Младшего из нас звали Скайн

Надо сказать, что Лютейн крайне удивился неосведомлённости Скайна, его это поразило не меньше, чем меня. Некоторое время брат мой сидел за тяжёлым столом, бездумно рассматривая собственные руки — ладони его, конечно, выдавали, что он больше воин, чем орудующий пером, крупные и натруженные, они словно и не способны были справиться с изящными витиеватостями прописных букв, однако я знал, насколько красив и лёгок его почерк. Но вот Лютейн поднял голову на меня. — Действительно, напрямую никто не говорил ему, что происходит. Подразумевалось, что отравитель и сам знает, в чём дело, да ещё и получше остальных. Но кому нужно уничтожить нашего брата? — Было бы неплохо собрать на совет всех, — я задумчиво глянул на картину — семейный портрет, украшавший стену позади Лютейна. — Но сможем ли мы собрать их? Кто из нас привык скучать? Все обычно бывали заняты по горло. Нелегко собирать на совет такую деятельную семью. Лютейн, видимо, разделял моё мнение, потому что погладил себя по подбородку и поморщился, но ничего не сказал. Собрать нас — девятерых… теперь, к сожалению, восьмерых отпрысков некогда очень славного воина и государя вместе удавалось очень редко. Придётся составлять особенно проникновенные письма. А кроме того — убедить не привозить с собой супруг. — Кровный совет… — высказал я идею вслух. Лютейн кивнул. — Да, кровный, соберу магическими путями, — поднялся он из-за стола. — Непросто будет убедить всех, но всё же они появятся. Кто-то угрожает семье, мы должны встать плечом к плечу. — Ты призовёшь магов? Пусть в нашей семье мужчины не могли владеть тайными силами — то был удел женщин, но мужчины-маги существовали, хоть и были редки. — Нет, я позову Аннэстайну, — вздохнул Лютейн. И я вздрогнул, потому что даже от имени её кровь стыла в жилах. Она была старше нашего отца, но всё же не казалась старухой. Северная колдунья, чьи силы были необозримы. Последний раз я видел её сразу после смерти нашей матери: сизые, словно подёрнутые пеплом косы струились по ветру, чёрное платье обнимало стройный стан, расшитый золотом пояс подчёркивал талию. Она показалась мне одновременно очень юной и очень древней. Я не смог понять, сколько лет ей было, потому что время было не властно над ней, обходило стороной, как река обходит скалу, преградившую ей путь. Строгие черты лица были точно высечены из камня, белая кожа казалась мрамором. А взгляд! О, эти стальные с зелёным отливом глаза могли темнеть, подобно грозовым тучам, и проясняться, как осеннее небо… — Как ты попросишь её о помощи? — вырвалось у меня, потому что я не мог представить, как заговорить с ней. Даже сейчас, хоть минуло столько лет, я чувствовал себя рядом с нею несмышлёным ребёнком, чья возня только отвлечёт её от по-настоящему важных размышлений. — Она поможет мне, поверь, — Лютейн потёр запястье, точно там некогда был браслет. — Обязательно поможет. И это дело явно её заинтересует. Я не стал спорить, честно признаться, старший брат ошибался столь редко, что мне было легко довериться. Однако кровный совет означал и ещё одно — мне пришлось бы снять личину. Но я чувствовал, что сейчас между мной и Скайном возникло доверие, пусть мимолётное и тонкое, будто паутинка на ветру, но мне не хотелось это терять. Выйдя от Лютейна, я долго размышлял, где именно теперь может оказаться Скайн. Согревшись у камина, ушёл ли он в свои покои? В таких мыслях я брёл по коридорам, и замок сам выводил меня к особенно любимым местам. Вскоре я поднялся на башню, с которой можно было обозреть просторы гор и осенний лес, укутавшийся в туманную дымку. Подойдя к каменным перилам, я залюбовался родным краем. Пусть мои владения были не так далеко, но в них не было ни этого кристального воздуха, ни таких лесов. На мой замок не смотрели бесстрастные горы. Я впитывал красоту, и тоска охватывала моё сердце. Может быть, когда всё закончится, остаться здесь ещё ненадолго?.. — О, ты здесь, — голос Скайна прозвучал так, точно он одновременно испытывал и облегчение и горечь. — Я не хотел мешать… — И не помешали, — обернулся я, улыбаясь. — Прекрасный вид. — Да… Там, откуда я родом, нет ничего подобного. Только степи, — он подошёл ближе, встал рядом со мной. — Мы… с братом любили подниматься на башню ночью, — говорил он, словно забывшись. — Рассматривали созвездия… Он учил меня. Он был мне… вместо отца, наверное. Скайн вздохнул. Помолчал, пока порыв ветра трепал его плащ, а затем заговорил тише, будто бы мечтая, чтобы ветер унёс эти слова, не позволяя мне их расслышать: — Мы много времени проводили вместе, это правда, но кому могло прийти в голову, что я… посмею навредить Мэнселю? Я любил его всем сердцем, восхищался им. Мечтал, что всегда смогу быть с ним рядом. На глазах у него выступили слёзы, и я сдержал порыв обнять его за плечи. Он был ещё ребёнком, ему требовалась поддержка, верное плечо, старший товарищ. Все мы были сиротами, но он переживал это сиротство особенно тяжело, и сердце наливалось свинцом, стоило увидеть его вот таким — открытым, правдивым, откровенным. Он уже умел прятаться за маской, я видел это. Мог скрыть ото всех, насколько хрупок внутри. Но… Мне повезло поймать его раскрытым, теперь я чувствовал его боль, его одиночество. — Зря я это рассказываю, — одёрнул себя Скайн, лицо его тут же похолодело. — Прошу прощения, я дал волю эмоциям. — Не так уж плохо порой давать себе волю, — благоразумно ответил на это я. — Ветер пронзителен, вы заболеете, если будете так много времени проводить в его объятиях. Северные края коварны, не огорчайте брата болезнью. — Огорчится ли он? Может, только будет рад, — проворчал Скайн, но пошёл вслед за мной. Его щёки полыхали румянцем — возможно, от холода, но мне казалось, что это моя странная забота не давала ему покоя. Я и сам себе удивлялся, впрочем, на самом деле мне не давала покоя мысль, что Скайн вовсе не брат нам. Откуда же тогда мои чувства? Или, быть может, мне пора обзаводиться собственными отпрысками? Я усмехнулся. Мы с Лютейном словно были исключением, так и не подобрав себе пары. Тэйс, хоть ему только исполнилось двадцать три, уже три года как был женат на весёлой девице, о происхождении которой мы предпочитали не думать, а близнецы Лаксейн и Риксель сыграли свадьбы одновременно, это было в прошлом году, и я не смог побывать на торжестве. Меня же не влекла ни одна женщина, никакую не мог я представить в роли матери своих детей. Может, мне стоит меньше выбирать? Если я способен на такие глубокие отцовские чувства, значит, настала моя пора? Снова взглянув на Скайна, я качнул головой. Нет, то, что я чувствовал, было не похоже на чувства отца к сыну. Я не мог объяснить эту странную нежность, но уже сейчас знал, что буду стараться защитить Скайна. А если всё же окажется, что это он виновен в произошедшем, если окажется, что он на самом деле двуличный змей, то это разобьёт мне сердце. Но я был к тому готов. — Благодарю, что поддерживаешь меня, — вдруг сказал Скайн, обернувшись так резко, что я едва не налетел на него. — Мне стоит побыть одному и подумать. — Да, конечно, — я склонил голову. — До встречи. — Я выйду к ужину, — кивнул он и свернул в коридор, ведущий к его покоям. — Там и увидимся. А я долго стоял здесь, слушая, как дышат и стонут сквозняки. Крепость и подступающая осень говорили со мной, но мне чудилось, что я слышу голос матери, что чувствую проносящееся мимо меня детство, счастливые и беззаботные дни… Всё ушло. И, наверное, то же самое чувствует Скайн, лишившийся того человека, который заменил ему отца. В этом мы были схожи, и казалось, уже одним этим ощущением я мог бы доказать самым упрямым из нас, что Скайн невиновен.