Когда заканчиваются сказки

      В комнате было невыносимо жарко, но никто не спешил открывать плотно закрытое окно. Улица была залита серым монохромом. По стеклу глухо барабанили капли теплого майского дождя, в то время как в помещении раздавались шумные, прерывистые вздохи. – Р-Ренгоку-сан, это слишком горячо… там… у меня уже все горит… – чувствуя рядом со своим ухом чужое хриплое дыхание, Тандзиро невольно еще больше прогибается в спине, зажмуривая глаза. Никогда прежде ему не доводилось быть в таком смущающем положении. Трение меж его бедер не давало нормально формулировать разбегающиеся мысли, а разгоряченное тело партнера, прижимающееся к нему со спины, вообще лишало возможности соображать. – Мальчик мой, сожми бедра плотнее!.. – на выдохе шепчет Ренгоку, наваливаясь на него всем телом, торопливо двигая рукой вверх-вниз: он давно сбился с общего ритма – поза была отнюдь не самой удобной. Но Кёджуро особо ни на что не сетовал. Старшеклассник прекрасно понимал, что доходить с мальчиком до конца еще слишком рано. Тандзиро определенно был не готов к чему-то большему, ведь даже перед тем, как согласиться на обоюдное удовлетворение руками, он долго мялся и нервничал. А в этот раз огненноволосый юноша попросил его использовать бедра – от стыда и смущения, услышав такое предложение, Камадо чуть ли не потерял сознание. Едва вспомнив выражение его лица, Кёджуро закусил губу, заработав рукой активнее, сильнее толкаясь вперед, и Тандзиро, глубоко вдохнув, широко распахнул глаза. – Ренгоку-сан!.. Я-я сейчас! – мальчик неосознанно сжал бедра крепче, чувствуя, как низ живота сводит судорогой, и спиной вжался в грудь возлюбленного. – Мальчик мой, ты кончаешь? Я тоже сейчас!.. – со сбившимся дыханием, в промежутках между словами и вздохами Ренгоку губами прихватывает его ухо, пуская в ход язык, проводя им по краю ушной раковины. И Тандзиро, до этого еще державший в уме то, что вся его семья на данный момент находится в доме, совершенно обо всем забывает. Руки его подгибаются, и мальчик падает лицом в матрас, ощущая, как волна приятной неги обволакивает его, заставляя задергаться от удовольствия. – Назови мое имя! – Кёджуро! – всхлипывает старший Камадо и тут же чувствует, как его ухо больно прикусывают зубами. Ренгоку валится на него сверху, буквально пригвождая к постели, и шумно выдыхает, неосознанно еще совершая резкие движение бедрами. Тандзиро, зажмурив глаза, с трудом выползает из-под юноши и сворачивается рядом в клубок; живот и грудь испачканы в семени Кёджуро. Перед глазами будто все плывет: мальчик пробует привстать, чтобы хотя бы натянуть на себя нижнее белье, но лишь устало обратно роняет голову на подушку. Ведь какой он все-таки уже взрослый – стыдно было даже самому себе в этом признаться. И во всем это была заслуга лишь его неподражаемого друга и по совместительству возлюбленного. – Ре-Ренгоку-сан, может, нам стоит одеться?.. – Камадо, мальчик мой, ты опять смущаешься? Да кто может зайти к тебе после ужина! – Тандзиро! Кёджуро-кун! Я приготовила бенто для Шинджуро-сана и Сенджуро-куна! Пожалуйста, сходите, чтобы им передать! – послышался звонкий голос Кие за дверью, и оба школьника рванулись искать свои вещи разбросанные по полу. Ренгоку смеялся, натягивая одежду на разгоряченное, вспотевшее тело, а старший Камадо то и дело взволнованно поглядывал на дверь, чтобы та не дай Бог не распахнулась в такой щекотливый момент.       Мальчик проводил старшеклассника до порога и, дождавшись пока тот зашнурует кроссовки, отдал ему заботливо завернутое матерью в узелок бенто. На улице до сих пор, не переставая, лил дождь. Тандзиро предложил юноше зонтик, однако тот, засмеявшись, отказался, сославшись на то, что ему недалеко идти. Пока в коридоре никого не было, они поцеловались, тесно прижавшись друг другу, будто бы до этого были и не вместе вовсе, а порознь, и Кёджуро, накинув капюшон своей тонковки, выбежал под проливной дождь и серое небо. Комадо не закрывал дверь и смотрел, как он перепрыгивает лужи, направляясь к дому напротив. На улице стоял такой гул, что не было слышно ничего.       Сабито смотрел на асфальт и не понимал, что происходит: с него текли потоки воды, разбавленные кровью – его собственной кровью. Она стекала с лица обильно: вся шея, футболка и брюки были в крупных алых разводах. Старшеклассник не успевал отплевываться: рот то и дело наполнялся ее специфичным привкусом железа. Правая щека парня словно горела, и, как только он пытался сделать вдох, лицо простреливало болью. Вокруг суетились люди, ярко вспыхивали красные огоньки на машине неотложной помощи, на каталке несколько человек везли мальчишку. И вот уже над Сабито с двух сторон кто-то галдел, помогая подняться ему с земли.       Его застали врасплох, безоружным, беспомощным, не ожидающим удара. У него в голове все мутилось: яркие вспышки, тяжелые, сильные удары, такие, что внутренности хотелось выплюнуть через рот. Какой же дьявольской была эта сила – Сабито чувствовал, что распоротая щека его висит. Ему никогда не было так страшно. Но не за себя. Зенитсу. Что было с Зенитсу? Наплевать на самого себя, нужно было защитить мальчишку, который даже обычному человеку не смог бы дать отпор! Но как же можно было защитить, применить хоть самый простецкий прием, что сдержал бы натиск ударов врага, если катана преспокойно лежала дома? «Не важно! Нужно было зубами грызть! Умереть, но не подставлять под удар Зенитсу!» У Сабито как сейчас перед глазами стояла картина, когда противник страшным ударом вмазал бедного парнишку в столб линии электропередач. Сноп белых искр ударил почти мгновенно. Агацума с разбитым затылком тут же отключился, а Урокодаки перепугался за него так, что даже не сразу среагировал на вражеский удар. В следующее мгновенье кожа на его щеке податливо разошлась. Это знакомое лицо выжглось в памяти словно клеймо: ядовитого цвета волосы, насмешливые глаза с явственно проглядывающими кровяными сосудами и ироничная улыбка. Мощные татуированные руки держали его за рыжие пряди волос, не давая опустить голову. – Какой позор! И ты называешь себя истребителем? Да ты даже рядом с ним не стоял! Ренгоку Кёджуро – вот, кто мне нужен! Я хочу Ренгоку Кёджуро!       В больнице Урокодаки рванулся было за каталкой, на которой везли Агацуму, но его насильно удержали. Что-то кричали про спокойствие, про потерю крови, про то, что щеку нужно зашить. Сабито не слушал. Зенитсу! Что же с ним было? Зачем они пошли куда-то в этот день! Зачем по велению какого-то злого рока появился он! Зачем за грозными дождевыми тучами скрылось солнце! Ведь Агацума просто хотел попросить совета у своего нового друга, расспросить у него про Узуи, оказывающего ему знаки внимания – и все! Как беспечно смеялся рыжеволосый юноша, выслушивая мальчика, как успокаивал его и рассказывал ему о непростом характере Тенгена... Ничего не предвещало этого нападения – разве что мрачные дождевые тучи на горизонте и раскаты грома вдали.       Юноша не знал, как после этого ему придется смотреть в глаза Ренгоку и остальным, как смотреть в глаза Саконджи и Макомо. Как смотреть в глаза Гию, который восхищался им и его виртуозными навыками владения мечом и дыханием. Одежда была насквозь сырой, липла к телу, чувство тошноты от железного привкуса крови во рту мешало соображать. Голова кружилась, и в ней эхом раздавался один и тот же голос: «Ренгоку Кёджуро! Я хочу Ренгоку Кёджуро!» Несколько человек пытались увести его, но Сабито упрямо не поддавался, желая своими глазами увидеть, что же все-таки случилось с Зенитсу и есть ли шансы, что он сможет пережить такой убийственный удар. За окном по небу снова прокатился тяжелый раскат грома. Надвигалась гроза.