Чашечка чёрного чая

      С того самого дня на пляже прошла целая неделя, но Дазай сдержал слово и ни разу не заговорил с Чуей. Он вообще стал вести себя крайне странно. Стал замкнутым, постоянно витал в облаках, почти ни с кем не общался, только если по работе. Приходил в офис позже всех, часто опаздывая, уходил всегда раньше, ни с кем не прощаясь. Чуя пытался пару раз с ним заговорить, но Дазай равнодушно отводил взгляд и проходил мимо, будто перед ним было пустое место. Чуя приходил домой в плохом настроении и с постоянным чувством тоски и одиночества.       За те пару недель, что они встречались, Чуя привык к постоянным звонкам от Дазая, к встречам с ним и просто к его голосу и надоедливому поведению. Раньше, ещё до того, как Накахара начал встречаться с Осаму, он всегда был один и ему это было не в тягость, даже наоборот отчасти нравилось… Но не теперь… Он уже познал более лучшую жизнь с Дазаем и одиночество казалось ему нескончаемой мукой. Почти каждый его день теперь заканчивался свиданием с бутылкой вина на кухне, либо ещё более романтичным образом — долгими объятьями с красивым белым унитазом на кафельном полу туалета. Сейчас Чуя лежал на столе, смотря на яркий свет лампы, и допивал последнюю кровиночку своей алкогольной барышни. — Как же я скучаю по тебе, Осаму.       Бутылка разлетелась вдребезги, ударившись о гладкую поверхность пола, и осколки красивым блестящим вальсом распределились по горизонтали тёмного паркета, немного подскочив, сделав пару кульбитов, и снова рухнув на пол.       В понедельник Чуя пришёл на работу как всегда с отходняком и в подавленном настроении. Без особого энтузиазма он сел за своё рабочее место, снял шляпу и включил компьютер, думая продолжить доделывать задание, которое не успел сделать в пятницу.       Дазай как всегда пришёл последним. На удивление он был в каком-то через чур хорошем настроении, улыбался, и даже поздоровался со всеми, чего ни разу не делал за всю предыдущую неделю. Он будто бы стал прежним весёлым и энергичным Дазаем. У Чуи оборвалось сердце от страшной догадки, которая горным орлом спустилась к нему в черепную коробку: «Неужели… он это пережил? Он смирился с расставанием и больше не любит меня?» Грудь Чуи защемило и он испытал чуть ли не физическую боль от одного только взгляда на Осаму. «И на что я рассчитывал? Я же всё-таки обычный, а он во всём лучше… Не нужно было и начинать эти бессмысленные отношения». Чуя перевёл взгляд на монитор и попытался сосредоточить всё своё внимание на монотонной работе. — Дазай, — окликнул вошедшего Фукузава. — Для тебя тут есть несложная работка. Возьми с собой Накахару и приступайте к выполнению.       Дазай бросил леденящий кровь в жилах взгляд на Чую и повернулся обратно к директору. — Я отказываюсь выполнять задание с Накахарой. Можете выбрать мне другого напарника?       Все, включая Фукузаву, раскрыли рты от удивления. — Дазай назвал Накахару Накахарой? — Не верится… — Может, он просто заболел? — Ну да, они в последнее время оба странно себя ведут…       Буквально все агенты, ну кроме самих Накахары и Дазая, зашептались о таком немыслимом инциденте. Чуе стало настолько больно и обидно, что он чуть ли не заплакал прямо в офисе на глазах у всех. Невообразимым усилием воли он заставил себя сдержаться и уткнулся лицом в монитор, делая вид, что не замечал взглядов, со всех сторон бросаемых на него, и занимался очень важной и кропотливой работой, которая требовала немедленного выполнения. — Д-да, конечно, — опомнился Фукузава. — Куникида сейчас занят, так что возьми с собой Накаджиму. — Хорошо.       Дазай взял необходимые бумаги со стола директора, и вместе с Ацуши покинул помещение.       К концу рабочего дня Чуя перестал чувствовать пальцы. Он, можно сказать, вручную напечатал целую книгу, чем немало удивил Фукузаву. Директор похвалил его за отличную работу, но Накахара не чувствовал себя героем, он специально работал весь день без перерывов только потому что хотел перестать думать о Дазае. Допечатав последнюю точку и сохранив документ, Чуя выключил компудахтер, и взял свою излюбленную шляпу, слегка стряхнув с неё осевшую за день пыль. Он аккуратно надел её на голову, нехотя вспомнив их с Осаму первое совместное задание, когда Дазай напялил его шляпу на себя. «Она ему так идёт… Хотелось бы увидеть мою шляпу на нём ещё хотя бы разок». Чуя потянулся к выключателю и, замечтавшись, натолкнулся на Дазая, внезапно вошедшего в кабинет. — П-прости, — пробормотал Накахара, не зная, стоит ли вообще с ним говорить.       Осаму поднял на Чую свой равнодушный взгляд, в котором не было ничего кроме вечной мерзлоты, и прошёл мимо, словно и не заметил Накахару. Чуя старался заставить себя понять, что их отношения с самого начала были ошибкой, но ему было слишком больно и он больше не мог молчать. — Дазай, постой пожалуйста. — выпалил он в спину уходящему Осаму.       Дазай, проигнорировав это, пошёл дальше. Но Накахара обежал его и выставил перед ним руку, преградив тем самым путь. — Нужно поговорить. — твёрдо сказал Чуя.       Дазай наконец остановился, посмотрев Чуе прямо в глаза. Накахара не смог выдержать такого откровенного холода, исходившего от его взгляда, и опустил глаза в пол. — Послушай, я… — пробормотал Чуя, не зная, что можно было сказать. — Я…       «А вдруг… вдруг он меня больше не любит и я выгляжу для него сейчас полным дураком?» Чуя в нерешительности застыл, не смея поднять глаз на Осаму. «Что мне ему сказать? Попросить прощение? Признаться в чувствах? А может быть нам и вправду лучше не быть вместе…» — Осаму, ну ты там скоро? — спросил Ацуши, вошедший в комнату. — Ой, я вам помешал? — Нет, прости, что заставил ждать, — быстро ответил ему Дазай.       Дазай взял со своего стола книгу в твёрдой обложке цвета артериальной крови и вместе с Накаджимой ушёл, оставив Накахару наедине с молчаливым выключателем. Чуя упал на колени. Его одолевало не просто горе, но ещё и жуткая, разрывающая изнутри обида. «Ацуши назвал Дазая по имени, а тот отнёсся к этому, будто так и надо… Наверное, они уже встречаются, а я как последний придурок, только мешаю им».       Этот вечер Чуя снова провёл с бутылкой винишка, которую купил в местном круглосуточном магазинчике, в полном одиночестве возвращаясь домой. Если честно, ему и не хотелось идти к себе, слишком многое там напоминало о Дазае. Если бы не рабочий вторник, он бы заночевал где-нибудь на улице под одиноко росшим деревом или на скамейке в какой-нибудь безлюдной части парка.       С каждым новым днём Дазай всё больше времени проводил с Ацуши. Ходил с ним на задания, сидел в кафе. Однажды Чуя даже увидел, как они вдвоём шли в сторону дома Дазая…       «Наверное я его не был достоин никогда. И зачем только я перешёл в агентство? И Дазаю жизнь испортил и сам себя чувствую теперь овцой среди волков. Если бы не я, то возможно, они бы с Ацуши уже давно могли начать встречаться». Чуя ощутил ужасную тоску по Осаму, которая буквально выжимала из него все соки, но он не хотел лишать Дазая права на счастье. «Может, ставить счастье другого человека превыше своего и есть истинная любовь?» Если это было так, то Чуя готов был пожертвовать своим счастьем ради счастья Осаму.       Время шло и однажды, казалось бы, в совершенно неприметный денёк, Дазай не явился на работу. Чуя не обратил на это никакого внимания, так как Осаму в последние дни вёл себя через чур странно и халтурно, мог прийти вовремя, а мог опоздать. Но вот когда время перевалило за полдень, Чуя понял, что что-то было явно не так. Дазай никогда не опаздывал на столько. Он не отвечал на звонки и вообще не посылал ни единой весточки никому из агентства. Директор сразу предположил, что тот либо бухает, либо изобретает новый способ самоубийства, что его не особо взволновало. Чуя же серьёзно забеспокоился, но не стал вмешиваться, ведь у Осаму был Ацуши.       После рабочего дня Накахара как всегда выключил компьютер, надел шляпу и прошагал к выходу, где дорогу ему преградила тушка Накаджимы. — Что тебе, Ацуши? — без особых эмоций спросил Чуя. — Можешь проведать Дазая? — А ты не можешь? — Я никогда у него не был, да и тебе он будет больше рад, — смущенно пролепетал Накаджима. — Я в этом не уверен, — усмехнулся Чуя. — Я знаю, что между вами кошка пробежала, но он в последнее время стал прежним… — В смысле «прежним»? — непонимающе спросил Накахара. — Ты о том, что он снова стал весёлым и с виду туповатым? Разве это плохо? — Ты не понимаешь. До того, как вы ну это… Ну… Не важно. В общем до этого он всегда был один… — Погоди, погоди. Ты что, знаешь про нас? — Да я с самого начала был в курсе, — ещё более смущённо признался Ацуши. — Кто ещё знает? — Только мы с Кёкой. — Ещё и Кёка… Какой позор…       Чуя прикрыл лицо рукой, тяжело вздохнув. — Ладно, продолжай, хуже быть уже всё равно не может. — Раньше Дазай был несчастным. Он вёл себя как идиот, но только потому что всегда грустил… Насколько печальной должна быть жизнь у человека, чтобы видеть в суициде что-то весёлое и замечательное?       От этого вопроса у Накахары сдавило грудь и по шее прошёлся неприятный холодок. «Я никогда об этом не задумывался. А этот мелкий пацан… Он понимает Осаму лучше чем я…» — Ты всегда это видел в нём, да? — спросил Чуя, заглядывая Ацуши прямо в глаза. — Да… Он всегда был одиноким, но когда появился ты, он… Ну понимаешь… Как бы это объяснить… Он словно поменялся. Даже если смотреть на него издалека, то он выглядел совсем по-другому. Он улыбался при тебе по-настоящему, совсем ни как раньше. — Ацуши улыбнулся, видимо, вспоминая Дазая счастливым. — Но сейчас он снова стал прежним. Когда я спрашивал у него про тебя, он всегда менял тему. Ты думаешь ему весело? Я думаю, ему больно.       Чуя ошарашенно посмотрел на человека-тигра, впервые увидев в нём разумное существо, и он решился спросить напрямую тот вопрос, который мучил его всё это время: — Ты любишь Дазая?       Ацуши улыбнулся такой доброй улыбкой, словно хотел успокоить Накахару. — Люблю, — ответил он без тени сомнения. — Но не так, как ты. Он для меня наставник, учитель, который помог мне в трудную минуту и не оставил одного и я буду вечно за это ему благодарен. Он это тоже знает, ничего большего я к нему не испытываю.       Накахара впервые за долгое время улыбнулся и с уважением посмотрел на Ацуши. — Проведай его, хорошо? — ещё раз попросил Ацуши. — Хорошо, Накаджима, — ответил Чуя, вызвав у тигрёнка удивление. — Спасибо.       Чуя потрепал Ацуши по волосам и направился к выходу, помахав тому рукой на прощание.       Подойдя к двери, ведущей в квартиру Дазая, Чуя остановился, не решаясь постучать. «И зачем я сюда пришёл? А если тигрёнок ошибся? Если вдруг ему просто показалось или он хотел меня подбодрить? Вдруг Дазай действительно любит не меня, а его… Или просто больше не любит меня…» Накахара долго стоял у двери, размышляя и обдумывая все варианты развития событий. Наконец, он решился постучать, и только приложил руку к двери для первого удара, как та сама приоткрылась вовнутрь. «Не заперто? Как странно». Чуя с небольшим волнением оттолкнул дверь, вошёл в квартиру Дазая и обомлел, увидев внутреннее убранство. Весь пол был усеян пустыми пластиковыми и стеклянными бутылками из-под пива, вина и даже водки. Накахара вбежал в гостиную, где обнаружил хозяина сего свинарника, валявшегося в куче пустых бутылок и в луже собственной крови. — Вот идиот! — заорал Чуя.       Он подбежал к Дазаю и положил пальцы ему на шею, боясь даже подумать о… Пульс был. Чуя вздохнул, на секунду расслабив все мышцы, а затем схватил левую руку Дазая и увидел глубокий порез вдоль вен, из которого ещё тёмным ручьём текла кровь, пачкая собою пол. — Какая же ты скотина.       Накахара взял вторую руку и обнаружил на ней точно такой же глубокий продольный порез. Он быстро вбежал на кухню и нашёл аптечку. Взяв из неё бинты, марлевые салфетки и перекись водорода, он подбежал к Осаму, снял с него старые уже полуразрезанные бинты, и на секунду замер. Все руки Дазая были покрыты старыми шрамами, видимо от предыдущих попыток сумоубийства. «Насколько печальной должна быть жизнь у человека, чтобы видеть в суициде что-то весёлое и замечательное?» — вспомнились ему слова Ацуши. «Значит, вот какая у тебя была жизнь до меня. Почти такая же как и моя… С кучей подружек-бутылок и единственным другом — унитазом». Чуя взял перекись водорода и смочил ею обе раны, наблюдая, как кровь превращалась в слегка розоватую пенку. Чуя взял несколько марлевых салфеток и наложил их на места ранений, слегка примяв, чтобы уменьшить кровотечение, затем он размотал чистый бинт и забинтовал им левую руку Дазая. То же самое он повторил и со второй рукой. «Так, если кровь не остановится, то наложу давящую повязку, а если и это не поможет, то отвезу его… Как я его отвезу? У меня ни машины, ни даже прав нет, лучше вызову врача на дом… Или можно использовать смутную печаль». Бинты покраснели, но кровь наружу не пропустили и Накахара смог спокойно выдохнуть. Он аккуратно взял Осаму на руки, стараясь держать его так, чтобы его руки располагались выше уровня сердца, и положил его на кровать. Чуя укрыл пострадавшего одеялком и с любовью погладил его по голове, специально подхватив прядку волос пальцем. — Спи спокойно, придурок.       Утром Дазай приоткрыл заспанные глаза и сразу же почувствовал вкусный запах еды. Это его насторожило, как и то, что в его комнате не было ни одной бутылки, да и вообще было крайне чисто. Он немного удивлённо присел, скинув с себя одеяло, и увидел на своих руках окровавленные, но новые бинты. Они были завязаны гораздо аккуратнее, чем их обычно завязывал сам Дазай. Он попытался прогнать в памяти воспоминания вчерашнего дня, но голова нещадно загудела, не желая выдавать тайны своих горизонтов. Осаму привстал, покачнулся, но устоял на ногах, и вдруг вспомнил, что именно вчера он окончательно решил покончить с собой, только вот кто-то сумел ему помешать исполнить задуманное. Дазай открыл дверь своей комнаты и вышел в гостиную, случайно задев ногой мешок с пустыми бутылками, мирно стоящий на полу у стены. Из кухни тотчас же показался Накахара, вышедший на шум треска стекла. Осаму опешил и сделал шаг назад, явно удивлённый такой встрече. Он не знал, как ему на такое реагировать. Чуя это заметил и тоже замешкался. «Я мог бы сейчас спокойно уйти и оставить его одного… Возможно, ему так будет даже лучше… Но почему же сердце разрывается от одной только мысли об этом?» — Ты… — начал Дазай и сразу оборвался, пытаясь придумать, что бы такое сказать. — Я… рад, что ты очнулся. Я тут тебе приготовил немного еды, поешь, хотя можешь и выкинуть, дело твоё… Ещё я немного прибрался… В общем извини, я, пожалуй, пойду.       Чуя готов был убить себя за это. «Почему я просто не скажу ему… Почему я горожу всякую чепуху? Если я сейчас уйду, то ничего не изменится… Зачем же я иду к выходу? Остановись, пожалуйста». Чуя заставлял, даже умолял себя остановиться, но его ноги не слушались мысленных позывов и продолжали свой путь к двери.