о чём плачут ивы

Ему было холодно. Ветер, который, кажется, только-только успокоился с новой силой подул в лицо вперемешку с морскими брызгами. Будто с какой-то насмешкой он пробирался под ткань рубашки, щекоча кожу и вызывая мурашки. Чонгук тяжело выдохнул, морщась и обхватывая себя руками, чтобы хоть немного согреться. В голове набатом отбивалась мысль, что нужно было надеть свитер и куртку, но вернуться домой уже не казалось возможным. Всё, что оставалось, — это идти вперед. Вдоль длинного побережья прямо навстречу наступающей грозе. Он поднял глаза на тяжелые тучи, что сгустились над головой, и впервые за всё время ощутил страх. Животный, неприкрытый. Он электрическими всполохами скользил по телу, заставляя ускориться, а затем зло шикнуть: ноги не слушались. Они погрязли в мокром песке и стали ватными, какими-то не своими, чужими. В голове настойчиво пульсировала мысль, что нужно идти. Где-то там вдалеке виднелась больница, и Гук знал: ему нужно добраться туда срочно. Сегодня была запланирована важная операция, и сам доктор Ким Намджун предложил ему ассистировать. Щекочущая воспалённое сознание мысль, что его наставник Хосок сам лично потом его похвалит, подстегивала и буквально заставляла идти вперёд. Ноги болели и от контакта с холодной водой начинали щипать и колоть. Чонгук поморщился, пытаясь собрать себя с силами. Вынудить себя идти вперёд. Только вперёд. Мысли скакали в черепной коробке подобно мячику для пинг-понга. Сегодня была сложная операция на сердце. И их пациент — любимец всей Кореи. Телеведущий Джун Хёнму. У Чонгука просто не было другого выхода, как провести её успешно. Он знал, что любая ошибка спровоцирует волну гнева и ненависти, которая как цунами обрушится на больницу и снесёт их всех. Он просто не имел права опоздать. Не сегодня. И его ноги — всё ещё непослушные, гудящие от тяжести, не хотели слушаться. Отчаяние захлёстывало с головой, а в горле першило: от злости, непонимания, какой-то тупой безысходности. С каждым шагом больница становилась всё дальше, превращаясь постепенно в маленькое пятно на горизонте. Пока в итоге не слилась вместе с океаном в одно целое. Крик застыл в горле, а колени подкосились. И вот когда руки коснулись мокрого песка. Когда знание, что он не успевает, отпечаталось в голове фактом, а не догадкой или предположением. И когда за воротник проскользнули первые капли дождя, Гук увидел. Вновь Тэхён. Как когда-то год назад. И каждый его шаг был похож на гвоздь в крышку гроба. Весь его вид говорил о том, что он несёт дурные вести. Те, которые говорят полушепотом и не смотря в глаза. Те самые, которые даже Хосок говорил со сжатыми до побелевших костяшек в карманах халата ладонями. Кроме него. Во взгляде Тэхёна не было ничего, кроме отчужденной пустоты и равнодушия. Чонгук знает, потому что видел его на операциях. Видел, как тот с каким-то раздражением швырял перчатки и уходил, если пациент не вытягивал. Если кто-то умирал. Ким Тэхён был беспристрастен. Он фиксировал время смерти и первый исчезал из операционной. И в его глазах читалась лишь злость, потому что что-то, что было выше него, смогло его обыграть. А Тэхён терпеть не мог проигрывать. Чонгук знает это тоже очень хорошо. За время, что они провели в интернатуре, он выучил эту его черту характера хорошо. Даже слишком. И вот, когда он остановился напротив, Тэхён не присел рядом. Не подал руку. Он просто смотрел, а в руках его крутилась сигарета. И даже дождь на мгновение перестал идти, огибая их двоих, как выжженную отчуждённую зону. — Он умер, Чонгук. Чонгук знал. Он знал, что Ким это скажет. Он не мог прийти и сказать что-то другое. Это было бы слишком хорошо, чтобы быть просто правдой. — Ты опоздал, — тихо клацнула капсула в сигарете. — Снова. Лёгкие за всего три слова зажглись огнём. И даже капли дождя, что резко обрушились на голову, не смогли потушить этот пожар. Чонгук проснулся. Сон липкими ладонями всё ещё касался его щёк, а сердце бешено отстукивало удар за ударом. Грудная клетка вздымалась так, словно он пробежал несколько километров без остановки, а страх — реальный, уже не иллюзорный — окутал его беспробудным туманом. Чонгуку потребовалось несколько минут, чтобы принять реальность и окончательно стряхнуть остатки сновидения. Но он мог поклясться: на руках он всё ещё ощущал песок, а нос щекотал морской бриз. Только лишь спустя вечность и пару мгновений он понял, что перед ним сидел Юнги. Его взгляд был… настороженным и одновременно встревоженным. — Эй, — негромкий голос Мина прорезал тишину комнаты, а сухие прохладные ладони сжали запястья Чонгука. — Ты в порядке? Чонгук моргнул, медленно кивая. Его ночное дежурство должно было вот-вот начаться, и он решил, что самый разумный вариант — немного поспать. Господи, Гук так ещё никогда не ошибался. — Да, — голос сиплый, только после сна. Чон негромко прокашлялся, хрипло бормоча: — Плохой сон. Мин понимающе кивнул. Они все с ними сталкивались. Даже врачи с огромным стажем за спиной порой принимали успокоительные на ночь, надеясь, что им ничего не приснится. И не было ни одного из них, кто бы хоть раз в жизни не видел, закрывая глаза, вспыхнувшие образы пациентов, которых они не успели спасти. Чонгук вновь подумал: что видит под веками Тэхён? Кто приходит к нему? И приходит ли кто-то вообще? — Ты же знаешь, что это к лучшему? — Юнги медленно отодвинулся, удостоверившись, что Чонгука больше не трясет. Он устало потёр переносицу, подходя к холодильнику и вытаскивая оттуда бутылку колы. — Ну, плохие сны, я имею в виду. Чонгук фыркнул. — Подался в психиатры, хён? — его губы дёрнулись в неловкой улыбке, а он сам уселся на кровати и несильно потряс головой. — Вот уж нет, — хохотнул Юнги, но затем его взгляд вновь обрёл былую серьёзность. — Тебе опять снилась та девочка? Не было чего-то, что они не знали друг о друге. За год работы в больнице, Чонгук знал, что Юнги — тот человек, которому можно доверять. Он никогда не просил делиться своими секретами, однако не возмущался и не злился, если таковые перепадали ему на голову. И Гук был благодарен. Просто за возможность выговориться. Что-то вроде персональной терапии по сбрасыванию невидимого груза с плеч. — Не совсем, — уклончиво произнёс Чонгук, поднимаясь и натягивая халат. — Кое-что другое, но в итоге всё то же самое. «я снова не успел, хён» «ты не можешь успеть ко всем» Юнги молча кивнул. Он никогда не говорил ему выбросить это из головы. Не говорил, что прошел уже год и что нужно тот самый случай задвинуть в самый дальний ящик сознания. У них за спинами было множество удачных операций, как и тех, что закончились летальным исходом. Но Мин подозревал, что Чонгук не может просто так отделаться от этого воспоминания. Оно было слишком значимым. Слишком ярким и живым. И говорить ему просто забыть… было кощунственным. Чонгук знал, что у Юнги тоже был подобный случай. Та самая раскрытая рана, поверх которой повязали множество бинтов, но так и не залечили до конца. И она вроде бы даже зажила, но… одного неаккуратного движения хватало, чтобы содрать корочку и вновь вскрыть набухающий гнойник, в котором всегда оставалось что-то, что не позволяло исцелиться полностью. И этой самой раной стал мужчина, который попал в ДТП. Ему было едва тридцать, и когда он поступил в больницу, то был всё ещё в сознании. Юнги думал… Нет, Юнги был уверен, что он справится. И поэтому, когда тот сказал: «Не дайте мне умереть, док», Мин с какой-то беспечной уверенностью сказал: «Вы не умрёте». Так просто и легко. А он умер. Точно так же просто. И точно так же легко. Отрыв тромба. Самая безболезненная смерть. Всего секунды хватает, чтобы превратить некогда живого человека в безвольный мешок с костями, что обтянут кожей. Перечеркнуть любые попытки к спасению. Такая, казалось бы, мелочь. Мин никогда не торопился делиться подробностями своей практики, но Чонгук так сильно в этом нуждался. Как когда ты расклеен и слабого похлопывания по плечу будет достаточно, чтобы почувствовать себя хоть немного лучше. Своеобразная иллюзия защиты. Домик в лесу в разгар бури. Чонгук задержал взгляд на Юнги, и немой вопрос повис в воздухе. Мин недовольно хмыкнул, приподнимая бровь: — Давай, мелкий, я же вижу, что тебя что-то тревожит. Что ещё? — Ты сказал, — Гук осёкся, перекатывая прохладный пластик пуговицы меж подушечек пальцев. — Ты сказал, что это к лучшему. Что ты имел в виду? И Юнги улыбнулся. И в его улыбке не было насмешки или раздражения. Скорее безграничная усталость вперемешку с хроническим недосыпом. Те самые маленькие проблемы, от которых страдают все доктора. — Слышал от одного из психиатрического отделения теорию. Что-то вроде, что самые худшие сны всегда символизируют хорошее. Так же как и то, что, чем умиротворенней и спокойней сон — тем ближе смерть. — В смысле? — брови Чонгука приподнялись вверх, а во взгляде промелькнула растерянность. Он никогда не вдавался в подробности сонников и прочей псевдонауки. Даже не смотря на то, что это его тревожило. Даже если он сам понимал, что подсознание подкидывает ему те самые рандомные факты, которые выбивали землю из-под ног, обращая её в зыбучий песок. Юнги усмехнулся вновь, и Чонгуку стало немного стыдно за свой пытливый взгляд. Но что-то заставило его задержаться чуть дольше положенного. А потому он застыл у двери, смотря на Мина и кусая напряженно внутреннюю сторону губы. — Это всё ерунда, Чонгук-а, — Юнги рассеяно повесил халат на спинку стула, садясь на кровать, на которой только что дремал Гук. — Не бери в голову. У тебя дежурство. — Нет, договори, — в голосе послышалась непривычная твёрдость, а в глазах вспыхнула дурацкая надежда. Эффект плацебо. Чонгук хотел верить в его подлинность. — Я имел в виду, что… — Юнги задумчиво приложил палец к губам, прикусывая неосознанно заусеницу. — Обычно плохое в твоих сновидениях сулит перемены. И необязательно они должны быть плохими. Напротив, часто они означают что-то хорошее. Тогда как перед смертью кто-то утверждает, что сны становятся наоборот лучше и красивее. Но это ведь не твой случай, Гук. Ты же не собрался на тот свет, не так ли? Чонгук улыбнулся. Будто желая этой улыбкой успокоить своего хёна. Потому что Чонгук, конечно, не хотел умирать. Так же сильно, как и хотел спасти других. И он не был уверен, что его повторяющийся кошмар нужно было вообще как-то растолковывать и искать ему значение. Чёрт, Чонгук знал значение этого сна. В этом была вся проблема. Он повернулся к двери, нажимая на ручку и уже почти выйдя из комнаты, кинул через плечо: — Можешь спать спокойно, хён. И… — он замолчал на секунду, прежде чем добавить. — Спасибо. Юнги лишь промычал что-то нечленораздельное, уже забравшись на койку с ногами и махнув лениво рукой. Давая понять, что душещипательная беседа закончена и что больше он психологом подрабатывать не намерен. Гук лишь усмехнулся вновь себе под нос, выходя в привычные коридоры больницы. Ближе к отбою они всегда навевали на него… волну какой-то боязни. И пускай буквально каждый сантиметр этих стен он знал уже наизусть, всё равно какое-то чувство неуверенности не продолжало его покидать. А ещё запах… Этот самый запах больницы и дешевого кофе из автомата, который въелся в него. Пропитал тело и забрался прямо под кожу. И сколько бы Чонгук ни отмывал его, ни тер мочалкой. Всё равно ничего не помогало. Потому что больница не отпускает. Она всегда в твоей чёртовой голове. Служит сухим напоминанием и не позволяет забыть простую истину: ты рано или поздно сюда вернёшься. Вопрос лишь в качестве кого. Когда он зашёл в ординаторскую, то первого, кого Гук увидел, был Тэхён. Он лениво раскинулся в кресле, скинув одну ногу и перелистывал страницы книги. Скользил пальцами по шершавой бумаге и был погружён в свою собственную вселенную, до которой не докопался ещё ни один человек. Чонгук нарочито небрежно прошёл внутрь, прикрывая негромко дверь и направляясь сразу к столу: нужно было срочно чем-то занять руки. Они с Тэхёном… Не то чтобы они враждовали. Нет. Это было бы очень глупо и откровенно по-детски. Они с Тэхёном просто были. Как две полярности. Те самые коллеги, которые терпят друг друга в период интернатуры, а потом просто расходятся словно корабли в море. Оставляя между собой пропасть из, разумеется, уважения и честного непонимания. Они с Тэхёном просто были разными. И в этом, на самом деле, не было чего-то плохого или неправильного. Обычная физика, ничего больше. Но Чонгук его не понимал. Или просто не хотел понять. Образ Кима настолько сильно впечатался в его голову вместе с чем-то плохим, что единственное, что мог сделать Гук, — это просто избегать. Держаться на расстоянии вытянутой руки и давиться сдержанной улыбкой. Чонгук просто не мог забыть тот взгляд на крыше. Равнодушно-тяжелый и стеклянный. То, что произошло год назад, всё равно было чем-то слишком острым и болезненным. Проблема Чона была лишь в том, что он не мог, в отличие от того же Юнги, сказать: «Ты такой мудила. В тебе есть хоть капля человечности?». И вот это самое напряжение и скованность повисла между ними непреодолимой пропастью, даже когда они находились на расстоянии в пару шагов. Хотя Чонгук удивился, честно. Они редко взаимодействовали вместе, а когда сталкивались — Ким просто выполнял свою работу без лишних слов. Вообще почти весь объем работы обычно выполнялся им же. Эта скрупулёзность поражала, вдохновляла и нервировала. За год же совместных дежурств у них было от силы два раза. Складывалось ощущение, что они пересекались даже редко, хотя работали, по сути, в одном направлении. Чонгук рассеяно начал скользить по карточкам с пациентами, но мысли всё ещё крутились вокруг сидящего за спиной Тэхёна. Как так вышло, что за год они ничего друг о друге не знали? Например, даже скрытный по своей натуре Юнги не вызывал у Гука столько замешательства и вопросов. — Ты слишком громко думаешь, — раздался негромкий голос за спиной, и Чонгук вздрогнул, словно его застали за чем-то неприличным. — А? — он растеряно повернулся и непонимающе уставился на Тэхёна. — Ты о чём? — Ты сканируешь эту медицинскую карточку уже несколько минут, но не читаешь её даже, — Ким лениво перелистнул страницу, даже не подняв глаза. Чонгук нахмурился. А затем вновь посмотрел на карточку, будто она была в этом виновата. Чонгук был просто максимально уверен, что Ким сначала даже не заметил его присутствия. — Откуда ты знаешь? Я думал, что ты читаешь. Это прозвучало настолько же жалко, насколько вообще могло быть. Гук отвесил себе мысленный подзатыльник. Хотя не ответь он — Ким бы, верно, подумал, что его напарник в этот вечер полнейший кретин. — Необязательно следить за кем-то, чтобы понять что-то, — устало ответил Тэхён, объясняя как ребёнку. Его губы дёрнулись в насмешливой улыбке, пока взгляд всё ещё был прикован к книжке. Чонгук постарался — очень сильно — не думать о том, что у Тэхёна улыбка… красивая. За эту мысль он отвесил себе ещё один удар. — Скоро отбой, — резко мотнул головой Чонгук, стараясь как можно быстрее перейти на другую тему. Стараясь сделать вид, что ему совсем не интересно, какой смысл во фразу ‘Ты слишком много думаешь’ вкладывал Ким. — Нужно распределить палаты. Мы дежурим на пятом и шестом сегодня, поэтому… — Я обошёл уже пятый, — перебил Тэхён, вновь опуская глаза в книгу. А вот это уже укололо. На пятом размещали людей, которые нуждались в донорах. На пятом была та самая девочка год назад. И в ситуации с Тэхёном Чонгук воспринял это как персональную обиду. Будто Тэхён всем видом говорил, что Гуку туда соваться не нужно. Что Тэхён не хочет видеть эту растерянность и немую истерику, если что-то произойдёт. Хорошо, это было по-детски. Это было очень глупо, но в глазах у Чонгука проскользнула мимолетная злость, а с губ почти неконтролируемо слетело: — Я думал, такие вопросы регулируются перед дежурством. Видимо, его реакция всё же была достаточно язвительной. Потому что Тэхён всё же отвлекся от книги и недоуменно посмотрел на Чонгука. Третий мысленный удар оказался самым болезненным, и Гуку захотелось засмеяться. С какой-то ноткой истерики. Какой же он… еблан. Не Тэхён. Именно Чонгук. Эта ситуация напомнила ему первые дни в интернатуре, когда они буквально готовы были грызть друг другу глотки, сражаясь за своих первых пациентов. — Это проблема, Бэмби? — Тэхён приподнял бровь, явно не понимая (или делая вид, что не понимая) всего фарса. — Нет, просто…. Как ты меня назвал?! Если бы он что-то пил, то обязательно поперхнулся. Он его только что на полном серьёзе назвал Бэмби? Чонгук даже не хотел вдаваться в подробности этого ассоциативного ряда, однако… Последнее, что он захотел бы — это посмотреть в зеркало. Просто, чтобы, блять, не подтвердить свои догадки, что выглядит как олень. — Бэм-би, — по слогам произнёс Ким и вновь усмехнулся. Теперь его глаза были полностью сфокусированы на Чонгуке, и это напрягало, раз на то пошло. Потому что Гук почувствовал себя под микроскопом. — Я пару раз к тебе так обращался, но ты всегда настолько сильно погружён в свои мысли, что ни разу не отвечал. Это тебя обижает? Обижает? Чонгук едва ли не рассмеялся. Снова. Интерн, с которым этот диалог за весь год знакомства выдался самым насыщенным, только что окрестил его как мультяшного олененка. Нет, Чонгука это не обижало. Вымораживало. — Просто в следующий раз давай решать аспекты с палатами вместе, — огрызнулся Чонгук, резко поворачиваясь к медкартам. Он не планировал продолжать эту словесную перепалку, потому что знал — он в ней заведомо проиграл. Его руки слегка подрагивали, когда он вчитывался в диагноз Пак Лиён. А в голове была настоящая каша. Тэхён негромко то ли хмыкнул, то ли подавил смешок, но ничего не ответил. И Чонгук был ему за это благодарен. Он просто хотел сделать свою работу. Он хотел обойти палаты, убедиться, что у всех всё в порядке и провести эту ночь без каких-либо проблем. А ещё он очень сильно надеялся, что молчание, которое вновь между ними установилось, нарушено не будет. Поэтому Гук так и сделал: без слов поднялся и вышел. Превозмогая дикое желание обернуться и посмотреть ещё раз на Тэхёна. И почему-то, когда он покидал ординаторскую, ему казалось, что Ким смотрит ему вслед. Чонгук натурально чувствовал его взгляд на своих лопатках. Вымораживает. Благо, это самое странное чувство быстро выветрилось, когда он начал обход. Он всегда забывал обо всех проблемах, когда возвращался к пациентам больницы. Когда с неизменной улыбкой заходил к ним, чтобы проверить всё ли в порядке или сделать какую-то мелкую работу по типу контроля приёма таблеток или укола. А ещё ему в какой-то степени льстило. То, как на него смотрели. С какой-то надеждой, искренностью, уважением. Как на человека, которому можно доверять, даже если сам Чонгук себе не верил. — Вас сегодня ничего не беспокоило, господин Ли? — он на автомате распределяет таблетки, с улыбкой спрашивая у мужчины на койке. Тот тихо смеётся, сгибая ногу в колене и говоря: — Только то, что Чан Джиён снова отказалась пойти со мной на свидание. Одна из медсестёр. Чонгук давит слабый смешок, протягивая мужчине стакан воды и ожидая, пока тот примет лекарства. Ли Тэджун. Велосипедист, которого сбила машина. Сотрясение мозга и перелом ноги. Он быстро шёл на поправку, хотя по ощущениям был готов к выписке в момент, когда попал к ним. Такие пациенты вселяют в Гука слабую радость. Понимание, что они точно смогут помочь. — Уверен, когда Вы встанете на свои две, она подумает о Вашем предложении. — Мне бы Вашу уверенность, док. В палате повисает расслабленная атмосфера, а Гук исчезает в коридоре, желая доброй ночи. Когда он возвращается в ординаторскую, Тэхёна там уже нет. Его книга лежит на столике, и Чонгук хмурится, размышляя о том, куда тот мог пойти. Ким напоминал призрака, который исчезал и появлялся в момент, когда его не ожидаешь увидеть. Он скользил по больничным коридорам тенью, и Чонгук мог поклясться, что за всё время их знакомства видел его достаточно редко. Даже слишком. Это было… странно. Он посмотрел на книжку, задумчиво подходя ближе и колеблясь: что тот читает? Любопытство было достаточно сильным, а потому Чонгук поднял предмет, с интересом разглядывая его. Ганс Христиан Андерсен. «Собрание сказок». Хах. Чонгук почему-то рассчитывал увидеть «Тошноту» Сартра или что-то очень пафосное и вычурное. Ким Тэхён у него ассоциировался с какой-то унылой британской классикой, тяжелым слогом и всем тем, что Чонгук постоянно откладывал в стопку ‘Прочитать позже’. Чего он меньше всего ожидал — это детские рассказы. Книга не была потрепанной или старой, однако Чонгук удивился, когда увидел внутри множество выделенных цитат и каких-то беглых заметок. И это тоже вызвало своеобразное любопытство. А ещё ему показалось, что он подсмотрел во что-то сугубо личное. То, во что ему не следовало совать свой нос. Больше всего пометок было в сказке «Русалочка». Взгляд упёрся в пару выделенных цитат, но Гук даже не успел прочитать, как за спиной раздалось: — Чужие вещи брать не хорошо, Бэмби. Голос Тэхёна не был злым или рассерженным, и когда Гук обернулся, то увидел слабую усмешку на губах. Что ж, если Ким не собирается его убивать — это уже хорошо. Хотя Чонгук вновь почувствовал, что сделал что-то неправильное. Его руки сжали твёрдый переплёт до боли, и Чон физически ощутил жжение. Книга в одну секунду обратилась в жидкий металл, но отшвырнуть её было равносильно тому, чтобы показать, что его это смутило. Как можно беспечнее он ответил: — Она лежала тут. Я не думал, что ты будешь против… Он даже не заикнулся про то, чтобы Тэхён прекратил его называть этим дурацким прозвищем. Хотя слова крутились на языке. Ким хмыкнул, подходя ближе и мягко, но настойчиво забрал книжку, вынуждая Гука одёрнуть руки и резко спрятать их в карманы. — По большей части мне всё равно, — взгляд Тэхёна был нечитаемым. В нём плескалась слабая заинтересованность вперемешку с насмешкой. Он с какой-то особой любовью провёл по корешку, продолжая: — Но если тебе просто интересно, ты можешь спросить, а не вести себя как шпион-неудачник. Ауч. Гук вспыхнул уже готовый к контратаке, а затем также резко унял свой порыв. Почему-то ему показалось, что любое слово сказанное сейчас обернётся против него, а потому он пожал плечами, нарочито спокойно спрашивая: — Нетипичный выбор, — он взглядом указал на книгу. Тэхён лишь хмыкнул, а кончики его губ едва приподнялись. Чёрт, в какой момент Ким Тэхён стал таким…симпатичным? Не то чтобы Чонгук этого раньше не замечал. Но весь год он провел в каком-то вакууме, а потому внешность коллеги его… не особо что ли интересовала. Учитывая, что тот появлялся только в самых страшных снах и уж точно не в амплуа принца. «Скорее всадник апокалипсиса», — мрачно подумал про себя Чонгук. — Что? Сказки? — Ким подавил смешок. — А что ты хотел? «Божественную комедию» Данте или Достоевского? — Ну, наверное, да, — буркнул Гук нехотя. Он и правда ждал что-то подобное. Что-то очень сложное, умное и что-то, от чего у него самого слипались бы глаза уже через пять минут прочтения. — Но точно не сказки. — Эй, поубавь иронию в голосе, Бэмби, — протянул Тэхён с улыбкой, склоняя голову и пытливо смотря в глаза. — Андерсен, между прочим, до последнего не признавал, что написанное им — просто сказки. Последнее слово он произнёс с той же самой интонацией, что и Чонгук. Немного коверкая и повышая голос. Появилось острое желание осадить Тэхёна. Чтобы тот перестал так в открытую над ним забавляться. Но на ум, как назло, ничего не приходило, поэтому он выдал не самое убедительное: — Ну так почему они? Что тебе нравится в них? Этот баттл, который и баттлом-то назвать сложно, был проигран всухую. Взгляд Тэхёна смягчился, а он обогнул Чонгука садясь на диван и вытягивая ноги. Гук последовал его примеру, отодвигаясь подальше и скрещивая руки на груди. В нём всё ещё сквозило недоверие и слабая (может, не такая уж и слабая) заинтересованность. Но Тэхён лишь серьёзно произнес: — Во-первых, они не грузят. Нет, серьёзно, я поражаюсь тем, кто после смены могут зачитываться Кафкой и получать от этого хоть какое-то удовольствие, — он поморщился. Гук лишь неоднозначно кивнул. Последними, что чуть больше медкарты, в его списке прочитанного были учебники по медицине. Про художественную литературу он вообще боялся заикаться, потому что никаких сил и времени на них попросту не было. Госпиталь выкачивал из него все силы: методично и точно. И каждый раз, когда он возвращался домой, единственным желанием было просто утонуть в подушках и уснуть. — Во-вторых, — Тэхён продолжил, задумчиво смотря на столик перед собой. Он закусил губу, подбирая слова: — В простых словах есть очень много вещей, которые заставляют задуматься. Разве это не самое верное? Чтобы читатель не переваривал информацию миллион лет, теряя интерес? — Например? Чонгук не мог не согласиться. Всё его желание читать убивалось именно сложным текстом. Слишком много метафор, эпитетов, размышлений. Они наваливались неподъемным грузом и заставляли забывать про саму суть вещей. То, ради чего он вообще собрался и сел за книгу. — Хм, — Тэхён открыл книгу, листая до нужной страницы. Пальцами заскользил по буквам, выискивая что-то и говоря: — «Нам не дано бессмертной души, и мы никогда уже не воскреснем для новой жизни; мы как зеленый тростник: вырванный с корнем, он уже не зазеленеет вновь. У людей, напротив, есть бессмертная душа, которая живёт вечно, даже и после того, как тело превращается в прах; она улетает тогда в синее небо, туда, к ясным звёздочкам». Он поднял глаза вновь на Чонгука, вынуждая того зависнуть. Окей, видимо, ему нужно под другим углом посмотреть на детские сказки. Потому что когда он читал «Русалочку», то явно не вытаскивал из неё какие-то очень глубокие философские цитаты. Ему даже захотелось по-детски посмотреть в книгу и удостовериться, что Тэхён не придумал его на ходу. — Или, — продолжил Ким, перелистывая страницу. — Моя любимая, если честно. «Русалки не умеют плакать, и от этого ей было ещё тяжелее». Невероятно грустно, не так ли? Для детской книжки. Чонгук буквально ощутил, как по телу прошлись мурашки. Он не знал, что сказать. Такой Тэхён не укладывался в его сознании. Тэхён, который называет его Бэмби. Тэхён, который улыбается и читает ему отрывки из детских сказок. Тэхён, который заговорил с ним о чём-то, что не касалось плана лечения и их разговор длится явно дольше, чем пару беглых минут. Чонгук медленно кивнул, тихо говоря: — Наверное, в какой-то степени мы все здесь такие. Взгляд Кима стал настороженным и заинтересованным. Он повернулся корпусом к Гуку, опираясь на локоть и заинтересованно спрашивая: — О чём ты? Во рту стало вязко и как-то сухо. Слова буквально не хотели выталкиваться из горла, застревая в нём как влажный песок. Это было очень личным. И сказанным, наверное, по случайности. Просто… Чонгук и правда ощутил себя таковым. Фраза так сильно заела в голове, цепляясь за стенки мозга крюком. — Как русалки, — Чон опустил глаза, рассматривая свои ладони. Пальцы у Чонгука тонкие, но сильные, грубые после регулярных стычек с антисептиками и тальком перчаток. Как и у Тэхёна. Одинаковые, даже когда разные. — Мы всегда будто под водой, поэтому не можем плакать. Мы не можем показать, что нам грустно или жалко. Что мы тоже люди, которые переживают за других людей, даже если их не знаем. Но чёрт. Знаем и гораздо лучше, чем их родные. Ведь мы буквально копаемся в их телах. Разве это не делает нас… ближе? Они доверяют нам самое сокровенное — свою жизнь. А мы просто должны в случае чего фиксировать время смерти и без намёка на скорбь оповещать об этом их семью. Чонгук кинул осторожный взгляд на Тэхёна, жалея, что поддался такому резкому порыву. И вновь перед ним была пропасть с непробиваемым стеклом. Тэхён молчал, смотря ему прямо в глаза. И в нём не было былой насмешки или иронии. Он просто молчал. И слушал. — В этом всё дело, Чонгук, — своё имя показалось слишком неправильным. Оно добавляло градус серьёзности диалогу, который не должен был таковым стать. — Скорбь — это удел семьи. Если мы будем останавливаться на каждом, кого мы не успели спасти, то не поможем тем, кто в этом нуждается. У нас просто физически нет времени на это. Такой Тэхён уже был Чонгуку знаком. Этот Тэхён стоял с ним на крыше год назад. А не тот, что пару минут назад читал сказки. Этот контраст больно ударил в солнечное сплетение, едва не заставляя подавиться воздухом. — Да, но… — Нет никаких «но», — теперь уже голос Кима стал твёрдым. Безапелляционным. Но, видимо, взгляд Чонгука был настолько потерянным, что Тэхён замер и сказал уже более мягко. — Никто не говорит, что ты должен стать бесчувственной скотиной. Но всё хорошо, что в меру, Бэмби. Иначе это просто сведёт тебя с ума. Чонгук кивнул, молча опуская голову. Он не хотел показаться слабым. Или слишком сердобольным. Если бы Хосок услышал подобные разговоры, то скорее всего сделал ему выговор. В своей самой жесткой манере, когда не унижает, но становится стыдно. И Чонгук с ним бы, наверное, согласился. Потому что их главный хирург никогда не позволял эмоциям взять над собой верх. В этом профессионализм. Но Чонгук… он просто не мог. Он не мог оставаться спокойным, когда ощущал, что виноват. Что подвёл чьи-то ожидания и что не справился. Гроза внутри никогда не затихала. Это как застрять посреди пустыни и увидеть белое облако над головой. То самое, что принесёт песчаную бурю и погребёт под собой целые города. — Эй, Бэмби, — голос Тэхёна вынудил его вырваться из своих размышлений. А затем Ким просто коснулся его плеча, и Чонгук едва не подскочил на месте, резко отстраняясь. Пытаясь убежать от прикосновений. Тэхён лишь сильнее сжал ладонь, пригвождая к месту. — Посмотри на меня. Гук едва удержался от детского «Не хочу». Он стал резко слишком уязвимым. Душа нараспашку, а снаружи — тридцатиградусный мороз. Нехотя он всё же повернул голову к Тэхёну, надеясь скрыть это самое раскрытое нутро за слоем раздражения. На Тэхёна не подействовало. — Не называй меня Бэмби, — пробормотал Чон. Он был младше Тэхёна на два года, но это не делало его менее хорошим специалистом. И за это самое неуважение он зацепился как за спасательный круг. Защитный механизм, не более. Тэхён улыбнулся. И эта улыбка вновь раскрошила внутренности Гука всмятку. — Я не хотел тебя как-то обидеть. Не воспринимай на свой счёт и поступай так, как сам считаешь нужным. То, что я сказал, просто мои мысли. Хорошо? Тяжелый вздох вырвался из груди. Чонгук облизал сухие губы, медленно кивая. Он всё ещё не мог отделаться от ощущения, что он — неопытный студент на первом курсе, который разговаривает с преподавателем, что провёл в больнице больше пятидесяти лет. — Тебе не стоит извиняться, — сухо заметил Гук. — Видимо, стоит. Мы работаем уже год вместе, а тебя так впечатлил чем-то наш диалог на крыше, что ты всё это время меня игнорировал, — хриплый смешок раздался в комнате, вынуждая Чонгука посмотреть на Тэхёна с недоумением. Он всё ещё чувствовал на плече чужие пальцы и сейчас от них исходила странная прохлада. Слишком острое ощущение. И слишком странное. — Ч-что? — Гук моргнул, даже заикнувшись. — Ты помнишь тот разговор? — Да. Я как сейчас помню, что сообщил о смерти той девочки, а тебя будто обухом по голове ударили. Боюсь представить, что будет после сегодняшнего вечера, хах. Его пальцы неосознанно начали поглаживать ткань халата Чонгука. Он, блять, правда скользил подушечками по его плечу, отчего по всему телу начало разливаться привычное напряжение вперемешку с чем-то… ещё. И вот это было слишком. Чонгук и так успел отхватить мысленно эмоциональное потрясение. Потому что Тэхён, который сам, между прочим, не шёл на контакт, сейчас вывалил на него просто тонну материала для размышлений и анализа. — Я не… — Гук выдохнул, — я не думал, что тебя это как-то задело или ещё что-то. М-мы просто не общались, вот и всё. «А ещё ты смотрел на всех равнодушно и свысока». «А ещё ты никогда не шёл на контакт первым». «А ещё ты…». Конечно, он это всё не произнёс вслух. Конечно, он похоронил это внутри, чтобы не развивать этот диалог дальше. Потому что Чонгук не был уверен, к чему это всё приведет. И ещё больше он не был уверен, хочет ли этого. — Да, наверное, ты прав, — протянул Тэхён, убирая ладонь. Гук соврёт, если скажет, что он не почувствовал разочарования и пустоты в районе плеча. — Но я думаю, мы могли бы быть друзьями. — Да, думаю могли бы, — прошептал почти Чонгук, повторяя за ним. «мы слишком разные, чтобы быть друзьями. диаметрально противоположные, ты же это и сам знаешь?» «знаю» Тэхён хотел сказать ещё что-то. Но он промолчал. И Чонгук понадеялся, что момент неловкости подошел к концу и он сможет пойти просто выпить кофе. Закинуться отвратительной жидкостью из автомата в коридоре и утрясти всё это в своей голове, когда пейджер в кармане халата завибрировал. У Тэхёна тоже, потому что тот резко преобразился в лице. Стал неожиданно собранным и серьезным, выуживая жужжащий предмет, а затем быстро поднимаясь на ноги, говоря: — Код красный. — Что? — Гук тупо посмотрел на Тэхёна, забыв на секунду про гудящий пейджер. — Пациент, которому срочно нужна помощь, — нетерпеливо кинул Тэхён. — Быстрее. Медсёстры ждут нас в операционной. Только когда он уже был у двери, Чонгук резко подскочил, вспоминая о том, чем они вообще здесь занимаются. Растерянность сменилась уверенностью, а ноги сами его понесли к выходу. Им потребовалось ровно сорок восемь секунд, чтобы оказаться на месте и ещё десять, чтобы нацепить маску и перчатки. — Какого чёрта вы так долго? — прошипела старшая сестра. — Доставили пару минут назад. Обнаружили в бессознательном состоянии. Чонгуку хватило пары секунд, чтобы оказаться рядом с телом на столе. Всё мешалось, а в мозгу пульсировало так сильно, что дышать становилось трудно. Он сглотнул, быстро говоря: — Учащённое сердцебиение, пониженное давление. Реакция на свет и роговичные рефлексы отсутствуют. Глубокая потеря сознания и нарушение проходимости дыхательных путей вследствие попадания рвотных масс и избыточного количества слюны. Это отравление третьей стадии. Он знал, что нужно делать. Он, чёрт возьми, не раз сталкивался с этим. С теми самыми людьми, которых ненавидели врачи так сильно. — Необходима вентиляция легких и введение большого количества жидкости в желудок. Они все знали. Все знали, потому что такие люди — как слой пыли на идеально чистой обуви. От которых сплошные проблемы и от которых невозможно избавиться. Чонгук ощутил на себе взгляд Тэхёна, в котором мелькнуло уважение, но думать об этом он был не в состоянии. Руки сами делали всю работу. Быстро и слаженно. «Только вот, — подумал Чонгук, — а есть ли смысл?». Есть ли смысл биться в те двери, которые так или иначе захлопнутся? Есть ли смысл? — Позовите гастроэнтеролога, — рыкнул Тэхён одной из медсестёр. — Чонгук. Его голос — как сквозь толщу воды. И Гук не сразу осознал, что к нему обращаются. Но он знал, что его руки подрагивают от нервов. Непростительная ошибка любого врача. Его руки всегда должны быть спокойными. Гук поднял глаза на него. Лицо Тэхёна наполовину скрывала маска, но он понял, что хотел сказать ему Ким. И стало как-то легче. Словно невидимое железо, что тугим кольцом обернуло легкие, резко отпустило, позволив дышать. И Чонгук был ему благодарен. Они всё сделали правильно. Они поставили правильный диагноз, и они правильно оказали помощь. Человек, что лежал на столе, будет жить. И когда Гук уже вышел из палаты, чтобы заполнить карту, он вновь ощутил это. Осознание того, что иногда они играют сами с собой. Что иногда их попытки — это просто пшик в воздух, даже если всё получилось. Ему показалось, что Тэхён окликнул его Бэмби, но Гук проигнорировал. Стягивая маску и выдыхая свободней. Он поблагодарил медсестру за принесенную карту и записал уже твердой рукой. Пак Чимин. 24 года. Попытка самоубийства.