о чём плачут ивы

             В небольшом сквере рядом с больницей было привычно тихо. Стрелки часов едва достигали шести утра, и Чонгук знал, что у него в запасе есть ещё немного времени перед началом смены. Чего (а вернее кого) он не ожидал увидеть — это Чимина.              Он сидел на лавочке, и взгляд его был непривычно потухший. Смешанный с усталостью и рассеянностью, только нервное постукивание пальцев по колену выдавало его напряженность. Чонгук нахмурился, подходя ближе. В его глазах промелькнула слабая неуверенность, стоит ли подходить или нет, однако ноги сами повели его к сидящему Чимину.              — Чимин, — негромко поздоровался он, замирая в двух метрах от Пака, натянуто улыбаясь. — Что Вы здесь делаете?              На короткое мгновение ему показалось, что Чимин его не услышал.              На его идеальном, едва ли не из воска вылепленном лице, не промелькнуло ни одной эмоции. И Чонгук почувствовал укол тревоги, который болезненной вспышкой поразил всё тело. Глаза Чимина стеклянные и как у рыбы, в них не было ни намёка на прежнюю живость и веселье, которые заметил Чонгук во время их первой встречи. Гук уже было думал осторожно коснуться чужого плеча, как вдруг Чимин поднял на него глаза, а на его потрескавшихся губах появилась слабая улыбка.              — Доктор Чон, доброе утро, — он сжал пальцы в замок, двигаясь на лавочке и кивая на освободившееся место. — Пожалуйста, присаживайтесь.              Чонгук хотел вяло покачать головой и пробормотать какое-то неуверенное «Я очень сильно спешу», но всё это казалось неправильным и странным. Он медленно присел рядом, не сводя глаз с юноши, а затем поджав губы, спросил:              — Не рановато для прогулок?              Чимин усмехнулся.              И в этой самой усмешке Чонгук заметил что-то, чего не замечал доселе. Ему показалось, что он смог разглядеть очертания того, что находилось за тем самым стеклом. От этого осознания стало неуютно и зябко, но Гук не мог позволить себе просто встать и уйти. Чимин моргнул, вновь смотря перед собой, тихо говоря:              — Я, вроде как, выписался.              Брови Чонгука характерно сошлись на переносице, а рот непроизвольно открылся для того, чтобы начать возражения. Чимин не мог просто так взять и выписаться. Он должен был пройти консультации у психотерапевта, получить выписку от медсестры. В конце концов, кто-то из докторов должен был проследить за этим. Пак Чимин не мог просто так встать и уйти в шесть утра из палаты, никого не предупредив. Сам же Чимин, словно почувствовав надвигающуюся бурю, быстро добавил:              — Не волнуйтесь, док. У меня сегодня запись с другим доктором. Тем самым.              Он едва поморщился, опуская глаза на свои ладони и цепляясь ногтями указательного и большого пальцев за заусеницу, попытался её отцепить. Его внешнее спокойствие, если честно, немного раздражало.              — Чимин, выписка пациентов происходит после восьми утра. Вы не можете сами выписаться.              — А я взял и выписался, — хриплый смешок вырвался из горла Пака, и он замер, покусывая губы. Это действовало на нервы, отчего захотелось Чимина встряхнуть да посильнее. Он сидел рядом, но находился буквально в другой Вселенной. Словно оставил свою оболочку здесь, но сам отдалился на несколько сотен световых лет.              Всё, что осталось, — тело со стылым болотом.              Непроходимая топь. Вот, что увидел Чонгук. Застывшая трясина, которая казалась безопасной, но лишь до момента, пока по осторожности в неё не вступишь. И это самое стылое болото вызывало неприятный привкус под языком вместе с мурашками по коже. Какая-то тотальная обречённость. Будто Чимин, сам, возможно, того не ведая, поставил на себе крест и отрёкся от всего, что было вокруг.              И его простое «Взял и выписался» оказалось более многословным, чем тонна объяснений.              Чонгук услышал в его голосе то, что хотел донести Чимин. И это понимание его напугало. Облизнув пересохшие губы, Чонгук осторожно предложил:              — Чимин, давайте вернемся в госпиталь и сделаем всё по протоколу.              Он не был уверен, что эта идея правильная. Чонгук нутром чуял, что играет с огнём. Что непроизвольно давит на воспалившийся гнойник и рискует не снять боль, а напротив её усилить. И его мысли оказались правильными. Потому что в одну секунду Чимин существенно напрягся и, кажется, приготовился нападать, отвечая резче, чем когда-либо:              — Я не пойду, — он был вновь похож на капризного ребёнка, только в этот раз Чонгук сомневался, что суровый тон сможет подействовать. — Пожалуйста, не заставляйте меня этого делать. У меня будет консультация, разве этого не достаточно?              Чонгук постарался прикинуть, что будет, если об этом узнает Хосок. Даже не так: что Хосок сделает с Чонгуком, если прознает, что тот отпустил пациента с нестабильной психикой? Но с другой стороны: разве они могли удерживать Чимина насильно? Они не были психиатрическим отделением, а по физическим показаниям с Паком всё было в норме.              — Хорошо, — постарался спешно заверить Чонгук, аккуратно накрыв его холодные ладони своими руками. Жест доверия и доброй воли. Показывая, что не собирается давить на него и заставлять делать что-либо. — Мы никуда не пойдём.              Чимин, который явно нервничал, заметно успокоился. Чонгук ощутил, как напряжение под его ладонями спадает. Пак нерешительно кивнул, слабо выдыхая.              — Так почему Вы здесь, Чимин? — вновь тихо спросил Гук, смотря на него прямо. Не пряча взгляд и не пытаясь отгородиться.              Душа нараспашку. Доверься только, а.              — Я ждал Вас, доктор, — едва слышно пробормотал Чимин, смотря прямо перед собой. В его стеклянных глазах промелькнуло сожаление и страх, но Чонгук лишь понимающе кивнул, позволяя говорить дальше. — Я думал о нашем с Вами диалоге. И, — он сглотнул, поворачивая голову и смотря на Чонгука. — И мне показалось, что будет невежливо уйти, даже с Вами не попрощавшись.              Теперь уже напрягся Чонгук.              Он неосознанно сжал чужие ладони сильнее, а в голове промелькнули все самые плохие мысли. Попрощаться? Чимин собрался уходить… навсегда? Идея нащупать во внутреннем кармане пейджер и вызвать других санитаров, чтобы не дать Чимину уйти, не показалась теперь такой идиотской.              — Ох, нет-нет, доктор, — Пак покачал головой, грустно улыбаясь, — я не это имел в виду. Просто Вы были так добры ко мне. И я не хотел, чтобы Вы пришли ко мне в палату, а меня там уже не застали.              Вновь этот тумблер.              Щелчок — злость. Щелчок — грусть. Щелчок — смех.              Чимин состоял из множества эмоций, которые находились под плотной плёнкой. И когда они вырывались наружу, прямо со дна того болота, то обращались в пугающее пузырящееся нечто.              — Да, меня бы это расстроило, — кивнул медленно Чонгук, соглашаясь с ним. Не решаясь перечить.              Поверил Чимин в его слова или нет, но взгляд его вновь обрёл былое спокойствие. И едва уловимые вспышки в глазах теперь казались искорками от костра, а не блуждающими огнями, которые пугали всех, кто потерялся ночью.              — Я ждал Вас, чтобы спросить: мы сможем встретиться сегодня после Вашей смены?              И впервые за всё время Чонгук услышал в голосе настоящую надежду. Искреннюю, честную, без фальши. Чимин не играл, не прыгал с эмоции на эмоцию и не увиливал от вопросов. Он спросил прямо в лоб и надеялся услышать что-то, что подтвердит, что Чонгуку не плевать. Что Чонгук не один из тех врачей, которые забывают своих пациентов как только те покидают операционную.              Та самая ошибка, от которой его пытался уберечь Юнги.              То самое, что скорее всего презирал в нём Хосок и пытался искоренить Тэхён. И то самое, что делало Чонгука самим собой.              — Конечно, мы сможем, — улыбнулся он.              Потому что врач — это не просто человек в белом халате, который устало вытирает лоб и швыряет одноразовые перчатки в мусорное ведро, смывая с себя события дня одним походом в душ. Чонгук честно хотел быть… кем-то бо́льшим. Даже если это шло вперекор установленным нормам. Чонгук хотел оставаться в первую очередь человеком.              — Доктор, Вы… — голос Чимина вздрогнул, а он резко опустил глаза, переплетая их ладони. Так доверчиво и искренне, словно Чонгук только что пообещал ему что-то невероятное. — Я почему-то думал, что Вы откажетесь.              Его руки. Его бедные руки подрагивали, а сам он казался сейчас таким незащищенным и уязвимым. Как человек, который мёрз от холода, а какой-то незнакомец бережно накинул ему на плечи плед. И плед стал спасением от беспробудной зимы. Чем-то вроде пробившегося подснежника.              Чем-то, что значило очень много для такого маленького человека как Пак Чимин.              — Моя смена заканчивается в восемь, — улыбнулся Чонгук, продолжая бережно оглаживать подушечками пальцев его костяшки. — Давайте встретимся после неё, если Вам будет удобно.              — Конечно, — закивал быстро Чимин. Резкое возбуждение накрыло его с головой, а то хлипкое доверие к Чонгуку, которое держалось на честном слове, теперь обрело форму. Он заколебался на секунду, а затем более уверенно добавляя: — У моста Вонхё. Там что-то вроде моего места… Легче думается, легче говорится.              Чонгук очень надеялся, что не потому что Чимин хотел с этого самого моста спрыгнуть. Но он уже дал своё согласие. И он не мог подвести Пака. Какая-то маленькая часть внутри него требовала поддержать, протянуть руку помощи, которую Чимин так искал.              — Хорошо, — согласился Гук, понимая, что их руки всё ещё сжаты. — Тогда после смены встретимся там.              Он не знал: хорошо поступает или плохо. Но скребущее чувство внутри подталкивало соглашаться и не находило его согласие чем-то неправильным. Разве Чимин не заслужил просто, чтобы его послушали? Чтоб у него был человек, которого он мог бы назвать другом?              — Чонгук? — голос Юнги прорезал вновь накрывшую их тишину, вызывая вновь зудящее жжение. — Доброе утро, господин Пак.              Юнги не злился, но Чонгук слишком хорошо его знал, чтобы понять, что тот растерян. Теперь он смотрел на Чимина в упор. Как на кого-то, кто вызывал угрозу. Чимин же напротив широко улыбнулся:              — Доктор Чон вновь срочно нужен? — Он не забыл. В точности, что сказал Юнги в прошлый раз. И Мин это понял, потому что слегка сощурился, сжимая губы.              — Да, у нас вот-вот начнётся смена, — он перевёл взгляд на Чонгука, ясно давая понять, чтобы тот поторопился. — Ты знаешь, как Хосок относится к опозданиям, Гук.              Чонгук выдохнул, всё же разжимая пальцы с Чимином и поднимаясь. Юнги тактично сделал пару шагов вперёд, замедляясь и сверля Пака взглядом через плечо. Чимина это напротив, видимо, забавляло, потому что он продолжал улыбаться. Даже с опустевшими резко глазами.              Чонгук вновь увидел болото.              Оно вновь было стылым.              — Тогда до встречи, Чимин, — он помедлил, решившись спросить. — Может, всё-таки вернётесь, чтобы оформить выписку?              Улыбка пропала с губ Чимина так же быстро, как и появилась. Он вновь стал серьёзным, но теперь, по крайней мере, в нём не сквозила та сбивающая с ног печаль.              — Нет, — покачал он головой, а затем тихо сказал: — Вы, наверное, давно были пациентом, доктор.              Чонгук нахмурился, не совсем понимая к чему тот ведёт, но лишь нерешительно кивнул. Да, в последний раз он лежал в больнице в школе, когда поскользнулся на катке и сломал ногу. Больница тогда была для него просто пунктом остановки: днём с ним постоянно сидели друзья или родители, а вечером уже медсёстры. Чимин вздохнул, улыбнувшись:              — Не отвечайте, я понял, — он знал, что Юнги ждёт, но всё равно тихо продолжил: — Просто Вы спасаете человека и двигаетесь дальше, док. И это не просто. Но поверьте, быть спасённым тоже не легче. Вам не нужно лежать в палате совершенно одному и ждать хоть кого-то, кто спросит, как Ваше самочувствие. В этом всё дело. Понимаете?              Он замолчал, а затем тоже поднялся и поклонился.              — До встречи, доктор.              На этом он развернулся и ушёл, пряча руки в карманы. И Чонгук не стал его останавливать и настаивать пойти с ним.              Чонгук понял.                            — Иногда я задумываюсь: ты сумасшедший или же просто слишком добрый человек? — хмуро спросил Юнги, натягивая белый халат.              Чонгук предчувствовал бурю, но она не настала. Напротив: Юнги проявил чудеса сдержанности и шёл молча прямо до ординаторской. Чонгук ему был в какой-то степени благодарен за это. Потому что слова Чимина всё ещё стучали в ушах как неразгаданная головоломка, к которой Гук уже почти подобрал нужный ключ.              — Я не знаю, — просто ответил Чон, выуживая из шкафа свой халат и вешая куртку. — Это… сложно.              У него крутились мысли на языке, но их все он предпочёл оставить при себе. Точно так же, как и вчерашнее сообщение, которое он практически сразу удалил, сжимая судорожно телефон в руках и надеясь, что Юнги не успел его прочитать. То, что вырвалось из груди так скоропостижно и необдуманно. То самое, что разъедало сознание изнутри кислотой.              Он думал о нём.              О Тэхёне.              Он думал практически всю ночь и к своему ужасу понял, что почти не сомкнул глаз, отчего сейчас тело неприятно потряхивало из-за усталости, а глаза жгло от недосыпа. Но Ким Тэхён осел в мыслях подобно слою пыли. И Чонгук не знал ни одного средства, которое смогло бы его так просто вывести.              — Так же сложно, как и твоё сообщение вчера про Тэхёна?              Чонгук не сразу осознал, что Юнги обращался к нему. И эти самые слова заставили его замереть с халатом в руках как каменное изваяние. Нервный смешок вырвался хрипом из горла, когда Гук небрежно переспросил:              — Что?              — Ты слышал.              Значит, прочитал. Вопрос в другом: почему он не сказал этого сразу? Знал, что Гук поспешит удалить какие-либо доказательства? Начнёт всё равно отпираться? Не будет готов к какому-либо диалогу на эмоциях? Чонгук прокашлялся, расправляя складки белой ткани и одёргивая плечами.              Равнодушно. Словно его слова совершенно ничего не значили.              Даже если значили.              Даже если слишком много.              — Это сейчас не так важно, если честно, хён, — Чонгука с потрохами выдали подрагивающие губы и спрятанные в карманах руки. Он всегда, когда врал, был слишком… открытым.              Юнги лишь приподнял брови, хмыкая. Раскусил. Понял, что врёт. И это, видимо, его нехило так позабавило, потому что Мин с пониманием кивнул, растягивая слова:              — Поэтому ты удалил эти сообщения быстрее, чем я успел зайти в чат? — Молчание Чонгука было таким же красноречивым, как и ночные сообщения. Юнги коснулся пальцами шеи, массируя её и продолжая: — Если эта симпатия родилась после того, как он мне нагрубил, мы прекращаем общаться. Ей-богу, Гук-а, почему ты не влюбился в Намджуна?              В голосе Юнги было что-то… своё.              Что-то, что давало понять: Чонгук может ему довериться. Раскрыть те самые гложущие душу тайны и секреты. Возможно, просто не то время и место. Но сейчас, при свете люминесцентных ламп и с запахом медикаментов в носу, на такие разговорчики не тянуло совсем. Чонгук качнул головой, садясь на край кресла и зевая:              — Я не сказал, что влюблён. Я сказал, что он мне нравится. Это разное.              Гук не был уверен, что не врёт сам себе, но непроизвольно захотелось отречься от своей позиции. И вот это уже казалось глупым. Улыбка Юнги была тому лишь подтверждением. Он толкнул язык за щеку, разворачиваясь и возясь с кофемашиной:              — Как скажешь. Но знай, я не в восторге от этого козла.              — Какого козла?              Чонгук чуть не подскочил в кресле, настолько внезапно в ординаторскую вошёл Тэхён. Он уже был переодет и выглядел так, словно только что закончил утренний обход пациентов. По крайней мере, Гук бы не удивился, скажи тот, что только что закончил это делать. Внутри предательски заныло, и Чонгук подпёр ребром ладони подбородок, бормоча скомканное «Доброе утро». Юнги лишь хмыкнул, даже не обращая на Тэхёна внимание:              — Если я захочу с тобой поделиться, то обязательно скажу. Но пока что, — он вытащил чашку, всё же окидывая Тэхёна взглядом и пожимая плечами, — не хочу.              Тэхён тихо прыснул в кулак.              И Чонгук едва удержался, чтобы не рассмеяться следом. Но стоило только посмотреть в глаза Юнги, чтобы сцепить зубы и не позволить одному неловкому смешку превратить утро в трагедию.              — Очень дружелюбно, господин Мин, — Тэхён прошел по комнате, садясь на диван рядом с Чонгуком. Закидывая ногу на ногу, а затем совершенно бессовестно подмигивая Гуку и улыбаясь.              Бесстыдно. Порочно. Чертовски привлекательно.              — Рад стараться, господин Ким, — огрызнулся Юнги, концентрируя внимание на Чонгуке. Выдержав паузу, он всё же резюмировал: — Возвращаясь к нашему диалогу. Я всё же склоняюсь к варианту с сумасшедшим. Ещё и с плохим вкусом.              Чонгук знал наверняка: будь возможность убивать взглядом, Юнги бы уже умер.              Тэхён лишь непонимающе уставился на Гука, на что тот лишь отмахнулся и пробубнил:              — Не суть. Хён просто в настроении для шуток, — на это Юнги лишь закатил глаза.              Он был явно не согласен. А ещё точно не против возмутиться и доказать, что у Чонгука и правда плохой вкус в выборе людей, но лишь развернулся и уже почти выйдя из ординаторской, добавил:              — Операция у Намджуна на час назначена. Я б на твоём месте в свободное время успел подремать, а то выглядишь так, словно всю ночь не мог уснуть. Влюбился что ли? — и был таков, даже не дав возможности вставить слово.              Чонгук едва ли не захныкал. Сказать Юнги — то же самое, что себе подписать смертный приговор. Тэхён лишь вновь приподнял удивлённо брови, на что Гук покачал головой:              — Затмение, что ли, несёт ерунду всякую, — он зевнул, поднимаясь. — Пойдём на обход?              Кажется, Тэхён не поверил.              По крайней мере, в его взгляде появилось какое-то сомнение с ноткой любопытства, однако он ничего не сказал на это. Лишь задумчиво кивнул, поднимаясь. По Киму было видно, что ему хотелось что-то спросить, однако Тэхён молчал. И Чонгук был ему благодарен за это.              Так же сильно, как и проклинал мысленно Юнги.                            У Намджуна, наверное, была особая аура.              Иначе Чонгук не мог объяснить этот магнетизм, который от него исходил. То, как он непринужденно держался, как улыбался и одновременно с этим какой профессионализм источал. Гук почти ощущал болезненное нытьё где-то под рёбрами от одного только взгляда на Кима, готового к операции и донельзя собранного.              — Хорошо выспался? — улыбнулся Намджун, пока они шли к операционной.              Чонгук вмиг вспомнил брошенные вскользь слова Тэхёна про то, как Намджун выгоняет за сонливость, а потому мигом подавил зевок, нерешительно кивая. Ким лишь негромко рассмеялся, но Чонгук не сомневался: за этой расслабленной улыбчивостью стоит настоящий жесткий стержень. Иначе Намджун бы просто не достиг таких высот.              В операционной уже были медсестры, и Чонгук ощутил какую-то лёгкую слабость. Он никогда не присутствовал на операциях на мозг. И наверное, это стало тем самым решающим фактором.              Всё напоминало замедленную съемку.              То, как Намджун надевал перчатки и поправлял маску. То, как былая усмешка сменилась полнейшей сосредоточенностью. И его руки. Чонгук на секунду забыл про всё на свете, когда его руки — совершенно не дрожащие и холодные — сделали тот самый хирургический надрез на скальпе, как оповещение о начале операции. Как напоминание уже для Чонгука, что это не сон и не его выдумка.              — Инструмент для удаления костного лоскута, — твёрдо произнес Намджун, не отвлекаясь.              Чонгук моргнул, понимая, что это уже было к нему. Он никогда не испытывал такого при операции с Хосоком. Сейчас ему казалось, что каждая ошибка может стать фатальной. Намджун продолжал комментировать:              — Мы получаем доступ к мозгу, — его взгляд напряжённый и застывший, а руки, что не думали замирать, вызывали восхищение. — И открываем твёрдую мозговую оболочку.              Чонгук не знал, что стало катализатором.              Что послужило тем самым толчком, когда в ушах появился шум, а руки задрожали. Первая операция на сердце с Хосоком была волнительно-интересной. Но это… Какое-то глухое понимание своего бессилия и некомпетентности. И Намджун это заметил. Заметил в глазах Чонгука страх молниеносно. Те самые облака, что вот-вот перерастут в грозовые тучи. Чонгук даже не удивился его резкому:              — Югем, замени его. Чон, на выход.              Чонгук почти не слышал. Он буквально через стекло, где сидели другие интерны, слышал встревоженное перешептывание. И не смотря наверх, он знал: Тэхён тоже это видел. Видел, как внутри Гука разорвалась невидимая струна уверенности, а её место захватил удушающий страх.              Всё как под толщей воды.              Шаг. Ещё один шаг назад. И в ушах застыл звон инструментов, которые соприкоснулись с металлической поверхностью, прежде, чем Чонгук буквально вылетел из операционной, стягивая на ходу маску. Он почувствовал, что находится в вакууме. Когда резко толкнул первую же дверь, что вела в подсобку для персонала и где, слава богу, никого не было.              А потом он прочувствовал всё. То самое ощущение, будто его долбанули по башке мешком цемента. В горле стало непозволительно сухо, а уши заложило. Он знал, что давление подскочило, а плечи инстинктивно сжались, как при надвигающейся опасности. И в районе солнечного сплетения два невидимых кулака сжали внутренности, заставляя забыть, как нужно правильно дышать. Только рваные хрипы вырывались из глотки, а перед глазами — зияющая пустота и отбивающее набатом цоканье в висках вместе с дрожащими коленями, которые норовили подкоситься.              Гук буквально сполз по стенке, учащённо дыша. Мечтая о том, чтобы куда-то деться. Оказаться где-то не здесь, не в госпитале. Мечтая не быть таким… беззащитным и уязвимым.              — Чонгук, — голос Тэхёна прорезал тишину комнаты, а его лицо — встревоженное и раздосадованное — оказалось прямо перед ним. — Чонгук, посмотри на меня.              Чонгук лишь замотал головой, жмурясь. Ему просто… ему просто нужно было немного времени. Ему нужно было выдохнуть. Дождаться, чтобы сердце перестало так бешено колотиться, а силки, которые давили внутренние органы, ослабли. И Чонгук не хотел, чтобы Тэхён его видел таким. Таким напуганным и не понимающим, откуда этот самый страх взялся.              Что стало триггером резкой панической атаки.              Чонгук лишь хрипло прошептал:              — Уходи.              уходиуходиуходи.              Не смотри. Пожалуйста, не видь то вывернутое нутро, которое он так пытался спрятать за одноразовой маской и белым халатом.              Но Тэхён не ушёл. Тэхён — тот самый Тэхён, который насмешливо шутил над Юнги, равнодушно курил на крыше больницы, читал гребаные детские сказки — не ушёл. Он видел, что паника внутри разрастается с каждой секундой. Набирающая нехилых оборотов и сметающая всё на своём пути.              Пальцы Тэхёна холодные и мозолистые. Пропахшие тальком перчаток и антисептиками. Пальцы его коснулись щёк Чонгука, вынуждая посмотреть на себя. Глаза в глаза. Сердце норовило выскочить из груди, а перед собой Чонгук видел только блеклую темноту. Смазанную и нечеткую. И в этой самой темноте вынырнуло лицо Тэхёна. Его уверенный шёпот «Тише», а затем…              Губы Кима практически вжались в губы Чонгука. Насильно отодвигая мысли об операции и сухом «на выход» от Намджуна. Губы Кима — потрескавшиеся и тёплые — накрыли Чонгука оглушающей волной. И не осталось ничего. Больница на короткий миг стала совершенно бесшумной, а все звуки извне резко поставили на беззвучный.              Остался лишь поцелуй.              Требовательный и настойчивый. Грубый. И одновременно успокаивающий. Тэхён не вербально приказывал успокоиться. Задвинуть в самый дальний ящик те страхи, что вырвались из груди Гука и сжали его невидимыми цепями. И это подействовало. Глаза, в которых плескался ужас, расширились и наполнились удивлением. А сердце, что только что отбивало ритм какого-то безумного танца, неожиданно замерло, возобновляя свой привычный ход лишь когда Тэхён всё же отодвинулся.              На пару сантиметров, вновь вынуждая Чонгука посмотреть глаза в глаза, прежде, чем спросил негромко:              — Лучше?              Чонгук опешил.              Удивление сменилось растерянностью, а от былой панической атаки остались лишь подрагивающие кончики пальцев и сбитое дыхание. Хотя, Чонгук не был уверен, что это всё было вызвано не поцелуем. Он сглотнул, моргая и опуская голову, бормоча:              — Да.              Тэхён кивнул. Его руки покоились уже на плечах Чонгука, несильно сжимая и поглаживая в какой-то успокаивающей манере. Он терпеливо ждал, когда Гук окончательно придёт в себя, но сам Чонгук замер, не решаясь двигаться. Ему резко стало страшно испортить этот момент. Будто, если он отодвинется, то шаткая между ними связь разорвётся и испарится, как все те иллюзорные сны, которые виделись Чонгуку. Он набрался решительности поднять глаза на Тэ, глухо спрашивая:              — Зачем ты это сделал?              На лице Тэхёна не отобразилось ничего. Губы были слегка сжаты, а затем он выдохнул, отвечая:              — Потому что ты не слышал меня. Я не знал, как ещё тебя успокоить.              Чонгук… опешил. В его глазах вспыхнула неожиданно обида и, кажется, она была слишком открытой. Тэхён сам того не подозревая надавил на открытую рану. И Гук, наверное, ждал вновь чего-то другого. Не дурацкой отмазки по типу «Просто, чтобы тебя успокоить». Секундная растерянность сменилась резким раздражением, когда Чонгук резко дёрнул плечом, вынуждая убрать руку, а затем слишком быстро поднялся, выплевывая:              — Как меня успокоить? Охуительные у тебя методы лечения, доктор Ким.              — Чонгук, — теперь Тэхён выглядел растерянным. Он поднял голову, а затем поднялся следом, выглядя встревоженным: — Послушай…              — Нет, это ты меня послушай, — злость внутри Чонгука разгоралась с нешуточной скоростью, а слова, в которых он сам себе признался ночью, теперь казались просто детским наваждением. И глупостью. — Ты не можешь целовать меня и аргументировать это тем, что просто «хотел меня успокоить». Что я тебя якобы, блядь, не слышал. Так… так не поступают коллеги.              «Так не поступают друзья», — добавил мысленно Чонгук.              «А мы друзья, а, Бэмби?», — он увидел этот вопрос в глазах Кима.              — Извини, я не подумал, — ощетинился Тэхён. — Я думал, что ты хотел этого.              Чонгук отшатнулся. Хотел ли он? Да, скорее всего хотел. При таких обстоятельствах? Возможно, почему нет. Со словами после? Вот этого Чонгук уже слышать не хотел. Почему он вновь ощутил между ними пропасть? Почему Тэхён ему снова показался не таким же интерном, а врачом с огромным стажем, который любезно взял к себе под крыло глупого новичка?              Слова Тэхёна въелись в мозг, и теперь Чонгук чувствовал себя оскорблённым.              Обиженным.              Как мальчишка, который придумал себе в голове что-то невообразимое, а теперь ему пришлось столкнуться с реальностью. И реальность была другой. Искажённой. Не такой, какой он себе фантазировал.              — Я не хотел, чтобы это было одолжением, — уже с ноткой неуверенности пробормотал Гук.              Растерянность в Тэхёне теперь сменилась… любопытством. И забавой. Еще пару минут назад он не знал, как подступиться, а теперь казалось, что он наконец-то смог взяться за штурвал этого невидимого корабля. И его ухмылка — та самая, от которой сердце падало вниз, — вновь появилась на губах, когда Тэхён сказал:              — Одолжением? Ты серьёзно думаешь, что я целую всех растерявшихся врачей подряд, просто одолжения ради? — он сделал шаг вперед, вновь сокращая расстояние между ними.              И Чонгуку стоило невероятных усилий, чтобы не вжаться в стену, подобно малолетней девчонке в глупых романтических фильмах. Усилий не отвести взгляд, а выдержать его на себе. Собрать остатки какой-то пресловутой гордости и вскинуть подбородок, смотря на Тэхёна, а не сквозь него.              — Ты такого обо мне мнения, а, Бэмби? — он играл с ним.              Очень искусно и умно. Осторожно прощупывал почву, чтобы потом уверенно ступить на неё, словно зная, как отреагирует Чонгук.              — Нет, — голос Чонгука дрогнул, а руки рефлекторно сжались в кулаки, впиваясь ногтями во внутреннюю сторону ладони.              — Тогда какого хера ты выставляешь меня в таком свете, Чонгук? — былая насмешливость сменилась резким раздражением. Чонгук был уверен: эта раздражённость ещё страшнее праведного гнева Хосока. Он смог прочувствовать это. Но не успел он сказать, как Тэхён практически добил его, оказавшись вновь в непозволительной близости, но не прикасаясь: — Думаешь, я не вижу, как ты смотришь? Или я не понял, что ты хотел этого, но просто боялся признаться?              Фактически, Чонгук признался.              Только не Тэхёну.              Чонгук сглотнул, уже готовый возразить. Даже рот открыл, но Тэхён резко перебил его, не давая сказать:              — Ты такой тормоз, Бэмби, если правда всё это время считал, что я всё это делал чисто как помощь «коллеге», — он фыркнул, качая головой. — Ещё раз извини. «Коллеги» и правда так не поступают.              А потом он ушёл.              Обогнул остолбеневшего Чонгука, а дверь за ним с хлопком закрылась. Только сейчас Чонгук понял, что всё это время стоял, практически не дыша. И рваный выдох Гука раздался в тишине подсобки, перемешавшись вместе со словами Тэхёна, которые продолжали настойчиво стучать в голове.                            — Ты чувствовал себя когда-то хроническим идиотом? — спросил Чонгук, ковыряясь палочками в рисе во время обеда. Он настороженно рассматривал всех в столовой, но Тэхёна на горизонте не было. И Гук не мог понять: радует его это или расстраивает.              — Вряд ли больше, чем ты, — пробубнил Юнги с набитым ртом. — Не принимай близко к сердцу, Гук-а. Операции с Намджуном — это всегда настоящий стресс. Почти все его ассистенты не доходят до конца, так что вряд ли этот разовый случай поставит на тебе крест, как на докторе.              Чонгук моргнул.              Случившееся между ними с Тэхёном совершенно выбило из колеи и заставило забыть про момент с операцией. А ещё он зарёкся больше не рассказывать Юнги про свои симпатии, потому что… Потому что.              — Он злился после? — Намджуна Чонгук тоже не видел.              Да и, честно говоря, не особо хотел. Ему было страшно подумать о том, какое теперь мнение у Кима о нём.              — Кто? Намджун? — Юнги хмыкнул. — Ты же знаешь. Если операция проходит успешно, он забывает о ней мгновенно. А эта прошла успешно. Ну, может быть, он не ожидал, что ты так быстро покинешь ряды его ассистентов, но уж точно не злится на тебя. Что вообще случилось? Ты даже на операциях Хосока не выбрасывал подобные финты.              Юнги настороженно посмотрел на Чонгука. И Гук почувствовал вновь то волнение в друге, которое всегда скрывалось за маской показательного равнодушия и беспечности. Чонгук лишь одёрнул плечами:              — Не знаю. Это как затмение какое-то понимаешь. Я не знаю, что на меня нашло.              — Ну, в нашей практике случается всякое, — с пониманием кивнул Юнги. — Ты главное не увлекайся таким сильно, а то это статуса врачу не придаёт.              Чонгук вяло улыбнулся. Он не хотел говорить об этом. А ещё не хотел встречаться с Хосоком, который, скорее всего, уже наслышан о случившемся и теперь был готов сравнять своего интерна с землёй за такой позор. Из раздумий его вытащил присевший рядом с подносом Сокджин:              — Не возражаете?              Юнги так и застыл, удивленно приподнимая брови и говоря:              — Ого, док, какими судьбами?              Сокджин тихо рассмеялся. И Чонгук мог поклясться: делал он это непозволительно очаровательно и непринуждённо. Непроизвольно располагая к себе и окутывая каким-то теплом и приятной атмосферой.              — Ну, Вы всегда сидите в своём психиатрическом отделении, копаетесь в головах у других людей и редко выходите на свет божий, что иногда мы и забываем про Ваше существование, — заметил Юнги, на что Сокджин вновь рассмеялся.              В отличие от титанов хирургии в лице Намджуна и Хосока, с которыми все боялись сказать лишнее слово, Сокджин напротив быстро вливался в любую компанию и находил общий язык. Даже не взирая на то, что его возраст уже прилично перешагнул отметку тридцать. Хотя, сколько бы Чонгук не силился вспомнить хоть что-то выдающееся в его карьере, он всё равно не мог. Сокджин, казалось, плыл по какому-то своему течению, не выгрызая место под солнцем и не порываясь схватить звезду с неба.              Если честно, Чонгук до сих пор не был уверен, а не обманывает ли их Джин всех вместе. Он… не был похож на привычного психотерапевта. В нём было столько расслабленности и лёгкости, что присуща скорее стоматологу, нежели человеку, который каждый день сталкивается с людьми с нарушенной психикой.              — Меня привело твоё искрометное чувство юмора, — парировал Джин, помешивая сахар в чае. Он посмотрел задумчиво на Чонгука, задавая вопрос: — Ты какой-то понурый, Гук-и. Что, капризный пациент попался?              «Ага, скорее доктор», — хмуро подумал про себя Гук, качая головой.              — Не самый удачный день.              В глазах Джина мелькнуло понимание. Он никогда не вдавался в подробности, но складывалось ощущение, что видит насквозь любого. Возможно, в этом был его особый шарм и профессионализм.              — Ну, день имеет свойство заканчиваться и сменяться на другой, — философски констатировал Ким. — Кстати, хотел с тобой поговорить.              Он прикусил нижнюю губу, беря палочки в руки:              — Не сочти за настойчивость или что я лезу не в своё дело, но… Ко мне сегодня пришёл один интересный пациент. Имя «Пак Чимин» тебе о чём-то говорит?              Чонгук вздрогнул. Он совершенно забыл про Чимина, за что сейчас почувствовал неприятный укол совести. Юнги рядом нахмурился, но продолжал молчать, тогда как Гук кивнул осторожно, говоря:              — Да, пару дней назад он поступил к нам. Собственно, мы его и направили к Вам. С ним… всё в порядке?              Джин кинул взгляд на Юнги, а затем заметил:              — Сложный случай. К сожалению, я не могу тебе сказать всего, сам понимаешь. — Гук кивнул. Врачебная тайна, которая накладывала печать. Однако, если Джин заговорил об этом, значит он уже записал в историю болезни диагноз, скорее всего. — Но, как я понял, он достаточно тепло к тебе относится.              — Даже слишком, — вставил своё слово Юнги, и Чонгук вновь почувствовал нотку осуждения. — Он из разряда проблемных пациентов.              Джин проигнорировал его слова, но кинул красноречивый взгляд на Мина. Давая понять, что не Киму рассказывать про проблемных пациентов.              — Да, — выдохнул Чонгук, отодвигая тарелку. Аппетит не шёл от слова «совсем». — Не уверен, что наши отношения можно назвать «теплыми», но мы смогли наладить какой-никакой контакт с учётом его… ситуации.              Юнги вспыхнул, возмущенно кидая:              — Чёрт, Гук, это преступление — оставлять столько кимчи, — безапелляционно он пододвинул тарелку Чонгука к себе.              Джин цокнул языком, заставляя того притихнуть и наградил ещё одним взглядом — уже более раздраженным.              — Да, он не раз о тебе сегодня говорил, — Джин откинулся на спинку стула, продолжая: — Что я хотел тебе сказать. У этого юноши есть проблемы, о которых рассказать тебе сможет он сам. Я бы очень настойчиво порекомендовал не продолжать с ним общение, но, — на этой фразе Юнги победно пробормотал «Я же говорил», а затем вскинул руки в знак того, что больше говорить не будет. — Вероятно, не всё так просто.              Чонгук уныло усмехнулся.              Если бы всё было просто, они бы об этом не говорили. Но всё, как назло, сложно. И тайны вокруг Чимина лишь сгущались, порождая множество новых вопросов.              — Постарайся быть очень аккуратным, если продолжите с ним общаться, — вздохнул Джин, прожевывая кусок курицы. — Он видит в тебе какую-то поддержку, и я не могу его за это осуждать. Но я больше боюсь, что он перестанет приходить ко мне на сеансы. А мы не можем его удерживать. Поэтому… Я хотел бы попросить…              — Чтобы я это проконтролировал? — закончил Чонгук.              Юнги тяжело вздохнул. Даже слишком.              Это вновь была не зона ответственности Чонгука. Контролировать Чимина должен был кто угодно, кроме него. Но Чонгук уже слишком сильно ввязался в это всё, чтобы бросить на половине пути.              — У него никого нет? — уточнил Чонгук. Он знал ответ, просто должен был подтвердить это.              — Скорее, у тебя больше шансов, что он послушается, — уклончиво ответил Джин. — Я не принуждаю тебя этого делать. Пойми, ситуация нетипичная.              — Разве я не должен знать тогда, с чем имею дело? — нахмурился Гук. — Какой у него диагноз, Сокджин?              Ким молча покачал головой, давая понять, что он опять не имеет права этого сказать. И Гук лишь устало взъерошил волосы. Блядство. Ситуация с Чимином была идиотской. Они все настаивали на том, чтобы Чонгук был осторожным, но одновременно с этим отказывались проливать свет на новые факты.              Взгляд его зацепился за Намджуна, который зашёл в столовую, и Чонгук инстинктивно сжался. Он не мог опустить глаза, но в тоже время боялся, что нейрохирург ему скажет, если заметит его. Чонгук даже не набрался смелости подойти после операции. Ким, словно почувствовав на себе внимание, рассеяно завертел головой, а когда наткнулся на Чонгука, улыбнулся. В своей… привычной манере.              Правда теперь в его улыбке была снисходительность, что ли. И это вызвало в Чонгуке новую вспышку ненависти к себе за свою же слабость. Намджун подошёл ближе, интересуясь:              — Чонгук, всё в порядке?              Джин с интересом посмотрел на Гука, а затем на Намджуна, пытаясь понять, что происходит. Юнги же сосредоточенно начал перебирать кимчи, а сам Гук… Ему показалось, что он находится где-то на дне, из которого всё никак не может выбраться.              — Да, — он поднялся, кланяясь и выбираясь из-за стола. — Я… я хотел извиниться. Я подвёл Вас, доктор Ким, и…              — Чонгук, — Намджун улыбнулся, кладя руку ему на плечо и несильно сжимая, — я не знаю, что это было, но уверен, что это не показатель твоих способностей. Я видел тебя на операциях Хосока и… Признаться, меня удивила твоя реакция. Не принимай близко к сердцу, у тебя ещё будет возможность исправиться.              — Неудачная операция? — поднял голову Джин, наблюдая за ними двумя.              Намджун лишь самодовольно ответил:              — Вы плохого обо мне мнения, Сокджин. Операция прошла блестяще.              Джин лишь закатил глаза, отворачиваясь к своей тарелке и бросая:              — Ах уж эти нарциссы, — Юнги от этого едва ли не подавился, а глаза Чонгука округлились. — Тогда идите к своему столику великих хирургов и не смущайте нас своими успехами.              Чонгук мог поклясться, что скажи такое он или Юнги, даже Намджун со своей доброжелательностью, больше не пустил их в операционную. Про Хосока он вообще старался не думать — тот бы выкинул их из больницы через окно. Но Джин совершенно не стеснялся, а Намджун… Намджун рассмеялся, вновь обращаясь к Чонгуку:              — Не расстраивайся, доктор Чон, — он опустил руку. — Все мы терпим неудачи. В крайнем случае, — он посмотрел на Джина, вернее на его затылок, с улыбкой замечая: — У тебя сейчас за столиком великий специалист, который если что сможет дать дельный совет.              — Я психотерапевт, а не психолог, — обиженно заметил Джин.              — Ах точно, всегда забываю, — Намджун ухмыльнулся, на что Джин фыркнул. — Приятного аппетита, — он кивнул Юнги с Чонгуком. — И вам тоже приятного аппетита, господин великий психотерапевт.              Джин лишь махнул рукой в знак прощания, даже не поворачиваясь, на что вызвал новую волну смеха, прежде чем Намджун ушёл. Чонгук вновь плюхнулся на стул, с удивлением спрашивая:              — Не знал, что Вы и доктор Ким дружите.              — Мы? Дружим? — Джин приподнял бровь. — Ну, мы были бы друзьями, не сноси меня каждый раз эта волна превосходства. А так, всего лишь знакомые, что учились вместе в одно время. Годы идут, а он всё хуже и хуже. Уверен, что в его доме есть алтарь самому себе, на который он каждый день молится.              Психотерапевт хмыкнул, возвращаясь к обеду и вызывая новые улыбки уже у Чонгука и Юнги. Сокджин был… таким Сокджином.                            Чонгук понимал, что времени у него мало. А ещё он понимал, что поступает не совсем правильно, но… Джин не был дураком. Он не зря появился именно сегодня за их столиком и не зря сказал, что Чимин приходил к нему. Врачебная тайна связывала Киму руки, но он ничего не мог сделать с тем, что Чонгук увидит диагноз в медицинской карте пациента.              Поэтому воспользовавшись тем, что медсестра за стойкой регистратуры отвлеклась, Чонгук буквально как последний вор вытащил эту самую историю болезни. Его руки несильно подрагивали от какого-то волнения, но он обязан был знать. Пальцы рассеяно заскользили по бумажной поверхности, выискивая нужные сведения, когда наконец-то остановились на том, что было нужно.              Вывод Сокджина.              Небрежным размашистым почерком было выведено то, что не давало покоя Хосоку. То, о чём думал Чонгук, но всё ещё надеялся, что он ошибается. То самое, что Сокджин понял всего за один сеанс.              «Биполярное аффективное расстройство».              Чонгук выдохнул, закрывая глаза и ощущая, как начинает гудеть голова. Он мог понять Юнги, который был против этого всего. Потому что Чимин болен по-настоящему. Он нуждался в профессиональной помощи и лечении, а Чонгук… Да, он мог его подбодрить. Но он в такой же степени мог и ошибиться. Вновь это осознание прошибло током.              Он захлопнул карту, бросая взгляд на часы. Его смена закончится через пять минут. Через пять минут он выйдет из стен больницы и встретится с Чимином, который не был незнакомцем, что решил покончить с собой. Он встретится с Чимином, у которого есть своё заболевание. И эта мысль не давала покоя.              Чонгук положил карту на место, понимая, что конкретно влип. Вопрос лишь в том, как из этого теперь выбраться?                            Чимин, как и обещал, был в назначенное время у моста.              Вид у него был… скорее нейтральным. Он не казался грустным или слишком весёлым. Расслабленно-спокойный. И это спокойствие хоть и не внушало доверие, но и не вызывало волну встревоженности. Чимин кивнул головой, говоря:              — Я обычно сажусь там, ближе к реке, — он осторожно спустился по склону, продолжая: — Если честно, я думал, что Вы не придёте, док.              «Если честно, я тоже», — проскользнуло в голове Чонгука, пока он следовал за юношей.              — Я же пообещал, — заметил Чонгук, натянуто улыбнувшись и садясь на траву.              Для апреля было ещё достаточно прохладно сидеть вот так расслабленно на земле, однако Гук не стал возражать. Он не знал с чего стоит начать диалог и как себя вести. Чонгук боялся, что его поведение может показаться наигранным или слишком неправдоподобным. Он остерегался, что Чимин учует фальшь и закроется. Но Пак, кажется, не обращал на это внимание, потому что поджал ноги ближе и спросил:              — Я встречался сегодня с доктором Кимом, — он посмотрел на Гука, ища ответную реакцию и продолжил: — Но Вы ведь и сами знаете.              — Знаю, — отпираться не было смысла. Лучшее, что мог сделать Чонгук, — это быть, как минимум, честным. — Сокджин — хороший врач. Вы же понимаете, Чимин, что можете ему доверять?              Чимин усмехнулся, выдергивая стебелек травы и крутя его в руках.              — Я не говорил, что не доверяю ему. Он сказал Вам мой диагноз?              — Нет, — покачал головой Гук. Это тоже было правдой, пускай и не до конца. — Он лишь сказал, что Ваш случай нетипичный и что Вам понадобится встретиться с ним ещё несколько раз.              Чимин кивнул, смотря на реку. Сейчас он не выглядел таким несчастным, как утром, но тоска в его глазах всё равно не испарялась. Было бы странно, если сейчас с Чонгуком разговаривал абсолютно здоровый человек. Это не лечится, к сожалению, одной фразой «Поправляйся скорее». Пак вздохнул:              — Биполярное расстройство, док. Я не поверю, что Вы уже не посмотрели в моей карте.              Чонгук напряженно застыл. Он не знал, как у Чимина получалось видеть всё насквозь. Вот так просто и легко. Будто они знают друг друга целую вечность, а не всего пару дней.              — Посмотрел, — подтвердил его слова Чонгук. Чимин вновь усмехнулся, оценив его искренность. — Я не психотерапевт, Чимин, я уже это Вам говорил. Возможно, это покажется странным, но скажи Вы, что Вам нужно эндоваскулярное протезирование аортальных клапанов, я бы лучше знал, что делать.              Чимин тихо рассмеялся:              — Наверное, жаль, что у меня нет проблем с этими, как Вы сказали, клапанами.              Наверное.              Наверное, тогда бы Чонгуку было гораздо проще. Он не ломал бы себе голову, не зная как подступиться и какое слово сказать. Чонгук нащупал пальцами пачку сигарет в кармане, вытягивая и щелкая зажигалкой:              — Я скажу Вам честно, Чимин. Мне правда хочется Вам помочь, но я не знаю как, — он сделал затяжку, опираясь локтем на колено. — Я знаю, что в случае Вашей болезни есть две фазы, которые меняются. Вы знали о ней раньше?              Только сейчас этот вопрос возник в его голове. А знал ли Чимин? И если знал, то почему не боролся с этим? Чимин лёг, опираясь локтями на траву и тихо произнёс:              — Не знал, док. — Он улыбнулся как-то грустно. — Жить двадцать четыре года и думать, что у тебя просто херовый характер — такое себе. Но мои родители не видели во мне ничего странного, а я сам… Я думал, что это просто дурацкое настроение. До момента, пока мне стало плохо настолько, что единственным верным вариантом показались таблетки снотворного.              Его голос был поразительно спокойным. И от этого Чонгук похолодел. Сигарета тлела, а другой берег Сеула сиял яркими красками огней. Как символ того, что жизнь продолжается. Что она никогда не стоит на месте.              — Знаете, что стало причиной? — Чимин надрывно рассмеялся. — Мой приятель из Пусана, который должен был ко мне приехать, сказал, что у него появилось много работы. Человека просто не отпустил начальник с кучей заданий, а меня это подкосило. Такая мелочь, правда?              Чонгук не был уверен, что это мелочь. Не в случае Чимина. Если ты настолько одинок, любая вещь может показаться концом света.              — Любой человек бы расстроился, — заметил Чонгук. — Если ждёшь друга, а ваши с ним планы меняются.              — Это даже не мой друг, — горестно выдохнул Чимин, понижая голос почти до шёпота. — Просто знакомый, с которым мы когда-то вместе ходили на курсы по рисованию. Он должен был приехать в Сеул по делам, а я — его встретить и показать что да как.              Прямо сейчас Чонгуку захотелось Чимина обнять. Чтобы как-то показать, что тот не один. Что он не должен бороться со всем самостоятельно. Что есть кто-то, кому не всё равно. Но Чонгук не сдвинулся с места, лишь спрашивая:              — Вы же живете с соседом, нет?              С тем самым соседом, который нашёл Чимина в тот вечер. Чонгук не помнил, приходил ли кто-то к Паку за всё то время, что он был в больнице. Кажется, нет.              — Да, но после этого инцидента, думаю, он скоро съедет, — невесело заметил Чимин. — Вряд ли кто-то придёт в восторг от сожительства с почти самоубийцей.              Чонгук повернул голову, чтобы смотреть на Чимина. Тот выглядел всё ещё расслабленным, но весь его вид кричал о помощи. Он показался Чонгуку потерянным мальчишкой, который застрял посреди забитой людьми площади, но никому до него не было дела.              — Тогда, не стоит писать это в объявлении, когда будете искать нового соседа.              Чимин удивлённо посмотрел на Гука, а затем рассмеялся. Вряд ли такое сказал бы врач. Но такое сказал бы друг. И пускай они не были друзьями, но сейчас Чонгук снял халат.              — Да, думаю, что не стоит, — улыбка застыла на губах Пака.              Они сидели в молчании какое-то время, когда Чимин сказал:              — Знаете, док, это самая холодная весна в моей жизни. И плевать, что на термометре далеко не минус. Заморозки они… внутри.              Чонгук знал. Он никогда не переживал этого сам, но он знал людей, которые боролись с депрессией. И понимал, что, возможно, Чимин проходит самую страшную войну — войну с самим собой.              — Они не пройдут, Чимин, если Вы не позволите солнечному свету их растопить, — серьезно сказал Гук. — А Вы не похожи на человека, который хочет замёрзнуть.              Губы Чимина задрожали. И сердце Гука разбилось, когда он посмотрел ему в глаза. Когда он вновь увидел ту самую растерянность и одиночество. Когда понял, что никто не говорил таких слов Чимину. Родители, которые игнорировали первые симптомы. «Друзья», которым не было дела. Сам Чимин, который окрестил себя ненужным.              Продукт человеческого безразличия.              И Чонгук лишь похлопал ладонью по своему плечу, позволяя Паку уткнуться лбом и закрыть глаза. Чимин негромко всхлипнул, бормоча:              — Не хочу, док. Вы чертовски правы. Я не хочу замёрзнуть.              Возможно, проблема Пак Чимина была катастрофически маленькой. В мире вокруг них происходило так много всего. И один человек с биполярным расстройством — это ведь такая мелочь, разве нет? Что есть звёздам над ними до таких вещей? Всего лишь конфликт местного назначения, ничего серьёзного.              Но это было.              Внутри Чимина это не было ерундой, которую можно проглотить в себе и забыть. И если все остальные закрывали глаза, то Чонгук просто не мог. Да и не хотел. Потому что Пак Чимин не хотел замерзнуть. И Гук его услышал.              — Чонгук, — глухо сказал он, усмехаясь и смотря на расстилающуюся под ногами реку Хан. — Меня зовут Чонгук.              Чимин лишь улыбнулся, вытирая ребром ладони мокрые щёки. А звёзды над ними, кажется, стали светить чуточку ярче.              Потому что даже такие люди, как Пак Чимин, заслуживают находиться под ними.