Младшего из нас звали Скайн

Аннэ пришла ко мне среди ночи, когда вьюга разыгралась так сильно, что весь замок наполнился глухими стонами ветра. Я стоял у прикрытого ставнями окна, тщетно пытаясь разобрать, что пытаются рассказать голоса гор, когда колдунья вошла без огня и без стука. У её лица мерцал магический блик, точно сияющий мотылёк, спутавший время года и пробудившийся на исходе осени. — Так ты действительно готов к путешествию? — спросила Аннэ, уже усевшись в кресло напротив моей постели. Я ещё даже не собирался ложиться — размышления оказались плохой приправой для сна. — Действительно. Снова почувствовал я недосказанность, но спрашивать Аннэ напрямую не решился. Никогда не угадаешь, стоит ли знать то, что скрывает колдунья. Между нами пролегла тишина, ветер бросил в ставни пригоршню колючего снега, постучался требовательно и вновь унёсся прочь. — Я уже рассказала Скайну, что от него требуется, — продолжила Аннэ внезапно. Мерцающий мотылёк переместился, и теперь глаза её казались темнее. Отчего-то тревога охватила моё сердце. Аннэ наблюдала за мной с таким вниманием, будто проверяла на прочность. — Но Скайн всё ещё слишком юн. И по меркам человека, и по меркам племени драконов. В твоих руках успех путешествия. Она чуть подалась вперёд, и мне пришлось опуститься на меховое одеяло, которым была укрыта постель. Наши лица оказались на одном уровне. Вглядываясь в глаза друг друга, мы замерли, а за стенами замка выла метель, шуршал снегопад, и казалось, вместе со снежинками обрушивается само небо. — Ритуалы драконов всегда включают жертву, — наконец заговорила Аннэ. Голос её накатывал на меня волной, и каждое слово отражалось тысячью видений. Я точно уснул и увидел сон, в котором оживало сказанное. — Жертвой быть тебе, Рэйнэль. И если Скайн любит тебя, как признался мне, твоей жизни ничто не угрожает. Я видел себя распростёртым на алтарном камне, видел Скайна, склонившегося надо мной, и клинок из чёрного стекла в его руках. Острое лезвие смотрело прямо мне в сердце. — Обагрив твоей кровью алтарь, он получит много больше, чем собственное наследие. Добровольная жертва от любого из вашего рода — огромная сила, — говорила Аннэ, и тут я увидел мать. — Но ты — истинный сын своей матери. И то, что кроется в твоих венах, бесценно. Мать посмотрела на меня и улыбнулась, а после образ её истаял в дымке, ничего не оставив после себя. Качались иссохшие травы, догорал закат… — Мы с Лютейном… братья, — возражение ли сорвалось с моих губ? Я и сам не понял. Но ощущать себя единственным мне было жутко и неуютно. Образы растаяли во тьме. — Думаешь, отчего я не отказала ему? — обволакивающий и мелодичный голос Аннэ нарисовал для меня новые. Я увидел брата, преклонившего колени перед Горной леди. — Отчего я пришла к нему, почему нарушила запрет, которым руководствовалась так долго? Даже вашему отцу я ответила нет, — и на губах её на миг вспыхнула усмешка, а я увидел, как к колдунье протягивает руки отец, но она уходит, не оборачиваясь. — И ты, и Лютейн — особенные, дети холода, в которых живёт ожиданье весны. Ожиданье весны… Ворох белоснежных лепестков и вихрь снежной крошки. Я зажмурился, но видения рисовались на веках, и я не мог истолковать их. Точно поток, проливались они сквозь меня, и сердце билось с болью, и дыхание перехватывало. — Пусть так, — согласился я. — Сможет ли Скайн справиться… Справиться с такими силами? Я видел безумцев, что получили магию и не совладали с ней. Я видел тех, кого магия выжгла, не оставив и пепла в душе. Представить, что со Скайном произойдёт нечто подобное, я не мог и не желал. Образы превратились в пугающие картинки. Искажённое злостью и горем лицо, опустевший взгляд — я не пожелал бы этого никому, а уж брату, любовь к которому переросла из братской в настолько непостижимую… — Если раскроет крылья, — Аннэ коснулась моей щеки, и образы отступили, ушёл страх, тревожные мысли улеглись. Я будто проснулся, хоть и не спал всё это время. — Когда алтарный камень попросит жертвы, ты должен возлечь на него. Ты должен сделать это сам, понимаешь? Он не сможет, это должен быть твой выбор. — Понимаю, — кивнул я, и тёплое прикосновение исчезло. А вместе с ним и краткий миг покоя растворился в прохладе ночи. Аннэ поднялась, угасло мерцание мотылька. — На закате я открою врата, — пообещала она, прежде чем уйти. На миг застыв в дверях, она снова посмотрела мне в глаза. — Он изменится, если станет драконом. Ты готов?.. Но она не нуждалась в ответе или знала, что я не могу его дать. Дверь закрылась бесшумно, и я остался в темноте. Угли в камине едва тлели, свечи давно погасли. До утра оставалась добрая половина ночи. Устроившись на кровати в одежде и не укрывшись меховым одеялом, я снова закрыл глаза. В детстве мы с Лютейном во многом были схожи, но в одном отличались — он оставался спокойным там, где меня захлёстывали чувства. Мать научила меня управлять ими, и долгие годы я не вспоминал о том, какие шторма могут развернуться в моей душе. Но теперь пела вьюга, а сердце переполняли тревоги. Как учила мать, я закрыл глаза, лёжа на спине, представил, что все эти вихри, весь этот ветер проходит сквозь меня, будто был полой трубкой, тростинкой, на теле которой стоит только вырезать отверстия, чтобы она зазвучала. Поток воздуха уносил прочь все мысли, оставляя лишь опустевший сосуд. *** Я почти погрузился в сон, полный лишь криков ветра и прохлады, когда внезапный жар охватил всё тело. Открыв глаза, я увидел Скайна. Он замер надо мной, склонился так низко, что горячее дыхание касалось губ. Однако увидев, что я не сплю, он отпрянул, и холод вернулся. — Рэйнэль, — прошептал он и отвернулся. — Скайн? — я сел и положил ладонь ему на плечо. — Ты волнуешься о путешествии? Он сбросил руку и не повернулся. Только теперь я понял, что ветра стихли. Похоже, вьюга устала и улеглась в сугробах до рассвета. — О путешествии? — он качнул головой. — Нет, о тебе. — Знаю, Аннэ говорила с тобой… — Она умалчивает что-то важное, — наконец он посмотрел на меня. Взгляд был тёмным и печальным. — Умалчивает, и ты молчишь тоже! Или я недостоин знать? Или вы обманываете меня? Больно было слышать эти слова, ещё больнее — скрывать то, о чём пока не время было говорить. — Скайн, — повторил я его имя, точно выискивая в нём опору. — Всему своё время. Если она захочет рассказать, она расскажет. Если нет… Что ж, таковы пути колдуньи. — А ты? Ты ведь не колдунья, — укорил он меня. Мне пришлось отвести взгляд. У тишины, казалось, были когти и клыки, она впивалась в плечи, вгрызалась в горло. — Обещаю, — наконец совладал с ней я, — расскажу тебе всё, когда смогу. — А что мешает сейчас? — подался вперёд Скайн. Я обвёл взглядом тёмную комнату, точно это был ответ, но Скайн понял по-своему, кивнул. На миг он прикрыл глаза, будто боролся с собой. Чего он желал в тот миг?.. Иногда я словно видел его насквозь, а порой понять его было выше моих сил. Лишь с каждым вдохом я ощущал, что влюбляюсь в него сильнее. Он занял ту часть моей души, где никому прежде не находилось места. — Что ж, — он поднялся. — Мы отправляемся вдвоём. И если ты задумал умереть за меня, я тебе этого не позволю, понятно?.. Решительность, с которой он сказал это, поразила меня. Каждый из нас понимал, что такое — приносить себя в жертву. С раннего детства каждый знал, что ради сохранения семьи, ради сохранения силы рода, возможно, придётся решиться на свидание со смертью до срока. Умереть за тех, кого любишь. И никогда никто не ставил под сомнение необходимость подобного. У Скайна же, похоже, было иное мнение. — Услышал тебя, брат, — прошептал я, удивлённый донельзя. — Брат… — повторил он и отвернулся, отошёл к двери. — Брат. Когда он вышел, я всё ещё смотрел ему вслед. *** Пришло утро, и весь замок охватило тревожное ожидание. Отправляться нам нужно было налегке — иначе врата не пропускали — но потому каждый подходил ко мне и говорил что-то в напутствие, нагружая незримой ношей. Обращались ли они к Скайну?.. Он так и не появился на завтраке, и мне хотелось не разговаривать с остальными братьями, но отыскать его и успокоить. Когда подошла Вардери, я почти собрался улизнуть. — Не торопись, — попросила она, без труда прочитав мои мысли. — Правильно ли я понимаю, что твоё сердце переполнено отнюдь не братской любовью? Отчего-то отвечать перед ней было намного сложнее, чем говорить с Лютейном. — Верно, — уронил я слово. — Драконьи ритуалы требуют крови, — шёпот её был полным тревоги и затаённой боли. — Знаю, на что придётся пойти тебе… — она вздохнула. — Но есть один путь. Есть, — она посмотрела мне в глаза, — если ты согласишься, если… Я не понимал. Хотелось подтолкнуть её, чтобы не боялась сказать мне правду. Однако Вардери замолчала и покачала головой. — Не в моих силах открыть тебе способ, — устало добавила она мгновением позже. — Или ты сам его отыщешь, или это не для вас. — Неважно, — я поймал её ладонь и согрел прохладные пальцы дыханием. — Ты заботилась обо мне как мать, тревожилась обо мне, как должно старшей сестре. Я ценю и никогда не забуду. И если придётся отдать жизнь — отдам её, но если увижу возможность обойтись без такой жертвы, непременно выживу. — Мало кто понимает на самом деле, что вас ждёт, — Вардери мягко улыбнулась. В глазах её была печаль. — Ты тоже не понимаешь. Но такова судьба женщин нашего рода — мы знаем и понимаем, не в силах открыть. Вы не понимаете, но совершаете шаг вперёд. Так было всегда, так всегда и будет. — И пусть, — согласился я с ней. — И пусть, — повторила она. *** Скайна я нашёл много позже. Он скрывался ото всех в заснеженном саду, продрог в лёгком плаще, и когда я укрыл его своим, не шевельнулся. — Зачем ты пришёл? — голос его звучал почти безжизненно. — Могу ли я оставить тебя таким? — ответил я вопросом. — Нам предстоит путешествие, нельзя, чтобы ты продрог, чтобы болезнь сразила тебя… — И это всё, что тебя волнует? — усмехнулся Скайн. — Сколько раз я слышал о болезнях тела за эту осень? Но… — Но болит у тебя душа, — угадал я. — Скайн… — как хотелось тотчас же развеять его сомнения, дать ему то, что он просит. Но призрак Аннэ прочно поселился в моих мыслях, предупреждая и запрещая открывать до срока. — Когда болит сердце, не найти покоя в холоде, — я прижал его к себе. — Мы решим вопрос с твоим наследием, а после… — И что же будет после? — он вывернулся из рук. Взгляд его оказался колючим и недоверчивым. — Что будет после, брат? Я протянул ему руку, и он всё же вложил ладонь в мои пальцы. И тогда я поцеловал тыльную сторону. Изумление не позволило ему вырваться. — После, — сказал я, не дав никакого ответа, только обещание. Скайн сощурился, но позволил увести себя с холода. *** Врата Аннэ приготовила прямо во внутреннем дворе. Рисунок плит здесь повторял древний магический символ, и когда колдунья вышла в центр, магический жар протопил снег, обнажая очертания. Подняв руки к небу, застланному тёмными облаками, Аннэ негромко запела, и горы тут же откликнулись ей. Поднялся ветер, взметнулся снег, свернулся вихрем, на мгновение обнявшим колдунью, скрывшим её от наших глаз. В этот миг выступила вперёд Вардери. Её чистый голос вплёлся в пение, и вот уже вихрь рассеялся, а перед Аннэ высилась золотая арка. Вдвоём они закончили заклинание, и тогда настала наша очередь подойти. Скайн не смотрел на меня, его взгляд был устремлён к золотому сиянию, прятавшему то, что было за магическими вратами. Я же, напротив, не мог отвести от него глаз. — Идите, — негромко напутствовала Аннэ. — И вернитесь с победой. — Они… разве они не почуют нас? — спросил Скайн. — Не сразу, — пообещала Аннэ. — Вы должны успеть отыскать алтарь. — Хорошо, — и он первым пересёк черту. — Помни, ты должен сделать этот выбор, — Аннэ на миг сжала мне плечо. — Именно ты. Я шагнул за Скайном, и магия закружила, ослепив на миг. Когда же врата отпустили меня, оказалось, что я упираюсь коленом в сизую пыль, а сухой и тёплый ветер колышет редкие травы вокруг. Скайн зачерпнул песка в ладонь, и теперь поблёскивающие золотом песчинки сыпались из его пальцев. — Аннэ научила меня говорить со здешним ветром, — сказал он, не посмотрев на меня. — Я знаю, куда нужно идти. — Отлично, — поднявшись, я осмотрел пустошь, на которой мы оказались. Неподалёку высился небольшой горный хребет, за ним ржавели леса — я узнал их с первого взгляда. Мы оказались на границе между землями, принадлежавшими Мэнселю и племени, откуда отец взял себе в жёны наследницу драконов. — Не думал даже, что это так близко… — Скайн отряхнул ладони и сощурился. — Близко? — удивился я. — Мы охотились с Мэнселем в этих местах, — кивнул Скайн в сторону. — Пустынные лисы… Он хотел собрать на наряд для Лайны. Только не успел. Не сказав больше ни слова, он спустился к неприметной тропе и направился в сторону ближайшего собрания скал. Я догнал его и тогда уже услышал: — Ветра сказали, что алтарь скрыт в горах. Мы сможем достигнуть хребта через два дня, если будем идти всю эту ночь. — Хорошо, — согласился я. — Идём. Солнце смотрело нам в спины.