не розами выстлан нам путь
— Слышал я, что отец твой с мужиком живет? Пидор, получается? — Закрой свой рот, Риччи! — А не то что? Может, ты такой же, как и папочка? Тогда становись на колени, щенок. — Главное, чтобы это не сделал ты, придурок чертов. — Ты знаешь, кому это сейчас сказал?! Вик, набей ему морду... — Да-да, давай, Вик, будь послушным песиком, выполняй приказ. — Ах, ты...***
Джек доползает до дома, падает по стене в коридоре, сжимается в кокон. Ему больно. Не от ударов грубых ботинок Виктора, не от огроменного кулака Риччи. А от тех слов. Кому какая разница, кто с кем живёт, если они счастливы? Если они любят друг друга! Всхлип, ещё, еще. Джекки срывается в слезы, стараясь не делать этого громко, ведь отец дома, может услышать. А ему не хочется попадаться на глаза в таком виде. Хотя, синяк на щеке за минуту не выведешь. — Джек! Черт. Дин склоняется над ним, испуганно осматривает, а потом поднимает мальчика на руки, несет в спальню. — Какого... Ну-ка, садись. Что случилось? — Пап, всё... Всё нормально. — Я вижу, как нормально! У-у, — сильные пальцы хватают за подбородок, рассматривая синяк и слегка опухшую губу. — Кто? Кто посмел? И не говори мне, что упал! — Неважно, па. — Важно! Кто? Джек всхлипывает снова. Там, когда дрался, защищая честь семьм, было не до слез, словно он забыл о том, что всё ещё ребёнок. Он чувствовал себя взрослым, сильным, а здесь, перед отцом хотелось быть маленьким, чтобы обнимали, укрывали. Отец... У него два папы. И что? Разве это плохо? Это же невероятно! — Одноклассник. Па, всё в порядке, правда. — Именно поэтому ты плачешь. Сейчас, посиди. Ребра не болят? — Нет. Дин мечется в поисках ваты и антисептика, притаскивает какую-то мазь. Джек уже успокоился, сидит просто смотрит на пыльные джинсы. Неудачно упал, разодрал колено, конечно же. На руке тоже ссадина. От драки. Наверное, у Виктора разбит нос, а у Риччи - синяк под глазом. Главное, что он не стоял столбом и не сбегал. Остальное поправимо. — Из-за чего хоть? Дин аккуратно обрабатывает ссадины, дует, когда сын жмурится от боли. Джек поднимает глаза, заторможенно моргает. Не придумал, что сказать! Не правду же. — Да так. — Сколько их было? — Двое. — На одного? Ублюдки. — Пап! — взвывает Джек, когда антисептик щипет на колене. — Извини, сейчас. — Утирает ваткой, дует на ранку. — Всё? — Угу. — Ладно, герой. В твоём возрасте это нормально. Знаешь, как я дрался, ух! Мальчик утирает рукавом нос. — Из-за чего? — Да, знаешь... Слово за слово, молодые. Из-за девчонок. Да и так. От скуки. Мягко целует в макушку, треплет по волосам. — Переодевайся, приходи ужин готовить будем вместе. — Только папе не говори, хорошо? Я не хочу, чтобы он переживал. Я боюсь расстроить его, — почти шепотом просит сын, снимая кофту. Дин усмехается, уже предчувствуя сегодняшний распрос. — Пап, а... Осекается, замолкает. Кончики ушей краснеют. Дин смотрит на него выжидательно, вытирает руки об полотенце. — Чего? — Что бы ты делал, если бы кто-то сказал плохое про твою семью? — тихо спрашивает Джек, продолжая нарезать помидоры для салата. Винчестер хмурится. — Ты из-за этого подрался? — Па... — Да? — Угу. — И что было? Мальчик молчит, передергивает худыми плечами, а потом с вызовом поднимает голову. — Они говорили, что вы с папой вместе живёте, а значит, что вы... Ну... — Я понял, — хмыкнул Дин, подошёл ближе, сел за стол напротив сына. — И ты полез защищать нашу честь? Герой. Знаешь, думаю, за все можно простить, кроме того, что касается семьи. Я бы тоже так сделал. Ты молодец. Но, знаешь, я не восхваляю это. Хотя за отца твоего порвал бы любого. А за вас - подавно. — Пап, я одному нос, кажется, разбил. Меня теперь к директору, да? На глазах снова блестят слезки. Дин улыбается, подпирает рукой голову. — Ага, а потом сразу в тюрьму. — Ну, па! — смех сквозь слезы. — Ничего не будет. А если и так, то расскажешь, как и что было. Всё остальное оставь мне. Я разберусь. Джек крадёт из тарелки кусок помидора, кладёт в рот. — Как хорошо, что ты научил меня драться. Винчестер усмехается, а потом спрашивает: — А ты? Ты тоже считаешь как они? Сын замирает, мрачнеет лицом. — Если бы я так считал, я бы не полез в драку. Пап, я люблю вас. Хлопает дверь, Сэмми вернулся с работы. Сразу в коридоре слышатся детские голоса младших. Топот ножек, и вот через минуту двое Одинаковых липнут на Дина. Сэм проходит на кухню, ставит пакеты с едой на стол, а потом замирает, рассматривая синяк старшего сына. Джек стыдливо опускает глаза. — Привет, — Дин встает, целует мужа куда-то в шею, почти по воротничку белоснежной рубашки, но никакого ответа не ощущает. Всё внимание Сэма направленно на Джекки. — Что случилось? — строго, но с волнением в голосе. Сын мотает головой. — Ничего, с мальчиками подрался. — Из-за чего? — родные, отцовские руки бережно, мягко поглаживают синяк, рассматривают на предмет других повреждений. — Надо было лед приложить, теперь уже поздно. Сделаю компресс завтра. — Не суетись, — Дин кладёт руку ему между лопаток, потирает слегка, сминая ткань пиджака. — Я обработал, нанес мазь. Синяк сойдёт, ничего страшного. — Ничего страшного?! Нашего ребёнка побили! — Вот курица-наседка. Сэмми, он же мальчик! — Это не значит, что... — Значит. Значит, Сэм. Он должен уметь постоять за себя. В это время, Джастис садится брату на колени, утыкается лицом куда-то в шею. — Сильно больно? — Нет, совсем нет, — улыбается Джек, обнимая сестру крепче. — Мы тебя вылечим! — Том прижимается с другого бока. — Очевидно, — маленькая мисс Винчестер слишком гордо произносит это слово, услышанное от отца, — нужно будет ехать в больницу. — И делать уколы! — кивает Томас. — И пить таблетки. — Но сначала ужин, — прерывается Дин, подхватывает младших, чтобы унести в ванную. Сэм садится напротив Джека, туда, где минуты назад сидел Дин. В его глазах читается беспокойство, но не злость. — Бывают ситуации, когда можно объяснить все словами, — тихо говорит он ему. — Что произошло? Серьёзное что-то? Джеку хочется рассказать, но он снова качает головой. — Да нет, просто поругались. Пап, я больше не буду. — Да дело не в этом. Тебе же больно сейчас. — Заживет. Пап? — Что? — Я тебя люблю. И Сэм улыбается. — Я тоже люблю тебя, малыш. Береги себя. Пожалуйста. После ужина, все разбегаются. Джек уносится с мелкими, чтобы те лечили его. Из детской доносятся смех и визги. Сэм лежит на кровати, лениво листая ленту в Сети, пока Дин с важным видом перебирает вещи в шкафу. — Он нас защищал, — шепотом сказал он мужу, складывая рубашку в одну стопку. Сэм поднял голову. — Чего? — Маленькие ублюдки что-то сказали про нас, мол, твой отец живёт с мужчиной, всё такое. А Джеки защитил нас. — Это он рассказал тебе? — Да. — Что ж. От этого повеяло обидой. Дин отбросил тряпку на пол, уселся на кровать. — Сэмми? — А? — Ты чего это? Муж отложил телефон, прикрыл глаза. — Тебе рассказал, а мне нет. Что я не так сделал? Он мне не доверяет, да? Дин мягко смеется, склоняется ниже, чтобы поцеловать поджатые губы. — Малыш просто боится тревожить тебя. Не выдумывай. — Я хочу, чтобы он рассказывал мне... — Он всё всегда тебе рассказывает. Но не думаешь ли ты, что у него должны быть тайны? Сэм, нашему ребёнку одиннадцать. Его уже можно назвать взрослым парнем. Не будет же он тебе рассказывать все подряд. Не думаю, что ты маме говорил что-то. Сэм снова хмурится. — Ну? — Он уже такой большой, — грустно говорит Сэмми, потирая пальцами глаза. — И близнецы быстро выросли. Я не успеваю. Время сводит с ума. Скоро Джек совсем будет взрослый. Дин целует его в щеку, спускается к губам. — Это наша жизнь. Мы прожили и проживем ее достойно. — Что если и Джек думает о нас плохо? Я говорил с ним, когда мы с тобой решили съехаться. Он был не против. Но он был ребёнком, а ты баловал его. — Но я же не купил его, правда? Наш мальчик смышленный. И если бы он хотел сказать «нет», он сказал бы. Сэм, он не против нас. Да и как, мы живём столько лет! Ты и сам видишь, как мы общаемся. Прекращай снова копаться в себе. Помоги мне лучше с рубашками. На следующий день Риччи и Виктор хоть и скалятся, но близко не подходят. Разбитого носа и синяков хватило в прошлый раз. Джек ухмыляется и победно зажимает в руке отцовский подарок - маленькую подвеску в форме какого-то божка.