***
Хосок провёл Юнги в спальню, показав рукой на маленький столик. — У неё не так уж много личных вещей, у неё в принципе мало вещей, — сказал он. Юнги пролистал записную книжку, но в ней были только сплошные графики дежурств. Он огляделся по сторонам, отмечая стерильную чистоту вокруг. Аккуратно сложенные вещи на полках, рассортированные по цветовой гамме, составленные в строгий ряд книги, идеально заправленная кровать — всё прямо-таки кричало о перфекционизме хозяев. — Это ваша общая спальня? — Нет, я теперь ночую исключительно на диване, мне сюда вход воспрещён, — с неохотой ответил Хосок. — А что? Юнги промолчал, не считая нужным отвечать. Он должен был задавать вопросы, а не наоборот. Хосоку явно не нравилось, что Мин заглядывал везде и всюду, лицо его скривилось от негодования, когда тот посветил фонариком от телефона за комод. — Что вы пытаетесь найти? Юнги вновь не ответил, вместо этого он чуть сдвинул комод в сторону, доставая перекошенную рамку с фотографией, где под разбитым стеклом был тот же самый снимок, что стоял в комнате Чимина — три улыбающихся подростка в экипировке с верёвкой наперевес. — Должно быть, она бросила её, когда мы ругались… — произнёс за его плечом Хосок. — У Линсу есть ещё близкие друзья? Хосок на мгновение задумался, Лин всегда казалась общительной с людьми, но тем не менее у неё не было друзей, она была одиночкой, слишком сильной, чтобы нуждаться в ком-то и слишком независимой, чтобы кого-то или что-то всей душой полюбить. Когда они только познакомились, он спросил Лин, чем ей нравится заниматься, что она любит, и та ответила, что любить что-либо — значит уподобляться своим слабостям. Её мало что интересовало, такие стандартные сценарии, как семья, дети или карьера, были ей чужды и абсолютно к ней не применимы, а круг ее знакомых ограничивался рабочими связями. Чимин был единственным исключением из правил, ему она отвела особое место в своём сердце. Хосок часто думал, есть ли в её сердце место для него, искренне ли её скупые проявления чувств, или он для неё лишь некое необходимое приобретение, вроде машины или квартиры — имущество, предназначенное для повышения комфортабельности жизни. Её жизнь, казалось, была одинокой и благополучной, ровно настолько, насколько она сама того желала. — Не могу сказать, что она близка с кем-то ещё. У неё есть хорошие знакомые, но всех их я уже обзвонил. В голосе Хосока слышалось отчаяние, он то и дело впадал в какой-то задумчивый ступор, при этом лицо его выражало крайнюю растерянность. Мин подумал, что должно быть зря относится к нему так предвзято, однако не проявил в своём сдержанном и даже высокомерном поведении ни капли сочувствия или участия к чужому несчастью.***
Ветер тоскливо подвывал, цепляясь за металлические карнизы, и с гулом рвался в закрытые окна, бросаясь в них мелкой изморосью. Капельки воды под ветряными порывами кривили свою траекторию, но продолжали тянуться вниз, что выглядело слишком беспомощно и оттого печально. Чимин отвёл взгляд от окна, за которым разыгравшаяся непогода заявляла о своей солидарности с обуявшей его тревогой, и сгрёб в кучу карты, хмурясь от разочарования и проклиная себя за собственное бессилие. В дверь тихонько постучали. Пак встрепенулся, наспех собрал со стола карты и бросил их небрежно в открытый рюкзак, оттолкнув его ногой подальше. Он торопливо подбежал к двери и немного боязливо взглянул в глазок. — Господи боже… — прошептал Чимин, судорожно открывая замок. Схватив Лин за руки, он затянул её внутрь и крепко прижал к груди. От девушки отдавало уличной прохладой, одежда была чуть влажной, а волосы, собранные в длинный хвост, спутались ветром. Сдавленно простонав, Пак погладил её по голове, глубоко вдыхая древесный запах её неизменных духов. Он поправил пальцами разметавшиеся по спине пряди, в секунду припоминая, как развевались они на ветру, когда она мчалась по старой асфальтовой дороге на древнем отцовском велосипеде, звонок которого кряхтел на кочках, как простуженный, или когда он раскачивал её до предела на ржавых скрипучих качелях во дворе заброшенного дома в конце улицы; вспомнил, как из этих самых волос он вытаскивал колючки, что Лин нацепляла, носясь с ними, с мальчишками, по зарослям, размахивая палкой, словно джедайским мечом. — Где ты была? — отстранившись и тряхнув девушку за плечи, спросил Чимин. — Куда ты пропала? Все ищут тебя! Хосок с ума сходит! Я сам думал, что больше не увижу тебя! Вся полиция на ушах стоит! Где, черт возьми, тебя носило?! — Со мной произошло нечто ужасное, Чимин, — зашептала испуганно Лин, хватаясь холодными пальцами за его руки. — Сейчас расскажу… Только сделай мне чай, я жутко замёрзла… — дрожащим голосом попросила она. Чимин торопливо провёл девушку на кухню. Лин сбросила на пол рюкзак и залезла на стул с ногами. Неуклюжий от волнения Пак с грохотом поставил на стол посуду и сел напротив, ожидая пока закипит чайник. Лин поёжилась, и он тут же вновь поднялся, бросаясь в комнату, чтобы найти что-то потеплее её влажной джинсовой куртки. Он покружился вокруг себя, вспоминая, куда бросил свою толстовку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы найти её, и когда он вернулся, Лин уже сама налила чай и себе и ему. — Что произошло, Лин? Девушка сбросила с себя на пол куртку, обнажая глубокие царапины на правом запястье, и посмотрела на него, сминая в руках мягкую ткань толстовки. — Жуткая история, Мини, — глаза её забегали по лицу Чимина, стремительно наполняясь слезами.***
Юнги вышел во двор, где на потрескавшемся асфальте, беспощадно поглощаемом природой, стоял чёрный Datsun on-Do с поднятым капотом. Он уже видел эту машину, именно в ней Лин сидела на полицейской парковке. — Вы ссорились с женой вчера? — спросил он, задумчиво смотря на тёмные пятна на асфальтовой площадке. — Мы ссоримся каждый божий день, — признался Чон. — Из-за чего? — Из-за Чимина, в основном. Юнги вопросительно взглянул на Хосока. — Я уже миллион раз разговаривал с ней о том, что между нами произошло, но она продолжает меня упрекать. А я не из тех, кто молча терпит, — пояснил парень. — Что с машиной? — спросил отстранённо Мин. — Система охлаждения накрылась, уровень антифриза постоянно падал, оказалось неполадки в радиаторе. Вообще-то это машина Лин, мне пока пришлось одолжить ей свою. — Открой багажник. Хосок недовольно закатил глаза, но промолчал и открыл багажник. Внутри не было ничего, что могло бы привлечь внимание полицейского. Только маленький, практически незаметный кусочек целлофана, зацепившийся и застрявший в железной конструкции домкрата, выделялся на фоне идеального порядка и чистоты. Мин взял в руки домкрат, осторожно подцепляя пальцами край прозрачной плёнки, однако тут же выпустил, отвлекаясь на телефонный звонок. — Да, Чонгук, — сказал он в трубку, отходя на несколько шагов от Хосока вместе с инструментом. — Где Чимин? — запыхавшимся голосом спросил Чон. — У меня. Что-то случилось? — Юнги зажал телефон между ухом и плечом, чтобы освободить руку и закончить начатое, но резко отдернул пальцы, замечая на свету несколько длинных светлых волос, застрявших в металлической пройме вместе с целлофаном. — Это Линсу, — сказал Чонгук, вслух озвучив мысль внезапно возникшую у Юнги в голове. — Пришёл ответ из лаборатории — сплошные X-хромосомы. Убийца — женщина. И её ДНК профиль указывает на близкое с Чимином родство… Юнги слышал и не слышал. Он сбросил звонок Чонгука, судорожно набирая номер Чимина. Послышались длинные гудки. — Ответь же, ну… — взмолился он шёпотом, зажмуривая глаза, но протяжные гудки вдруг оборвались.