Мотылёк

В маленькой, тёмной комнатушке, в наручниках, прикованных к стулу, что был привинчен к полу огромными болтами, мало кто мог чувствовать себя комфортно, но девушка, сидящая напротив детективов, ничем не выдавала своего беспокойства или недовольства, напротив, казалась абсолютно расслабленной и спокойной. Странное умиротворение застыло на её лице. Чонгук открыл папку с бумагами, готовясь задать свой первый вопрос, однако Лин заговорила первая. — Должно быть это приятно… — произнесла она, пристально смотря на Юнги. — Что приятно? — не понял Мин. — Спать с ним, ведь он такой нежный, мягкий… — Наша личная жизнь тебя не касается, — раздражённо сказал Юнги, но Лин лишь ехидно улыбнулась в ответ. — Чимин считал иначе. Угадай, кому он позвонил поплакаться, когда в самый ответственный момент испугался и не смог раздвинуть ноги? Юнги ощутил, как вспыхивает на его лице румянец. Он испытывал перед Чонгуком крайнюю неловкость за озвученные Лин слишком интимные подробности их личной с Чимином жизни. — Чем же ты гордишься? — с неприязнью взглянул на нее Чон. — Он доверял тебе всё самое сокровенное, а ты воткнула в него нож. — Заслуженно, на мой взгляд, — протянула девушка и несколько раз кивнула в подтверждение своих слов. — Чем же он это заслужил? — прищурился Чонгук. — Или, по-твоему, ему было мало мучений? Кому, как не тебе знать, сколько страданий он вынес. — Я не встречала в этой жизни ни одного человека, который бы не страдал, — сказала холодно Лин, и уголок её губ нервно дёрнулся. Она задумалась, отстранённо смотря застывшим взглядом на настольную лампу. Лин неожиданно для себя осознала, что не чувствует боли думая о нём, ей теперь уже всё равно. На самом деле она хотела бы, чтобы болело, хотела бы почувствовать хоть что-то, хоть чуть-чуть, но с удивлением поняла, что не может. Эмоциональная смерть — состояние, когда уже больше ничего не может тронуть душу, ни любовь, ни ненависть, как бы сильно этого ни хотелось. Совсем ничего. Несмотря на огромное, пожирающее изнутри желание. — В первый раз он разбил мне сердце, когда мы были ещё совсем юными… — почти шёпотом заговорила девушка. 2012 Лин посмотрела на себя в зеркало и недовольно поджала губы. Девушка не так часто носила платья, ей казалось, что она, абсолютно ничего не смыслит в моде, а подсказать было некому. В отличие от мальчиков, девочки в школе совсем не питали к ней симпатии. Никто из одноклассниц не смог с ней подружиться. Но для неё это не значило ровным счётом ничего. У неё была Джина, только ей было позволено называться её подружкой в полном смысле этого слова, и ни в ком другом она не нуждалась. Однако сегодня был особый случай для того, чтобы принарядиться, и Джине об этом случае лучше было пока не знать. Ей предстояло впервые признаться в любви. Под внешней неприступностью и холодом уже давно скрывались нежные чувства, и сердце её трепетало от одного лишь взгляда в любимые карие глаза, самые красивые на свете глаза. Лин медленно выдохнула, потирая вспотевшие от волнения ладони о подол платья, и, поправив струящиеся по плечам волосы, решительно направилась к нему. — Сегодня что, праздник? — удивилась Джина, сталкиваясь с Лин во дворе. — Нет, — отстранённо ответила девушка, оглядываясь. — И по какому поводу платье? — вкрадчиво спросила Джина, приподнимая бровь. — Просто так, — поморщила нос Лин. — Где Чимин? Джина указала пальцем на задний двор. Чимин сидел на траве у разобранного велосипеда, безнадёжно опустив голову, и перебирал в перепачканных мазутом руках велосипедную цепь. Он повернулся и грустно улыбнулся. Сердце колотилось как бешеное. Лин замедлила шаг, подходя ближе, и осторожно присела рядом, натягивая подол платья на колени. — Ты сегодня красивая, — заметил Чимин и принялся надевать цепь обратно на звёздочку. — Только сегодня? — Сегодня ты особенно красивая, по-девчачьи. Лин улыбнулась, непосредственность Чимина умиляла, как и его привычка прикусывать нижнюю губу, когда что-то требует от него сосредоточения. Она подумала, что первый поцелуй этих ещё совсем невинных губ должен непременно достаться ей. Плевать, что он младше на несколько лет, плевать, что ему только исполнилось четырнадцать, он гораздо больше смыслит в этой жизни, чем её, избалованные вниманием и заботой, ровесники. Чимин томно вздохнул и опустил голову, хотя вроде бы всё у него вышло как надо. — Ты чего? — заглянула ему в лицо Лин. Пак с печальной отрешённостью посмотрел на свои испачканные руки. Она погладила его по спине, ненавязчиво напоминая таким образом, что он может доверить ей всё что угодно. — Помнишь того парня из твоей параллели, что вечно задирает меня своими дурацкими шуточками? — тихо спросил он, не поворачиваясь к Лин. — Юнчоль? — Юнчоль. — Что он сделал? Он обидел тебя? Чимин как-то испуганно посмотрел на Лин и затряс головой. Он огляделся по сторонам и придвинулся ближе, склоняясь к её уху. — Он просто стоял рядом в столовой, я ощущал, как его рука касается моей, — шепотом заговорил Пак. — А потом он вдруг сцепил наши пальцы в замок и прижался ко мне. — А ты? — дрожащим от волнения голосом спросила Лин. — Я подумал, что он мне… нравится. Я и сейчас так думаю. Мне хочется, чтобы он вновь взял меня за руку и держал бы ее долго-долго… Я ещё никогда такого не чувствовал… — Чимин вымученно простонал, роняя голову на подобранные к груди колени. — Мне нравится Юнчоль, Лин. Мне нравятся парни. Лин замерла. Сердце пропускало удар за ударом. — Юнчоль встречается с моей одноклассницей, — неожиданно даже для самой себя ляпнула Лин. Чимин резко повернулся в её сторону и чуть склонил голову. Он сидел так близко, что она могла видеть, как расширяются его зрачки, как появляется в его глазах неестественный, холодный блеск. Он смотрел на неё каким-то умоляющим взглядом и будто бы даже не дышал. Она сделала ему больно. И в первое мгновение это сбило её с толку, и даже немного напугало, но тут же с удивлением для себя она подумала, что совсем не сожалеет о содеянном. Чимин доверяет ей беспрекословно, он верит каждому её слову и никогда, ни за что на свете не будет ничего проверять. — Лучше держись от него подальше, он просто поспорил на тебя со своими друзьями, — продолжила лгать девушка, внимательно за ним наблюдая. — Прости, но я должна была тебе это рассказать, — вздохнула она, замечая, как наполняются глаза Чимина слезами. — Как ты мог принять его всерьёз? Кто он, и кто ты? Неужели ты взаправду подумал, что такой парень, как Юнчоль, обратит на тебя внимание?! Пак отвернулся и молча закрыл лицо грязными ладонями. До Лин доносилось его потяжелевшее дыхание. Он пытался стерпеть ту боль, что она ему причинила. Лин погладила его ладонью по спине, Чимин тихо всхлипнул, продолжая прятаться за ладонями, но она по-прежнему ни на секунду не жалела о том, что сделала. Потому что думала, что, быть может, оставшись с разбитым сердцем, он увидит, наконец, рядом с собой другое сердце, то, что разбилось из-за него. — Чем Чимин смог так обидеть тебя? — спросил Юнги, выводя Лин из глубокой задумчивости. — Я действительно очень долго относилась к нему как к лучшему другу, но он взрослел и менялся… Он стал привлекать меня, я поняла, что влюблена. Мне дорогого стоило решиться открыть ему свои чувства, но я всё же решилась. Пришла к нему такая вся красивая… — Линсу неожиданно громко рассмеялась, напугав мужчин. — Какое счастье, что я не успела открыть рта, прежде чем он выдал: «Лин, мне нравятся парни», — вздохнула она, вытирая о плечо выступившие от смеха слёзы. — Но я простила его. — Простила? — брови Юнги взметнулись вверх от негодования. — Да, я простила его за всю ту боль и разочарование, что испытала. Я поняла, что он всё равно принадлежит мне. Он зависит от меня и от моего мнения. Я — его храм и могу внушить ему всё, что угодно, его доверие ко мне безгранично. Но мне пришлось вновь разочароваться. Лин задумчиво замолчала, и прежняя весёлость схлынула с её лица, вмиг сменившись ледяным равнодушием. И искренность ее равнодушия и жестокости заставила Юнги задуматься над тем, кто она есть, и тем, кем она казалась для всех остальных. Как же отлично она умела притворяться. Чонгук выжидающе молчал, однако его обычно непроницаемое в таких случаях лицо, всё сильнее темнело и хмурилось, выдавая внутренние переживания. — Однажды я пришла домой с уроков раньше, на пороге стояла знакомая обувь. Я вошла в дом очень тихо… — заговорила Лин. — Лиа, мать Чимина, эта грязная шлюха, лежала в одной постели с моим отцом. Я подслушала их разговор. Лиа сказала: «Мой муж собирается подавать на развод из-за твоего мальчишки», на что отец ответил: «Не говори мне, что Чимин мой, я его не хотел и не просил рожать его. Это было твоё решение. А теперь ты бесишься, что мальчишка мешает тебе. Разбирайся с этим сама», — она хмыкнула, задумчиво посмотрев на руки Чонгука. — Я не приходила к Чимину в больницу не потому что была сосредоточенна на поисках пропавшего отца, а просто потому что не хотела его видеть. Странно… когда-то в детстве я мечтала, чтобы Чимин был моим младшим братишкой, а когда это произошло, я стала испытывать к нему отвращение. К нему, к себе и к собственным чувствам. Я его по-настоящему возненавидела, как и своего отца. — Что ты с ним сделала? — спросил Чонгук, притягиваясь к девушке ближе. — Где твой отец, Лин? — Он мёртв. Чонгук не подал виду, но внутри его передернуло от той холодности, с которой были произнесены эти слова. Он видел много чудовищ, но это самое коварное из всех. Такая невинная и милая на вид, а душа чернее чёрного. — Я дала ему с собой бутылку любимого лимонада со снотворным, что незаметно вытащила у матери. Когда я приехала к нему ночью на велосипеде, он уже отрубился. Я задушила его во сне. — А тело? — Отвезла на машине в другое место и сбросила с моста в реку вверх по течению, привязав к ноге ящик с инструментами. Вернула машину обратно, села на велосипед и уехала домой. — Зачем ты сделала это? — почти шёпотом спросил Юнги в ужасе от того, на что способна девочка в семнадцать лет. — Он был предателем, — с той же холодностью ответила Лин. — Юнчон тоже была предательницей? — скривился Юнги. — Определенно у неё было это в крови, как и у Сонхо, как и у Янси, последнюю всегда терпеть не могла, чопорная сучка. — Как и у тебя. — Как и у меня. — Что же ты не задушила себя? — Мин начинал заводиться, и Чонгук толкнул его под столом ногой, чтобы он утих. — Что сподвигло тебя на убийство Юнчон? — тут же задал свой вопрос Чон. — Чимин, — она выплюнула его имя, словно что-то гадкое. — Я видела их с Хосоком. Поехала за ними и всё видела. Мне хотелось придушить его прямо тогда. Я уже достаточно сильно его ненавидела, чтобы накинуть ему на шею петлю. — Но ты остановилась, — приподнял бровь Чонгук, внимательно вглядываясь Лин в лицо. Девушка кивнула, поджав губы. — Надо было закончить начатое, но он так посмотрел на меня… будто желал, того же, — Лин скривилась, словно говорила о мёртвом младенце или утопленных котятах. — И я отпустила его. Мне захотелось поиграть, напугать его, сделать ему больнее. Ни капли раскаяния. Чонгук откинулся на спинку стула с тяжёлым вздохом. Юнги вновь спросил о Юнчон. — Она, к своему несчастью, очень вовремя попалась мне на обратном пути, — нервно хихикнула Лин. Она рассказала, как несколько лет назад, воспользовавшись доверием одной из подопечных дома престарелых, что раньше работала в органах опеки, выведала все необходимые данные, чтобы найти старшую сестру, брошенную бывшей женой своего отца в роддоме. Из праздного любопытства она встретилась с ней, всего один раз, изобразив из себя старую и давно забытую подружку из начальной школы. Та оказалась весьма приветливой, но, по её мнению, чрезмерно болтливой. Абсолютно равнодушно Лин поведала, как насыпала Юнчон в бутылку с водой порошок якобы от головной боли, и как душила её потом, засунув в рот несчастной собственные трусики вместо кляпа. Голос Лин звучал, как монотонный закадровый голос, описывающий неинтересные события неинтересного фильма. Янси по-прежнему поддерживала связь с Линсу и её матерью, она совсем не удивилась, увидев её на пороге, и сама пустила в свой дом монстра. Найти первую жену своего отца и Сонхо тоже не составило для неё труда, они жили по тому же адресу, что был указан в качестве адреса проживания Ким Джунхё на старых документах. А сам Сонхо с большим удовольствием захотел познакомиться поближе с прехорошенькой девушкой, первой написавшей ему сообщение. Она пользовалась сотовым телефоном, что был случайно забыт нерадивым сыном одной из её подопечных в день посещений. И сразу после убийства Сонхо она разбила его и выбросила. — Ты оставляла свой ночной пост, чтобы совершить убийство? — уточнил Чонгук. — Старики горстями жрут снотворное и спят, а те, которые не спят, тихонько сидят в своих комнатках. Чего их охранять? — А в ту ночь, когда ты осталась у Чимина? — спросил Юнги. — Я его напоила. Он довольно крепкий, так просто его не перепить, пришлось плеснуть ему снотворное и вылить весь имеющийся алкоголь в раковину, чтобы создать видимость грандиозной попойки. Чимин вырубился, я незаметно выбралась в окно в гостиной, перелезла через соседский забор и вышла через чужой двор. Моя машина стояла на соседней улице. Я сделала дело и вернулась обратно тем же путём. — Чимин сам дал тебе новые ключи? Лин вновь расхохоталась, заставив Юнги вздрогнуть. — Да я сама купила ему новые замки и сама же их поставила, пока он блевал в туалете. Снотворное с алкоголем взаимодействуют не лучшим образом, он отравился. Конечно, Чимин дал мне новый ключ, чтобы я могла кормить по необходимости его дурацкую собаку, с которой он нянчился, как с ребёнком. Лин замолчала, взгляд её стал каким-то отрешенным и печальным, на мгновение даже могло показаться, что в глазах её промелькнуло глубокое сожаление. В будущем Юнги не раз будет возвращаться к этому моменту, желая понять это выражение лица Лин, ища в нём признаки вины, страха или жалости, хоть чего-то, что позволило бы ему её понять. Однако ничего подобного он так и не увидит, только странное умиротворение и печальное спокойствие, как будто та всё знала наперёд и предвидела такое будущее. — Теперь ты его храм, сержант Юн, — она сделала особый акцент на последних словах, произнося их на манер Чимина. — Чимин, Джина и Лин — вместе навсегда… Передай ему, что мы будем ждать его на холме у ручья на заре нашей юности, под ясенем, где я ещё любила его так же сильно, как он меня… Лицо Юнги было непроницаемым. Он не собирался передавать Чимину ни единого слова. Он не мог в тот момент и подумать, что она просила исполнить своё последнее желание, и что околесица, произнесённая ей — тайное послание, прощание, адресованное Чимину и понятное только ему одному. Никто из них двоих, сидящих напротив холодной и острой, как лезвие ножа Лин, не мог знать, что разговор этот будет единственным и последним, что в волосах её, под резинкой с разноцветными камушками хранится припасенный заранее цианид, который должен был лишить ее жизни сразу после того, как перестанет дышать Чимин. «Она лежала, сложив на груди руки, будто спала», — скажет надзиратель, что найдёт Лин мёртвой в её одиночной камере. «Под ясенем?» — переспросит Чимин у Юнги и горько расплачется.