Не вернуть

Они оба помнят, в какой момент их история пошла не по тому пути, на который им хотелось бы все обернуть. Скорее, все вышло так, как и должно было быть, как ожидалось. Тот взгляд полный решимости и, кажется, отчаяния тоже, с горящим шаринганом в одно томоэ Хаширама запомнил на всю жизнь. В тот день, на реке, был все тот же Мадара, которого впервые встретил юный Сенджу и с которым осмелился разделить свои мечты, а кажется, что его был совсем другой человек, за спиной которого находились его настоящие близкие люди. В тот момент, когда они оба были вынуждены отказаться друг от друга и признать свои общие мечты действительно мечтами, детскими бреднями, которым не было суждено сбыться, — и разбилось не одно, а целых два сердца. Шел год за годом, день за днем, минута за минутой, когда Хаширама и Мадара были официально названы врагами. Бились друг против друга, проливали кровь своих людей и свою собственную во имя все так же не стоящих того идеалов и чужой гордости. И они оба понимали, что им элементарно было нужно всего лишь поговорить. Только вот один из них это не только понимал, но и стремился ко встрече и конструктивной беседе, а второй, несмотря на все понимание и отрицание ситуации, не мог отпустить гордость и навязанные что кланом, что родным отцом слова о независимости и силе Учиха. В их истории все сложилось слишком сложно, что безумно терзало душу им обоим от собственной, казалось бы, слабости и нерешимости все изменить. Хаширама не отпустил свои мечты. Как бы Мадара ни пытался избавиться от навязчивых мыслей о своем старом друге и об их мечте, что бы ни говорил — он тоже не отпустил свое прошлое. Наконец он был готов признать это и посмотреть гнусной правде в лицо. В тот самый день, когда им пришлось расстаться, Хаширама, кажется, понял истинную причину пробуждения шарингана у Учиха. Сенджу никогда и подумать не мог, что станет свидетелем чего-то подобного, а того, что станет еще и причиной этому — так и подавно. Это значило очень многое не только для самого Хаширамы, но еще было много подводных камней, о которых он и подумать не мог. Неоднозначность ситуации и их отношений в целом душила, медленно затягивая узел недосказанности и тяжести этого груза на шее. Но в какой-то момент Хаширама вдруг столкнулся с непростой действительностью — Мадара в самом деле стер его, как друга навсегда из своей жизни. Они не успели оглянуться, как прошли годы. Не успели заметить, как со временем заняли места своих отцов и встали во главе своих кланов, ведя своих людей на поле боя. Мечта, к которой они оба стремились, за которую были готовы сражаться бок о бок… Стала недосягаемой. Все же, Сенджу был готов мириться с этим, но отпустить это — нет. Это был его выбор. В носу стоит стойкий запах гари. Любой шиноби соврет, если скажет, что не привык к подобному, но это все еще не избавляло от желания в лишний раз скривить гримасу. Однако, это не главное, о чем нужно беспокоиться на поле боя, когда вокруг идет ярая битва двух вражеских кланов. В воздухе с каждой секундой и каждым звоном металл об металл накаляется напряжение. По сторонам уже валяется пара десятков трупов с эмблемами обоих кланов на одеждах, пусть и красно-белого веера было значительно больше. Пожалуй, это единственное, что остается шиноби, составляющим военную мощь своих кланов, пока их лидеры сходятся в личной битве, которой больше нет никому места. Хаширама в долю секунды складывает заученные ручные печати и в миг образуются свежие ветви техники великого леса, которые тут же отбивает шквалом огня Мадара. Разом сократив расстояние, Учиха замахивается на своего противника, накрепко сжимая в ладонях рукоять катаны, но Сенджу умело дает отпор. В ушах звенит привычный шум от столкновения лезвий их оружий. Хаширама делает сальто назад, чтобы нанести очередную атаку, Мадара подхватывает ритм и вновь сокращает дистанцию, словно он не был в состоянии находиться от дорогого друга дальше, чем на несколько сантиметров. Как бы Учиха не хотелось, чтобы все это прекращалось. Может быть, оно и было в самом деле по-ребячески, но, кажется, Учиха здесь находились не из-за большого желания или нужды прибрать к рукам территории долины Эчиго, а из-за рвения их главы вновь столкнуться лицом к лицу со своим кровным врагом… Другом. — Знаешь, Хаширама, — вдруг нарушает гнетущее между ними молчание первым Мадара. — В этой жизни много дерьма разбило мне сердце, но и открыло глаза. — мужчина задумчиво хмыкает, ловя себя на иронии о том, что глаза-то ему жизненный опыт открыл, а вот увидеть он все равно ничего толком не смог. — Среди нас не будет проигравшего. Победителя не будет тоже. — коснувшись своего лица, тканью темной перчатки Учиха смахивает пот и усмехается. — А про спасение и вовсе можем забыть. — Да что ты несешь?! — не выдерживает Хаширама, замахиваясь для новой атаки, но, передумав, тут же отскакивает на пару метров, закрепившись чакрой на одном из обломков каменистой земли. — Ты разве не понимаешь? — в попытке уцепиться за размытый и отдалившийся образ в красных доспехах, Мадара сощуривает темные глаза, находя лишнюю секунду для передышки. — Ты хочешь мира, но его не будет, как и покоя. — Перестань жить в иллюзиях, Мадара. — Сенджу отводит взгляд к горящим стволам деревьев, с сожалением принимая действительность происходящего. Прошло столько лет, но все еще бывало порой непросто наблюдать за всем этим и слышать такие слова. Может быть, Мадара в самом деле был прав? Мир между Сенджу и Учиха никогда не наступит? Даже если так и будет, тихая война продолжится между членами их кланов. Многовековая ненависть, обиды и презрение так просто тоже не отступят. Но каждый смог бы это отпустить и дать самим себе шанс на лучшее будущее, если бы сильно захотел. Хаширама верил в это. — Кто бы говорил! — с улыбкой отвечает Учиха. — Из нас двоих в своих мечтах живешь только ты, Хаширама. Может так и было на самом деле. Сенджу отказываться от этого не будет. По крайней мере, он искренне верил в свои мечты, которые не были уж такими и не сбыточными, в чем Хашираму пытался убедить практически каждый. Благо, глава Сенджу не был из тех, кто легко мог поддаваться чужому влиянию, особенно, что касалось личного. Даже если он и что-то делал наперекор собственным чувствам — это было только его решение и его выбор, никто этому поспособствовать не мог, конечно, помимо определенных условий. — В любом случае, — продолжил Хаширама, подняв на старого друга твердый взгляд темных глаз. Ему действительно было жаль, что все так сложилось в их жизни. Но больше ему было жаль за то, что Мадара собственноручно довел себя до того, что ему приходилось прятаться за маской зубоскальства и гнусной иронии и возводить еще больше каменных стен между ними. — Это лучше, чем отчаянно рваться в бой, лишь бы что-то кому-то доказать. Доказать, что вы сильны. Доказать, что вы горды своей силой. Доказать, что вы способны вести с нами бой и продолжать воевать. Но только не одержать верх. — не спуская с Мадары твердого взгляда, полного решительности и строгости, завершает свою мысль Сенджу. Мадара, сколько помнит, всегда пытался выводить Хашираму на разговор, даже если и часто ворчал о том, что последний и без того порой болтает без умолку о всякой ерунде. Но Учихе всегда нравилось его слушать, особенно в моменты, когда его друг нес полный бред с невозмутимым выражением лица. Хаширама часто о чем-то говорил, любил придумывать техникам разнообразные и замудренные названия, которые пока произнесешь уже и битву проиграть можно, не то что язык сломать. Но в этом все равно что-то было такое, что и по сей день заставляло что-то внутри Мадары трепетать по-детски. Словно они вновь вернулись в свои лучшие дни. Хаширама никогда особо не отличался умом от кого-либо, но всегда был удивительно мудр. Даже будучи ребенком он понимал и осмысливал для себя очень многие вещи, которые в полном осознании даже порой не приходили ко взрослым людям, которые, казалось бы, прожили целую жизнь и повидали многое. Сенджу с самого детства трезво строил свое мировоззрение, пусть и частенько любил летать в облаках, чего у него было не отнять и с возрастом. И Мадара отметил мудрость и светлые побуждения на мир шиноби Хаширамы практически с самого начала, и был в самом деле поражен. Смотря на своего друга и сейчас, пусть и едва цепляясь размытым, словно опьяненным взглядом за фигуру среди клубов огня, Учиха ловил себя на осознании того, что перед ним все тот же простак Хаширама с прической под горшок и в этих дурацких широких штанах, но с решительным, ярким взглядом и все такими же, как и прежде, нерушимыми идеалами. Все тот же его близкий друг — его родственная душа, только более мужественный, более сильный. Мадара всегда любил слушать Хашираму, его рассказы, его смех, тембр его голоса. Но сказанные Сенджу слова буквально только что ощутимо бьют Учиху по лицу. Последний даже поначалу своим ушам не поверил. Хаширама в самом деле стал сильнее — не только физически, и это выделялось еще более явно. Мадара считал своего друга откровенным дураком, но дураком с горящим сердцем, светлым нравом. Дураком, который никогда не говорил того, о чем не думал на самом деле. Дураком, который был абсолютно прав в моментах, когда зарекался философией о человеческой сущности, в частности о сущности шиноби. Хаширама, быть может, и есть самый настоящий простак, но он всегда понимал других людей. Стремился понимать. И Мадара вдруг задумался. Должно быть, это и есть та самая истина, от которой так долго он отчаянно бежал, не находя в себе сил принять это. Учиха были сильны, но, видимо, недостаточно, чтобы в самом деле в один прекрасный день одержать победу над своими кровными врагами, которые только с каждым днем становились сильнее и собирали вокруг себя не менее сильных союзников. Так от чего же Учиха не могли взять пример с клятых Сенджу? И ответ был прост. Теперь Мадара это видит отчетливо. Гордость. Нежелание признавать свою неправоту и всякое отсутствие хоть каких-то дипломатических качеств. И так было всегда. Из года в год Мадара наблюдал за правлением отца, за тем, как Таджима вел дела внутри клана, как решал все вопросы, и как активно стремился идти против всех. Учиха до сих пор помнит, как однажды подслушал разговор отца и Року-сенсея о перспективе заключить мир с одним из вражеских кланов Сенджу, но и несмотря на то, что потенциальные союзники были достаточно сильны — Таджима ответил отказом своему главному товарищу. И в такой момент Мадара вдруг вспомнил о Такео и за одно ему подумалось, как же тот чертовски похож на своего отца. Нынешний лидер Учиха всегда глубоко уважал Року, который был его учителем и по совместительству крестным отцом. По сути они с Такео были почти братьями и имели некоторую связь, которую Мадара в свое время очень недооценил и отказался от нее. Но больше Учиха жалеет только о том, что не смог унаследовать от учителя или названного брата их лучшие качества. Да уж, не лучшее время, чтобы потосковать о прошлом или упущенных моментах жизни, но смотря на Хашираму, кажется, Мадара иначе не мог. Всегда возникала необходимость поразмышлять о лучших днях своей жизни или о других моментах, которые могли бы равняться к ним по уровню желания самого Мадары вернуться в те времена. Все же, Мизуми была права, говоря старшему брату о том, что выбор, некогда сделанный им, оказался неверным. Даже если и она сама все подвела к тому, чтобы Мадара вынужденно и со скрипом души отказался от лучшей своей стороны в угоду отцу и чести их клана. Этого старший Учиха никогда не сможет простить самонадеянной младшей сестре. — Смотрю, ты не такая и смелая, когда никто не спешит тебе на помощь, — лицо Токи озаряет секундная и еле заметная ухмылка, когда Мизуми отлетает на пару метров назад от ее атаки, выпуская из рук излюбленную нагинату. — Жалкое зрелище. Поймав на слуху отрезки реплики своей противницы сквозь некоторый шум в ушах, от столкновения с каменистой поверхности земли, у Учихи вдруг появляется непреодолимое желание громко засмеяться. Но благо, принцесса вовремя подавляет свой несдержанный порыв веселья и ограничивается только глухим смешком с яркой ухмылкой. — Две едва удавшиеся атаки из пяти последних, а столько пафосу! — с веселой улыбкой восклицает Мизуми, поднимаясь на ноги и протягивая руку к деревянному основанию своей нагинаты. — Забавно… — опираясь свободной рукой об землю, девушка полноценно, пусть и не без труда, поднимается, вскидывая голову. — Ты сильна, но не меняешься, Тока. Сенджу гневно хмурив брови, поднимая голову выше, вскидывая подбородок и вглядываясь в глаза цвета ночи, в которых только и читается потеха да убеждение в собственных силах. Поразительно. Сколько Тока помнит, каждый раз, из года в год вступая в бой с Мизуми, в ее черных глазах часто отчетливо был заметен страх, тревога, неуверенность, как и в ее действиях. Сенджу не собирается отрицать факта стремительного развития своей противницы, как в плане силы, так и в плане духа, но это не могло не удивлять. Учиха из неуверенной маленькой девочки, к которой часто кто-то приходил на помощь, выросла в достойную противницу. Пусть и по сей день Тока в чем-то, как и прежде, превосходила Мизуми и все еще могла свалить ту с ног, но это было уже не так просто, как еще пару лет назад. И, вероятно, Мизуми в самом деле была права, указав Токе на то, что она действительно не меняется. Они похожи, но их колоссальная разница была в том, что Мизуми была слаба и, отлично понимая это, стремилась стать сильнее, побороть себя и свой страх, свою слабость перед лицом более могущественного и смелого противника, а Тока же, в свою очередь, не особо сдвигалась с места. Но тем не менее, все еще являлась для принцессы Учиха тем самым могущественным противником. Быть может, так у них и будет всегда, пока одна из них не одержит окончательную победу. Но до этого, пожалуй, было еще далеко. У них еще есть достаточно времени посоперничать друг с другом и от души померяться умениями. — Если ты так сильно хочешь меня победить, то стоит это сделать поскорее! — Учиха в миг сокращает дистанцию и замахивается на противницу, но та в нужную секунду успевает отклониться. Однако, это никак не помешало девушкам приблизиться друг к другу настолько непростительно близко, что это создавало практически интимный момент. Такой краткий, такой едва уловимый и ускользающий из рук, но обе девушки ярко прочувствовали это, что даже в миг стало не по себе. Тока не любила терять отличных возможностей, тем более в разгар битвы. И, несмотря на вдруг появившиеся отголоски неловкости в момент, когда эта клятая Учиха была в ничтожных миллиметрах от ее лица, Сенджу умело проворачивает атаку, перекидывая оппонентку через плечо. Мизуми в мгновение ока впечатывается спиной в землю, кажется, даже пробивая ее на несколько сантиметров вглубь от силы удара. С губ слетает болезненный стон и хриплое ругательство, вкупе с каплями крови, что принцесса с горечью выкашливает. Такое чувство, будто из Учихи выбили весь дух. Да уж, в тайджуцу Токе, кажется, точно не было равных и это была ее одна из сильнейших сторон. Как же Мизуми могла об этом забыть! — Так вот чего ты хочешь на самом деле, — приглушенно произносит Сенджу, садясь сверху на принцессу и опуская к ней голову, сокращая расстояние. Со стороны Учихи ноль внимания, но подобие раздражающей довольной улыбки вновь появляется на ее лице, что заставляет Току гневно свести брови. Приставив острие своего клинка к подбородку брюнетки, Сенджу вынуждает ту поднять голову и наконец обратить на нее внимание. — Тебя подсознательно тянет быть побежденной более сильным оппонентом. Мизуми едва раскрывает глаза и тут же сталкивается с карими сверху, что прожигали ее пронзительным взглядом. Не до конца было ясно им обеим к чему это было, что это могло означать или нести за собой, но этот зрительный контакт продлился дольше обычного. Измазанные собственной кровью губы Мизуми вдруг расплываются в улыбке, когда она себя ловит на мысли, что ей даже нравится нынешнее положение дел, даже несмотря на то, что, вроде как, у нее сломано ребро по милости клятой Сенджу Токи. Но в этом было что-то такое, что не могло поддаваться объяснению. По крайней мере, пока что. — Может быть оно и так, — вновь прокашлявшись и запачкав кровью броню и ткань черных перчаток противницы своей кровью, с некоторым задором в голосе отвечает Учиха, не разрывая зрительного контакта. — Только вот… Где ты тут видишь «более сильного оппонента»? Как же Сенджу это злит! Этот насмешливый тон, эти лисьи глаза и прищур. Чистой воды провокация. Тока вновь убеждается в своих же теориях — Мизуми в самом деле изменилась. Стала не только сильнее, но и хитрее, на пример своего старшего брата. Хотя кажется, что даже куда лучше и искуснее! Тока даже удивляется, вдруг поймав себя на мысли, что на поле битвы она еще ни разу не углядела Тихого Убийцу… Обычно он всегда был где-то вблизи или в центре внимания, порой и быстро умел скрываться от чужих глаз. Особенно, помнится Сенджу, как во время ее столкновений с Учихой Мизуми Такео принимал удар на себя. Току это даже умиляло, но в остальном же ей было в принципе плевать с кем вести бой. Хотя, разница между этими двумя противниками была, конечно, колоссальная… Но, если действительно сравнивать, к Мизуми у Токи отношение было куда проще, нежели к ее защитнику. С Учихой Такео у девушки были личные счеты, которые она точно планирует сравнять. — Вместе с тем… — через боль и тяжесть продолжает Мизуми, ощущая стремительный упадок сил. Все же, последняя атака у Токи вышла чрезвычайно удачной, что даже смеяться от боли хочется, не то что уже плакать. — Мое положение говорит об обратном, да? — кровавая улыбка становится шире по мере того, как девушка чувствует некоторые отголоски сил. — Ты можешь меня легко убить — ситуация это позволяет. Но ты этого не делаешь… Неужели теряешься? А, Тока? В чем твоя проблема? — Учиха на секунду умолкает, шипя от боли. И ведь в самом деле… Быть может, возможности удачнее, чтобы наконец расправиться с Учихой Мизуми в жизни Токи больше и не будет, но она отчего-то не решается этого сделать. Почему же? Сенджу и сама не понимает, что в данную секунду ею руководит или что готово вот-вот взять над ней верх. Страх, неуверенность в своих действиях или все-таки нежелание отказывать себе в удовольствии вновь и вновь биться против этой стервы на поле боя? Да, скорее всего именно последнее. Но, быть может, в этой заминке было и еще что-то… — Покажи весь свой огонь. — не до конца понимая мотив своих же слов, Тока вдруг вздрагивает, не отрывая пристального взгляда. Стоило бы обращать свое внимание и концентрировать его на хоть каком-нибудь плане действий, а не на каменном выражении лица Сенджу и ее крепких бедрах, что плотно стискивают ослабевшее тело под собой. Но Мизуми от сильного удара головой об землю стало как-то сложнее думать, особенно в момент, когда их с Токой зрительный контакт длится на неловкость долго. Принцесса поймала себя на мысли, что ее противница, если смотреть на нее снизу-вверх, выглядит достаточно неплохо. Тонкие губы, окрашенные в бордовый оттенок помады, светлые карие глаза, что уничтожают Учиху своим зором, и длинная челка, что почти полностью закрывала левую часть ее лица. Мизуми глухо и через боль усмехнулась, неожиданно для себя вспомнив старшего брата, чье лицо тоже последние годы было утаено за длинной челкой на половину и сохраняло такое же стоическое выражение лица, как у Токи. Забавно. «Свой огонь?» — Да с удовольствием! — спешно выговаривает Учиха, вместе с тем внезапно высвобождая изо рта огромный огненный шар излюбленной техники прямо в лицо Сенджу, заставая ее врасплох. Тока успевает своевременно среагировать, дабы не спалить себе лицо к чертям. Но запах горелых волос все-таки ударяет в нос, как девушка замечает подпаленные кончики своей челки. Увы, использовать стихию воды сейчас ей не удастся из-за отсутствия вблизи источников воды — подобным талантом обладает только Тобирама. Параллельно с раздумьями о внешних данных своей противницы и мыслями о своей уязвимости, Мизуми одной рукой складывала шесть нужных и давно наизусть заученных ручных печатей вне зора Токи, для создания техники. Все же, решения лучше в данную секунду и не нашлось, кроме как поразить и отвлечь Сенджу огнем в лицо. Нужно было как-то выкручиваться из проблемы без сторонней помощи, пусть даже и чакра была уже почти на пределе. Как же Мизуми не хотелось, чтобы кто-то в очередной раз пришел ей на помощь. Будь Такео на поле боя сейчас, а не на больничном, то он бы точно сейчас отвлекся от своего противника, только увидев поражение принцессы. Принцесса ненавидела свою слабость, свою неспособность одолеть «более сильного» противника, как Тока и сказала. Она ненавидела, когда ее спасали, но, кажется так или иначе в этом нуждалась. Если бы не братья или Такео, приходящие в нужную минуту на выручку, то Мизуми давно бы была мертва — она научилась это принимать. Однажды, помнится принцессе, и человек, что в данный момент вел бой с ее младшим братом, тоже спас ее жизнь. Тот день ярко отпечатался в памяти Мизуми, как и прочие моменты, что были любым образом связаны с Тобирамой. На удивление, мысли об этом человеке и их недавнем новом шаге в этих странных и запутанных отношениях часто настигали девушку за последние несколько дней. Много раздумий потрепало девичьи нервы не на шутку. Вся эта ситуация с Тобирамой, с Такео и с ней самой очень… пугала. Кажется, что Мизуми никогда еще не стояла на пороге таких сложных душевных терзаний, хотя положения в жизни бывали очень разные… И она элементарно не знала, что делать, что говорить, как себя вести. С самого появления Сенджу на горизонте сражения, единственное чем ограничились Тобирама и Мизуми — неоднозначными взглядами, как и протяжении всего остального времени лишь переглядывались друг с другом — и ничего более. Скорее всего, Сенджу находится в таком же неоднозначном состоянии, как его потенциальная возлюбленная, которая пока что не может себя полноценно так обозначить. Тобирама тоже не может полностью уложить в мыслях факт того, что он с принцессой стал еще ближе — это было для него парадоксально странно, но отчего-то душу все-таки грело. Сенджу готов для себя признать — это неловко. В тот поздний вечер, когда тайные возлюбленные встретились у цветочной поляны в лесу, Тобирама, да и сама Мизуми понимали к чему все ведет, учитывая, что до того их последняя встреча запомнилась первым ярким поцелуем. Мужчина сложил одно к одному и пришел к выводу, что у принцессы не было любовного опыта за спиной и спокойно это принял, ведь и у него не было богатого багажа сексуальных приключений в жизни, хотя некоторый опыт и имелся. Тобирама был смел и уверен в себе, потому и не растерялся. Об этой ночи он думал частенько… Хотя, кому он собрался врать? Это не выходило у него из головы, как и образ прекрасной черноволосой девушки, застывший перед глазами. Принцесса, мысли, воспоминания и все, что связано с ней не первый месяц и, скорее всего, не первый год сводило Сенджу с ума до той степени, что он сам себя не узнавал. Только, наверно, один Узумаки Сатору со всей суетой, что он умело навел своим появлением в жизни Тобирамы, смог как-то отвлечь от навязчивых мыслей о Мизуми и сдвинуть на какое-то время все это на второй план. Но Сенджу должен признаться — он даже как-то соскучился по мыслям об этой девушке. Наверно… и по ней самой он тоже скучал. С той самой ночи они больше не виделись. И больше не говорили. Поэтому и столько неловко им было себя вести сейчас, во время ярых, но привычных сражений их кланов. — Сестра мне все рассказала. — сквозь отдышку, как невзначай произносит Изуна, прожигая ярым взглядам своего врага, что стоит на против него, крепко сжимая оружие в руках, и так же переводит тяжелое дыхание. Тобирама широко раскрывает малиновые глаза в неподдельном удивлении. — Тебе повезло, кретин, что старший брат еще не прознал о ваших похождениях! — восклицает Учиха, брезгливо кривя губами. В голове Изуны все еще не может ужиться тот разговор с Мизуми пару дней назад после ссоры с Мадарой. Младший брат наконец хотел расставить все по своим местам и понять в чем проблема каждого из них, со слезами на глазах выводя сестру на чистую воду. Было без того ясно, что Такео не первый год неровно дышит в адрес принцессы и Изуна это хорошо знал, но и прекрасно было видно, что Мизуми без особого энтузиазма шла к нему навстречу. Однако, черные глаза сестры частенько горели счастьем и Изуна дураком не был, сразу понял, что к чему, но вот и было ясно, что причиной девичьей радости была влюбленность, но явно не по отношению к их общему доброму человеку. Старшая сестра рассказала ему, кто на самом деле является человеком ее сердца. И удивлению Изуны, кажется, не было предела. Младший брат не торопился осуждать, презирать или унижать сестру за ее выбор. Он-то точно всегда хорошо понимал — сердцу не прикажешь, и только вновь убедился в том, что любовь может вести людей по не тому пути. Всю свою жизнь Изуна, как и следовало, ненавидел Сенджу по праву рождения, и с самого детства на дух не переносил раздражающего Тобираму. По очевидным причинам Изуну ответ и выбор сестры очень сильно не обрадовал. И по просьбе же сестры Учиха пообещал ничего не говорить старшему брату, хотя очень хотел! И несмотря на сложные отношения между Мадарой и Мизуми, первый бы точно сорвался со всех цепей, словно обезумевший биджу, лишь бы стереть Сенджу Тобираму с лица земли за то, что тот посмел не просто бросить взгляд на его драгоценную младшую сестру, так еще и совратить ее! Даже факт того, что принцесса была девочкой взрослой, и сама решала с кем быть — уже бы никого не интересовал. — Что за бред? — тяжело выдохнув, с показательной усмешкой спрашивает Тобирама, делая вид, будто перед ним стоит умалишенный, а не человек, обладающий провокационной информацией, которая может значительно все усложнить. Какого черта вообще Мизуми так просто все взяла и выложила своему младшему? Наверно, только этого понять Сенджу не может. Не то чтобы они обсуждали этот вопрос или заключали какие-то определенные договоренности по поводу их отношений и прочего. Да и еще есть один вопрос, на который было бы тоже неплохо найти ответ: а есть ли у них отношения вообще? Но, сказать откровенно, Тобирама отчего-то был убежден, что был очевиден факт того, что все-таки следует оставить их личные моменты в тайне. Только для них. И, видимо, у Мизуми было обратное мнение на этот счет. Это действительно усложняет ситуацию. Лишний свидетель, которого по неясным причинам самолично Мизуми допустила к их личной жизни. Ломая голову вопросами, связанными с принцессой и ее необдуманным, откровенно глупым поступком, Тобирама отвлекается на пару секунд и не сразу замечает у себя перед глазами горящий шаринган в три томоэ. И секунд просчета врага становится вполне достаточно для проворного Изуны, что четко выбрал момент для своего удара. По лицу Сенджу проходится кулак его противника, в сию секунду отправляя того в полет. — Черт, — ругается Тобирама, с мощной силой сталкиваясь спиной с обломком скалы позади себя. Неплохой вышел удар. Однако, благодаря крепкому телу и защитной броне большого урона или дискомфорта не доставило. Но не успевает Сенджу открыть глаза и сориентироваться, как прямо на него был направлен шквал огня от разошедшегося сегодня Учихи. В момент взяв волю в кулак, Тобирама приходит в себя, тут же складывая заученный порядок ручных печатей для создания мощной техники, что умело может противостоять и дать достойный отпор великому огненному шару Учиха. В одну секунду из неоткуда появляется огромный водный дракон, а в другую сталкиваются две стихии, оставляя после себя лишь плотную пелену пара в воздухе. «Да уж… — с самодовольной улыбкой на лице мыслит Изуна, уворачиваясь от летящих в него кунаев. — Атака наугад? — юноша усмехается. — Мои искреннейшие сожаления тем, кого судьба обделила шаринганом.» Взгляд ярко горящего шарингана метается в пелене дыма из стороны в сторону, выискивая движение противника. Теперь-то Учиха уверен не только в своем превосходстве, но и в своей победе. «Теперь ты — мой, Сенджу Тобира...» Не успевает довести мысль до конца Изуна, как выражение его лица сменяется с самодовольной мины на абсолютное непонимание с моментального появления Тобирамы перед глазами. Горящие шаринганом глаза Учихи раскрываются в большом удивлении. Черт! Как же он это не предугадал… Вот и продемонстрировал на практике свою новую секретную Технику Летящего Бога Грома и сам Сенджу Тобирама. «Как же… больно…» Острая боль пронзает все тело, шум застывает в ушах, как и по ощущением весь мир вокруг, силы медленно покидают его. Катана безнадежно выпадает из рук, ударяясь металлом об каменную землю. Мысли в голове мешаются и Изуна уверен, что тоже готов свалиться балластом на землю. Кровь брызгает изо рта, рука машинально ложится на место глубокого ранения, лишь бы остановить поток крови и боли… но, кажется… Кажется, все это уже бесполезно. Юноша чувствует, как по рукам стекает его собственная кровь, как неописуемая боль пропитывает все тело, как он сам теряет надежду… Не хватает силы, не хватает смелости, не хватает выдержки обернуться и взглянуть на всей душой ненавистного Сенджу… — Изуна! Где-то вдалеке, эхом слышится надрывистый крик старшего брата. А может Учихе уже и померещилось? Забавно. Изуна вдруг думает о том, где бы прямо сейчас он желал бы оказаться. Где-нибудь на берегу океана, слыша крики чаек и ощущая на своих губах вкус соли? Может быть дома или в чаще леса, оставаясь наедине с собой и своими мыслями? Нет, это на него не похоже. Точно! Изуна сейчас мечтает вернуться в детство, наблюдая, как Мадара и Кента воруют мясные булочки, приготовленные с утра матерью. Мечтает вновь реветь от того, что не имеет возможности догнать своих старших во время их игр в лесу или у реки. Да, именно так. Наверно, то самое лучшее время жизни, которое Изуна не ценил. А на деле отдал бы все, что имеет, лишь бы вернуться в те светлые, беззаботные дни. — Господи, Изуна! — а вот и, кажется, голос старшей сестры. — Держись, — как только младший Учиха был готов свалиться с ног, он почувствовал сильную хватку старшего брата, что взял его под плечо в качестве опоры. — Все будет хорошо! «А точно ли будет?..» — Изуна, только не теряй надежды! — в отчаянии произносит Мизуми, закидывая руку брата на шею, создавая ему опору с другой стороны. Это ведь обычное ранение, правда? Все действительно будет хорошо, как и говорит Мадара. Изуне просто нужна медицинская помощь. Сейчас они тут же отправятся домой и Учиха Камо все решит, он точно спасет Изуну, как и спасал всех до него. Камо это точно под силу! Или Мизуми просто пытается себя убедить во всем этом, не желая признавать, что человек, которому она осмелилась открыть сердце и душу смог нанести ей такой удар? …не желая признавать, что возможно жизнь ее любимого младшего брата находится на грани, словно на тонкой нити, и вот-вот его может в один момент не стать. Этого не может быть… Им просто нужно уйти и доставить Изуну в госпиталь… В одно мгновение перед братьями и сестрой собственной персоной появляется внушительная фигура в красных доспехах. Длинные, каштановые волосы развеваются на ветру. Сенджу Хаширама в самом деле выглядит величественно и угрожающе, внушая не только страх, но и безграничное доверие, даже несмотря на сложившиеся обстоятельства. Шиноби направляет на своего старого друга острие своего меча. Неужели, видя в каком они сейчас положении, Хаширама будет нападать? Кажется, Мизуми уже готова ко всему. Но она прекрасно понимает, что если Хаширама действительно продолжит битву, то им точно не выиграть. Но, что более страшно — им уже тогда точно не спасти Изуну. — Хаширама… — негромко, с толикой отчаяния и тихой мольбы произносит Мадара, поднимая на Сенджу тяжелый и полный тоски взгляд. Глава Учиха, как никто иной понимает сложившееся положение дел и оставляет последнюю надежду лишь на благоразумие своего кровного и главного врага, которого однажды он осмелился не только называть, но и считать другом. Лезвие меча Сенджу вонзается в каменную землю в знак доброй воли. Тело Изуны ослабло и повисло на старших брате и сестре. Он все еще дышит, но, видимо, поддерживать сознание он не смог. Однако, надежда на спасение еще не потеряна. — К чему нам продолжать это, Мадара? — в темных глазах Хаширамы застыла такая же тоска, как и в глазах его друга. Даже сейчас, в такой момент он был готов разделять боль своего, как и прежде, дорогого человека. — Если два сильнейших клана — Сенджу и Учиха объединятся — другие страны поймут, что он будут бессильны в борьбе против нас. Не будет союза могущественнее. — Хаширама был готов стоять до конца на своем, потому что свято верил в верность своих идеалов. — И именно тогда войне придет конец. Сколько бы Мадара ни пытался убеждать себя в том, что Хаширама — его главный враг. Его главная цель. Главная победа над самим собой. Еще в детстве Учиха считал, что если он не просто победит своего друга, но и превзойдет его, то именно тогда он сможет быть горд за себя. Это была его цель, его порог и его минимум. Его идеал. Годы шли, их общая мечта и личные цели каждого все еще были живы. Они заняли места своих отцов, возглавляя свои кланы и ведя своих людей в светлое будущее, они росли, развивались, учились и ошибались, но все еще оставались верны своим планам, возможно, где-то в глубине души. Но Мадара все еще не стал сильнее своего главного соперника, ни физически, ни в мастерстве, ни тем более духовно. И его это уничтожало изнутри. Больше всего Учиха ненавидел, когда его мысли, планы и решения ставили под сомнение, но один только Сенджу Хаширама это делал из раза в раз, вновь и вновь. И даже сейчас. — Ну же… — тихо, и даже с какой-то неуверенностью и осторожностью, словно идет по тонкому льду и готов вот-вот провалиться, произносит Сенджу, протягивая руку в знак мира вперед. Насколько же Учиха Мадара жалок, раз столь сильно удивляется протянутой руке? Но насколько он будет глуп, если оттолкнет ее? Видимо, это отличная возможность наконец задуматься о том, что Хаширама, быть может, был в самом деле прав? Идеальный момент, наконец пойти навстречу и признать правоту друга? Выходит… Да. Мадара считает, что, наверно, впервые в жизни готов сделать по-настоящему верный выбор, о котором, он надеется, сожалеть не придется. Учиха чувствует, что он, как и прежде, готов следовать за этим светом. Он так близок к этому свету, он так близок к истине… Так близок к светлому будущему своего клана и их общей с Хаширамой мечте. Словно небольшой камешек, что, разрывая поток ветра, стремится к своей цели — настигнуть другую сторону реки, ударяясь об водную гладь. На душе вдруг становится легче. Мужчина готов сделать шаг навстречу своему другу. — Старший брат, нет! — вдруг дергается Изуна, тут же поднимая голову и устремляя взгляд на злейшего врага, коим для него и всего клана является Сенджу Хаширама. — Не ради этого умирали наши братья… — Изуна?!.. — по телу Мадары словно проходится хороший разряд тока, приводя его в чувство и развеивая перед глазами пелену розовых очков. — Неужели ты забыл… — продолжает младший Учиха сквозь острую боль, ощущая, как кровь на его губах течет только обильнее. — На их руках кровь стольких Учиха… Пожалуйста… — юноша прикрывает глаза на долю секунды, понимая, что он больше не в силах бороться с этой ноющей болью. Но хотя бы образумить брата нужно. — Старший брат, пожалуйста… Не верь ему. И вновь это повторяется… Та же история. Те же чаши весов, что только каждый раз по очереди перевешивают друг друга. Семья и честь имени Учиха или же человек, в котором Мадара нашел умиротворение и путь к истине этой жизни. Старший брат в поиске нужного ответа даже понятия не имеет куда ступать, переводя взгляд с Хаширамы на свою младшую сестру. Но, к сожалению, Мизуми правильного ответа не знает, для нее прежних устоев жизни больше не существует — только не в момент, когда она понимает, что ее сердце медленно разбивается и она теряет себя. Выбор падает на плечи Мадары, от которого будет зависеть все.