Абстракция

Кёе снилось, что он находился в своей любимой школе, а потом переместился: теперь он лежал на пляже под раздражающим солнцем, от которого жгло глаза, справа пристроились медузы, а множество Хибёрдов прыгало по его слезающей обгоревшей коже. Ему было больно, но не хотелось прогонять милых пташек. Хибари открыл глаза, втянув сквозь зубы воздух. Поморщившись, он увидел склонившегося над ним врага и дёрнулся, но был остановлен. — Не двигайся, — произнёс Мукуро, без угрозы, но с нажимом в голосе. — Я ещё не закончил. Кёя посмотрел на своё тело и вспомнил, что случилось. Неужели он всё-таки отрубился? На правой руке лежал компресс изо льда, похожие лежали и на ноге — Хибари не видел, но чувствовал. Иллюзии спереди были сняты с кожи, и повсюду виднелись синяки и раны. Мукуро осторожно промывал, обрабатывал их, но от каждого прикосновения Кёе приходилось сдерживать себя, чтобы не издать звука. — Я вколол обезболивающее. Если слишком больно, могу дать ещё или усыпить, пока не закончу, — негромко рассмеялся Мукуро. О том, что он также вколол успокоительное, — он промолчал. — Обойдусь. — Только не надо на меня так смотреть. — Как? — Будто я не обрабатываю твои раны, а пытаю. Кёя, я тебе не враг. — С каких пор? — Разве ты не успокоился, когда взял реванш? — Не считается. Я не нуждаюсь в поддавках. Мукуро вспомнил тот бой. Они дрались весь день и полночи без продыху. Он конечно знал, что Хибари и без сил, и со сломанными костями способен сражаться, пока враг не падёт, но всё равно поражался подобной стойкости и выдержке тела. Они тогда оба едва могли дышать и удерживаться на ногах, но Мукуро казалось, что Кёя скорее умрёт, чем позволит себе отступить. Сам же Мукуро не собирался впадать в такие крайности. К тому же ему не хотелось, чтобы всё закончилось, лучше ещё ни один раз испытать это несравненное удовольствие от игры в салки с уникальным партнёром. — Бессмысленно было продолжать. Я устал, а ты нет. Ты тогда победил, Хибари Кёя. — Ты отвлёк меня иллюзией и удрал. — Оя-оя. Сколько раз мы уже сражались с тех пор? Мне кажется, я сполна возместил своё тактическое отступление. — Это не значит, что мы стали друзьями. — Ку-фу-фу. Я не на это намекаю. Просто хочу сказать, что не желаю тебе смерти. «А желаешь поиздеваться», — мысленно добавил Кёя. — Я всё равно буду загрызать тебя до смерти. — Приходи в любое время, ку-фу-фу. Повисло молчание. Хибари продолжил следить за движениями Мукуро, наверняка нервируя его. — Давай, я тебе, что ль, книгу дам. Ты почитаешь, а я всё закончу, — не подумав, предложил Мукуро, но сразу же спохватился, однако слова не вернёшь. Какое чтение, когда всё больно и перед глазами расползается. Наверное, звучало как издевательство. — Не нужно, — бросил Кёя и по возможности отвернулся, стараясь отвлечь себя. Хоть он поспал в дороге, голова продолжала раскалываться. Желая дотронуться до затылка, Хибари потянулся левой рукой и обнаружил бинты. — Не снимай. Полежишь, и через две недельки всё будет нормально. — Какого чёрта? — процедил Кёя, переполняясь раздражением, и попытался подняться. Мукуро остановил его рывок, но он дёрнулся снова, несмотря на то, что перед глазами стремительно потемнело — лишь красные изломанные линии замаячили в чёрном непроглядном тумане. Прошибла резкая боль, и Хибари на мгновенье утратил осязание, словно завис в вакууме, а не лежал на кровати, скованный врагом. Затем, обрушившись болезненным цунами, все чувства вернулись к нему. — Хибари Кёя, не заставляй меня применять силу. Ты обещал. Кёя, слыша настойчивый голос в непозволительной близости, подавил желание до предела зажмуриться и застонать и сумел разомкнуть веки. Мукуро нависал над ним, прижимая одну его руку к подушке над головой, а плечо другой — к матрасу, не давая подняться. — Не такое обещал, — возразил Хибари, сцепляясь упрямыми взглядами. Лица находились практически друг напротив друга на расстоянии ладони. Как во время скрещивания оружия при блокировке. Только вот сейчас Мукуро видел не ярко пылающие азартом и силой серо-голубые глаза, а смотрел в неубедительный, гаснущий под мутным смогом, но всё равно пробивающийся непокорный огонёк. Однако что-то в нём было такое, отчего в горле Мукуро пересохло, и он готов был сдаться. Может, в нём проснулось сострадание к ближнему? Отнюдь. Шумный вдох Кёи привлёк внимание Мукуро к приоткрытым губам, и в этот миг того потянуло наплевать на всё и накрыть их своими. Осознав ход своих мыслей и двоякость позы, Мукуро ослабил хватку и слегка отстранился. — Оя-оя, какие мы нервные. Я не сказал, что ты будешь именно здесь лежать две недели. К тому же всё индивидуально, — спокойно произнёс он, напоминая себе, что Хибари серьёзно пострадал и ему нужна помощь, а не домогательства со стороны ненавистного виновника случившегося. Самовнушение и совсем побледневшее лицо Кёи помогли Мукуро усыпить неуместный всплеск возбуждения и сосредоточиться на состоянии здоровья своего именно временного пациента, спарринг-партнёра, а никак не любовника. В крайнем случае об изнасиловании можно будет подумать, когда тот поправится. Хибари, с большими усилиями пытающийся изображать из себя непоколебимую скалу, не заметил изменений в Мукуро. Он-то и лицо его с трудом видел, что уж там говорить о внутренних конфликтах. Да и спорить ещё Кёя не мог. Он чувствовал, что если продолжит — его вырвет. Мукуро, убедившись, что тот больше не предпримет попыток встать, вернулся к ранам. Хибари, видимо, было совсем плохо, раз он, молча, закрыл глаза и спокойно лежал. Но для Мукуро это только на руку, иначе тот бы вскочил и ушёл, несмотря на серьёзность травм. При отсутствии резких движений тошнота отступала. Кёя чувствовал себя всё лучше и лучше. Каждое лёгкое прикосновение отдавалось болью, но ещё чем-то интимным. Когда Мукуро перешёл к синякам, массажными движениями втирая мазь, Хибари посчитал себя мазохистом. Он, не размыкая век, абстрагировался от боли, сосредоточившись именно на движениях тонких пальцев, сопутствующему покалыванию при их болезненном касании тела. Раньше Кёя сам обрабатывал синяки или врачи, но это всегда было неприятно, сейчас же кожа усладительно горела и трепетала от тактильного контакта, и дело не в мази. Хибари лежал перед Мукуро в одних трусах, прикрытый лёгким одеялом от их середины до пальцев ног. Он был полностью открыт перед врагом, точнее, уже не врагом, но и не другом. Они никогда так долго не молчали, находясь вместе, но тишина придавала ситуации уют и спокойствие. Мукуро сосредоточился на лечении. Упрекая себя, как он, вообще, мог только подумать воспользоваться беспомощностью Кёи. Он же знает, насколько сильно тот измучен. Иллюзии, конечно, запечатали внутренние кровотечения, обманули организм, создав видимость целостности и порядка. Но после такого нужно теперь отдыхать и восстанавливаться, стресс тоже ухудшит его состояние. Тогда даже с иллюзиями симптомы начнут активно проявляться. Пострадавшему нужно отвлечься и побольше положительных эмоций. Чем больше вырабатывается эндорфинов и серотонина, тем больше мозг расслабляется, меньше сопротивление вмешательству иллюзий и крепче эффект от них, следовательно, быстрее поправка. Хорошо бы, если бы Хибари подольше поспал, восстанавливая силы. Сон, мелкие зверушки и школа, наверное, единственные вещи, которые не раздражают его и приносят умиротворение и радость. Мукуро, ругая себя и всеми силами игнорируя соблазн почти полностью обнажённого тела перед собой, медленно лапал кожу в медицинских целях. Нужно разрядить обстановку, а не, наоборот, нагнетать её. Вот только Мукуро считал, что само его присутствие приносит дискомфорт Кёе. Хибари не издал и звука, пока его раны обеззараживались. Спину Мукуро уже обработал и, наконец, закончил с передом. — Кёя, — тихо позвал он, на случай если тот заснул. — Закончил? — Не совсем. Не мог бы ты сесть. Я хочу полностью забинтовать тебе торс. Хибари поднялся, хмурясь, и позволил прикоснуться к своей талии, постепенно разматывая бинт. Вообще-то он знал, что Мукуро делает всё не совсем правильно. Например, принято бинтовать живот и грудь в горизонтальном положении. Но забавно наблюдать вблизи то его сосредоточенное лицо, то макушку на уровне груди; как тот приближается к прессу, когда обматывает сзади, и как отстраняется, продолжая будто обнимать. Незнакомые противоречивые ощущения от подобной близости, помимо разогревшегося любопытства, приносили двусмысленную пикантность. Даже в таком положении Кёя воспринимал себя как хищника, наблюдавшего за строптивой добычей, опасной и подозрительной. От низа Мукуро поднимался наверх, едва касаясь пострадавшей кожи, отчего сильнее сжимал губы и практически незаметно хмурился. Хибари за свою насыщенную драками жизнь привык к физической боли, поэтому его больше волновала реакция Мукуро. И жалеет ли он, что не создал нормальные иллюзии вместо подделок? Специально ли Мукуро так рассчитал, чтобы он не умер, но и был не в состоянии что-то сделать? От стольких мыслей по голове ещё сильнее задолбили чем-то тяжёлым, и Кёя, закрыв глаза, опустил взмокший лоб на плечо Мукуро, как раз поднявшегося на этот уровень из-за бинтования груди. Снова мир Хибари болезненно поплыл, затмевая прикосновения и выкидывая из реальности в давящее болото. Иллюзии в теле обманывали организм, но из-за отторжения мозгом вмешательства они слабее воздействовали в черепной коробке. Мукуро не мог убрать там ноющую боль, не вторгаясь в сознание. А Кёя не настолько отчаялся, чтобы добровольно позволить взять контроль над собой. Он терпел, не говоря ни слова. Мукуро боялся двигаться, чтобы тому не стало хуже. Закончив перемотку, он с минуту постоял неподвижно, а потом бережно взял пострадавшего за затылок и спину и медленно опустил на кровать. Хибари не сопротивлялся. Прохладная ладонь легла на его лоб, успокаивая накативший приступ и частично возвращая к происходящему. А может всё дело в том, что он вновь оказался в горизонтальном положении. В любом случае вскоре боль отступила на время. Мукуро отошёл и зарылся в таблетках, а Кёя, приоткрыв глаза, боковым зрением за ним наблюдал, пока тот и вовсе не ушёл куда-то. Хибари всегда нравилось одиночество и сейчас ему тоже хотелось побыть одному, чтобы никто его не видел и не трогал, пока он не восстановится. Притом, противореча самому себе, желал ощущать Мукуро рядом, ему стало некомфортно, что тот уже долго не возвращался, хотя на самом деле прошло примерно минут пять. Мукуро искал действенные препараты, снимающие головную боль. С одной стороны, ему хотелось, чтобы Кёя не мог подняться для его же блага, но противно наблюдать за его мучениями. Парадокс. Мукуро нравится доставать и провоцировать грозного стража Намимори больше кого бы то ни было, при этом ему становится не по себе, если тот ранен или ему плохо по другой причине. Если при первой встрече Мукуро с упоением наслаждался чужой болью и беспомощностью, то потом он сам бы прибил того, кто осмелился настолько издеваться над Кёей. Мукуро не считал, что стал добрее, — у него просто поменялись приоритеты. Ведь станет скучно, если не с кем будет играться. Вроде бы Хибари прямолинеен и предсказуем до нельзя, но притом он единственный для Мукуро, чьё общество не надоедает и заставляет чувствовать себя живым. К сожалению или счастью, Кен и Чикуса обходились без таблеток, а вот в бывшей комнате Верде нашлись различные ампулы, таблетки и экспериментальные образцы. Ставить эксперименты над Кёей было бы слишком. Мукуро придирчиво осмотрел все препараты. В первую очередь, конечно же, нужно снять головную боль, но также расслабить. Тот же наверняка бесится из-за своего положения и нахождения на чужой территории. Хибари чувствовал себя уже намного лучше, когда Мукуро вернулся, держа стакан прозрачной жидкости. — Выпей, — тихо произнёс тот, сев на край кровати и протянув к губам больного стакан. Кёя недоверчиво посмотрел, но потом отпил. — Что это? — спросил он, понимая, что там не обычная вода. — Просто пей. Оя-оя, боишься, что я тебя отравлю, Хибари Кёя? — Мне всё равно, — холодно бросил Хибари и залпом выпил содержимое до последней капли. Ему действительно было без разницы, даже если б там оказался яд — он бы выпил. Мукуро и так может убить его в любую минуту. Однако странное доверие снова пустило корни, и будь там какая-нибудь отрава — горько было бы вновь испытать недо-предательство. — Ты то параноик, то смертник, — Мукуро тихо рассмеялся. — Ладно, теперь продолжим. — Ты разве не закончил? Мукуро откинул одеяло, обнажая ноги. — Они в порядке, — уверенно произнёс Кёя, прекрасно чувствуя свои ноги и смотря на чистую кожу. — Оя, ты мне льстишь. Мукуро убрал иллюзию с кожи и вместе с болью повсюду появились синяки и раны. Он, сев на стул, начал обрабатывать их. — Это не обязательно. Само заживёт. Хибари уже не мог сказать, чему верить, чему нет. Это касалась и действий Мукуро, и его иллюзий. За два года заброшенный кинотеатр впитал остаточную энергию множества иллюзий и пламени, а как только Верде изобрёл устойчивые реальные иллюзии, то уже не отличишь, какая стенка действительно была, а какая создана Мукуро. Возможно, кровать и вся мебель это его рук дело. Кёя сомневался, что кто-то из шайки Кокуё ходил бы по магазинам и перевозил сюда всё, когда можно сделать, не выходя из базы. В собственном теле точно присутствовали иллюзии, но не получалось обнаружить, где конкретно и чего. Хибари уже не мог с точностью сказать, нет ли их в его голове, в ней бушевал шторм. Он был не против вытрясти всё содержимое и в упорядоченном порядке засунуть обратно, оставляя доставучую боль и ненужные мысли за бортом. — Может и так, но я не хочу постоянно поддерживать иллюзию или чтобы ты кровью испачкал кровать. Тебе придётся потерпеть, мой дорогой Кёя. Хибари был крайне недоволен. А самое ужасное, что потом, смотря на синяки, подумал, что не откажется от пробирающего массажа, и сдался. — Мне плевать. Делай, что хочешь. «Надо же какая покорность, и не пришлось усыплять», — мысленно усмехнулся Мукуро. Кёя сначала за ним наблюдал, а потом сомкнул веки. Кожу шипало, жжение поднималось все выше. Мукуро дошёл до бёдер, нежная кожа скулила от боли и жара, и Хибари нравилось. Ему не хотелось признавать, что причина не только в том, что подобное перекрывало пульсирующую долбёжку головы. Во время втирания мази стало ещё приятнее. Хотелось дёргаться, но Кёя продолжал неподвижно лежать. Он давно знал, что садист, и только сегодня понял, что ещё и мазохист, а ведь стоило давно понять. Хибари всегда был рад хорошей драке, а если тело потом ныло несколько дней, то значит — она была превосходной. Даже испытывая сильнейшую боль, он не жалел и вспоминал битву с наслаждением. Поняв, что от такого может нехило возбудиться, он открыл глаза и сосредоточился именно на неприятных ощущениях. Не хватало ещё, чтобы член встал прямо перед носом недо-врага. Мукуро видел на теле Кёи множество старых шрамов, некоторые он оставил сам. Поразительно, как такое хрупкое тело может столько выдерживать? Тело у Кеи самое обычное. Тренированное, твёрдое и, надо признать, красивое, но если хорошенько поискать, такие тела можно найти. Но сам Хибари Кёя уникален. Его непоколебимая воля, способная выстоять против сотни таких же тел. Если бы его удалось сделать марионеткой пулей подчинения — это всё равно, что алмаз заменить стекляшкой. Мукуро осмотрел кожу, заканчивая накладывать мазь, и отметил, что всё-таки тело у Кёи тоже превосходно, и прикасаться к нему одно удовольствие, только вот хотелось бы делать это без ран. Тогда можно было бы тискать его в своё удовольствие, не боясь нанести вред. В любом случае подобное возможно, только если Хибари будет без сознания или его напоить чем-нибудь. Мукуро не сомневался, что в здравом уме тот его не подпустит. — Теперь-то всё? — Нужно перебинтовать. — Ты решил сделать из меня мумию? Бинта-то хватит? — издевательски усмехнулся Кёя. — Не переживай, он давно тебя ждёт, Хибари Кёя, — в тон ему непринуждённо ответил Мукуро, заглядывая в глаза, и полез за бинтами, попутно поясняя: — У меня осталось много от Кена и Чикусы. Ты ведь так часто наведывался к нам в гости и щедро делал им свой фирменный массаж, особенно Кену, что они запаслись всем необходимым. А после их переезда валяется без дела. Так что раз из-за тебя здесь все это появилось, то придётся брать ответственность и использовать всё. Ку-фу-фу. Сейчас от голоса Мукуро Кёе не становилось хуже, наоборот, он отвлекал и создавал расслабленную атмосферу. Мукуро приступил к перевязке, придерживая край бинта у лодыжки. — Я предполагал, что ты используешь скрытые мотивы, — безэмоционально произнёс Хибари, наблюдая за его действиями: накосячит тот или нет. Препираться и подначивать друг друга у них давно вошло в привычку. Если в начале знакомства Кёя воспринимал всё в штыки и раздражался, то со временем начал охотно отвечать, наслаждаясь своеобразным развлечением. Конечно, в этом он не признавался, а Мукуро подыгрывал, и все довольны. — В этом расчётливом мире без них никуда. Иначе останешься ни с чем или с пулей в голове. — С пулей в голове ты уже оставался, — невзначай бросил Хибари, незлобно издеваясь. — Тем более. Ни с чем я оставаться не намерен. Мукуро привычно улыбался, а Кёе стало не по себе. Он вновь вспомнил, каким коварным и расчётливым может быть величайший в мире иллюзионист, и почему сейчас находится в таком жалком состоянии. Продолжать разговор не имело смысла. Хибари замолчал и постарался думать о чём-то более приятном.