Не вернуть

Тело Минори нашли через несколько часов после ухода Мадары, Мизуми и смертельно раненного Изуны с поля боя. Синие глаза застывшим взглядом были устремлены к такому же синему небу, что с завораживающей красотой и жутью отражались в стеклянных глазах девушки. Сердце ее давно не билось. Рот был слегка приоткрыт, запечатлев последний выдох. Лицо было по-прежнему красиво даже с побледневшей кожей, с засохшими струями крови изо рта и темными мешками под глазами. Легкая ладонь крепко сжимала рукоять мяча, словно крича о том, что воля сражаться в сердце Минори не угасала до самого конца. Часть зеленой брони, по своему назначению защищающая корпус, находилась в стороне, а на женском животе кровоточило глубокое ранение, которое и послужило причиной смерти. Невольно Хаширама вновь вернулся воспоминаниями в день, когда из жизни ушла мать. Сенджу Мива так же умерла от глубокого ранения в брюшной полости от острия меча в руках Учиха, но хотя бы в последний раз успела увидеть сыновей и мужа, попрощавшись с жизнью в собственной постели, а не на холодной земле наедине с самой собой и своей болью. Но что это меняло, если Хаширама в очередной раз в мельчайших деталях запоминает образ любимой женщины, который отпечатается болью и величайшим сожалением на всю жизнь? Пытаясь защитить всех и сразу, Сенджу вдруг понимает, что он как последний идиот ошибался. Если даже не смог защитить самых близких. Судя по всему, Минори была убита еще в самый разгар битвы. Ее же тело обнаружили часами позже, когда Сенджу искали выживших в округе и брали в плен оставшихся Учиха, что остались без защиты своего лидера. Кто-то из Учиха противился, пытался продолжить бой, пусть и понимали, что ничего сделать уже не смогут, но большая часть людей сдалась практически сразу. В один миг, словно по щелчку, мир Хаширамы остановился, увидев покрасневшие от слез глаза Токи и услышав от нее же слова о том, что Минори — мертва. Вряд ли мужчина сможет сказать или хотя бы для себя до конца понять, что в тот момент он почувствовал. Хаширама опустел. Хаширама был готов провалиться сквозь землю. Хаширама впервые в жизни был готов поддаться гневу и ненависти и в один момент уничтожить все вокруг. Хаширама не понимал, почему именно она… Бережно закрыв синие глаза любимой женщины, он молил Ками только о том, чтобы Минори было легко в этот момент. В голову лезли десятки разных мыслей и практически все лишь о том, что Минори не заслужила того, что с ней произошло. Сначала Хаширама разбил ей сердце, а потом, движимый и затуманенный надеждами на мир, позволил врагу, которого никогда не желал называть или считать врагом, забрать ее жизнь. Хаширама в своей жизни совершал много ошибок, пусть и чаще всего руководствовался убеждением, что это было во благо — и не только он один. Но какой все это имело смысл сейчас, если итог все равно один — Минори мертва. Минуло ровно десять дней, словно одно мгновение, особенно на фоне последних событий. Не успела гнетущая тоска Хаширамы и вполне оправданное негодование Тобирамы ослабить свою власть над уязвимыми в такой непростой период душами, как на горизонте вновь объявилась шестерка красноволосых всадников хаоса, как их успели прозвать на материке, во главе со своим прежним лидером в маске Бога Смерти. Узумаки Сатору можно легко посчитать лжецом и это вполне будет оправданно, однако, он скорее является спекулянтом и тонким манипулятором, нежели лжецом в чистом виде. В общем и целом, Узумаки Сатору можно уличить во многом — это, конечно, тоже надо постараться, — но если он давал конкретное обещание, то оно было всегда непременно исполнено. Сатору ровно десять дней назад дал обещание Минори, что вернется в назначенный срок, когда будет держать дорогу домой и обязательно заберет ее с собой. И вот Узумаки здесь. Однако, выходит, судьба распорядилась таким образом, что данное общение показать все чудеса света женщине, которую Сатору знал всего два дня, но уже был готов преподнести к ее ногам весь чертов мир и наконец назвать ее «своей» — он не исполнит. — Это шутка? — тонкие губы кривятся в сухой усмешке, при полном отсутствии привычного веселья на лице и в голосе Узумаки. Аметистовые глаза уставлены на главу Сенджу в ожидании внятного ответа и пояснения таких двух простых слов из уст последнего, как: «Минори умерла», сказанных после просьбы позвать их общую даму сердца. Хаширама поднимает на Сатору проницательный и в тот же миг пустой взгляд, в котором словно ничего более не осталось — все те эмоции, которые можно было пережить от потери столь близкого человека, коим для Сенджу с малых лет была Минори, он уже пережил — кажется, и эмоций не осталось вовсе. Но это далеко не так, даже если пока что все кажется именно таковым — окончательным и бесповоротным. Ни для кого, кто когда-либо знал этого человека, не было секретом, что Сенджу Хаширама не просто один человек, не просто личность, не просто шиноби, способный заключить весь мир в свои объятья. Сенджу Хаширама и был всем миром. Этот человек не из числа тех, кто может целиком посвятить всего себя и всю свою жизнь одному другому человеку, насколько бы глубоки и сильны питаемые чувства ни были. Сенджу Хаширама точно переживет эту боль, перерастет или переступит, потому что сам в глубине души понимает, что не имеет права на такой эгоизм, как зацикливаться на своей боли. Вопреки всему Хаширама готов возвести на себя груз ответственности за всех тех, кто верит ему и готов за ним следовать, и нести этот груз на своих могучих плечах всю жизнь. Порой казалось, что таких людей, как Хаширама не было вовсе. Он был уникален и не только по своим способностям. По всем факторам, которые содержал в себе. Он был такой один. Все, что совмещает в себе этот человек — не мыслимо было только представить. Будто все природные истоки жизни, как десятки и даже сотни нитей разных путей брали свое начало в самой глубине души этой личности и сходились все эти пути там же — в Сенджу Хашираме. И выдерживая более двух минут этот пытливый, молчаливый зрительный поединок с безмерными черными глазами — Узумаки Сатору вдруг ощущает, как оказывается на пересечении всех этих сотен путей, ступив на которые ты непременно придешь к гармонии и полному умиротворению, если не собьешься с пути. Даже скользкое эхо внутри Сатору вдруг напомнило о себе скрежещем голосом: — Только настоящий дьявол способен разглядеть дьяволов в других. — мерзкий голос пробежался отголосками глухого эхо по нервам Сатору, заставив того нервно дернуть головой и на долю секунды прикрыть глаза, разрывая этот взаимоунижтожающий контакт глазами с Хаширамой. — И в этом подобии человека, помимо сокрушительной природной силы, живут демоны. Возьми на заметку, сопляк! И ровно в этот же миг взрыв дикого хохота, возникшего из недр мрачной души, сотрясает Сатору. Он яро звенит в мужчине, как радостный крик в тумане, стремящийся, кажется, рассеять его, но не оставляющий после себя никакого следа, кроме тоски по солнцу и нехватки кислорода. У Узумаки перехватывает дыхание, ноги слегка подкашиваются, и руки покрытые темной тканью перчаток начинают трястись. Однако, мужчина координацию не теряет и вроде как в состоянии удержаться на ногах. А характерные ни то метки, ни то печати на лице Сатору, которые с самого начала показались Тобираме интересными, необычными и явно что-то за собой несущие, тут же загорелись жгучим красным светом. Глаза расширяются, заполняя белок глаз чернотой вокруг аметистовых зрачков, что в секунду сменяются кроваво-красным оттенком. Ужас застывает на лицах присутствующих, начиная от Тобирамы и заканчивая подопечными самого Сатору, которые пару раз в жизни уже сталкивались с подобными выходками «сожителя» своего командира, но даже так это каждый раз будет вызывать мороз по коже и естественный человеческий страх. Даже Тобирама, повидавший в своей жизни множество разных и ужасающих представлений и, кажется, готовый уже ко всему, будучи никогда не являясь особо впечатлительным, почувствовал, как его собственное сердце забилось в бешенном ритме. Когда такое с ним вообще было?.. Младший Сенджу никак не успел среагировать, даже все мысли в миг покинули его сознание, а тело словно окаменело. Но что же сейчас чувствовал Хаширама, который в данный момент был ближе всех к Сатору и который при худшем развитии ситуации точно послужил бы первой линией обороны? И тут же возникает новый и более важный вопрос, на который вряд ли сможет найтись ответ: А что бы смог сделать Хаширама в такой момент? — Да расслабьтесь. — даже не дрогнув голосом, но с некоторой забавой и своим собственным голосом начинает Сатору, вроде как, уже придя в себя. — Эта тварь так балуется, вызывая у меня что-то похожее на приступ, лишь бы напугать всех вас. — Узумаки Сатору не вызывает чувства надежности и не производит впечатление человека, которому можно верить на слово, но все же всем присутствующим хватило его оценки, чтобы понять, что угрозы нет, но в глазах все еще стоит застывший ужасающий шок. — Я не всегда могу контролировать это клятое ребячество, но для меня и окружающих это никаким уроном не оборачивается. — мужчина усмехается. — Дайте только этой поганной суке позабавиться и возомнить себя нечто стоящим. Узумаки уже ожидал незамедлительных возмущений своего нечестивого соседа, как это обычно бывало, но последний на этот раз на провокационное оскорбление и некоторое обесценивание реагировать не торопился. Дикое стремление ходить по острию лезвия и необходимость зубоскальства не обходила Сатору и в общении, и в отношении к тому, с кем он был повязан вовек. Наследник Узумаки не боялся демонической силы, что сидела внутри него. Скорее, он боялся последствий, к которым эта сила могла его привести или наоборот — не привести. Сатору давно научился с этим жить и принимать свое существование — не жизнь, — как данность, как то, с чем бороться уже было бессмысленно. Узумаки Сатору был по истине всесильным, но против этого был на свою трагедию и свою иронию бессилен. — То есть… по-вашему, «это» — не стоящее? — не успел обычно рассудительный Тобирама собрать мысли воедино и связать даже пару слов, как его вопрос был сформулирован и озвучен Хаширамой, что с широко раскрытыми от удивления глазами обращался к Сатору. Хаширама не до конца мог понять, какие эмоции в нем преобладали — самый настоящий первобытный страх, безмерное удивление или же невообразимое любопытство. Более того, сам Хаширама четко ощутил выброс этой яростной энергии во время приступа Сатору, словно вся энергетика прошла сквозь него, окутав его собственную душу холодными когтистыми лапами. Самое подходящее чувство для такой ситуации, естественно, страх, но в тот же момент Сенджу не ощущает его настолько, как удивление тому, насколько это дико и ужасающе. А более было любопытно — в самом ли деле для Узумаки Сатору «это» является не стоящим? — Абсолютно. — Узумаки соврал. Может быть, для Сатору эта данность действительно не имела такой значимости, какую привык раздувать абсолютно каждый, кто только примет подобное к сведению, даже если не полностью будет верить, что такое бывает по-настоящему. Все ужасы, которые можно было пережить из-за своего положения и навязанного предназначения — Сатору уже пережил. Его ничем не удивить, не разжалобить своими сочувствиями и не испугать страшной историей о какой-нибудь трагедии. Честно признаться, Узумаки каждый раз как в первый удивляется тому, как он до сих пор не разучился вообще что-либо чувствовать. Однако, такие эмоции, как страх, сочувствие или удивление покинули его уже давным-давно, но Сатору все еще тешит себя надеждой на то, что в нужный момент эти эмоции могут вновь настигнуть его. Если Сенджу Хаширама был совершенством, внутри которого свое начало и первооснову берет все живое, то свою трагедию и логичный конец получает в Узумаки Сатору, что был человеческим воплощением порочности и самим Владыкой Ада. Если Хаширама производил впечатление абсолютной непогрешимости, то Сатору производил впечатление творца и созидателя всей человеческой и нечеловеческой греховности. Когда материя берет начало во внутреннем мире Хаширамы и приобретает конец в мире Сатору — она по-новой начинает свой путь, которому никогда не будет окончания, тем самым образуя бесконечность. Вероятно, единственными различиями в их силе служило то, что сила Хаширамы принадлежала ему по праву рождения, а сила Сатору была приобретена со стороны, однако, природные ресурсы первого были конечны, а дьявольская энергетика второго была вечна. Насколько бы они не были различны — у них было и много общего. Бремя избранных, которое они не выбирали. Сокрушительная сила, о которой они не просили, но сумели совладать. Несоизмеримое чувство долга перед семьей и кланом. Любовь к одной женщине. — Я видел сон, где ты моя, — упав на колени и уткнувшись лбом в холодный каменный памятник, тихо прошептал Узумаки, обращаясь к Минори. — В нем я тебя не потерял. — мужчина теряет себя в этом моменте, ощущая холод, исходящий от каменной плиты и всепоглощающую боль, что словно сжимает его ребра, давит на легкие и перекрывает доступ к кислороду. Сатору мог бы списать эти ощущения на иллюзию боли, если бы не гнусный смех на фоне, что щекотал его нервы. Словно костлявая демоническая рука обволакивает омерзительными пальцами пока что человеческое сердце и болезненно сжимает, провоцируя очередной приступ у Узумаки. — Снова я один. Впереди дьявола Узумаки ждет долгая жизнь, которая представит собой нескончаемый поток дней, событий, быть может, важных связей, которыми захочется дорожить, череда разочарований, радости, счастья и боли в разы страшнее и сильнее, чем та, что сейчас топит Узумаки в тоске. Одна жизнь на фоне бесконечности, которой был обречен Сатору казалась абсолютно ничем, но это нисколько не исключало боли и сожаления потери и не сбыточных мечт. Сатору больно. Чертовски больно. Даже если он сам не признает масштабы этой боли. Выходит, единственное, что остается — принять действительность такой, какая она есть и разделить свою боль с теми, кто сможет понять. Сатору поднимает голову, устремляя взгляд на Хашираму, что все это время стоял неподалеку, но на достаточном расстоянии, чтобы не мешать гостю своим присутствием, сохраняя дистанцию и личные границы. Тобирама тоже был где-то неподалеку, однако, вне поля зрения, но Сатору отчетливо ощущает его присутствие, но сейчас его интересует лишь один человек. Хаширама, до того смотрящий в сторону — куда угодно, лишь бы не на могилу Минори, у которой он провел несколько дней — тут же оборачивается к Сатору, словно почувствовав на себе взгляд аметистовых глаз. И вместо каких-либо ожидаемых требований, гнева или прочего, Сенджу в этих глазах видит лишь невообразимую печаль, которую, кажется, Узумаки сдерживает с великим трудом. — Насколько сильно вы любили ее, Хаширама-сан? — спрашивает Узумаки, уже хорошо зная, что связывало главу Сенджу с женщиной, о которой можно было только мечтать. Сатору заранее знает ответы на очень многие вопросы, но на их большинство хотелось бы услышать ответы лишь от Хаширамы. — Достаточно сильно, чтобы я помог вам разделить эту боль? Как и ожидалось — Узумаки необходим спасательный круг. Глава Сенджу в момент улавливает нотки немой мольбы в плачевном взгляде и в его груди что-то болезненно стянуло, после чего пришло легкое облегчение и на душе стало спокойнее от осознания того, что в самом деле существует на этом свете кто-то помимо Мадары, кто сможет его понять. Эта связь не сможет заменить собой узы, что связывали его с Мадарой — она была иной, совершенно на другом уровне и в другой области. Сатору знал Минори куда меньше, чем Хаширама — чувства первого не были проверены и закреплены временем, долгими душевными беседами, переломными моментами, но эти чувства были настоящие и несли в себе большое будущее. Если бы не эта трагедия… Если бы Минори была сейчас жива и полна сил… Если бы все только обернулось иначе… Сатору бы точно смог сделать все то, что не успел и не смог Хаширама, чтобы их общая дама сердца была по-настоящему счастлива и вновь смогла искренне улыбаться. Но к величайшему сожалению у этой истории мог быть исключительно несчастливый исход. Только успевает в голове Хаширамы созреть логичный вопрос: «Откуда Сатору вообще известно о его связи с Минори и чувствах к ней?», но вот только не успевает он что-либо произнести, как вдруг под ногами зашевелилась земля, задрожал лес и где-то в далеке спешно послышался поток взрывов, после чего незамедлительно над лесом Сенджу пролетел град огневых выстрелов в небе, сообщая о появлении незваных, но весьма ожидаемых гостей. Братья Сенджу и Узумаки устремились ввысь, ловко оказываясь на верхушках могучих деревьев, выглядывая нарушителей. И злобный оскал Тобирамы, который в миг уловил отголоски знакомых оттенков чакры, говорил сам за себя.

せいり

В какой момент все пошло не так? В момент, когда отклонив очередное предложение о мире и протянутую руку помощи Хаширамы, Мадара с раненными братом и сестрой покинул поле боя около недели назад? В момент, когда острие клинка Тобирамы насмерть пронзило тело Изуны? В момент, когда Хаширама и Мадара вновь вели дискуссию об идеалах и детских мечтах во время боя? В момент, когда Сенджу проиграли клану Учиха в обороне поместья Тоетоми Накэучи и Учиха Такео обезглавил паскудного феодала? В момент, когда все карты были вскрыты и Мадара стоял перед выбором — человек, сумевший его понять, эта связь или семья — на поверхности реки, ровно в день, когда они с Хаширамой наконец узнали о принадлежности друг друга? В момент, когда сидя у края скалы Хаширама и Мадара посмели разделить друг с другом мечты и клятвы навеки защищать своих младших, даже построив для этого особое селение шиноби? Или же в момент, когда Сенджу Хаширама во время бездумной прогулки в лесу вдруг углядел у берега реки мальчишку примерно своего возраста, что с неудачей бросал камни по глади воды? Никто не знает. Но сейчас все по-другому. Сколько не вдавайся в подробности и детали прожитых лет и моментов, когда они были счастливы рядом друг с другом — ничего не изменить — по крайней мере в этом отчаянно Мадара пытается убедить своего друга, что оставался предан своим прежним идеалам. Может быть, Хаширама и в самом деле ошибается, потому что, что он видит сейчас перед собой — не поддается никаким объяснениям. Перед ним далеко уже не тот человек, которого Сенджу однажды встретил на каменистом берегу реки и которого назвал другом — может все и не так и перед ним действительно до сих пор все тот же Мадара, который так же грезит мечтами о лучшем мире для всех — мире, где дети не будут умирать во имя чужой гордости и где вообще не будет напрасных жертв, где все будут наконец счастливы. — Твои глаза... — завороженно произносит Хаширама, не в состоянии отвести взгляда в свете закатного солнца от старого друга, что точно выглядел уже по-иному. Узор в глазах Мадары стал другим, более сложным, более четким, более красивым... И это было первое, что заметил Сенджу, только приблизившись к называемому врагу. Его мангекье шаринган стал другим. Мадара ничего не ответил, но его взгляд так же был намертво устремлен на Хашираму. — Что с Изуной? — вдруг прерывает повисшую тишину Тобирама, обращаясь к чересчур уж серьезному Мадаре. Так же младший Сенджу про себя отмечает, что среди порядка полсотни Учиха, что пришли сегодня со своим лидером поквитаться за смерть младшего брата нет Мизуми. Сколько Тобирама помнит, Мизуми тоже была серьезно ранена после боя с Токой и едва ли стояла на ногах, а сейчас в числе присутствующих ее нет. Выводы и навязчивые мысли — что Тобирама за собой никогда не наблюдал — просятся сами собой. Мизуми была достаточно изранена, пусть даже не настолько как Изуна, но этого могло бы хватить, чтобы закончить плохо. Сенджу гонит от себя все лишние мысли, только надеясь на то, что принцесса осталась дома лишь по причине плохого самочувствия и зверской тоски, на которую ее обрек и сам Тобирама. Было бы максимально странно, если бы при своих и вражеских шиноби Тобирама вдруг поинтересовался состоянием Мизуми, с которой, формально, он вообще никоим образом не связан. И все же он справился с тягой не открывать рот и не задавать лишних вопросов, которые в свою очередь тоже незамедлительно вызовут ряд логичных вопросов, на которые ответы будет найти крайне сложно. И все же, Сенджу нужно было знать, что с ней. — Мой младший брат скончался от полученных тобою ран, ублюдок. — сказал как отрезал Учиха, отвечая на вопрос младшего Сенджу, который и бровью не повел на оскорбление, а в остальном подтвердил свои мысли — Изуна действительно умер. Тобирама не знает боялся ли он именно смерти Изуны или он все же боялся последствий, с которыми придется столкнутся его клану сейчас в бою с Мадарой и с которыми столкнется рано или поздно он сам, при встрече с принцессой. — А младшая сестра порабощена смертной тоской. — вдруг отвечает Учиха на так и не озвученный Тобирамой вопрос. Да, как он и ожидал — Мизуми сломлена, но хотя бы жива. — Взамен Изуна оставил мне силу, благодаря которой имя клана Учиха обретет величие! «Вот оно что!» — промелькает в мыслях Тобирамы и он ловко складывает одно к одному, приходя к конечной составляющей уравнения. Глаза Изуны и после вечный мангекье шаринган Мадары. — Я послал тебе письмо с предложением о заключении мира и прекращении войны. — парирует Хаширама, не разрывая с оппонентом зрительного контакта. — Если ты действительно хочешь защитить свой клан — прекратим же сражения и сядем за стол переговоров, Мадара. — истина в его словах всегда была и, возможно, есть все еще — Мадара готов это признать, но более он не готов с этим считаться и тем более идти на поводу. Только не после всего того, через что ему пришлось пройти по милости Сенджу. Учиха словно пропустил мимо ушей слова своего старого друга, на деле услышав и запомнив все, в том числе интонацию, этот пронзительный взгляд темных глаз и даже энергетику, которая сопровождала Хашираму в этот момент. Но ничто из этого, даже для великой любви Мадары, ровным счетом ничего не стоило в этот момент. Изуна взял с него слово. Посмертную клятву. И старший брат не намерен предавать идеалы, в которые свято верил младший, во имя которых и отдал свою жизнь. Даже ради Хаширамы. Жертва Изуны не будет напрасной. В миг тело Мадары окутала пелена темно-голубой чакры, которая стремительно начала обретать полноценную форму. Тобирама не добро нахмурился, понял сразу — чертово Сусаноо, будь оно проклято! Скелет синего Сусаноо Мадары начал незамедлительно устремляться в высь и в ширину, преобразовываясь и заставляя кровь в жилах врагов застывать. — Хаширама! – выкрикивает Учиха, положив начало очередному сражению лидеров двух сильнейших кланов, вечных соперников и некогда лучших друзей. Сенджу времени не терял, давно настроившись к битве вопреки предательским терзаниям и нежеланием очередного кровопролития, но, видимо, выбора у него нет. В считанные секунды складывая наизусть заученные печати, Хаширама сдерживает удар кулака Сусаноо Мадары с помощью в миг образовавшихся ветвей техники стихии дерева: Мир цветущих деревьев. Не успевает Учиха сориентироваться, как вокруг его тела из чакры возникают десятки стволов деревьев, что стремительно поднимаются в высь из голой каменистой земли. На долю секунды Мадара теряется, но самообладание все же его не покидает, он ловит себя на мысли о том, что Сенджу Хаширама в самом деле фантастический человек, обладающий великой силой. Силой, которой Мадара, вероятно, мог бы и следовать, если бы ему это позволила сделать гордость. Колено Сусаноо с грохотом ударяется об землю, когда Мадара все же теряет контроль на миг под влиянием отравляющей и одновременно дурманящей ядовитой пыльцы, что рассеивают в воздухе огромные цветы цветущих деревьев, что становились больше и ярче. — Довольно, Мадара! —– произносит Хаширама, не разжимая рук и продолжая питать своей мощной чакрой стволы могучих деревьев. — Сражаться нет никакого смысла! — Никакого смысла?! — горько переспрашивает Учиха, чувствуя сильный удар под дых. —- Тогда за что умер Изуна?! — все в той же интонации продолжает мужчина, не спуская взгляда с Сенджу, который после слов об Изуне с сожалением опустил взгляд. Они оба хотели далеко не этого. И, вопреки всему, Хаширама ощущает ответственность за действия своего младшего брата и ему действительно жаль, что все так вышло. — Это вы… Вы убили его! Учиха Изуна по своему происхождению являлся врагом для Сенджу, как и они для него, но Хаширама даже его как таковым врагом не считал, даже не беря в расчет, что их собственные руки и руки их товарищей были по локоть в крови друг друга. Хаширама никогда не знал Изуну близко, да и не было возможности что-либо о нем узнать, конечно, не считая теплых разговоров Мадары о своих младших, когда они еще проводили яркие дни вместе. Но Сенджу почему-то считал Изуну солнечным, весьма дружелюбным и преданным человеком. Быть может, оказавшись в иных условиях жизни и не являясь кровными врагами по праву рождения, то они вполне бы могли стать хорошими друзьями, чью бы компанию с трудом могли переносить их братья. Хаширама абсолютно понимает чувства старшего брата по отношению к младшему и полностью разделяет их и боль, что является следствием этих чувств. Гнев Мадары в полной мере оправдан и Хаширама готов принять этот удар и месть лучшего друга на себя — и из-за чувства долга, и из-за того, что он единственный, кто способен противостоять этой силе и, что было более важно всего прочего, из-за любви к своему младшему брату, которого даже не смотря на то, сколько бы времени не прошло, он никому никогда не даст в обиду. Яростный выброс тяжелой чакры вместе с сильным потоком ветра сносит с ног практически всех шиноби на поле боя вне зависимости от их принадлежности, лишь единицы из них остаются твердо стоять на ногах, как, к примеру, Хаширама, который только закрыл лицо руками, защищаясь от ветра. Не успели шиноби одуматься и сориентироваться, как на поле боя вдруг встало чертовски мало места. Над всеми «простыми смертными» величественной фигурой возвышалось в небесную синеву синее мерцающее Сусаноо Учиха Мадары в своей завершенной стадии, какой не было до сего момента. Видимо, это и есть следствия той силы, которую лидер Учиха получил после смерти младшего брата. Хаширама не терял самообладания, пусть и был удивлен обновленной формой Сусаноо, но время на ликования не было, секунды шли на скорый счет, в течении которых Сенджу были сложены определенные печати для создания техники, которая по своим габаритам точно должна создать достойную конкуренцию и должным образом противостоять колоссальной силе вечного мангекье шарингана. Гигантский Древесный Голем с облеченным вокруг торса огромным древесным драконом практически ровняется Сусаноо, едва уступая в размерах, но никак не в мощи! Мадара никак не мог привыкнуть к тому, что весь мир вокруг него стал таким течким, теперь он способен разглядеть практически любую деталь от шероховатости деревянной коры деревьев, созданных Хаширамой до дальних вышек гор Кисо, что находились далеко к югу, но их верхушки слегка выглядывали из горизонта. Кажется, и цвета стали сочнее и ярче, либо Учиха уже настолько визуально отвык от полноценного созерцания картины мира, что для него все казалось в новинку. К тому же, Учихой пару минут назад было замечено, как еще до создания Древесного Голема, кроме нужных для него печатей, Хаширама далеко внизу собрал незнакомую для Мадары комбинацию печатей, а никакой техники за этим пока что не последовало. Новая техника стихии дерева или что-то еще? Нечто новое? Алые волосы развеваются от резкого выброса энергии даже на дальнем расстоянии при столкновении двух мощных фигур на поля боя, вдали от которого находились Узумаки, лишь являясь зрителями данной схватки. Еще находясь на опушках деревьев с братьями Сенджу и ожидая наступления Учиха, Сатору сразу обозначил свои дальнейшие действия – в бой ни он, ни его команда вступать не будет, а будут лишь наблюдать на расстоянии, в предвкушении того, чем же все обернется и к какому итогу они придут. И Сенджу с ним согласились. — Сатору-сама, мы что, не поможем Сенджу? — встревоженно интересуется молодой парнишка за плечом своего командира, яро желая вступить в бой и помочь своим пока что не официальным союзникам. — Нужно ведь что-то сделать, Сатору-сама! Узумаки Каташи выбегает вперед, мельтеша перед глазами Сатору, который никоим образом не отреагировал на слова и просьбу своего младшего товарища, по причине того, что был слишком увлечен созерцанием смертоносной схватки клятых друзей в богоподобном обличии на колоссальном и невообразимом уровне ведения боя. Каташи удивленно и даже испуганно дергается, подняв взгляд на командира, и был поражен. Сатору был абсолютно счастлив. Такой реакции не ожидал никто. Заметив испуг Каташи, все остальные члены команды не до конца распознали причину и решили узнать в чем дело. Даже Цуранаги, лучше всех прочих знавший своего кузена тоже был поражен. Что же настолько сильной могло зажечь искрой и осчастливить человека, который считал, что уже давным-давно разучился что-либо чувствовать? Сатору улыбался, как человек впервые в жизни обретший смысл собственного существования и осознавший свое предназначение. Широкая улыбка застыла на красивом лице с слегка приоткрытым в изумлении ртом, аметистовые глаза горели не бывалым до ныне светом. Дьявол Узумаки только подтвердил свои недавние предположения и слова внутреннего сожителя — Сенджу Хаширама не человек — а лишь его подобие. Сенджу Хаширама выше и больше простой человеческой жизни — он и есть сама жизнь. Абсолютный Бог Шиноби. — Это не наша битва. – восторженно произносит Сатору, чувствуя прилив эйфории и небывалого восторга. Узумаки убежден — Хаширама сможет справиться с этим сам, ему-то это точно по силу. Даже сказать больше — теперь Узумаки абсолютно уверен, что нет и не будет в истории мира шиноби того, что будет не по силе Сенджу Хашираме! Сатору вдруг стало даже жаль, что перед своим отъездом он на чужое несчастье слегка подкорректировал условия техники «Небесные сети», которую по первому приезду вручил в качестве презента и помог лидеру Сенджу совместить ее со стихией дерева. Решив положиться на заверения Узумаки Сатору в том, что комбинация техники фуинджуцу «Небесные сети» со стихией дерева и в особенности с техникой древесных драконов, что способны выкачивать чакру, — Хаширама, по завершению подготовки запечатывающей техники, устремляет древесных драконов прямиком в атаку против кулаков Сусаноо. Из-за в миг поднявшейся в высь пыли, что создает некий невидимый барьер, Сенджу сощуривает глава в попытке хоть что-либо разглядеть, однако, за пеленой пыли виднеется лишь едва уловимое синее свечение от брони Учиха. Облако пыли развеивается и первое, что видит Хаширама — четыре мощных руки Сусаноо, что намертво стискивают четырех древесных драконов в своей хватке и тут же тянут Древесного Голема прямо на себя. В мгновение ока Голем сталкивается спиной с отвесной скалой, в которую его впечатывает сила Сусаноо, поднимая новое облако пыли и грязи. Все эти дни после смерти Изуны прошли незаметно, словно мимо самого Мадары, словно его самого в эти моменты не существовало. С младшей сестрой после похорон брата они так и не говорили. Мизуми не хотела с кем-либо видеться, с кем-либо говорить и как-либо контактировать. Внутри старшего Учиха поселилась пустота, которая изнутри его отравляла, время от времени сменяясь дичайшей тоской и необъятным гневом. На пути к мести за смерть младшего брата Мадара испытывал смешанные чувства, но все же придерживался мнения, что он намерен стереть клан Сенджу с лица земли и дать своему клану свободу и величие, в которое всю жизнь верил Изуна и за что отдал свой свет. Учиха Мадара пришел отстоять чужие идеалы. Не свои. Учиха Мадара пришел выполнить свой долг. Учиха Мадара пришел сдаться Сенджу Хашираме. Его силе. Его свету. Их мечте. Таких, как он невозможно, противоестественно, нельзя любить. Мадара должен убить своего друга, свою родственную душу и любовь внутри себя, дабы свершить неизбежное. Синее Сусаноо оголяет острие огромного меча из темной чакры, чтобы свершить задуманное и положить всей этой долгой и кровопролитной истории конец. Может быть, именно так все и должно было обернуться. Мадара сделал свой выбор, даже если не до конца считает его правильным. Сожалеть, он считает, не будет. — Мадара, мы были друзьями! — не слыша собственного голоса от шума в ушах и грохота шагов, приближающегося к нему Сусаноо, выговаривает Хаширама. — разделяли общую мечту! — Хаширама! — как же Мадара ненавидит вновь и вновь возвращаться к этому разговору о детских грезах. — Сколько можно трепаться об этом детском бреде?! — как же Мадаре не хватает этих приятельских разговоров и планов о большой деревне шиноби, только в этом сам себе Учиха признаться не может. — Раскрыть себя и свои душевные раны другому человеку — невозможно! Минули целые сутки непрерывного сражения за идеалы и мечту. Учиха Мадара наконец коснулся спиной земли, вновь проиграв вечному сопернику и лучшему человеку в своей жизни. Учиха Мадара проиграл войну и обрек свой клан на несчастье и неизбежную погибель, больше не в состоянии бороться и противостоять этой недосягаемой силе. Учиха Мадара готов отказаться о клятвы, данной Изуне и готов принять все что будет угодно - исключительно из рук Сенджу Хаширамы. И никак иначе. Бороться ему практически осталось не за что. — Мадара, — подняв острие клинка, отзывается Тобирама, готовый свершить то, о чем мог только мечтать. — Это конец. Мизуми простит, если сможет, а если нет, то нет и Сенджу вынужден с этим мириться. Насколько бы сильно мужчина не был одурманен темноволосой красавицей из вражеского клана – он никогда не поставит ничего выше блага своего собственного клана. Тобирама уже нанес принцессе непомерную рану и он абсолютно готов всадить клинок глубже, если это будет значить, что Сенджу наконец обретут мир и долгожданный покой, одержав вверх в многовековой войне. — Остановись, Тобирама. — повелительный тон старшего брата вынужден руку младшего застыть в воздухе, на полпути от грудной клетки Мадары, в которую сию же секунду младший Сенджу был готов всадить оружие. Полупустой взгляд Учихи приобретает новые оттенки, хотя еще несколько секунд назад он был готов принять смерть даже от этого белобрысого выродка, — услышав голос Хаширамы в душе Мадары словно загорелся едва ощутимый огонек надежды непонятно на что. Тобирама все же останавливается и обращает внимание и свое стремительное негодование. — Что ты удумал, старший брат?! — младший злостно хмурит брови, абсолютно не понимая и не желая понимать намерения старшего. — Это наш шанс! — Никто и пальцем его не тронет! Как же давно Тобирама не чувствовал чего-то подобного. Кажется, с того самого дня, несколько лет назад, когда Буцума до полусмерти избивал своего младшего сына за то, что тот ослушался приказа и самовольно отпустил из заложников девчонку из Учиха, на которую у прошлого главы Сенджу были свои планы. И в момент, когда Хаширама одним движением руки и своей нечеловеческой аурой заставил собственного отца чуть ли не забиться в угол, остановив град ударов и заступившись за младшего брата. Тобирама четко помнит эти ощущения, словно эта богоподобная энергетика поглощала его вкусовые рецепторы и для него, как для сенсора, это было невыносимо. В данный момент, на долю секунды Тобирама вновь это ощутил. — Лучше положи всему конец сам, — иронично хмыкнув, просит Мадара, подняв смиренный взгляд на друга. — Умереть от твоей руки будет великой честью. Большего я не желал. — Прекрати выделываться. — важно, но с добротой отвечает Хаширама. — Убив лидера Учиха, я лишь разожгу пламя мести в сердцах тех, кто будет после нас, тем самым положив начало новой войне и ненависти. — Среди Учиха больше не осталось настолько преданных и отчаянных людей. Да и вряд ли будут. — Нет, это не так. — тут же оспаривает Сенджу, не веря своим ушам. — Быть может, сейчас и в самом деле нет, но со временем точно появятся и возжелают отомстить… — и Хаширама в это действительно верил. Ничто не проходит бесследно. — Ну же… Чтобы это предотвратить, почему бы наконец не покончить с этой войной? Как мы и мечтали, Мадара… — с надеждой и детским теплом произносит мужчина. — Мы ведь дали обещание! Однажды построить совершенную деревню. И мы так близки к этому… Разве не является возможным вернуться в те славные дни и, как прежде, покидать камни блинчиком?.. — Ты прав. — отчаянно, с немой тоской отвечает Мадара. — Это действительно не является возможным. Мы с тобой больше не равны… если вообще когда-то были. — мужчина прикрывает глаза, вдруг вспомнив двух мальцов на краю скалы, которые мечтали изменить этот мир и которые поклялись защищать своих младших во что бы то ни стало. — Нет у меня больше братьев. Защищать мне тоже больше нечего. — У тебя есть младшая сестра, которой ты нужен. — ненавязчиво напоминает Хаширама, вновь озвучив мысли своего младшего брата, о которых даже не догадывался. — Ты нужен Мизуми, Мадара. Тобирама мысленно благодарит брата. — Ей будет лучше без меня. — кратко и с некоторым прискорбием отвечает мужчина, будь у него силы, он бы отвел взгляд в сторону, лишь бы унять боль и печаль. Мизуми — единственное, что осталось в жизни Мадары. И несмотря на их сложные отношения, как бы они ни были различны, в его жизни не будет ничего важнее, возможно, даже связи с Хаширамой. И именно поэтому старший брат не хочет губить жизнь младшей сестры — он и так сделал достаточно, принеся сестре много боли и сожалений. И больше всего Мадара сейчас благодарит Ками за то, что Мизуми сейчас здесь нет и она не видит всего этого. Не видит слабости и никчемности брата, на которого желала всю свою жизнь ровняться, не видит его поражения. — К тому же, — продолжает Учиха. — Я просто не смогу вам доверять. — Как я могу помочь тебе думать иначе? — Сенджу не собирался отступать и был намерен дойти до конца. А что же он мог сделать? Мадара был твердо уверен, что он уже все давно решил и так же не собирался отступать от своих убеждений. И даже ради Хаширамы исключения он делать не планировал. Учиха был убежден, что они давным-давно пошли разными путями, которые никогда больше не должны были пересекаться. И теперь вновь Сенджу вынуждает отступить от своих идеалов. Но, может, все это Хаширама был не настолько не прав, как Мадара пытался и себя, и его убедить. И по итогу наивным глупцом оказался он сам — Учиха Мадара, творец и вершитель судьб, спаситель своего клана и величайший идиот. — Кое-что ты, наверно, сделать можешь… — подняв глаза к синему, яркому небу, надумал Учиха. — Убей своего младшего брата. Или же… самого себя. — и тогда, считает Мадара, он будет готов отпустить свои убеждения ради Хаширамы. — И вот тогда мы будем равны… Вот тогда я смогу тебе поверить. Глава Сенджу был готов посчастливиться и этому. — Убить либо себя, либо младшего брата?! — выкрикивает кто-то за спинами братьев Сенджу. — Ты что-то совсем из ума выжил?! Безымянный шиноби с языком без костей был бы рад продолжить поливать грязью поверженного врага, но хватило одного взмаха руки главы Сенджу, чтобы тот заткнулся сию же секунду. — Я с ним согласен. — обращается к брату Тобирама. — Это безумие. Что же ты будешь делать, старший брат? — будь младший Сенджу импульсивным и безудержным, то мог бы даже расхохотаться на месте от такого бреда сивой кобылы. — Убьешь меня? Или же умрешь сам в угоду прихоти этого умалишенного? Идиотизм. Даже едва ли на смертном одре ни Мадара, ни Тобирама не будут против погрызться друг с другом словно голодные, одичавшие собаки за кусок мяса, попутно обмениваясь колкими оскорблениями. Но Учиха не торопился отвечать или реагировать на слова белобрысого кретина, лишь посмотрев на него с немым вопросом в глазах: «Кто из нас еще умалишенный?». Однако, в данный момент его интересовал далеко не Тобирама. Учиха переводит взгляд на Хашираму, в ожидании ответа и дальнейших действий. — Спасибо, Мадара. — с благодарной улыбкой произносит Хаширама, поднимаясь на ноги и цепляясь пальцами за края своей тяжелой брони, с целью освободиться от нее. – Я всегда знал, что внутри тебя есть свет и добро. И сейчас я в этом вновь убедился. Металлическая красная броня с грохотом падает на каменную поверхность земли. Сенджу потянулся в кобуру за кунаем, сделав свой выбор, который ему предоставил Мадара, даже если последний отлично понимал, что будет делать первый. Выбор не убивать младшего брата. Учиха лучше всех прочих понимал, что значит младший брат для старшего, понимал, какие чувства они разделяют. — Послушай, Тобирама, — начал глава Сенджу свою заключительную речь, внимательно смотря на младшего брата с целью запомнить каждую черту серьезного лица. — Высеки мои последние слова в своем сердце и запомни на всю жизнь. — Старший брат… — Цена этих слов — моя жизнь. — без капли сожаления, продолжает Хаширама, привлекая всеобщее внимание. — После моей смерти не убивайте Мадару. Я категорически запрещаю любые сражения между Сенджу и Учиха. Предав Мадару — вы предадите меня. Поклянитесь здесь и сейчас своими жизнями, жизнями своих предков и будущих потомков. — кажется, даже рука начала затекать, держа на весу долгое время готовый кунай, который должен завершить историю его жизни. — Прощайте… Мужчина наконец закрывает глаза, готовый встретить свой конец и получить новое начало на другой стороне, где его будут ждать погибшие братья, отец и мать, друзья и любимая женщина. Минори простила его и будет готова с ним встретиться в ином мире, где наконец он исправит ошибки прошлой жизни и где они смогут быть счастливы, даже если Хаширама не совсем уверен в том, что он заслужил всего этого. В его смерти будет смысл — и это, пожалуй, самое главное. Скупая слеза скатывается по смуглым щекам — Сенджу ни о чем не жалеет, он счастлив, что все смогло обернуться именно так. Жизнь проносится так же стремительно, как камешек пролетает над поверхностью воды лишь с одной целью — достичь другого берега. Так и в жизни. Все мы стремимся к одному — достичь своих целей, сделать так, чтобы наш путь не был лишен смысла. Все рано или поздно приходит к концу. Все мы рано или поздно оказываемся на другой стороне. Камень едва достигает противоположного берега, как рука одного старого друга перехватывает руку другого, спасая и останавливая, давая понять — на другую сторону пока рановато. — Хватит… — с преданной улыбкой произносит хриплый голос. — Я увидел достаточно. — Мадара тоже счастлив такому исходу. — Я верю тебе, Хаширама, больше, чем тебе может казаться.