Младшего из нас звали Скайн

В малой гостиной, выходившей на северную сторону, было сумрачно, но жарко — камин позволил нам согреться после пронизывающего ветра и снежной бури, вызванной магией. Наша пленница не сводила с пляшущего огня взгляда, и в золоте её глаз блики пламени отражались алыми всполохами. Она не проговорила ни слова с того самого момента, когда узнала меня как супруга Скайна, и как будто бы и дальше собиралась молчать. Не полагаясь во всём на магию, Скайн связал её, оставив сидеть на полу, а после кивнул мне. Оставить без присмотра такую опасную гостью мы не могли, но отошли ближе к окну, после чего Скайн щёлкнул пальцами, чтобы магия помешала ей подслушивать нас. — И как думаешь её разговорить? — спросил он. Бледный свет расчерчивал его лицо тенями усталости. Сколько сил, должно быть, он вложил в то, чтобы остановить чужеродную магию, чтобы обездвижить пленницу и подавить собственную ярость. — Разве ты не упоминал, что можешь очаровать? — задумчиво уточнил я, коротко взглянув на нашу незваную гостью. Она сидела, не шелохнувшись, вполне возможно, собираясь с силами для магического удара. — Она — дракон, — напомнил Скайн. — Не думаю, что мои силы… — Попробуй, — предложил я, отвлекаясь от тягостных размышлений, что она хотела уничтожить Скайна. — Если ты должен встать над ними, значит, способен и справиться с ними? — Возможно, — он всё ещё был не уверен, и на мгновение я словно увидел того Скайна, которого встретил в замке Лютейна, спрятавшись за личиной Хэйса. Но тут же взгляд его изменился, плечи расправились, и он холодно добавил: — Я мало знаю о драконьих повадках, зачем бы она ни явилась, а её знания для нас бесценны. Затаив дыхание, я смотрел на то, как он преображается, выпуская часть своей сути. Черты его лица, взгляд и осанка — всё стало иным, незнакомым, и мне отчаянно захотелось узнать, почувствовать… Скайн скользнул по мне рассеянным взглядом и усмехнулся, обнажая клыки. — На тебя это точно действует, Рэйнэль. Не отрицая, я только кивнул, и он направился к нашей гостье, разрушая заклинание, оставив меня любоваться его походкой. Знал бы он только, какие мысли пробуждал во мне, когда касался своей драконьей магии и позволял ей так свободно изливаться на окружающих… Скайн остановился напротив пленницы и всмотрелся ей в лицо. Она вздрогнула всем телом, облизнула губы и чуть нахмурилась. — Дитя солнца, — прошептала она. — Истинное Дитя солнца. Что ж… — Почему ты так называешь меня? — спросил он вкрадчиво, бархатистые нотки его голоса ласкали слух. Отзываясь течению его магии, пламя в камине то разгоралось, то опадало, точно там билось огромное сердце. — Наследник, — улыбнулась пленница неожиданно открыто, — обладая такой силой, отчего ты ничего не знаешь? Мать не рассказала тебе, кто ты есть? — Мёртвые говорят редко, — чуть наклонил голову Скайн. Упоминание матери должно было задеть его, но он ничем не выдал себя. — Но у тебя есть шанс рассказать мне всё, что нужно. — А если я не хочу? — она откинула голову, обнажая горло так невинно и так намеренно, что я заметил в этом… соблазн? Вот только Скайн не удостоил её жест вниманием. Вместо того он сам чарующе улыбнулся. — Ты захочешь, — пообещал он и сел в кресло напротив неё. Теперь ей было проще смотреть ему в глаза. Она оказалась во власти его магии, и, как мне казалось со стороны, нисколько не была против. — Захочу, — признала она. — Понимаю, что ты делаешь, не могу противиться, но как же меня забавляет и восхищает одновременно происходящее! Ты делаешь то, что должен, не понимая, что делаешь. Столь могущественный и как ребёнок наивный. Не было у драконов такого повелителя долгие годы, — она снова облизала губы, и в этом было столько хищного и собственнического, что сам я невольно сжался от ревности. Ядовитая, она пробудилась внутри, потому что я ясно увидел — пленница готова добиться своей цели любыми путями. Вот только что за цель она преследовала? — Расскажи о драконах, — Скайн чуть наклонил голову, и она судорожно сглотнула. Невольно я задался вопросом, что же она чувствует, отчего кажется, что она сгорает в незримом пламени? А после появилась и иная мысль — что ощутил бы я, как сгорел бы сам, если бы Скайн только пожелал того?.. Ревность продолжала терзать меня, и удерживать себя в руках было всё сложнее. — О драконах? — пленница хмыкнула. — Разве магия в твоей крови молчит, что ты спрашиваешь меня? — Хочу наслаждаться звуком твоего голоса, — усмехнулся Скайн, и она широко распахнула золотые глаза. Золотые… и снова внутри возник и тут же погас вопрос, догадка, которую я не успевал ни осмыслить, ни полностью осознать. Я попытался сосредоточиться на этом, чтобы ревность забылась, спряталась в тёмные глубины души. — Наслаждаться?.. — она повела плечами, и если бы не верёвки, в этом грациозном жесте было бы столько привлекательного, что мало какой мужчина сохранил бы покой. — Дитя солнца, я — Дитя луны, — вкрадчиво продолжила она. — Мы должны принадлежать друг другу. Как вышло, что у тебя есть супруг?.. — Разве ты рассказала достаточно, чтобы задавать вопросы? — уточнил Скайн, будто бы она не была красива, будто бы не пыталась соблазнить его. Пожар ревности в моей груди улёгся сам собой — я мог доверять Скайну, пусть он не клялся мне в верности, а я не говорил ему о собственных чувствах. — Отчего я — Дитя солнца, отчего ты — Дитя луны? — Правящая ветвь драконьего племени несёт солнце в своей крови, — наконец она перестала играть, а может, устала сопротивляться. Голос её звучал спокойно, как будто она рассказывала урок учителю. — Именем солнца они повелевают источником магических сил, именем солнца награждают племя крыльями. Солнце даёт им власть над сердцами — драконов ли, людей... кого угодно, кого они пожелают. И только друг друга они не способны очаровать или призвать на свою сторону. Чтобы власть их не была столь безграничной, Дети луны незримо следуют за ними. Они могут отобрать солнце, передать его другому достойному, лишив права властвовать над сердцами. Я — Дитя луны, пришла судить тебя. Но ты владеешь солнцем, а значит, я бессильна. Я ошиблась… — и тут она качнула головой и оскалилась. — Стало тебе хоть что-то понятно, наследник? — Да, — кивнул Скайн. Сам я оставался лишь безмолвным свидетелем. Однако слова заставили меня оцепенеть, снова мне показалось, что я знаю её. Но откуда и как? Дитя луны, которое собралось судить… — Мать твоя несла в себе солнце, она предназначалась луне, и драконье племя готовилось к ритуалу, но пришёл твой отец. Теперь ты, полукровка, должен встать над драконами, дать им крылья и подавить смуту, — продолжила она. — Или отдай солнце другим вместе с жизнью. Я пришла судить. — Помнится, драконье племя собиралось уничтожить тех, кого я люблю, — сощурился Скайн, и голос его неуловимым образом наполнился угрожающими нотками. — Я забрал то, что принадлежит мне по праву не потому, что хотел воцариться над драконами, а чтобы они помнили — будь я тысячу раз полукровка, я сын своего отца, сын своей матери. И силы мои велики. — Да, ты его сын, ты пришёл, чтобы забрать, — засмеялась она. — Совсем как он, когда забрал твою мать, лишив её истинного супруга, лишив драконье племя Дитя солнца. Ты отнял источник магии, чтобы все драконы захлебнулись во тьме! Но я не позволю. Я буду сражаться. Буду судить тебя, — и тут она нашла меня взглядом. — Отрекись от него, слышишь?! «Отрекись от Скайна, и обещаю тебе, что оставлю и тебя, и его в покое», — откликнулось внутри, даже мурашки сбежали по спине. Но я сохранял молчание — не мог поверить собственной догадке. — Мать выбрала того, кто достоин, — негромко сказал Скайн, и в этом не было очарования, только угроза. — И раз это было не Дитя луны, значит… — О, не смей! — пленница вскрикнула, дёрнулась, точно желая вскочить на ноги. — Убив моего брата в честном бою, ты отомстил за смерть своего, оборвал нити, что связывали его и твою мать. Я прощаю, не стану взывать об ответной мести. Но не смей, не смей говорить, что он не был достоин! Ты не знал его, ты… — Так вот кто встретился мне в храме, — сощурился Скайн, и холодная ярость отразилась на его лице. — Вот кто стал свидетелем, окропил камни кровью. Он тоже был Дитя луны?.. Тоже хотел судить? — Проклятье, — она бессильно уронила голову на грудь. — Когда ты успел взять себе супруга? — теперь казалось, что она говорит сама с собой, потерявшись в магии. — Если бы нас связал ритуал, смута утихла бы, драконье племя было бы спасено… — Так ты сама хотела стать супругой наследника, — не удержался я, поднимаясь. Все ключи лежали передо мной, осталось только восстановить цельную картину. Скайн посмотрел на меня, и на миг мне стало чересчур жарко, однако я не стал отвлекаться на собственные глупые чувства. — Дитя солнца и дитя луны. Правящая ветвь и те, кто позволяет править. Объединённые брачным ритуалом, драконы, несущие противоположные силы, удерживали племя в гармонии, владели магическим источником, наделяли остальных крыльями. — Всё так, — прошипела она, глядя на меня недобро. — Так и есть. — Но Мийла оставила драконье племя, её супругом стал не дракон. Дитя солнца ушло, оставив Дитя луны, предназначенное для неё, — я повернулся к Скайну и заговорил для него, не вполне уверенный, что он видит ту же картину, что открылась мне только что. — Но пока её родители были живы, драконье племя процветало. А после… источник закрылся, а нового Дитя солнца не нашлось. На этот случай у Детей луны есть особое право — судить. Они могли бы возвести на трон кого угодно, но наследника для этого нужно уничтожить. Либо заставить его отречься, либо принести в жертву. Они приходили к тебе, чтобы услышать отречение. Они хотели сделать тебя жертвой, Скайн. Но ты получил власть над магическим источником. — Я всё ещё могу, — фыркнула пленница. — Моё право отобрать солнце. — Если моя жертва перестанет защищать Скайна, — оборвал я её, чтобы она не разбрасывалась пустыми урозами. — Вот зачем ты хочешь, чтобы я отрёкся. Храм связал нас, связал так крепко, как должен был связать Дитя солнца и Дитя луны. Иными словами, ты не можешь отобрать у наследника то, что ему принадлежит, пока я не отрекусь от него. — На это она не ответила, только посмотрела на меня с ненавистью. — Я узнал тебя, пастырь теней. Сейчас глаза её были золотыми, но я видел их слепыми, и всё же это были одни и те же глаза. Так смотрел на меня тот, кто мечтал пронзить клинком.