Младшего из нас звали Скайн

Снова на замок Лютейна обрушилось ненастье. Горы нахмурились, и низкие тучи готовились всё окутать снегами. Ветер пел под потолками, гулко вскрикивал на маршах лестниц, будто искал тепла и не мог согреться. Как и обещала, Аннэ собрала совет — созвала нас утром, до завтрака. Я пришёл отдельно от Скайна, занял место, тщетно выискивая его взглядом. Горная леди молчала, пока все рассаживались к столу, а после, когда лишь одно кресло осталось пустым, взглянула на Лютейна и заговорила: — Времени остаётся всё меньше. В правилах вашей семьи наносить упреждающий удар, а не ждать до последнего, и не стоит сейчас отступать от старых привычек. Чтобы избавиться от проклятья, Скайн должен стать полноправным наследником, получить собственную магию, забрать и покорить земли, принадлежавшие его второму роду, — она строго оглядела нас всех. — Едва срок траура Лайны истечёт, она предаст вас. — Так вышлем же армию, — предложил Лаксейн, и Риксель поддержал его кивком. — Заберём земли драконьего племени, укрепим те, что принадлежали Мэнселю. — У магии свои пути и законы, — качнула головой Вардери. — Силой её не взять. Никакая армия не поможет в этом. — Верно, — Аннэ подошла ко мне, на краткое мгновение её ладонь коснулась моего плеча. — Рэйнель и Скайн смешали кровь. Только им двоим откроется путь в драконьи земли. Если они проведут ритуал, Скайн обретёт крылья. Потерпят неудачу — и ждите войны, Лайна приведёт к вам захватчиков. — Отчего же его самого нет? Отчего не пришёл младший? — спросил, откашлявшись, Вэрр. Мне тоже хотелось узнать ответ. Взгляд Лютейна обжёг меня, а Аннэ всё стояла рядом, но говорить не торопилась. Дрожало пламя свечей, в зале стало прохладней, точно северный ветер пробрался сквозь щели, освежил нам кожу, принёс тревогу вперемешку со снегом. Место Скайна оставалось пугающе пустым. — Я не звала его, — прошелестел голос Аннэ. И она отодвинулась, словно отгородилась не только от меня, но от всех в зале ледяной стеной. Её шаги звучали особенно гулко, и когда она встала за спиной Лютейна, все молча смотрели лишь на неё. — Не позвала, потому что сперва должна пояснить, чем грозит для вас его восхождение. — Грозит? — повторил Тейс. Он был порывист, горяч — юг проглядывал в его чертах, и наши холодные решения не всегда были ему по нраву. Теперь его голос выдавал настороженность. Он желал бы разобраться с угрозой одним взмахом клинка. — Род ваш издавна хранит магию, но не использует её, является источником, но не направляет русло. Только женщинам под силу справиться с этим, но потому их рождается так мало, — Аннэ улыбнулась Вардери. — В мужчинах магия спит, её нельзя развить или выпустить прочь. В Скайне тоже есть эта сила. И ей предстоит смешаться с другой — своевольной и свободолюбивой, более древней, чистой и вечной. Чтобы две магии приняли друг друга, кто-то должен стоять с ним рядом, кому-то придётся удержать его, иначе он обернётся драконом, но никогда больше не станет человеком. Утратит разум. Пока братья мои переглядывались, я смотрел на Аннэ. Она же изучала меня, как прежде читала руны, в глазах её блестело пламя свечи, и мне казалось, что там отражаются воды реки жизни. Я не удивился бы, если так оно и было на самом деле. — Я готов, — настало время мне прервать тишину. — Это ли хотела от меня услышать горная леди? Моё место рядом с ним. Мы смешали кровь. — Так решил ты, но что скажет он сам? — Аннэ покачала головой, и лёгкая усмешка чуть тронула её губы. — А что скажут твои братья? Как рассудит сестра? Нет, этакое дело не решается в одиночку. — Если Рэйнель понимает, на что идёт, отчего я должен препятствовать ему? — взял слово Вэрр. — Издавна брат мой славится тем, что доводит до конца каждое дело. — Соглашусь, — добавила Вардери, коротко взглянув на меня. — Рэйнелю можно поручить подобное, он пройдёт испытание с честью. — Мы согласны, — хором сказали Лаксейн и Риксель, молчаливо поддержал их Тейс. Лишь Лютейн помрачнел и встретился взглядом с Аннэ. — Что ж, осталось двое, — колдунья чуть улыбнулась. — Скайн, войди. Не приглашение то было, но повеление. Сила прокатилась по каменным сводам, зазвучала гулко в башнях, и вскоре Скайн оказался перед нами. Он нахмурился, осознав, что опоздал на общий совет, но ничего не сказал. — Примешь ли ты помощь Рэйнеля? — Аннэ подошла к нему и опустила ладонь на плечо, как прежде мне. — Готов ли пройти через ритуал, чтобы обрести истинную силу, истинный облик? Разве он не должен был сперва спросить, чтобы разобраться? Разве не нужно было ему сначала понять, а потом ответить? Я ждал вопросов, но Скайн не промедлил и мгновения. — Если его жизни угрожает опасность, нет, — твёрдо прозвучал ответ. — Я пройду сквозь один, если потребуется, но не подвергну тебя, Рэйнель, опасности, — мы встретились взглядами, и я не узнал его в первый момент. Это был не тот Скайн, что помнился мне младшим братом, это был не такой Скайн, с которым я свёл знакомство здесь. Обновлённый и яростный, теперь он был похож на остро наточенное лезвие, готовое вонзиться глубоко, звенеть в битве, обагриться кровью. *** Спор шёл долго, но, признаться, я не следил за ним вовсе. Не собираясь отступаться, я смотрел на Скайна, пытаясь отгадать его мысли, но теперь казалось, что это невозможно. В единый миг возмужавший, он смело встречал мой взгляд, и его решимость крепла с моей вместе. Лютейн тоже молчал, будто ему ведомо было, что пролегло между нами. Я не понимал, осуждает он или тревожится, но тишина, обнявшая его, волновала меня не меньше, чем отказ Скайна. Мы втроём застыли, словно поднялись вместе на ледник, пока остальные суровыми ветрами носились рядом, обрушивая лавины доводов, подкрепляя снегопадами фактов свои слова. До хрипоты повторяя друг другу, в сущности, одно и то же. Наконец Аннэ подняла руку вверх, и молчание охватило каждого, независимо от того, был ли озвучен последний аргумент или остался недосказанным. — Что ж, пока вы спорили, — сказала она, — я прочла каждого, ваши страхи и стремления, тайные мысли и спрятанные в глубинах души чаяния. Скайн, — она обратилась к младшему прежде, чем ко всем остальным. — Ты уже выбрал спутника, когда кровь ваша слилась воедино. Отчего ты отвергаешь его? — Я не… — он мотнул головой, на секунду обернувшись прежним, но тут же закаменел: — Не могу позволить ему стать жертвой. Довольно! — Даю слово, что научу его всему, — Аннэ улыбнулась. — И только от тебя будет зависеть, жить ему или умереть. — Хорошо, — уступил Скайн, хоть я заметил в её словах уловку. — Лютейн, отчего ты молчишь? — обратилась к нему Аннэ. — Не желаешь отпускать братьев за драконьей силой? — Не хочу потерять их обоих, — высказал тревогу Лютейн, и у меня отлегло от сердца. Значит, не осуждение сомкнуло ему уста. — Даю слово, я научу их, как пройти ритуал, — Аннэ смотрела ему прямо в глаза. И опять она что-то не договаривала, но Лютейн уступил, как гора может уступить полноводному потоку: — Хорошо. Аннэ повернулась ко всем, каждому заглянула в глаза и подвела итог: — Что ж, им предстоит путешествие магическими путями, а прежде я расскажу, как пройти испытание и сохранить жизни. Остальные же отправятся в свои земли, в нужный момент соберёмся снова, чтобы Скайн получил от всех вас благословение. Так магия двух родов станет жить в мире, а значит, умножится ваша сила и никто не посмеет соперничать с вами. Каждый из нас поднялся, приложил ладонь к сердцу, безмолвно клянясь встретиться и довести дело до конца. *** Лютейн пригласил всех на завтрак, но сам задержался с Аннэ, мне же совсем не хотелось есть, и потому я медлил, размышляя, стоит ли спускаться в столовую. Скайн подошёл ко мне и замер рядом, слишком близко — я ощутил его живое тепло, точно мягкий ветерок пробудился в прохладе выстуженного вьюгой коридора. — Отчего ты хочешь рискнуть ради меня? — прошептал он сбивчиво. Я вспомнил, что Аннэ предупреждала — не открывать собственных чувств, и хоть ответ был близок, понятен и прост, мне пришлось изобрести другой. — Ты брат мне. Брату должно рисковать ради брата, — напомнил я. — Ради брата… — повторил он, и нотка горечи слышалась в его голосе. — Мы пойдём вместе, но я… Я не позволю тебе умереть за меня, слышишь? — Моя цель — не смерть, — чуть улыбнулся я. — Ты обретёшь силы, я помогу. Казалось бы, разве не об этом он должен мечтать? Но глаза его напомнили мне сумрачное море. Сжав кулаки, Скайн коротко кивнул и отправился в столовую, отвернувшись так решительно, что я осознал — он не хочет видеть меня сейчас. Порывистая его влюблённость была мне непонятна, но больше того — я не понимал и собственных чувств. Потому мне вздумалось уйти на башню, ощутить прикосновения северных ветров, почувствовать вкус снега, проводить столь короткую осень, уступившую зимним холодам так скоро. *** Когда холодные ветра обняли меня, стремясь стащить плащ с плеч, растрепать волосы, вдохнуть лёд прямо в душу, я вспомнил, как некогда поднимался на эту башню, скрываясь от старшего брата и матери. В ту осень снега пришли столь же рано, а отец как раз отправился в южные земли. Мать тосковала по нему, я же сердился из-за этого, и чтобы освободиться от гнева, промерзал здесь, всматриваясь в снегопады. Мне казалось, отец мог бы вернуться к нам поскорее, забыть о делах, дарить матери любовь, в которой она так нуждалась. Это отчаянное ревнивое чувство — ревность к чужим землям, к тёплому солнцу над ними — сводило меня с ума. Я готов был собственную кровь отдать по капле, лишь бы приблизить возвращение отца. Обычно меня находил Лютейн, молча брал за руку и отводил к ближайшему камину. Он не говорил ничего, но меня охватывал стыд, и некоторое время я не смел глаз поднять от горячего мёда с травами в кубке. Надолго, впрочем, стыда не хватало, и уже на следующий день Лютейн опять находил меня на башне, уводил к огню и снова молчаливо учил меня терпеливому ожиданию. Вспоминать о тех бесконечно далёких теперь днях было и горько, и тепло. Я вглядывался в танец вьюги, позабыв о времени, рассматривал картины прошлого, почти потерялся в них, но всё же услышал тяжёлые шаги. — Лютейн, — позвал я и не ошибся. — Твои привычки всё те же, — хмыкнул он, остановившись позади. — Идём к камину, и теперь я налью тебе вина. — В чём-то мы не меняемся, — согласился я, поворачиваясь. — Но в глазах твоих теперь другие тревоги. — И наша мать давно не зовёт нас к столу, — дополнил он, на миг касаясь моего запястья. Пальцы безвольно соскользнули, точно он хотел удержать, но отказался от этой мысли. — Аннэ сказала мне. — Что сказала? — уточнил я. Он взглянул мне в глаза. Выли ветра, вьюга скреблась по крыше, сухие снежинки падали на каменный пол с лёгким шорохом. Лютейн не продолжил, но нам и не нужны были слова. Ждал ли я вопросов? Быть может. Считал ли, что брат оттолкнёт меня? Почти что. Но тишина ударила меня больнее. Постояв так, мы в молчании двинулись к лестнице. Каменные ступени увели нас вниз, коридоры встретили сквозняками и мягким сумраком. Вместе мы вернулись в каминный зал и заняли кресла напротив друг друга, и когда принесли горячего вина, Лютейн сам наполнил наши кубки. Он всмотрелся в тёмное и густое вино, будто бы читал там ответы, а затем произнёс, нарушив затянувшуюся до боли паузу: — Я нашёл не женщину, но колдунью. Ты же отдал сердце дракону и брату, — он горько усмехнулся. — Отец сказал бы, что мы оба не удались. Меня обожгло стыдом, как в детстве, но вскоре я справился с этим. Я вспомнил отца, его прямой и честный взгляд, силу его рук, смех, схожий с раскатом грома. Он был чужд сплетням, не обращал внимания на мнение прочих, рассуждал смело и не боялся ни меча, ни магии. — Нет, Лютейн, — качнул я головой. — Он не сказал бы так. Он смотрел в сердце и видел, что там скрывается. И если твои помыслы, твоя душа верны колдунье, значит, ты идёшь верным путём. Так тому и быть, и никто не может осудить такого. Я же… пройду своей дорогой, и по поступкам моим должно судить меня. Мы подняли кубки, салютуя друг другу.