Ген магии

Галилей как-то сказал, что все истины легко понять, когда их уже открыли; смысл в том, чтобы их открыть. Он ошибался. Есть очень много истин, которые понять непросто, потому что они отвергают самые первые, самые доступные представления о том, как устроен мир. Штульман Эндрю

1 Дингл нахмурился. Он мрачно прикинул, сколько уже ищет по Лондону, точно гончий пес, пропавшего Гарри, а затем коротко выдохнул. — Дедалус, — сказал как-то раз Дамблдор. — Я думаю, нам не о чем переживать. Гарри просто был напуган. Ложка в его руках мерно стучала о фарфоровые стенки кружки, из которой веяло сладким кофейным паром. И веяло спокойствием. Уверенностью. И Дедалус не сомневался. Раньше. Он никак не мог понять, почему во всем, что касалось Поттера, Альбус Дамблдор упорно страдал избирательной слепотой. Дингл говорил ему о том, что тот опасен, — потому что то, что делал Гарри, было просто неправильно. Неправильно до дрожи. Дедалус всегда следовал тенью за мальчиком и часто бывал свидетелем того, что вызывало легкий холодок даже у него, опытного мага. А то, что порой творил Гарри, просто выходило за рамки нормального. — Не надо беспокоиться, Дедалус. Дингл кивал, закусывал изнутри щеку, соглашался. А затем смотрел, как Гарри поджигает заживо сверстников. Смотрел, как тот участвует в драках, как он, пошатываясь, оттирает с губ кровь и усмехается. Смотрел, как плюется оскорблениями и насмешками. И думал: тот ли это герой, в котором так нуждается Магическая Британия? Дедалус морщился и скорбно опускал плечи — он знал ответ. Глаза маггловского защитника правопорядка были расфокусированы «Конфундусом». Заклинание легилименции на магглах получалось даже в разы проще, чем на волшебниках, которые не умели ставить оклюментивные щиты. Он с легкостью ножа, входящего в растаявшее масло, проник в сознание маггла. Легкое отвращение его кольнуло даже до того, как он увидел нужное воспоминание. Он увидел, как худого мальчика в сером пиджаке прижимал к земле маггловский защитник правопорядка. К его затылку было приставлено оружие, руки заломаны за спину, как у безвольной марионетки. Воспоминание было нечетким, мир вокруг крутился и подергивался, поэтому у Дедалуса закружилась голова. Только поэтому. Выбравшись из сознания маггла, он неглубоко вдохнул воздух и не сказал ни слова. Он прикусил щеку изнутри и опустил глаза. А затем молча вышел из кабинета. 2 Несовершенный человеческий мозг загнал его в ловушку. Гарри самостоятельно надел на себя розовые очки, через стекла которых глядел на мир, не подозревая, что стал заложником бесчисленного множества когнитивных искажений. Первое и самое очевидное: он раньше ни за что не признавался даже самому себе, что он когда-либо попадет под влияние когнитивного искажения. Он, как и любой другой человек, находил с легкостью недостатки у других, но в упор не замечал свои. Гарри полагал, что он хоть чем-то отличается от тех отчаянных глупцов, которые кричали о том, что они относятся ко всему менее предвзято, чем остальные. Но все происходящее с ним сейчас наводило на мысли, что Гарри и сам не особо отличается от стада тех придурков. В комнате — камере, — в которую его проводили двое крепких полицейских, сидели еще трое таких же, как Гарри: худых, взъерошенных мальчишек с враждебным блеском в глазах. Он обвел их скупым взглядом и снова погрузился в тревожные мысли. Гарри переоценил себя и свои способности. Этот факт был болезненным, тошнотворным, но сомневаться в его истинности не было нужды. Когнитивное искажение «эффект сверхуверенности» в действии: Гарри необоснованно доверял своей интуиции и тому, что он одолеет любого на своем пути. Но, когда он оказался один на один с двумя вооруженными копами, все его бахвальство потерпело крах — и Гарри забыл обо всем от ужаса. Он не смог ничего им противопоставить. От этих мыслей хотелось все вокруг спалить к чертям и безумно хохотать, словно карикатурный злодей из фильма ужасов. Но Гарри хватило только на то, чтобы, еле переставляя ногами, пройти мимо о чем-то беседующих сокамерников и бессильно опуститься на койку. Мышеловка захлопнулась. Пиранья действовала умело — решила не рисковать членами своей банды, а привлекла полицию. Гарри оставалось только признать поражение. Один-один, чертова рыбина. Гарри втянул воздух через зубы, оглядывая изолятор временного содержания. Белые, покрытые штукатуркой стены, пол, высланный неотшлифованными досками, металлические двухъярусные кровати. Внешний облик изолятора вряд ли значительно отличался от приютской комнатушки, в которой он жил. В сущности, он привык и к строгим порядкам, и к малому количеству квадратных метров, которые кое-как приходилось делить еще с пятерыми мальчиками. Он привык к ужасной еде и к даже к тому, что даже ночью — особенно ночью, — спать было небезопасно. Приютская жизнь была неисчерпаемым источником жизненных уроков, которые, однако, Гарри в действительности никогда не хотел бы применять. Какой-то частицей сознания он надеялся на спокойную, размеренную жизнь в лаборатории, на свою собственную квартиру с крепкими замками, где он не волновался бы о том, как утром прожевать резиновую овсянку или заснуть под тонким одеялом в промороженной насквозь комнате. Но сейчас же ему ясно светил срок или годы исправительных работ, и все в голове словно перевернулось. Все его мелочные переживания о собственной всесильности стали ничем. Пылью, скорее. Что это за сила, которая не приходит на помощь тогда, когда он действительно в ней нуждается? Зачем она внушила ему ложные надежды? Зачем она внушает их до сих пор? Гарри закрыл глаза и прислушался к себе. Сила проявляется обычно в моменты, когда в нем бушуют яркие эмоции. Но что он чувствует сейчас? Гарри попытался уловить в себе хоть что-то, напоминающее искру эмоции, которую он смог бы раздуть, как пламя, и воспользоваться силой. Что же он чувствует? По правде говоря, он не имел ни малейшего понятия, что обычно люди чувствуют в такие моменты. Он не понимал, что должен ощущать. Все было как обычно. Слегка поменялась обстановка — подумать только, даже смешно. — Как звать, неудачник? Гарри незаметно вздрогнул и поджал губы. — Да, представься! — воскликнул другой мальчик. У него был сломанный в нескольких местах и неправильно сросшийся нос, а на правом веке желтела гематома. — Гарри, — сказал он. — А с кем говорю я? Часы в изоляторе тянулись медленно. В какой-то момент, не в силах терпеть общество сокамерников, Гарри отошел подальше от коек и опустился на пол у решетки. Ни книг, ни методичек — ничего не было. Была лишь глухая, выскобленная чьим-то неумелым скальпелем полость в голове и чертово осознание собственной беспомощности. Вечером Гарри чувствовал себя постаревшим по меньшей мере на два столетия. Перед сном их сводили умыться и справить естественные нужды, а затем снова заперли решетку изолятора и вырубили свет. Гарри разместился на койке и зажмурился: под повязкой на правой руке невыносимо чесалось. Он попытался абстрагироваться, сжал кулаки так сильно, что ногти впились ладони, и через некоторое время погрузился в рыхлую, аморфную, беспокойную дрему. Ему виделся котенок, лежащий, жалобно пища, на земле в окружении подростков. Ему виделись темные силуэты и лица, едва различимые в дымном мраке проулка. Ему виделось, что он и сам был среди них. А затем толпа вокруг него расступилась, подталкивая вперед. Он не сопротивлялся. Гарри и не думал останавливаться, когда обнаружил в своей руке нож и когда эта рука, словно вопреки его воле, медленно поднималась выше, выше, выше — а затем резко опустилась. Он не остановился даже тогда, когда расстояние между кончиком лезвия и котенком стало ничтожно малым. Сталь блеснула, по толпе силуэтов прокатился восторженный гомон, писк животного перешел в надтреснутый хрип. Было много крови. Очень. Ему казалось, что она повсюду. Даже когда Гарри проснулся, он все еще чувствовал, что руки, лицо, вся его одежда измазаны в крови. Он отпихнул ногами одеяло и прижал ладони к лицу. Только спустя пару мгновений он осознал, что влага на пальцах — это слезы, а не кровь. Гарри с досадой поморщился и устремил взгляд в темноту. Царила глубокая ночь, но сна больше не было ни в одном глазу. Он вслепую нашарил лежащие у подушки очки, встал с кровати и размялся, чтобы разогнать кровь в затекших конечностях. Неожиданно какое-то шевеление со стороны решетки привлекло его внимание. Все еще растирая по лицу холодный пот и слезы, Гарри настороженно приблизился к выходу, вглядываясь во мрак. Коридор был темным — не разглядеть, где он заканчивается. Тишина, пустота и безлюдность. Тогда-то от темноты и отделилась высокая фигура в длинном одеянии. Кровь в жилах Гарри застыла, сердце пропустило удар. На границе сознания что-то затрепетало, отдаленные отголоски какой-то силы, но на этот раз он не мог с уверенностью утверждать, что она принадлежит ему. Фигура мягко ступала по полу. Гарри замер, разглядывая ее. Как ни странно, он не чувствовал в ней ни капли враждебности. — Вы здесь, Поттер? — он не сразу разобрал значение этих слов: сперва они показались ему тайным заклинанием на неизвестном языке. И все же он верно расслышал? — Здесь, — промямлил он, испуганный и завороженный. Фигура замерла, прислушиваясь, затем двинулась в его сторону. Только когда ночной гость подошел к решетке вплотную, Гарри наконец удалось разглядеть его подробнее. Это был мужчина среднего возраста, облаченный в длинную черную мантию. На голове у него был чудаковатый фиолетовый цилиндр, который и создал обманчивую видимость высокой фигуры — сам мужчина, вопреки первому впечатлению, ростом был едва ли не ниже самого Гарри. Ночной гость сделал едва уловимый жест, в его руках промелькнуло нечто продолговатое, похожее на прут, который тут же исчез в складках длинной мантии. Гарри нахмурился, но не успел он сказать и слова, как механизмы замочной скважины лязгнули и ночной гость без труда приоткрыл решетку. — Быстрее, — скомандовал он. — Погодите. Что вы… делаете? — Гарри с трудом узнал собственный голос. — А на что это похоже? — шикнул мужчина. — Идемте! Гарри замялся, но иного выхода, кроме как подчиниться, не было. Остаться в изоляторе? Как же любезно с его стороны было бы отказаться от побега. Надсмотрщики наверняка разревелись бы от умиления. Они беспрепятственно миновали лестничный пролет, коридоры, кабинеты, мимо которых еще утром Гарри под конвоем вели в изолятор, избежали встречи с надзирателями, которые по какой-то причине оставили свои посты. Когда они подошли к железной двери, которая вела на улицу, Гарри окончательно лишился дара речи. Свобода. Он просто не мог в это поверить. — Стойте здесь, — скомандовал мужчина. — Мне надо все проверить. Гарри обессиленно закивал, чувствуя, что задыхается. Он оперся о столешницу, которая удачно подвернулась ему под руку. Захотелось курить. Он рефлекторным движением ощупал карманы комбинезона и почти завыл. Счет до ста, глубокий вдох, короткий выдох. Мыслительная активность вся обращалась острой болью — такой же необъяснимой, как и его внезапное везение. Гарри посмотрел вслед низкому мужчине, покинувшего комнату, и принялся активно ковырять ногтем столешницу, едва слышно хмыкая себе под нос. Он чувствовал себя по-идиотски. Почему-то. Черт бы разобрал причину. Черт бы разобрал вообще все происходящее с ним, но именно в эту минуту Гарри совершенно точно был готов отдать руку на отсечение, что видит этого мужчину отнюдь не в первый раз. Думать об этом, как и о чем-либо другом, сейчас категорически не хотелось. Когда мужчина вернулся, он застал Гарри сидящим на столешнице и задумчиво грызущим карандаш, который тот стащил с рабочего стола в отчаянной попытке хоть чем-то заменить нужду в сигарете. — Накиньте что-нибудь, — мужчина вручил ему сверток. Гарри отогнул край ткани и обнаружил, что в свертке лежала та одежда, в которой его задержали накануне. Не теряя времени, он натянул на ноги кроссовки и накинул на плечи пиджак, поражаясь тому, как исключительно безвкусно он сочетается с комбинезоном для сна. — Идемте. Гарри спрыгнул на пол со столешницы, но не сдвинулся с места. — Кто вы? — спросил он. — Идемте, Поттер, — полушепотом произнес мужчина умоляющим тоном. — Кто вы? — настаивал Гарри. — Откуда вы знаете мое имя? Мужчина возвел глаза к потолку, но затем, очевидно, с трудом переборов себя, слегка приподнял фиолетовый цилиндр и натянуто улыбнулся: — Дедалус Дингл. — А имя мое откуда вам известно, мистер Дингл? Но не успел Дингл и рта раскрыть, как Гарри спохватится: — А я вас знаю! — воскликнул он, и его тон моментально сменился на подозрительный: — Однажды вы мне раскланялись в супермаркете. Не значит ли это, что… — Мерлин, ничего это не значит! — Дингл замахал руками, словно пытаясь отогнать стаю назойливых комаров. — Идемте, Поттер, пожалуйста! Гарри проглотил протестующий возглас и проследовал за мистером Динглом, который, нервно запахнув полы мантии, вышел на улицу. Промозглый ветер прошиб до дрожи сквозь ткань пиджака и комбинезона. На улице было темно, хотя небо уже посерело в преддверии рассвета. Прохладный туман стелился над асфальтом между домами, редкие фонари с трудом разгоняли мрак тусклым светом. Гарри собирался что-то спросить, обернувшись к мистеру Динглу, но то, что он увидел далее, заставило его сердце остановиться на пару мгновений. Он просто застыл с открытым ртом, чувствуя, как тело каменеет. Это была точка. Конец и начало всего. Он это понял, когда промозглый порыв ветра принес с собой ярко-голубое свечение, когда это свечение охватило его разум, когда осознание окутало его полностью, без остатка. И тогда ему захотелось кричать и смеяться. А еще он почувствовал себя потерянным. Моргнула яркая вспышка слепящего в темноте света голубого цвета, и прямо перед ним в воздухе повисло нечто, напоминающее птицу. Полупрозрачную птицу. Сияющую птицу. Птицу с длинным хвостом и причудливый хохолком на голове. Всего одно мгновение разделило его жизнь на «до» и «после». Все, что происходило до того, как промозглый лондонский ветер развеял все законы физики, потеряло всякое значение. Гарри застыл с приоткрытым ртом. Он не верил своим глазам. В который раз уже за сегодняшний день он сомневался в реальности происходящего и в который раз он готов был признать себя сумасшедшим. «Что все это значит?» — думал он, не в силах оторвать взгляда от мерцающей птицы. — «Что это значит?» — завопил в нем здравый смысл, когда птица неожиданно приоткрыла клюв и сказала мужским голосом: — Я буду на пересечении улиц Сейнт-Мэттьюс-роуд и Хайкен-роуд ¹. А затем птица исчезла. Так, будто бы ее и не было вовсе. — Что это значит?! — не помня себя, закричал Гарри. — Что это?! Мистер Дингл закашлялся. — Магия, — свозь кашель пробормотал он. — Твою мать!!! — Это… кха-кха… магия, Поттер, — снова сказал мистер Дингл, безрезультатно пытаясь побороть кашель. — Без… кхе… сквернословия… кхе-кхе… пожалуйста… — Магия, — повторил Гарри за ним, словно загипнотизированный. Дингл неловко улыбнулся, поспешно доставая из внутреннего кармана носовой платок и пытаясь откашляться. — Это была магическая птица? Почему она сюда прилетела? Она где-то теперь нас… ждет? — Гарри, внимательно оглядывал то место, где недавно растворилось сияющее наваждение. — Значит, магическая, да? Магическая? Магия? Я правильно расслышал? Как из сказок? — Да-да, все так, — Дингл наконец справился с приступом кашля и сунул платок обратно в карман мантии. Он выглядел весьма сконфуженно. — Поттер, пожалуйста, возвращайтесь в приют. На голову Гарри словно вылили ушат холодной воды. — В приют? — Да, — неуклюже поежившись, подтвердил Дингл. — Вскоре вы все… — Нет! — …узнаете. Гарри закатил глаза и набрал побольше воздуха в легкие. — На что вы вообще рассчитываете, мистер Дингл?! Даже если не брать в расчет риск того, что за мной в приют рано или поздно явятся полицейские, именно эта летающая антинаучная субстанция в форме птицы, — Гарри изобразил жест, напоминающий взмах крыльев, — вынуждает меня отказаться от мысли возвращаться в приют, пока я не узнаю, что это было. Я пойду, — подумав, он добавил: — И пойду с вами или без вас, мистер Дингл. Дингл сглотнул, с трудом выдержав взгляд Гарри, а затем махнул рукой. И Гарри пошел вслед за ним на пересечение улиц Сейнт-Мэттьюс-роуд и Хикен-роуд. Пошел, без малейшего представления о том, что его там ожидает. 3 — Черт бы побрал, — шептал Гарри буквально спустя считанные десять минут, — всю эту чертову вселенную. Он вновь по инерции ощупал карманы комбинезона и, не обнаружив сигарет, сцепил зубы с такой силой, что еще чуть-чуть, и они бы треснули. — Это мистер Дамблдор, — сказал Дингл. Гарри нервно поежился. Его смутило не имя мистера Дамблдора, не его длинная борода, не широкая мантия салатового цвета. Его смутил тот факт, что буквально пару мгновений назад он появился прямо из воздуха. Гарри обессиленно закрыл глаза и попытался мысленно оценить или хотя бы прикинуть ущерб всей ситуации для себя и всего человечества. При всей своей убежденности в присутствии некой силы внутри себя, он никогда особенно не задумывался о ней, как о чем-то магическом. Он вообще не любил оперировать такими громкими словами, предпочитал искать зацепки в науке, брать ее за основу, потому что, вопреки всему, он доверял труду тысяч и тысяч ученых, которые сотни лет по крупицам собирали картину мира с нуля. Но то, что произошло сейчас, меняет все. Если Гарри не сошел с ума, то только что мистер Дамблдор обошел с десяток общеизвестных научных законов просто силой своей мысли. Гарри с трудом выровнял дыхание. — Если вы мне скажете, — приоткрыв глаза, проговорил он, — что вы точно знаете расположение в пространстве всех атомов, из которых состоите, а также всех электронов в этих атомах, то я вычеркну принцип неопределённости Гейзенберга из всего того множества физических законов, которые вы нарушили только что, мистер Дамблдор. Мистер Дамблдор по-доброму хмыкнул и пригладил бороду левой рукой. — Приятно познакомится, Гарри, — он протянул ему правую. Гарри с опаской покосился на его руку, но, подумав, протянул ладонь в ответ, немного смутившись. — Что это все значит? — он вдруг почувствовал себя жалким, задавая этот вопрос, и это чувство было на редкость отвратительно. Да и какая-то часть его сознания уже знала ответ. — Ты волшебник, Гарри. Гарри моргнул. — Как я. Как мистер Дингл. Он пытался подобрать такие слова, — хотя бы для самого себя, — чтобы объяснить, что он чувствует. И просто не мог. Лица двух мужчин перед ним приняли в чем-то схожее, покровительственное выражение. Сам Гарри всегда так смотрел на недоумков из приюта, но сейчас, когда так смотрели на него, ему ничего не осталось, кроме как потерять на несколько мгновений контроль над собой, задохнуться гневом и воздухом, отступив на несколько шагов назад. Он был зол. От ярости, что он испытывал, затряслись руки. — Мне… надо… это… обдумать… — сквозь силу выдавил он из себя, на пятках повернулся на месте и помчался прочь из проулка. Прекратить безумный и бессмысленный бег удалось только тогда, когда он увидел дальше по улице клуб «Фридж», рядом с которым не так давно он чуть не сжег заживо приютовца. Затем Гарри выдохнул, замер на несколько секунд на месте, подставив лицо под порыв прохладного ветра, а потом медленными шагами поплелся обратно. Что его так разозлило? Неужели, осознание того, что он — волшебник? Но Гарри знал это и так — разве только никогда не облекал это в слова и не находил той силе, что жила в нем, названия. Но сейчас, когда все то, что он чувствовал, нашло свое определение, разве он не должен был ощутить триумф? Голая правда, точно оголенный провод, била больно и нестерпимо. Гарри всегда считал себя особенным — вот в чем было дело. Это чувство подпитывалось всполохами силы, вибрирующей под кожей. Он считал себя единственным, необыкновенным, могущественным, он думал, что ничто не способно его остановить, ни законы государства, ни прописные истины в учебниках. Всю свою жизнь он прожил в заблуждениях, но действительность же предоставляла ему иные правила. А ему не оставалось ничего другого, кроме как принять это. Пусть сейчас он не единственный, не необыкновенный и не могущественный, но ведь ничего не мешает ему таковым стать потом. Ничего ему не мешает потом выпутаться из сети когнитивных искажений. Ничего не мешает сделать так, чтобы уверенность в своем превосходстве не была лишь только плодом мыслительной ошибки под названием «эффект сверхуверенности». Гарри взъерошил волосы, пнул первый попавшийся камень, лежавший на земле, и сделал неловкую попытку улыбнуться. Сноски: 1 — улицы реально существуют.