушка не заметила, как уже была прижата лицом и грудью к жесткой коре дерева, а крепкие ладони бесстыдно блуждали по ее разгоряченному телу, стремительно направляясь вниз.

せいり

Ступая медленно и крайне аккуратно по шуршащей под ногами траве, парень остановился, на несколько секунд обратив свое внимание на то, как сегодня необычно ярко светит лунный свет. Сощурив темные, хитрые глаза, Учиха задумался о том, стоит ли в такой час тревожить человека по такой ерунде или интересующие его вопросы могут подождать до утра. Юноша насмешливо хмыкнул своим мыслям и все же остановился на первом варианте, продолжив свой путь. Широкими шагами преодолев расстояние вдоль всей деревянной веранды, Изуна наконец дошел до нужной ему двери, постучав от силы два раза. Ответа не поступило. А чего стоило ожидать? Что почти под утро кто-то услышит пару не сильных стуков и побежит со всех ног открывать? Младший Учиха не настолько глуп. И не менее настойчивый, чем старшие брат и сестра, но куда более вольный и наглый. Юноша одним движением легкой руки отодвинул седзе в сторону и зашел внутрь. — Сестра, ты здесь? — в меру громко интересовался Учиха, поочередно заглядывая во все пустые комнаты небольшого, но уютного дома Мизуми. Но эти стены не казались такими уютными и теплыми, когда старшей сестры здесь не было. Окончательно убедившись в том, что весь этот путь — от своего дома до дома старшей — он преодолел зря и дома в самом деле никого нет, Учиха тоскливо тяжело выдохнул. Разговор действительно придется отложить до утра. Но теперь на повестке темной ночи стоял другой вопрос. Где сестра?