о чём плачут ивы

      — Чонгук, ты же понимаешь, что у нас через два дня операция с Хосоком? — раздражённый голос Юнги в телефонной трубке разрезал тишину комнаты. — Ты, блять, не можешь просто взять и заболеть.              Чонгук поморщился, сползая на подушку.              Горло неприятно саднило, а голова гудела так, будто по ней пробежало стадо буйволов. Чон вздохнул, хрипло отвечая:              — Я знаю, хён. Клянусь, я буду как огурчик. Просто… можешь меня как-то подменить? Умоляю.              На том проводе воцарилась тишина, а затем Юнги уже более спокойно спросил:              — Температура есть?              — Тридцать восемь и шесть.              — Блять.              Это было не вовремя. Настолько, что Чонгук сам не ожидал. Ещё вчера они сидели с Тэхёном у озера, говорили о чём-то и… преимущественно целовались. Прикрыв глаза, он отчётливо видел вспыхнувшее под веками воспоминание. То, как неторопливо Тэхён сминает его губы, как уверенно кладёт руку на затылок и несильно оттягивает волосы. Губы у Кима потрескавшиеся, но одновременно с этим мягкие и настойчивые. Приятное тепло разлилось по телу, вызывая новую волну жара, и Чонгук не был уверен: температура это или нечто другое.              И всё было прекрасно. Тэхён подвёз его вечером домой, пожелал спокойной ночи и… Кажется, они застряли у подъезда ещё на полчаса, Чонгук не уверен. Время просто остановилось, а весь мир сфокусировался только на чёртовом Ким Тэхёне, чьи руки покоились на талии Чонгука так, словно были созданы для этого.              Чего Гук не ожидал, так это проснуться с простудой утром. Всё тело ломило, а состояние было такое, что впору лечь под рельсы и позволить поезду себя переехать.              — У тебя есть лекарства? — сухо поинтересовался Юнги.              Гук догадывался, что Мин, хоть и нехотя, но при отрицательном ответе после работы ещё поедет в аптеку и к нему. Тревожить и без того раздражительного хёна не хотелось, поэтому Чонгук соврал:              — Да, хён, не волнуйся, у меня всё есть. Сегодня-завтра полежу, а в четверг приду как новая копейка. Даже не заметишь моего отсутствия.              — Хорошо, — Юнги, кажется, колебался, но всё же принял враньё Чонгука. — Тогда я чуть позже тебе позвоню.              Чонгук благодарно улыбнулся, сбрасывая звонок. Он откинулся на подушки, болезненно потирая горячий лоб. Во рту было сухо, а ещё нужно было идти за жаропонижающим в аптеку. Гук лишь повернулся на бок, сворачиваясь в позу эмбриона и закрывая глаза. Ему… просто нужно было немного полежать.              Крепкий сон лечит любую простуду.              Будучи врачом, Чонгук порой поражался наивностью и пренебрежительностью к своему организму. В голове промелькнула мысль написать Чимину, ведь тот, скорее всего, в отличие от всех остальных может быть свободен, но она так же стремительно утонула в гудящей боли в висках. Всё тело неприятно потряхивало и знобило, вынуждая Гука натянуть одеяло до подбородка и прикрыть глаза.              Крепкий сон.              Это определённо то, в чём он сейчас нуждался.                            Юнги, если честно, любил такие дни в больнице. Тихие. Когда жизнь размеренно текла своим чередом, никаких внеплановых операций и проблем, от которых зуд в голове. Звонок Чонгука правда всё равно наталкивал на размышления, потому что Юнги знал его как облупленного. Тот скорее всего пиздит как дышит, чтоб не стать обузой, поэтому наличие жаропонижающих в его домашней аптечке было под вопросом.              Сзади негромко хлопнула дверь, оповещая о том, что на крыше он не один. Юнги стряхнул пепел, лениво поворачивая голову и хмыкая. Конечно, кто ещё это мог быть.              Тэхён собственной персоной.              — Йа, хён, выглядишь сонно. Может, тебе сделать кофе? — с усмешкой спросил Ким, вставая рядом и выуживая сигарету из кармана.              Юнги поморщился.              Он всё ещё порой не мог понять, что в Киме, кроме очаровательной мордашки, нашёл Чонгук. Тэхён вызывал желание вмазать в нос. С его манерой речи, насмешливостью во взгляде, непрекращающимся потоком иронии и сарказма. Ким словно мастерски глумился над ними всеми, но делал это так умело, что и не придерешься. Засранец.              — Обойдусь, — буркнул Мин, делая затяжку. — А с чего такое дружелюбие? Думаешь, позвоню Гуку и наворкую, какой ты хороший?              В глазах Тэ сверкнула вновь привычная насмешка, но уже вместе с уважением.              Подавись, мудила.              — Ты просто выглядишь слишком замученно как для начала дня. Кстати, где он?              Тэхён не то чтобы злился на Чонгука, но тот ничего не написал, а самому гордость не позволила первому написать. Юнги тихо хмыкнул и усмехнулся. Что ж, это немного льстило, что Чонгук всё-таки позвонил ему, а не своему новому дружку. Или любовничку. Кто они там вообще друг другу уже?              — Что, Ромео, опрокинула тебя Джульетта?              — Очень смешно.              Юнги подумал, что было бы неплохо потомить того в ожидании ответа. Но Мин и правда уже успел конкретно заебаться за утро, поэтому настроения издеваться над Тэхёном не было. Он лишь зевнул, елозя окурком по самодельной пепельнице.              — Дома. Заболел. Полагаю, что напиздел с три короба про то, что у него есть какие-то лекарства. Поэтому, если ты вдруг решишь проявить инициативу и поехать завезти их ему вместо меня…              — Я поеду, — оборвал его Тэхён, на что Юнги усмехнулся.              В глазах Кима читалась слабая злость. Видимо, на то, что Чонгук ему ничего не написал и не сказал. И это лишь усилилось знанием о всей ситуации самого Юнги. Мин лишь пожал равнодушно плечами.              — Семнадцатая квартира. Не благодари.              Тэхён лишь тихо фыркнул, и когда Юнги уже уходил, то мог поклясться, что слышал тихое «Спасибо».                            Сокджин чувствовал себя загнанным.              Наверное, так себя ощущает животное в клетке, которое постоянно тыкают палкой и светят фонариком в глаза. Вся больница резко стала для него одним сплошным замкнутым пространством, в котором, как акула, лавировал Намджун. И это вызывало неприятную дрожь по телу.              С момента их последнего разговора они не сказали друг другу ни слова. И эта тишина неприятно вспарывала нутро, вызывая фантомную боль. Сейчас, когда первая волна злости прошла, Джин, наверное, был готов к конструктивному диалогу. Он пережевал в себе эту всю ситуацию от начала и до конца. Снова и снова. По большей мере психотерапевт чувствовал невыносимую жалость к себе. Ему хотелось, чтобы кто-то сказал тупое «Он мудила, Джин-а. И ты правильно поступил».              Но никто не говорил.       И Джин сам не навязывался.              Из-за этого Ким не мог избавиться от ещё одного тупого чувства — обиды на всех вокруг. Той едкой и мелочной, которая тлела внутри, вызывая приступ тошноты. Неужели он настолько был незначительным, что никто даже не обратил внимание на его угрюмое настроение? Разве что Чимин. Чимин единственный, кто заметил, что его лечащий врач понурый. Но Сокджин не мог так сильно опуститься, чтоб позволить своему же пациенту выступать жилеткой для слёз.              Так или иначе Ким был в растерянности.              Всё вокруг стало слишком серым и пресным, а его вечно приподнятое состояние куда-то делось. И Сокджин, пожалуй, ненавидел себя за эту потерянность и вселенскую грусть внутри. А ещё он с таким же трепетом ненавидел Намджуна.              За то, что тот даже не попытался ничего исправить.              Они столкнулись один раз случайно с Намджуном в столовой. Тот лишь вежливо кивнул, прошелестев «Доктор Ким», и Сокджин на таком же автомате кивнул в ответ, поспешив скрыться с поля (несуществующей) битвы. Подушечки пальцев болели каждый раз, когда он проводил по экрану телефона в глупом и бесполезном ожидании сообщения. На что Джин надеялся? Он ведь сам Джуна заблокировал.              И теперь настроение нажраться в стельку его не отпускало.              Может, стало бы легче?              — О, хён, вот ты где, — голова Юнги пролезла в его кабинет, а затем появился уже и сам Мин целиком, прикрывая за собой дверь.              — В моём кабинете? Да, где же ещё мне быть, — фыркнул Сокджин, потирая переносицу и откидываясь устало в кресле. — Что-то хотел?              — У нас перерыв. Чонгука нет, с его шизанутым бойфрендом, — Сокджин тихо усмехнулся, — общаться настроения нет, а остальные — где как.              — Я думал, что ты и сам себе отличная компания, — признался Ким.              — Да. Гм. Что-то вроде. Просто…              Юнги прикусил губу, садясь в кресло напротив и пальцами водя по кожаной обивке. Сокджин непонимающе приподнял бровь, и Мин продолжил:              — Ты просто в последние дни сам не свой. И у меня не выходил из башки наш диалог в машине. Хотел извиниться, я, наверное, не должен был тебе всего того говорить.              Юнги одёрнул плечами, скрещивая пальцы в замок. В глазах проскользнула неуверенность и колебание, однако он лишь кивнул, словно подтверждая свои же слова.              — Ты не должен извиняться, Юнги-я, — вздохнул Джин, раскладывая ручки на столе в аккуратном порядке. Будто если наведёшь порядок на столе, то и в жизни всё само по себе станет идеальным. — Напротив. Ты оказался как никогда прав. Я как тупица повёлся на этот развод, поэтому… Не думаю, что все идеи с подобными переписками хорошо заканчиваются.              — Тебя это до сих пор беспокоит.              Не вопрос, утверждение. Юнги посмотрел пристально на Сокджина, едва склонив голову. Казалось, что он в курсе всей ситуации, отчего у Кима мурашки по телу пробежались.              — Думаю, — уклончиво начал психотерапевт. — Думаю, что это просто такой этап. Что-то вроде нового опыта, который я должен принять.              — Реальность оказалась хуже, чем ты думал? Без обид, но сомневаюсь, что окажись он чучелом, ты бы ходил такой сникший.              — Он… оказался не чучелом, — признал Сокджин.              «Хотя лучше уж чучело», — мысленно добавил он. Ким бы гораздо легче принял новость, что его собеседник некрасивый, нежели то, что его собеседник — сраный Ким Намджун.              — Ты успел привязаться к нему?              У Джина появилась мысль, что Юнги закончил какие-то курсы психолога на досуге. Потому что его вопросы не вызывали агрессии. Они скорее подталкивали к размышлениям. И Ким не мог не признать: это то, что было нужно. Когда он сам пытался разложить ситуацию по полочкам, то потерпел крах. Сейчас же это казалось осознанным и правильным.              — Больше да, чем нет, — кивнул Джин. — Просто всё оказалось чуть-чуть сложнее, чем я думал. Он обманул меня, и я не уверен, что могу его простить.              Юнги кивнул.              — Если не можешь, то не прощай, — просто сказал он. — Ты не обязан быть хорошим. И ты не обязан выступать в роли матери Терезы, которая готова подставить вторую щеку. Если этот мудозвон тебя сильно обидел, то пошёл он нахер. Прощай, только если готов переступить этот момент и двигаться дальше. Иначе через какое-то время эта ситуация станет самым главным оружием против него и тебя самого же.              И это, наверное, то, что Сокджин хотел услышать больше всего. То, что обида, какой бы незначительной она не казалось, не должна быть проглочена. Потому что если это мучает его — это имеет ценность. Кто бы что ни говорил.              — Он раскаивается за свой поступок? — спросил Юнги.              Раскаивался ли Намджун? Наверное, да. В его глазах отобразилась вся боль, когда Сокджин буквально его чуть не уничтожил в той ординаторской. И Ким подозревал, что хирург… чувствовал себя паршиво.              — Мне кажется, будь у него возможность исправить его, он бы это сделал.              — Тогда прими это во внимание и делай так, как считаешь нужным, — лишь сказал Юнги. — Последнее слово всё равно за тобой. Но ты должен как-то решить эту ситуацию, а то психотерапевт ещё более унылый, чем все его пациенты. Это ведь не дело.              Сокджин лишь грустно рассмеялся.              Он был слаб. Господи, как же сильно он был слаб… Эта помощь появилась от человека, на которого Джин, если честно, совсем не рассчитывал. И это лишь сильнее вынудило его прочувствовать свою слабость и какую-то глупую никчёмность.              — Да, — тихо откликнулся Сокджин. — Я думаю, что… Нужно решить этот вопрос наконец-то.              Юнги лишь отсалютовал ему двумя пальцами, вытягивая ноги и переводя тему.              На какое-то мгновение Сокджин поверил, что он счастлив.                            Голова была чугунной, а веки казались невыносимо тяжелыми. Чонгук пытался понять, который час, но телефон разрядился, а в комнате было слишком темно, чтобы разглядеть стрелки на циферблате.              Его разбудил настойчивый звонок в дверь.              Чонгук моргнул несколько раз, прогоняя дремоту, а затем сел на кровати, морщась от неприятной сухости во рту. Состояние было отвратительным, и Чонгук уже пожалел о том, что отверг предложение хёна приехать. Потому что от одной мысли, что ему сейчас придётся идти в аптеку, всё скручивалось в узел, а настроение становилось хуже некуда. Звонок повторился, и Гук тяжело вздохнул: значит, не приснилось.              Натянув одеяло, подобно какому-то кокону, он, тихо шаркая, пошёл к двери. Гук, если честно, не мог представить, кого принесёт в такое время… Кстати, который вообще час? Но кого он меньше всего ожидал увидеть — это…              — Да, Бэмби, ты вроде врач, а такой бестолковый, — протянул негромко Тэхён.              — Тэ? — тупо спросил Чонгук, моргая вновь, словно это всё — плод его воображения. Очень реалистичная галлюцинация. Такое ведь может быть при высоких температурах?              — Ну а кто ещё, — недовольно пробубнил Ким, по-свойски переступая порог и продолжая: — Юнги сказал, что скорее всего ты приврал по поводу запаса таблеток в своём доме, поэтому раз своей головы на плечах нет, то я побуду вместо неё.              Чонгук сделал пару шагов назад, давая Тэхёну разуться и повесить куртку на крючок. Это всё ещё выглядело как какой-то глупый сон, в котором Чонгук — провинившийся ребёнок. Он кашлянул, бормоча хрипло:              — Не надо было. Ты можешь заболеть и…              — Ты пил жаропонижающие? — перебил его Тэхён, строго смотря на Чонгука.              Тот лишь покачал отрицательно головой, вызывая тяжелый вздох.              — Ложись в постель. Я принесу тебе лекарства и сделаю суп. Айщ, Чонгук, как можно быть настолько равнодушным к себе? Ты же не маленький. И… — Тэхён отмахнулся, вновь одаривая Гука этим раздражённым взглядом.              Чонгук потупил глаза, а затем решил, что разумнее будет скрыться под одеялом на кровати и больше никогда оттуда не вылезать. От греха подальше. Только уже в комнате он озадачился вопросом, а как Тэхён вообще узнал, в какой квартире Гук живёт. Впрочем, это было логично. Если Юнги сказал про одно, то Ким скорее всего выведал и второе.              Он улёгся на кровать, морщась от болезненной ломоты по всему телу, и выдохнул. На кухне Тэхён шуршал с пакетами и… Это не было раздражающим или неправильным. А ведь на минуточку он в его квартире находится от силы пять минут, да ещё и впервые.              Чон прикрывает глаза, поэтому не сразу слышит, как Тэхён подходит к нему с таблетками и стаканом воды.              — Я бы отругал тебя, Бэмби, но у тебя слишком несчастный вид, — хмуро говорит он, протягивая лекарства.              Чонгук вымученно улыбнулся, отправляя в рот такое необходимое жаропонижающее и лишь тихо замечает:              — Который вообще час? У тебя разве не ночная?              — Договорился с Кихёном, — отзывается Тэ, забирая пустой стакан. — Сказал, что у меня свой персональный пациент, которого я не могу бросить. Йа, ты ел что-то?              Вновь отрицательное качание головой.       Вновь ещё более тяжелый вздох.              — Невыносимый, — прошипел Тэхён, исчезая в коридоре.              Присутствие Кима непроизвольно успокаивало. А Чонгук уже молчит про то, что тот буквально спас его от ужасов похода на улицу. Он лишь сильнее натягивает одеяло до подбородка, откидываясь на подушку.              Жар по телу не проходил, и он знал, что ему понадобится ещё, как минимум, полчаса, чтобы почувствовать себя лучше.              Когда Тэхён вернулся с бульоном, Чонгук уже снова почти заснул. Он не был особо голодным, но знал, что эти финты от организма нужно игнорировать и хотя бы немного поесть. Гук опёрся на локти, садясь в постели и говоря:              — Что-то я не ожидал, что меня так подкосит, если честно.              Тэхён отдал ему в руки тарелку, а сам сел на постель рядом.              — Люди и в жаркое лето борются порой с ангиной. Поэтому никогда не знаешь, как и когда может стать плохо, — в нём всё ещё горело негодование. Даже слепой бы его заметил, поэтому Чонгук лишь послушно начал пить бульон, чтобы не разозлить Тэхёна ещё больше.              Правда, когда суп закончился, защита вместе с ним спала. И пришлось посмотреть Тэхёну глаза в глаза. От этого Гук прям сжался, вновь ловя себя на мысли, что у Тэхёна даже молчание может быть очень… зловещим.              — Будешь ругаться?              Губы Тэхёна дёрнулись в ухмылке. Он забрал тарелку, ставя её на стол, а сам с какой-то долей обеспокоенности посмотрел на Чонгука, мотая головой:              — Может, завтра, когда ты станешь лучше себя чувствовать и в тебе проснётся чувство стыда, Бэмби.              — Не понимаю, почему оно должно во мне проснуться, — хмуро заметил Чонгук, съезжая на кровати вниз, смотря на Тэ исподлобья.              Возможно, тут Чонгук перегнул палку, потому что… То, как выразительно хмыкнул Тэхён, ясно дало понять, что проснуться оно всё-таки должно. Ведь, если бы Тэхёну было без разницы, его бы здесь не было.              — Ну, может, как минимум, потому что я надеялся узнать о твоей простуде от тебя самого, а не от вредного хёна. Ты так не считаешь?              Чонгук лишь закатил недовольно глаза.              Его состояние всё ещё было в разделе «паршивое» и вновь клонило в сон. Температура тяжелым грузом давила на голову, и Гук был уверен, что не готов к серьёзному разговору. Даже если… Даже если внутри всё скребло от какого-то дурацкого предвкушения.              — Слушай, Тэ…              Идея яркой кометой пронеслась в голове, прежде чем Чонгук смог остановить её. Тэхён приподнял бровь, задавая немой вопрос.              — Можешь… гм, — Чонгук замялся, — почитать мне?              Он не хотел показаться маленьким глупым ребёнком, но его смущало, что Тэхён мнётся у кровати, тогда как Чонгук разложился, словно он при смерти. Просьба не застала Кима врасплох. Он лишь одёрнул плечами, спрашивая:              — Я не взял свою книгу сказок.              — Нет, они… — Чонгук усмехнулся, — они слишком грустные. Там на столе лежит «Гарри Поттер». Иронично, что я не сдвинулся дальше первой страницы.              — Это настоящее преступление против общественности, Бэмби, — пробормотал Тэхён, подходя к столу и беря книгу в руки, вертя её и с любопытством разглядывал. — Я, конечно, знал, что ты не любитель читать что-то помимо медицинских справочников, — Чонгук вновь закатил глаза. — Но серьёзно. Миллионы детей по всему миру тебя бы забили камнями за такое.              Он негромко рассмеялся, и Чонгук непроизвольно улыбнулся следом. Гук осторожно заёрзал на кровати, двигаясь и освобождая рядом с собой место, хлопая по нему ладонью. Тэхён принимает приглашение тоже молча. Кровать тихо прогибается, когда Ким ложится рядом и открывает книжку на первой странице.              От него вновь пахнет больницей.              И Боже, ещё немного, и Чонгук начнёт воспринимать этот запах как что-то самое приятное в мире.              — Постарайся уснуть, Бэмби, — говорит Тэхён.              Чонгук переворачивается на бок, чтобы было удобнее, а затем смелеет и осторожно приобнимает Тэхёна, устраиваясь на его плече. Возможно, пару недель назад это было бы слишком смущающим и неправильным. Но сейчас Чонгук не чувствует между ними невидимых границ.              Вчерашний вечер… он словно запустил механизм.              Ржавый прибор, который давно застыл в моменте, с громким скрежетом начал крутить шестеренками.              — Ты же… — Гук неожиданно сглатывает, неуверенно смотря на Тэ. — Останешься до утра?              — Сначала не звал меня вообще, а сейчас предлагаешь остаться? — ухмыльнулся Ким. — Какой ты непостоянный.              — Брось, ты же… Ты же знаешь, почему я тебя не позвал.              Чонгук закусил губы, опуская глаза на книжку. Сейчас ему стало неловко, но назад пути не было. Он прочувствовал, как тело Тэхёна под его руками напряглось, а затем послышалось тихое:              — Нет. Почему?              «Потому что я не знаю, кто мы друг другу. Потому что я не знаю, что нас с тобой связывает и что вообще происходит между нами. Потому что я запутался/испугался/не уверен… Господи, как же сильно… Как чертовски сильно я не уверен. Не уверен в тебе. Во всём, что между нами.              Но в первую очередь.              Я не уверен в себе».              Чонгук закрыл на мгновение глаза, собираясь с мыслями, что копошились назойливым роем в его голове, а затем всё же выдохнул:              — Потому что нельзя назвать нормальным то, что происходит между нами. Мы не друзья, Тэ. Но я не могу назвать тебя своим… — слово застряло в горле, так и оставшись не озвученным.              — Парнем? — спокойно закончил Тэхён.              — Да, — пробормотал Гук. — Наверное, парнем. Это… блять, это так странно звучит, если честно.              Ведь разве обычное слово ‘парень’ может передать всё то, что было между ними?              — Хм. Может, попробовать молодой человек?              — Тэ.              — Или кавалер?              — Не уподобляйся моей бабушке.              — Извини, я слишком много времени начал проводить с Юнги. Твоя вина, к слову. Он, мне кажется, тоже не в восторге от нашего общения.              Чонгук подавил слабый смешок.              — Не переводи тему. Ты.. понял, что я имею в виду, — губы резко стали сухими, а в горле вновь образовался неприятный комок. Благо, Чонгук смог его проглотить.              Он испытывал страх.              Прямо сейчас, в этот самый момент, всё внутри него сжалось до размера бейсбольного мяча. Он читал, что такое бывает с легкими, когда погружаешься на очень большую глубину. Сила давления. Всё ещё элементарная физика. Но вряд ли люди на такой глубине могли бы ощутить всё то, что переживал Чонгук прямо в этот момент.              Ведь всё казалось таким спокойным.              И одновременно таким зыбким.              Мгновение, которое могло быть разрушено одной неаккуратно брошенной фразой. Чонгук сам непроизвольно напрягся и даже на секунду забыл, что ему нужно дышать. Пальцы Тэхёна мягко коснулись его плеча, ласково поглаживая.              — Выдыхай, Бэмби, ты слишком много себе надумал.              Чонгук моргнул, всё же решаясь приподнять голову и посмотреть Киму в глаза. Это… такое предложение встречаться? Или наоборот: Чонгук расписал себе слишком много планов, тогда как они всё ещё просто друзья? От слов Тэхёна всё стало вовсе неясно. Ким улыбнулся краешком губ, продолжая медленно гладить плечи Гука.              — Я тебе уже сотню раз говорил: ты слишком много думаешь. У тебя в глазах такие мыслительные процессы, будто ты пытаешься решить все загадки вселенной, серьёзно.              — Будто я в этом виноват, — огрызнулся Чонгук. — Только и делаешь, что подкидываешь мне всякие поводы. Знаешь что…              — Эй-эй-эй, полегче, — засмеялся Тэхён, ловко цепляя подбородок Чонгука пальцами и заставляя смотреть на себя. — Нехилый разгон от милого оленёнка до рассерженной тигрицы. Каюсь, это возбуждает, даже зная, что у тебя температура.              Чонгук покраснел, замирая. Он никогда не привыкнет к таким комментариям от Тэ. Ни-ког-да.              — Ты глупый, Чонгук. Мне есть, что тебе сказать, но я хочу более романтичной атмосферы, если ты не возражаешь. Но раз уж ты такой нетерпеливый, то небольшой спойлер: ты мне нравишься. Очень. Поэтому ради всего святого, просто поцелуй меня, а потом ляг на плечо обратно, чтобы я мог прочитать тебе эту чёртову книжку. И прекращай выдумывать в своей голове драматичные сюжеты достойные «Оскара». В жизни всё намного проще.              В жизни ничерта не проще. Чонгук с этим утверждением готов поспорить.              Но, возможно, у них с Тэхёном это и правда так?              Чонгук лишь сглотнул вновь, а затем более уверенно потянулся к Тэхёну, закрывая глаза и сминая мягкие губы в, однако, нерешительном поцелуе. Он тихо всхлипнул, когда пальцы Кима зарылись в волосы, притягивая ближе. Внутри зажглись неоновые лампочки, которые давно потухли. И все они сложились в одно имя.              Ким Тэхён.              Ким Тэхён, который бездумно сжимает пряди волос.       Ким Тэхён, который скользит пальцами по спине, приподнимая ткань футболки и несильно царапая спину.       Ким Тэхён, который целуется так, что хочется целоваться до нехватки воздуха, если честно.              Потому что боже-боже-боже, как же Чонгук влюблён. Как беспомощно и жалко. Влюблён до ноющего от избытка чувств сердца. И поцелуй такой горько-сладкий. Даже если расстояние между ними не сократить. И даже если эти магниты не столкнутся.              Чонгук не может не попытаться преодолеть все существующие законы физики. Чтобы всё ещё хотя бы прикоснуться.              Он рвано выдыхает в губы Тэ, отстраняясь и прижимаясь своим горящим лбом к лбу Кима. Дышит надрывно, словно за спиной у него несколько тысяч километров. И он их преодолел все. Лишь бы только успеть.              — Клянусь, я бы целовал тебя так всю ночь, — шепчет с мягкой улыбкой Тэхён.              — Так целуй.              Целуй, пока не кончится весь процентный заряд. Пока губы не начнут болеть и пока сон не пережуёт их подобно уроборосу. Тэхён медленно очертил припухшие немного губы Гука, а затем вновь притянул ближе. Вновь утягивая в тягучий поцелуй. Вновь заставляя забывать про всё на свете.              Мурашки по всему телу. Жар, но уже явно не от температуры. И Чонгук знает, что не подцепи он этой нелепой простуды, то не думая залез бы под ткань трусов Тэхёна.              — Как для человека, что чуть не расплакался, когда я поцеловал тебя впервые, — шутливо говорит Ким, — ты быстро учишься.              Чонгук фыркнул, несильно кусая вновь его нижнюю губу, а затем всё же сползая на плечо Тэхёна, умащиваясь удобнее.              — У меня был приступ панической атаки и полный диссонанс в башке. И ты спрашиваешь, почему я чуть не расплакался.              Негромкий смешок.              Тэхён всё же вернулся к книге, пусть и нехотя, открывая всё на той же первой странице, начиная негромко читать. Чонгук ловит себя на том, что вновь приподнимает голову и пялится на Кима. Разглядывает его спокойное лицо, ловя какой-то невообразимый кайф от увиденного. Он даже не может сказать, о чём конкретно текст. Всё внимание переключено на человека рядом. Предложения плавно следуют одно за другим и, кажется, проскальзывают смешные моменты, от которых впору было бы рассмеяться. Но Гук не смеётся, а лишь сонно зевает.              Вновь его голова падает на плечо, а руки обвивают в объятиях крепче.              — Только не уходи утром, — вновь сонно бормочет Чонгук, прежде чем проваливается в дремоту.              Тэхён лишь замолкает, аккуратно, чтобы не разбудить, касаясь тёмных прядей волос.              «Не уйду» повисает в воздухе немым обещанием.