Смертники

Бьёрейм сначала был встревожен. Потом напуган. Затем просто раздавлен. Б-8, А-3 и П-10 ушли на плановый вылет месяц назад. Сегодня они уже считались пропавшими без вести. Приказов на похоронки ещё не было, их делают через три с половиной месяца. Жизнь не стояла на месте: смертники совершали вылеты, доннги выполняли свою работу. Чайске прикрепил его к архиву окончательно. Конечно, на базе стоял мрак, полный мрак. Майг-доннге напивались и колотили друг друга в кашу. Колотили своих доннгов. Доннги колотили друг друга. Когда стало понятно, что три группы не вернутся, освободившимся доннгам стали пересчитывать кости. До Бьёрейма очередь дошла быстро, и было за что. Его побили раз, и он дрался, как бешеная кошка, за что попал потом в карцер. Ему зарядили второй раз, и с поля боя его уносили без сознания в лазарет. На третий раз, за ним сине-бордово-жёлтым пришёл сам Чайске. Пошевелил усами и сказал: – Хватит. Поживёшь в номере Венлефа. – Но… – Это приказ. Твои пожитки уже там. Номер встретил его тишиной. Его вещи были свалены слева от двери. В углу валялся рюкзак Венлефа. Вместе с запахом, да, здесь был особый запах, всё это было невыносимо. Через неделю кто-то отхерачил обидчиков Бьёрейма. Сначала доннгу не верилось в это, но как-то странно, что именно их, да ещё и в один вечер. Выспрашивать он не стал. Вылеты смертников были один неудачнее другого: все с потерями, длинными больничными, психами и пьянками. Бьёрейм ночами думал о том, что не сказал ему, что будет ждать. Разобиделся на то, что «ебать тебя – последнее дело на этой базе» и лёг спать. А утром Венлефа уже не было. Нет, ну мог же он ему хоть спокойной ночи пожелать, в самом деле. Теперь, получается, ушёл без доброго слова. Так они и исчезали, наёмники, не считающиеся героями. Он не лез в его рюкзак, не лез в шкафчик. Здесь Хорромун – гость, не более. Так что, не стоило и привыкать. Это было мерзко: он здесь, живой. А Венлеф? Кто знает. Группы, которые пытались обнаружить следы Б-8, А-3 или П-10 твердили одно: враг передислоцировался ближе, теперь до места назначения пропавших без вести не подобраться. Может, они в плену. Может, все мертвы. Приказы на премирование делал другой доннг. Хорромун как-то спросил его о том, какая статистика по выжившим майг-доннге. – Обыкновенно, колеблется по годам от тридцати девяти процентов до шестидесяти пяти. Страшные цифры. Не очень выигрышная лотерея. «И на кой тебе сдались эти сраные деньги, Венлеф?» – иногда думал Бьёрейм. Из интереса он посмотрел с десяток пропагандистских роликов. После такого он и сам бы пошёл. Обещали миллионы, показывали номера – эти самые, было сказано, что можно пить, курить, драться, что майг-доннге неприкосновенные и прочее, прочее. Всего год – и ты миллионер. И никто не предупреждал, что этот год может оказаться тремя, легко. Средний срок службы вышедшего живым на волю майг-доннге – два года и один месяц. А миллионы и вправду были миллионами, тут без обмана. Чем больше время шло к тому, чтобы признать несчастных погибшими, тем больше Бьёрейма перетряхивало. Как ни странно, до усрачки пугала перспектива оказаться под другим смертником. Конечно, Венлеф был случайным незнакомцем, но тогда Хорромун был готов. Сейчас же, привыкнуть к кому-то другому, да сам факт, что его может кто-то выбрать, пугал. Придурок с косичкой, Венлеф… Когда на базе взвыли сирены воздушной тревоги, Бьёрейму стало даже легче. Они все тут покойники. Пусть так. Всё это было ни к чему и незачем. Но через три минуты объявили: борт опознан, как транспортник Б-8. Хорромун бросил всё и сорвался наверх. Краем глаза подмечая бегущих по лестницам вверх доннгов и майг-доннге, он понимал: он не один стремился попасть туда. Где-то проехался на лифте, потом снова по лестницам. Фойр-доннги на постах пропустили всех на выход, ничего не спрашивая. Солнце, мутное, еле выглядывающее из-за облаков, всё равно ослепило Бьёрейма. Он стоял на бетонном покрытии аэродрома, глаза слезились, воздух был совсем другим. Еле-еле уловим был приближающийся звук транспортников. Их было всего два: один из них летел на трёх двигателях из четырёх, достаточно ровно. Про второй кто-то рядом шепнул: – Глянь, шасси передние подзаклинило! – Нормально, просто клювом упрётся. Они же неубиваемые. На посадке у транспортников странно раскачивались закреплённые на хвосте экзокостюмы, как будто были не скреплены, как будто… – Костюмы в десантном положении, готовы к прыжку. – Да они в них! Когда транспортник с неисправным шасси коснулся покрытия, четыре экзокостюма слетели с хвоста и с размаху врезались в бетон плашмя. – Медиков, зовите медиков! После транспортники остановились, и все побежали к ним, без разбора. Но из одного уже вышел майг-доннге, нашёл взглядом, кому доложиться, отрапортовал: – Майг-доннге Визмар. Потери Б-8 составляют около семидесяти процентов. Задание было выполнено. Семеро из А-3 в соседнем транспортнике, сейчас доложатся. П-10 – две трети выживших. Бьёрейм слушал и не верил. Он взглядом заметил движение на аэродроме: люди в экзокостюмах пытались встать. Доннг побежал к ним. Первый уже открылся и пытался вылезти. Второй лежал в отдалении, вроде шевелился. Третий встал на колени, упираясь одной рукой в бетон. Четвёртый был слишком далеко. Бьёрейм побежал к третьему. Он был не один: рядом с ним бежал ещё один смертник. Кажется, майг-доннге Гидеона, Руперт. Экзокостюм оказался огромным. Бьёрейм видел их раньше, но тренировочные, мелкие. А этот до жути громадный. Одна рука висит, кисть снесена. Вторая, видимо, исправна, упирается в бетон всепроходным лезвием. Костюм всё не открывался. Смертник взлетел ему на спину, говоря: – Лови внизу. Нажав какие-то аварийные рычаги, смертник заставил костюм раскрыть лепестки. Человек изнутри вывалился торсом вперёд, зацепившись ногами где-то внутри, повис на проводах и датчиках. На самом деле он был лёгким, пока Бьёрейм соображал, как же его вытащить, смертник рядом произнёс: – Я боялся, что в твоём костюме можешь оказаться уже не ты. Конечно, это был Венлеф. Худой, как смерть. Небритый, грязный. Вонючий, как помойка. Смертник открепил с висков и шеи датчики-присоски, влез вверх по костюму, выпутал ноги из проводов. Вместе они смогли поставить его на землю, подхватив под плечи. Чего Бьёрейм не ожидал: глаза Венлефа были открыты. Но словно в тумане, смотрели куда-то вперёд, ни на чём не фокусируясь. Белки красные, в сетке сосудов. – Венлеф! Сукин ты сын, Венлеф! Ты меня слышишь? Смертник всё не мог до него докричаться, а потом Венлеф закрыл глаза и прошептал: – Алан. И вырубился. Тащить его, волоча по аэродрому, не было хорошим вариантом. Смертник взял его на спину и так и донёс до носилок медиков. Вместо перерыва на обед Бьёрейм бегал в лазарет. Часто заставал там Алана и выходил, чуть сунувшись в дверь. – Да заходи уже, меня, что ли, боишься? – сказал ему Алан при очередной капитуляции. Бьёрейм зашёл, быстро переводя взгляд на Венлефа. Тот спал под капельницами. – Он в коме? – Просто спит. Опухший, губы сухие и растрескавшиеся. Волосы просто в кошмарной путанице. Бьёрейм снял резинку и распутал косичку, как смог. Дня через четыре Венлеф стал понемногу бодрствовать, разговаривать с Аланом. Бьёрейм в такие моменты не заходил. Не знал, что и сказать, подслушивал. – Сколько нам зачтут? – Не всё. Дни, когда была связь, плюс они снимают показания с костюмов. – Блядство. – Да. Вы были там два месяца. – А так бы осталось-то… – Всего ничего. Да всё нормально, дотянем, Венлеф. – Я больше не хочу. Ничего не хочу. Не хочу больше залезать в экзокостюм. На волю тоже не хочу. Сдох бы, прямо здесь. – Ты шёл сюда за деньгами. С деньгами и выйдешь. – Не знаю. Когда полтора месяца больничного Венлефа начали подходить к концу, Бьёрейм собрал вещи, поставил их возле входа. Застать Венлефа спящим было всё труднее. Однажды он всё-таки заметил его и окрикнул прежде, чем тот успел скрыться: – Рейм, зайди. Садись. Хорромун, стараясь держать лицо, сел. – Ты, говорят, обитаешь у меня. – Это поправимо. – Останешься. Ещё с месяц-два вылеты мне не грозят. Что, под раздачу попал? – Пару раз. – Три. Пока Алан им пальцы не переломал. – Так это был он? – Я уже передал за тебя спасибо, не утруждайся. – Следите за вещами друг друга? – Вроде того. Тебя вызовут. Поможешь мне добраться до номера. И его вызвали. Как всегда легер-доннге Чайске, в его обычной манере. – Забирай своего. Отлежался. По Венлефу и не скажешь, что отлежался. Сидел на постели в гражданском. Коса заплетена вкривь-вкось, но волосы чистые. Протянул руку Бьёрейму, и тот помог ему встать. По пути Венлеф держался за его плечо и шёл медленно, с трудом. В номере он первым делом прорыгался, как следует, нажрался каких-то таблеток, и Бьёрейм помог ему лечь. Расписание Венлефа: он спал, беспокойно дёргаясь, разрабатывал и растягивал мышцы, ставил себе уколы. – Ебал я в рот ходить в лазарет каждый день туда-сюда, – объяснил он на вопросительный взгляд Бьёрейма. Когда Бьёрейм застал Венлефа за тем, как он делает себе укол, а потом бьёт в стену кулаком с мычанием, он пытался заставить его делать это под присмотром врачей, но смертник отшил его. – Мне сложно ходить! – почти орал Венлеф. – Я, бля, не хочу тошнить через всю базу в сраный медблок. Ему и вправду было плохо. Постепенно цвет его лица приходил в норму, да и в нормальной одежде, вымытый и выбритый, он выглядел гораздо лучше. Но с головой так особо и не дружил. Как-то раз Бьёрейм застал у них Алана. Он говорил с Венлефом на повышенных тонах, и Бьёрейм начал было выскальзывать обратно за дверь, но Венлеф окрикнул: – Входи, не секретничаем. Бьёрейм зашёл и не знал, куда себя деть. – Тебе нужно выходить на тренировки, ты знаешь. Тебе через месяц закроют больничный, ты выйдешь в бой не в форме, и тебя просто пристрелят там. – И хер. – Слыхал? – обратился Алан к Бьёрейму. – Твой-то того, суицидить собрался. – Вы все тут такие. – Не нужно путать героическую смерть с добровольным закланием башки в петлю. – Алан, прекращай. Чего я на тренировках не видел? – Слабо со мной на полосу? – На такие дешевые провокации меня не купишь. Алан пригрозил потолку кулаком: – Господи, если ты есть на свете, замени этому идиоту говно в голове на мозги! Хмыкнув, Венлеф сказал: – Я не хочу в костюм. Меня тошнит от него. Меня от всего тошнит. Я еле хожу, какие тренировки? – Доннг тебя дотащит. А в костюме ходить и не надо. Дотащишь? – Бьёрейму. Тот ответил: – Не составит труда. – Ему это нужно, поверь. Он без этого сдохнет. – Это его выбор. – Ты не мог выбрать доннга посговорчивее? – уже Венлефу. – Я не выбирал. – Не верь ему. Выбирал, готов был уже сбежать, поджав хвост. – Это и говорит в пользу того, что взял первого попавшегося, – сказал Венлеф. – Первого? Может, сто пятьдесят первого? – Да нет, Алан, число явно меньше. – Суть одна. Венлеф махнул на него рукой. – Пошли, Венлеф. – Я не могу. – Идём, или я тебя силком потащу. Когда мою группу вызовут на вылет, больше будет некому тебя уговаривать. Он, – кивнул Алан на Бьёрейма, – не понимает, как это тебе нужно. – От тебя уже башка трещит. – Обещай. – Хрена с два. – Обещай мне, иначе какого чёрта лысого ты за мной попёрся? Обещай, что будешь тренироваться. Тебе не так много осталось, Венлеф. – Вали уже. Я подумаю, – скривился тот в ответ. Через пару дней Бьёрейм застал Венлефа, сидящим на постели в тренировочной форме. Он тёр глаза и не поднимал головы. – Что-то не так? Венлеф выдохнул. – Поможешь мне добраться до площадки. – Сейчас? Уже почти ночь. – Именно. Там нет никого. И в коридорах тоже. Смертника хватило минут на семь хода шатким шагом. Он прижался к стене, позеленевший, вспотевший. – Погоди. Сейчас. – Вернёмся? – Нет. Нет. И начал оседать на пол. Бьёрейм подхватил его под мышками и вздёрнул на ноги. Закинул руку себе на плечо и поплёлся с ним, еле передвигая ноги. Венлеф пошвыркивал временами ему куда-то в ворот, потом заставлял остановиться. Цеплялся, съезжал руками. Когда они всё-таки добрались до тренировочной площадки, Бьёрейм поразился масштабу. Огромное помещение с высоким потолком, вверху видны вентиляционные отверстия, по бокам – смотровые коридоры по всему периметру с лестницами вниз. На площадке были разного рода препятствия: как природные скалы, так и железобетонные блоки, ямы, отвесные стены, узкие проходы и лазы. Справа ровными рядами стояли тренировочные экзокостюмы. Меньше, чем боевые. Вместо оружия – утяжелители на руках и ногах. – Если я потеряю сознание в процессе, то дойдёшь до меня, отвернёшь рычаг на спине, вот этот, и надаёшь пощёчин. Не приду в себя – позвонишь медикам, хер с ними. Не тебе же меня тащить в лазарет. Сам Венлеф поджал что-то под лепестками костюма, и они раскрылись. Он забрался внутрь, налепил на себя датчики, просунул руки и ноги в муфты управления. – Иди по периметру. Наблюдай. И закрыл лепестки. Бьёрейм пошёл на лестницу, ведущую на периметр. Пару раз обернувшись, он застал Венлефа, разрабатывающим движения рук и ног. А потом послышался грохот металла по бетону: он пошёл на полосу. Бьёрейм не знал, за какое время отрабатывается эта тренировка. Но, вроде бы, Венлеф действовал медленно. Как смертельно уставший. На это было больно смотреть, поэтому Бьёрейм старался не наблюдать, просто шёл, держа его в поле зрения краем глаза. Прошло полтора часа. Хорромун засыпал на ходу. Венлеф с чего-то вдруг набрал разбег, лязг стоял по всему помещению. Присмотревшись, Бьёрейм увидел, что впереди расщелина, которую нужно перепрыгнуть. Довольно широкая, но для костюма это должно быть приемлемым расстоянием. Бьёрейм был почти уверен в том, что Венлеф не перепрыгнет. Но тот бежал, бежал, прыжок… И двумя руками он вцепился за край. Подтянулся, влез. И замер. Настала мёртвая тишина. Бьёрейм кинулся к ближайшей лестнице, съехал по ней, перешёл на бег. Когда он добрался до костюма, то увидел, что Венлеф уже раскрыл лепестки, выпутался, вылез и пытался проблеваться, но, видимо, было нечем. – Я в порядке, – сказал он между рвотными позывами. – Помоги встать. Его ещё крючило, когда он указал Бьёрейму, куда идти. – Там лифт. – А как же экзокостюм? – Его уберут. Лифт ходил высоко, но до их номера было ещё далеко пешком. Венлеф был бледный, как смерть, пот с его лба бежал крупными каплями. Они не дошли буквально пять минут и смертник то ли уснул, то ли потерял сознание на его плече. Тащить его так было решительно невозможно. Бьёрейм взял его на спину и понёс. В номере он положил его на покрывало и стал раздевать: не класть же его в постель таким потным. Венлеф включился где-то в середине процесса: – Душ. – Я пытаюсь. Смертник хотел помочь, но руки явно плохо его слушались. В душе его пришлось усадить и помогать помыться. К концу процесса Венлеф немного оклемался. – Через день. Веди, даже если буду упираться. Пока что сильный отпор всё равно не дам. – Ладно. В постель он смог забраться сам. Когда Бьёрейм лёг, он ощутил, как Венлефа колотит. – Всё нормально? – Знобит немного. Бьёрейм потрогал его лоб: вроде бы, не горячий. Но его трясло. Притянув дрожащее тело к себе, Бьёрейм накрыл его руками и ногами, весь свернулся вокруг него. – Грейся. Тот подрожал немного и уснул. А Бьёрейм, с чувством выполненного долга, за ним. Смертник держал слово и ходил через день на площадку. Не всегда продуктивно, один раз он отрубился наглухо, и Бьёрейм унёс его в номер на себе. Они бывали на площадке не одни, с такими же, изломанными. Иногда Бьёрейм просыпался в объятьях Венлефа. Иногда – держа Венлефа в объятьях. Ещё через пару недель Венлеф вышел на все групповые тренировки. Он звонил, просил забрать его то оттуда, то отсюда, и Бьёрейм неизменно находил его где-нибудь на лавке еле живым и ждущим помощи от него, а не от других смертников. Потом его вызвали на комиссию. Итог: майг-доннге Венлефу продлен больничный ещё аж на месяц. Выдали дополнительную гору таблеток и уколов. Бьёрейм и сам видел, что Венлеф не готов к выходу. Но он старался изо всех сил. Если Алан говорил, что ему немного осталось, то стоило бы собраться и закончить всё это. Иначе он что, зазря столько отпахал на отечество? За этот месяц Венлеф более-менее пришёл в себя. А ещё через пару недель ночью притянул Бьёрейма к себе и поцеловал в лоб. – Если что, выпишешь мою похоронку. Значит, уже готов к вылетам. – Ты вернёшься, понял? – зашипел на него Бьёрейм. – Отлетаешь своё и свалишь в свою прекрасную богатую жизнь. Я лучше ещё тысячу раз увижу твою побелевшую рожу, чем выпишу тебе похоронку. Венлеф впервые за долгое время выдал что-то, похожее на смех: – Нет, Рейм, такое везение случается только один раз. Второго не будет. – Я жду тебя, – буркнул Бьёрейм, хоть и знал, что нужно это сказать нормально, не как в тот раз. Вылеты оставались короткими. Венлеф возвращался, трясущийся, еле ползающий, но возвращался. И ничего никогда не рассказывал. Время шло. Бьёрейма перевели из архива обратно к Чайске. И так было лучше. Смотреть на досье уже было невыносимо. Всегда, когда Бьёрейм думал, что всё устаканилось, Венлеф выкидывал какой-нибудь номер. Перед очередным вылетом вдруг ерошил по волосам, прижимал к себе крепче и крепче. – Венлеф? – Помолчи. И целовал. Аккуратно, нежно, совсем не пошло. А потом пропал. Прошёл еще один вылет Б-8, а о Венлефе ни слуха. Чайске вызвал его и сказал: – Ну что. Собирай нажитое. Значит, долетался. Всё-таки. – И куда мне? – На выход, сынок. – Чего? – поразился Бьёрейм. Легер-доннге смотрел на него хмуро, а потом расслабил кустистые брови. – Он тебе не сказал. – Я ровным счётом ничего не понимаю. Улыбнувшись, Чайске ответил: – Венлеф отслужил свой срок и улетел отсюда. По его распоряжению, твоя служба заканчивается через две недели после его отбытия. – Желание смертника? – припомнил Бьёрейм что-то такое из случайных разговоров на базе. Чайске кивнул. – Но оно же… Вместо денег? – Да. Ушёл с простым жалованьем, премию смертника поменял на желание. Бьёрейм стоял пунцовый от злости. Попрощался, значит. Ещё и в должниках оставил. Козёл, ну козёл! – Я могу узнать адрес? – Зачем? – Плюну ему в рожу и спрошу имя. – Ты работал с досье почти год. – Я честный до безобразия. Пошуршав усами, легер-доннге сказал: – Он улетел не по адресу, указанному в досье. И, как я понял, он вообще туда не собирается. – А куда? – растерянно спросил Бьёрейм, в душе проклиная себя за идиотизм. Чайске взял чистый лист и набросал там пару строк карандашом. – Он попросил у меня рекомендательное письмо. И спросил, знаю ли я, где можно остановиться на Ниараполи. Если он до сих пор не снял квартиру, то он в отеле «Энтория», в Саллесе. Твой транспорт на космопорт через два дня. Оттуда есть прямой рейс. Через месяц будешь там. Может, тебе повезёт. – Я не знаю, как вас благодарить. Откуда-то из шкафчика легер-доннге достал чистый бланк на гербовой бумаге и начал писать. Закончив, он поставил армейский штамп и наклеил несколько голографических наклеек. Протянул бумагу Бьёрейму. – Это твоё рекомендательное письмо. С ним будет легче устроиться. Везде уважают служивых с хорошей репутацией. Даже с одной ступенью образования. – Я, легер-доннге… Чайске махнул рукой. – Пришлёшь открытку с фото. Выпускать вас отсюда живыми и невредимыми, ребята, – самое приятное в нашей работе. Когда транспорт забирал его с планеты, Бьёрейм думал о том, что никогда не узнает, в какой же части вселенной они служили. Вроде бы, до крупного космопорта всего пять дней, но кто знает эти военные технологии? Неясно, стоят ли жертвы смертников того. За что они воевали, за что умирали – простой доннг не знал даже этого. Он почти не спал ночами. В душном транспортнике до Ниараполи, где он сидел на полу, стало вдвойне тоскливо и страшно: и что он скажет? Даже если найдёт. Да хоть спасибо. И имя спросит. Наверное. Билет был самым дешёвым. Иначе жалованья доннга не хватит и на два месяца проживания, пока он будет искать работу. И вот он в «Энтории». Потный, уставший, голодный. – Мой сослуживец остановился здесь. Я должен с ним увидеться. Метрдотель посмотрел на него очень внимательно, а затем спросил: – Второе имя или фамилия? – Венлеф. – Пятьсот шестнадцатый. Лифт справа по коридору. – Благодарю. Он шагал так быстро, что запыхался. Старался отдышаться перед дверью, но не смог, сердце колотилось. Он постучал и стал ждать. Дверь приоткрылась на узкую щель, а потом Венлеф разглядел его и распахнул её полностью. – Бьёрейм? Как ты меня нашёл? – Ты, сволочь такая, не дал мне возможности сказать тебе спасибо. Так вот: спасибо. И скажи уже своё долбанное имя, и я уберусь восвояси. Венлеф смотрел на него со странной улыбкой и жестом попросил войти внутрь. – Значит, Чайске. – Да. – Говорят, он сам когда-то был майг-доннге. Ну, раз уж ты проделал этот путь, то ладно. – Что «ладно»? Венлеф взглянул в потолок. – Хелиог. – Хелиог? Это как мифический принц Хелиог? Венлеф закатил глаза. – Именно. – Тогда спасибо, Хелиог. Почему деньги-то не взял? Мне осталось дослужить полгода, никто бы меня не убил там. – На кой они хер. – Да ответь ты честно, мать твою. У тебя же там невеста или кто? Ждала тебя с деньгами? – Ты-то откуда знаешь? – сделался подозрительным Венлеф. – Подслушал, случайно. – А, – выдал Венлеф, – и ты всё это время знал, значит. – Вроде того. Смертник сел на гостевой диван и откинулся на спинку. – Есть хочешь? – вдруг спохватился он. – И душ, душ вон там. – Хочу, – признал Бьёрейм. На выходе из душа Венлеф критически оглядел его: – Так себе шмотки для того, кто хочет устроиться на работу. – Ну извини, миллионер. – Мне на самом деле никогда ничего не светило. – Чего? – С Элли. Да и не только с ней. – Почему? – В свои тридцать я ничего не имел. Только родителей со съехавшей крышей. Там… Всё сложно. Она меня жалела, наверное. Я был сто двадцать пятым в списке поклонников. Решил, что умнее всех, вернусь, как тот самый принц Хелиог, мать его. Так уж вышло, что всё старался крутиться возле богатеньких, чтобы найти способ вылезти из этой жопы по жизни. Им было весело со мной, но я среди них был бич бичом и понимал это. Вот и думал, что вернусь, а они попляшут. Что я из дерьма выбрался. Что не сдох в смертниках. А любой из них бы сдох. – Ты, придурок, шёл в смертники, чтобы выебнуться перед детьми богачей? Я был о тебе лучшего мнения. – Я сам был о себе лучшего мнения. Когда живёшь в нищете, думаешь только о жратве повкуснее и шмотках поновее. Смертникам, кстати, были доступны развлечения, которых я не видел, будучи в дружбе с богатеями. Так что, в какой-то степени в армии я этой дурости пережрал. А Элли замужем давно, конечно же. – Меня-то на кой чёрт вытащил? – На тебя кое-кто засматривался. Из новеньких майг-доннге. Среди смертников слухи расходятся быстро. Бьёрейм похолодел. Шесть месяцев с кем-то ещё. Засматривался – это, наверное, что-то похуже, чем Венлеф, который взял его, лишь бы не вышвырнули. – Да и у тебя тоже с деньгами швах, как посмотрю? Пора уже начать зарабатывать, а? Пойдём, покажу кое-что. Они вышли из номера, и Венлеф пошёл к лифту. Бьёрейм не знал, как расценивать тот факт, что Венлеф ради денег два года рисковал жизнью, а потом просто отказался от них, потому что на него, Хорромуна, засматривался какой-то смертник. Они вышли на одном из верхних этажей. Справа от лифта был ресторан, слева – бильярдный клуб. Коридор прямо вывел их на открытую смотровую площадку. Моросил мелкий дождь, так что желающих промокнуть здесь не было. Венлеф подошёл к перилам, облокотился на них. Бьёрейм встал рядом, стал смотреть на город. Обычный большой город: шумел, светил рекламой. – Ну что? – Что «что»? – эти его венлефские бессмысленные вопросы напрягали. – Останемся здесь или найдём город… Не знаю, получше? – Город, как город. Не хуже других. Я мало разбираюсь в этом, я нигде не бывал. Я ни хрена не понимаю в городах. – Значит, Саллес. – Зачем-то же ты поехал именно сюда? – Кое-кто из старых знакомцев, ещё из тех, когда я не связался с богатыми утырками, хотел пойти по дядиным стопам, вроде как тот в своё время свалил сюда и немного поднялся. Да и тут всё не так милитаризовано. А куда бы поехал ты? – Ты не дал мне времени подумать. – Не я, так кто-то другой. Не дал бы времени подумать. – Может, всё было бы не так плачевно, как ты думаешь. – Может. Они помолчали. – И от скольких миллионов ты отказался? – От двадцати. – Я бы предпочёл увидеть тебя через полгода, но с двадцатью миллионами. Венлеф засмеялся. – Ну, извини. Пойдём в номер, холодно. Бьёрейм шёл немного позади, таращился на его болтающуюся косичку. Венлеф, к слову, так и не набрал прежний вес с того самого вылета. До сих пор выглядел тоще и угловато. – А что, я нашёл бы тебя через шесть месяцев? – А стал бы искать? – Может и стал бы. Пожав плечами, Венлеф ответил: – Значит, нашёл бы. Уже в номере, Бьёрейм спросил: – А как же семья? Двадцать миллионов – это, это… Даже если не эта твоя Элли… – Да, конечно, – кивнул ему Венлеф в ответ. И что бы это значило? – Завтра с утра съездим, посмотрим несколько квартир. Отель – это дорого, ещё и за тебя нужно будет приплатить. А квартиру вдвоём легко потянем. – Ты, типа, командуешь? – Твои предложения? – Нет, я просто. Какой же он всё-таки самовлюблённый ублюдок, и как же Бьёрейм легко ему уступал. Он не помнил, как вырубился на гостевом диване. Проснулся Бьёрейм от шума воды: Венлеф умывался. Еле-еле продрав глаза, Бьёрейм сел, стянув с себя невесть откуда взявшееся покрывало. – Ты встал? Хорошо. Сейчас завтрак будет, – сказал Венлеф, выйдя из уборной. В подтверждение его словам в дверь постучали. Бьёрейм поплёлся в ванную комнату. Всё происходящее мало походило на реальность. Венлеф, который выбрал его только затем, чтобы не вылететь и заработать свои миллионы, отдал их за то, чтобы он дембельнулся раньше? Чтобы он не достался кому-то, кому он там приглянулся? Двадцать миллионов? Когда он вышел, Венлеф уже расставил тарелки с нехитрым завтраком: яичница, овощи на пару, пара сосисок. Кусок пирога, чай. – Маловато, чтобы набрать вес. – Чертовски дорого, – сказал Венлеф. – Херовый из тебя миллионер. – Ешь давай. Скоро нужно выходить. А потом они ехали по туннелям, пересаживаясь с одного транспорта на другой и сверяясь по карте на смарте Венлефа. Первая квартира была в жутком захолустье, в жутком доме и с жутким хозяином. Молодой парень, но выглядит наркоманом и уголовником в одном флаконе. Квартира была больше похожа на притон, еле отмытый от предыдущих съёмщиков. Они отказались. Следующая была немногим лучше, но там пахло застарелым жиром, туалет был в комнате за ширмой, а душ – общий, в конце коридора. До хозяина третьей они еле дозвонились. Квартирка была неплохой: с большим окном, впускающим много света, с туалетом и душем, чуть поскрипывал пол. Венлеф отказался. – Что не так? – уже на улице спросил Бьёрейм. – Полные подворотни бандитских рож. Ни одного приличного магазина в округе. Весь подъезд в шприцах. Лифт не работает и давно – если ты вдруг не заметил. Хозяин мутный. Нахер. Четвёртая квартира тоже оказалась так себе. – Ты уже не в первый раз смотришь? – Нет. – И ничего не понравилось? – Есть пара вариантов из уже смотренных, но это на крайний случай. Пятую смотрели уже под вечер. Им открыл её мужчина лет сорока. – Проходите, осмотритесь. Не местные? – Нет. Два небольших окошка, кухонная ниша. Потрёпанный диван в углу. В уборной даже нашлась стиральная машинка. Хозяин щёлкнул светом: в комнате из четырёх лампочек горела только одна. – Что за лампы нынче, горят, как проклятые. Ну, купите, если что. Остальное исправно. Вон в том здании, – он указал за окно, – на первом этаже магазинчик, там и хозяйственный отдел есть. Из соседей: бабуля с огромным псом, а с другой стороны – две девчонки, учатся и работают, так что их не видно почти. Сами-то вы откуда? – Прямиком из армии. – Ты так, случаем, не майг-доннге? Венлеф весь подобрался. – Как понял? Хозяин неопределённо махнул рукой: – Есть в вас что-то… такое. У меня брат младший был майг-доннге. – Вернулся? – Да. Рыдали всей семьёй в три ручья. Уже не ждали живым. А ты, – спросил он у Бьёрейма, – его доннг? – Так точно. Тот одобрительно покивал: – Лёгкой гражданки вам тогда, что ли? И работу побыстрее найти. Квартира эта для двоих маловата, понимаю. – Нет, мы возьмём её. Задаток за два месяца? – За один. Вы, смертники, народ честный. Венлеф тут же расплатился. – Если что, звоните. Задумаете ремонт какой – пойдёт в счёт аренды. – Спасибо. Хозяин передал им две связки ключей и, пожелав удачи, ушёл. – Сколько я тебе должен? – Нисколько. – Да брось, предполагается же, что я здесь тоже буду жить? – Так живи. Я тебе тоже задолжал. – За что? – За то, что выжил там. – Тебя кто-то обкормил сентиментальностью? – Моё любимое блюдо. Поехали в отель, заберём вещи, я выпишусь. Перед выходом Венлеф удостоверился в том, что в кухонных шкафчиках есть по паре тарелок и сковородка с кастрюлей. – Может, ты один сгоняешь, а я здесь немного помою? – спросил Бьёрейм. Всё-таки, квартира не казалась жилой: слой пыли тут и там, да и окошки бы протереть. – Чем? Закинем вещи и вместе сходим в магазин, купим тряпок и моющего. – Там есть какой-то кусок мыла и тряпка. Венлеф раздражённо дёрнул его за руку: – Идём. Вдвоём всё вымоем, не торопись. В магазин они попали за полчаса до закрытия, пробежали наспех, взяли ведро, тряпки, губки, мыло, шампунь, термоядерное средство для мойки душа и туалета, бритву, лапши, хлеба, колбасы, небольшой кусочек мяса, масло, яйца, соль. Остальное отложили до завтра. – Есть хочу, – пробубнил Бьёрейм в лифте. Венлеф сразу направился в кухню: первой помыл кастрюлю и поставил на печь греться, пока он занимается остальным. Глядя на его бурную деятельность, Бьёрейм тоже решил не отставать. Для мытья окон уже было поздновато, но пол прибрать можно было. Он набрал в ведро слегка мыльную воду и начал смывать с пола залежавшуюся грязь. Квартира была небольшой, поэтому он легко управился, залил моющим унитаз и поддон душевой, смыл тряпкой пыль с журнального столика, шкафа, подоконников, вымыл зеркало в уборной. Затем протёр влажной тряпкой диван. Меньше пыли в обивке от этого не стало, но хоть что-то. – Ты есть-то собираешься? – окликнул его Венлеф, когда он вымывал остатки средства из душевой. На журнальном столике его ждал ужин из лапши и тушёного небольшими кусочками мяса. Они ели в тишине, пока Венлеф не заметил: – Надо телек купить, что ли. – Да хоть ультрабук для начала. – Это да. Лампочки забыли. – Ага. Постельного белья у них тоже не было. На диване обитали только две подушки и плед, пропахший пылью и требующий стирки. Пришлось лечь спать в футболках и лёгких спортивных штанах. Венлеф выдал ему свой комплект, так как у Бьёрейма было только то, в чём он приехал. – Ты работу уже искал? – Да, – Венлеф всё пытался поудобнее устроиться на своей половине. – Пока ничего дельного. – На сколько рассчитываешь? – Хотя бы тысяч на шестьдесят. – Ого! – Какого хера иначе у меня три ступени образования и два года смертником. – Интересно, на что могу рассчитывать я. Восемнадцать или чуть за двадцать, наверное. – Посмотрим. – И что мы будем делать? Когда найдём работу. – Работать, что же ещё? Жить. – А потом? – Жить дальше? Обрастать какими-нибудь планами? Бьёрейм уточнил: – Общими? – У тебя есть выбор. – Какой? Если я уже здесь? – Любой. Обустроишься, начнёшь зарабатывать и решишь. – А ты? – Я ещё тогда всё решил. Что конкретно решил Венлеф и когда это «тогда», Бьёрейм выспрашивать не стал. Половина его слов и так была чем-то из области фантастики. – Мог бы нормально попрощаться. Хотя бы записку оставить. – Ага: «Я сваливаю, счастливо оставаться! Хелиог Венлеф». – Ладно, не лучшая идея. Но я надеялся, что достоин того, чтобы мне нормально, по-человечески сказали «пока». – Ты думаешь, прощаться – это легко? Так можно было и перед каждым вылетом прощаться. – Просто сказал бы и свалил, как ты это обычно делал. Когда меня Чайске вызвал, я думал, ты подох. – Я предлагал ему сказать тебе именно это. – Ты идиот? – Наверное, легче жить, когда знаешь, что твоя насильно втюханная часть жизни ушла в небытие, будто её и не было. – Это было бы несправедливо: обмануть меня. – Чайске сказал, что он бы врезал мне, но субординация не позволяет. И дополнил, что эти две недели он так и быть ничего тебе не скажет. Только из-за того, что понимает, что нас смертников, мучает чувство вины за всё, что происходило в этих стенах. – И что, мучает? – Больше, чем ты себе можешь представить. Рука Венлефа нащупала бок, поднялась по нему вверх, по плечу, погладила за ухом. – Я бы ненавидел того, с кем приходилось спать через силу. – И что, ненавидишь меня? – Я тебя выбрал, ты меня – нет. Здесь есть существенное отличие. – Я не ненавижу тебя, Венлеф. Ты сукин сын и гетеросексуальный козёл, но ты не делал ничего, достойного ненависти. – Надеюсь, ты честен перед собой. Венлеф подвинулся ближе, упёрся лбом ему в плечо и явно собрался спать. Несколько минут Бьёрейм набирался смелости, а потом повернулся к нему лицом и закинул руку ему за спину. Венлеф только поворочался, устраивая свой нос где-то подмышкой Бьёрейма, а затем затих.