***
Я подключила плеер к компьютеру (удивительно, что эта штука вообще работает) и в пару кликов извлекла содержимое. А пока полоска загрузки лениво каталась туда-сюда, я пялилась, щурясь от солнца, на скомканные простыни уже давно не моей постели. Надо постирать их. Обязательно. Лучше несколько раз. Винда мелодично звякнула. Момент истины близко. Жмяк по кнопке воспроизведения – и уже мои, куда более приличные, колонки возвестили: «Цицеро. Мой милый маленький Цицеро. Как же ты, должно быть, счастлив услышать мой голос…» Пара секунд тишины. Как ты, должно быть, счастлив услышать человеческий голос, искусственно заниженный с помощью обработки. Банальщина. «Забавный мир. Что это за план бытия? Какой извращенный даэдра мог создать такую ничтожную, смешную планету?» Звук в файле точно воспроизводил реплики Матери и паузы между ними. Пришлось заново послушать и про пирог, и про цифры, и про шерше ля фам. — А теперь — внимание, — просипела я себе под нос, подтягивая все сказанное на пару тонов выше. Вуаля. Вместо Матери Ночи из колонок вещала Нилин. Я крутанулась в кресле, оттолкнувшись руками от обклеенного стикерами стола, и подпрыгнула, увидев на кровати Соловьев. Черт бы побрал этот их стелс! — Фальшивый труп фальшивой Матери Ночи, доставленный фальшивым курьером, дает подсказки, — усмехнулся Галл, притягивая к себе Карлию. — Какова вероятность того, что они не фальшивые? Я всплеснула руками: — Посмотрите на пирог! Ищите женщину! Хотела бы я знать, сколько раз ей пришлось пересмотреть «Шерлока», чтобы до такого додуматься! Я уронила голову на спинку кресла и уставилась в потолок. За шторами шумело очнувшееся шоссе. Под столом тихо шелестел лопастями кулер. Она лгала мне. Все это время. Зачем? Как? Хитроумная схема, которая не должна была раскрыться – и для чего? Чтобы дать мне побегать вволю? Давай, тупица. напряги мозги. Вспомни, чем занималась Нилин во время твоих героических свершений. Обрати внимание на то, на что следовало бы обратить его давным-давно. После удачно разыгранной сценки с Матерью я поспешила на урок фортепиано. Там я встретила Карлию, и по дороге назад мы вместе угодили в ловушку Братства. Пока мы с Астрид проясняли ситуацию под звуки баховской прелюдии, где была Нилин? Глава Братства поручила мне найти Эсберна – естественно, без возможности отказа. На следующий день мы отправились искать его в недавно открывшийся клуб, который оказался прибежищем для Гильдии воров. Когда Бриньольф угрожал мне пистолетом, а Карлия литрами хлестала приправленное накротиком вино, где была Нилин? Хорошо, она пришла позже. Карлия и Мерсер сплясали страстное нуэво, но тут пришла Дельфина, английская подданная, и затолкала нас в подземелье на принудительную встречу с Коллегией Винтерхолда. Маги, неоригинально обозвавшие себя Кругом (завидуют волшебникам из Тедаса, не иначе), сообщили, что какая-то произошедшая в Нирне шняга методично рушит время. И Эсберн, мол, знает, что это за шняга и где ее искать. Окей. Когда мы с Эсберном пили чай в далеком чувашском селе, где была Нилин? Старик рассказал мне, что шнягу устроила местная довакинша по имени Нина. Я полезла лапать Черную Книгу и меня засосало в Апокриф, где я наткнулась на эту самую Нину, которая оказалась нечто средним между мной и Нилин – кудрявой блондинкой с живым интересом к искусству и именем, составленным из первых слогов наших с подругой имен. Но когда я плавала по Обливиону, где была она, моя подруга? Где была она, когда я вызволяла Карлию из обезьянника? Почему не пустила меня в свою комнату после того, как мы попытались записаться в Соловьи, но случайно оживили Галла? Почему снова исчезла с радаров, когда Галл, Карлия и я отправились на встречу с Гильдией воров – и зачем появилась снова, теперь угрожая мне с экрана? Что за дела у нее с Анкано и Цицероном? Почему я ничего не знаю о том, как они познакомились? И почему, черт возьми, когда я позвонила ей, крича, что у меня дома появились персонажи из чертового Скайрима, она ни на секунду, ни на грамм, ни на мельчайший атом ни капельки не удивилась? — Дневник! — вдруг выпалила Карлия. - Если труп — подделка, то и дневник, скорее всего, тоже! Я замерла. Мать моя женщина! Да я и думать о нем забыла! Я дернула на себя ящик стола: там, среди цветных карандашей и конспектов по БЖД, лежала пыльная, давно забытая книга с железной птицей на обложке. Галл взял ее в руки — осторожно, держа корешок двумя длинными, как и он сам, пальцами. — Где вы это взяли? Карлия и я переглянулись. — Шут из Темного братства сказал, что книгу принесла... какая-то птица. — Шут, говорите? Глава Гильдии поднес дневник к глазам и потер ногтем выцветшую кожу обложки. Потом раскрыл, внимательно осмотрел передний форзац и принялся основательно, страница за страницей, читать. Лицо его оставалось бесстрастным; лишь глаза — черные, блестящие, уже совершенно живые — с невероятной скоростью бежали по строчкам, сияя ровным, мерцающим огнем. — Чертовщина, — пробормотал он, перелистывая сразу несколько страниц. - В игре было показано, что Карлия нашла дневник возле моего трупа... — Так и было, - перебила его данмерка. Галл оторвался от чтения. Бросил на нее долгий неопределенный взгляд, будто желая что-то сказать, но передумал и снова уткнулся в книгу. — Проблема в том, - вновь заговорил бывший гильдмастер, - что предмет, который вы посчитали моим дневником, на самом деле им не является. Карлия хлопнула ладонью по коленке. — Ну конечно! Это очередная провокация Нилин! — ...однако тут есть загвоздка, - продолжил имперец, не обращая на меня внимания. — Само собой, текст не мой, а алфавит даже близко не напоминает фалмерский. Но знаете, что интересно? — Он постучал ногтем по форзацу, и мы с Карлией невольно подались вперед. — Обложка совершенно точно принадлежала моему настоящему дневнику. В комнате на несколько секунд стало тихо. Кулер флегматично шелестел под столом: шурр, шурр. — Ты уверен? - чуть замявшись, спросила данмерка. — Абсолютно, — кивнул Галл. — Вот здесь, в нижнем левом углу — пятно, видите? - Он показал форзац, и на коричневой коже я увидела смазанное, еле заметное бурое пятнышко. — Однажды я делал запись — и так нервничал, что съел всю кожу на губах. Там выступила кровь, и я вытер губы пальцем, а палец вытер о форзац. Я ощутила легкий укол разочарования: от личности подобного масштаба поневоле ждешь более захватывающих историй. — Есть и другие признаки: царапины, о существовании которых не знала ваша Беседка, неровности швов... - Ноздри Галла дернулись, а глаза сверкнули. - Но есть повреждения, объяснить которые можно только временем. Дневник был совсем новым: я успел сделать лишь одну запись. Вероятно, кто-то вырезал ее, заполнил текстом оставшиеся страницы, а затем оставил на очень, очень долгий срок. — Четверть века? — Возможно, дольше. Я беспомощно захлопала глазами. — Но как? Там же текст точь-в-точь из игры, даже язык оттуда! Галл заметно оживился: — Из игры, говоришь? И, тряхнув пару раз книгу, обнаружил в ней сложенный надвое листок с распечатанным на нем типа-фалмерским алфавитом — тот самый, которым я пользовалась, переводя последнюю запись. — Так и думал, — удовлетворенно сказал он. - Замена алфавита. Ну-ка, что тут у нас? Ему потребовалась буквально пять секунд, чтобы, отбросив листочек, начать сканировать страницы без него. А я уже пять лет как не могу выучить теноровый ключ! — Гм, - прогудел Галл, хмурясь.—- Совсем странно... — Что? — Карлия заглянула любовнику через плечо. — Это английский, конечно же. Не буду спрашивать, почему вы решили, что в Нирне говорят по-английски, — он бросил в мою сторону короткий, неуловимо осуждающий взгляд, — скажу только, что текст... — Тут Галл прервал сам себя и начал быстро листать страницы, будто выискивая подтверждения теории, в которую он и сам не верил. — Эта книга одновременно пытается и истиной, и ложью. Ни один житель Нирна не мог знать английского, но также ни один из них не мог знать того, что вижу сейчас я. Тут есть эпизоды из моей жизни, которых я никогда не касался в своем настоящем дневнике. О которых никому не рассказывал. Даже тебе. Последняя фраза была адресована Карлии. — Но описания взяты из головы, а детали переданы неточно, - продолжил Галл, не отрываясь от чтения. — Это писал не я, кто-то, кто был знаком с моей жизнью. И со мной. Внезапно я кое-что вспомнила. — На одной из пустых страниц был знак. Взгляните! Вор стремительно зашелестел страницами, пока наконец не остановился, вскинув брови почти что до середины лба. — Вот это? Он выгнул книгу — та захрустела, будто сухое дерево - и показал ее нам. Посреди листа темнела надпись — уже виденный мною набор цифр и букв, снабженный изображением черного сердечка.0001B07F ♥
Имперец блеснул своими татарскими глазами, повертел страницы туда-сюда, провел по буквам кончикам ногтя. — Это ключ, — быстро сказал он. — А все остальное — шифр. Текст содержит в себе послание. Я беспомощно взглянула на Карлию. Она ответила мне тем же взглядом: видно, к сверхсветовой скорости мысли привыкнуть и в самом деле нельзя нельзя. — Кто-то взял мой настоящий дневник, удалил из него мои записи и вставил вместо них свои. Текст писался с расчетом на то, чтобы его прочитали на Земле, причем автор знал, что дешифровку начнут с конца: последняя запись слово в слово повторяет «мой» дневник из игры. — Его могла подделать Нилин, — возразила Карлия. — Если уж она подделала говорящую Мать Ночи... Я мотнула головой: — Исключено. Она не знает английского! — Исключено, — подтвердил мои слова Галл. — Остальной текст описывает реальные события. Ваша подруга никак не могла о них узнать. Если бы вы дешифровали больше, Карлия бы подтвердила, что текст писал я: там есть и известные ей события. Как эта книга попала к вам в руки? Тут пришлось поднапрячься: оказывается, события первого дня успели стереться из памяти. — Мы вышли из комнаты. А когда вернулись, Цицерон сказал... — шестеренки в моей голове скрипели, точно двемерские руины, — он сказал, что его позвала к окну большая черная птица. И дала ему книгу. — И никто, конечно же, не обратил на это внимания? Никакого. Вор глубоко вздохнул и заморгал неуместно длинными, как у девочки, ресницами. — Ну и что бы вы без меня делали? Он показал корешок: там темнело несколько едва различимых точек. — Птичьи следы. Шут сказал правду. Бывший гильдмастер выскользнул из рук Карлии, обвивших его плечи, и принялся нарезать круги по комнате, не отрывая взгляда от желтой, хрустящей, как несквик, бумаги. Маховик дедукции раскручивался вновь. — Представьте: вы проснулись и обнаружили у себя в кровати пришельца — существо из Скайрима. Если сразу после этого вы найдете артефакт из Скайрима, поверите ли вы в его подлинность? Разумеется. Ведь вы все еще уверены, что имеете дело с игрой. — Он перелистывал страницы с такой скоростью, что казалось, будто в руках у него не книга, а огромная колода карт. — Вы забыли о дневнике, потому что не увидели в нем ценной информации. Но стоило ему попасть ко мне в руки, как оказалось, что он весь — сплошная ценная информация. Что это значит? Карлия пожала плечами, с которых сползли лямки пижамы: — Что ты — супер-гений, который обожает шифры и видит их с первого взгляда? Галл закатил глаза: — Нет! То есть да, — он запнулся, и ресницы захлопали с удвоенной силой, — я люблю шифры, это правда. Автор дневника это знал. Но самое главное — он знал, что я жив. И что дневник рано или поздно попадет ко мне в руки. Я замерла, потрясенно уставившись в пространство. События приняли совершенно иной окрас. Кто-то был в курсе, что Галл вернется к жизни? Книга, которую принесла черная птица?.. — Это могла быть Ноктюрнал, — сказала я робко. В былые времена я бы объявила это умозаключение по громкоговорителю, в стиле Архимеда, роняющего воду на мостовые древних Сиракуз. Но под мощными лучами сиянии Галлова интеллекта моя единственная пядь во лбу как-то поуменьшилась. — Что? — переспросил имперец. Я сглотнула и прикрыла глаза, готовясь ткнуть пальцем в небо. — Принцесса даэдра наверняка планировала воскресить вас заранее. Кто знает, зачем ей это понадобилось? Возможно, она с самого начала знала, что происходит. И черные птицы — это тоже ее почерк. Галл задумчиво подергал себя за невидимую бороду. И, что странно, согласился: — Похоже на то. Как бы то ни было, одно можно сказать абсолютно точно. — Он захлопнул дневник и посмотрел прямо на меня, да так, что от его взгляда по позвоночнику пополз холодок. — Нилин знает больше, чем говорит. Ей было известно, кто и в какое время окажется в твоем доме; у нее своя игра, и она ведет ее осознанно, применяя самые неожиданные средства. До сих пор она подыгрывала тебе, но выходка на крыше небоскреба показала, что теперь вы по разные стороны баррикад. От его слов на душе у меня стало мерзко. Прав башковитый Соловей, совершенно прав. То-то она ничему не удивлялась. И почему я, дура, не спросила, откуда у нее Анкано, не вытрясла из нее всю душу? Вернее, душу-то я вытрясла. Да толку. Внезапно я ощутила, что безумно, больше всего на свете хочу спать. — Скорее всего, в дневнике закодировано послание, — донесся, будто издалека, низкий голос вора-ученого. — И Нилин тут не при чем. Я попробую дешифровать его. Может статься, отгадка все это время лежала у тебя в столе. «Отгадка лежала у тебя в столе». В ответ на это мышцы, кости и другие составляющие моего организма, пострадавшие в непрерывной беготне, единовременно послали в мозг мстительный болевой сигнал. — Окей, — прикрыв веки, пробормотала я. — Тогда я, наверное, пойду прилягу. Впервые за много дней я выдохнула и поняла: тяжесть спасения мира наконец-то легла на чужие плечи. Я отдала Соловьям честь, приложив руку к непокрытой кудрявой голове, и удалилась в спальню моих родителей — ни о чем не подозревающих, а, следовательно, очень счастливых людей. Там пахло тяжелыми портьерами и мамиными духами. Я плюхнулась на покрывало, зарылась в розовый атлас и уснула. На этот раз мне ничего не снилось.***
Открыть глаза оказалось нелегко. Веки слиплись, а тело, пребывавшее в состоянии одеревенения, отказывалось подчиняться. А когда я наконец пришла в себя, — за этой короткой фразой скрывается долгий и мучительный процесс, — то увидела, что рука, на которой я лежала, покрыта вмятинами, освещение изменилось, а сквозь щель в шторах цвета «пепел розы» пробивается чересчур бордый солнечный луч. Подождите-ка. Разве окна не выходят на запад? Я поднялась, кряхтя, как «Москвич» шестьдесят пятого года выпуска, подаренный на окончание школы деду Соломону Давидычу прадедом Давидом Марковичем. Вообще, деды по отцу у меня скучны до зубовного скрежета: все сплошь евреи. С родственниками по матушке повезло чуть больше: легенда гласит, что прапрабабка моя была не то грузинка, не то черкешенка, происходила из знатной семьи и училась в Московской консерватории аж у самого Чайковского. Больше об этой выдающейся личности ничего не известно, что дает мне полные основания считать, что она была выдумана мамой, дабы подстегнуть мое обучение музыке. Твою мать! У меня же концерт! Шатаясь от ужаса, я наклонилась к прикроватной тумбочке. Цифры будильника показывали 17:46. Я спала двенадцать часов! — Господи Иисусе! — взвизгнула я и распахнула дверь спальни с такой силой, что она с размаху стукнулась о стену. Стекла зазвенели. В соседней комнате послышалось взволнованное бормотание. Я влетела в свою спальню и бросилась к шкафу, где висел мой концертный костюм. Неглаженый, черт возьми! Да я не то что погладить, я и надеть-то его не успеваю! — О, привет! Галл и Карлия сидели на моем диване и играли во что-то, отдаленно напоминающее покер. И ведь не поленились отыскать карты! — Почему вы меня не разбудили? — процедила я сквозь зубы. Не то что бы меня на самом деле интересовал этот вопрос, но брюзжать — дело святое. — А должны были? — Имперец изящно проигнорировал претензию. — Я тут, между прочим, дневник твой разгадал. Это и в самом деле послание, да какое — глазам своим не поверишь! Часть меня замерла, но другая, более разумная часть, твердила: боже, ты же пропустила прогон, ты пропустила все, там же Нилин поди раз сто уже звонила! Боже! Успеть бы хоть к собственному выходу! — Простите, мистер Спасибо-что-живой, у меня тут дела поважнее! — скороговоркой крикнула я, закидывая на руку костюм (не переодеваться же при чужом мужчине?). — Потом поговорим, ладно? И вылетела из комнаты. Черт, черт, черт! На ходу запрыгивая в штаны и застегивая рубашку, я подумала: ах, как было бы здорово, если бы Прорыв Дракона превратил оставшиеся до концерта десять минут в часика эдак полтора!***
Теплым летним вечером по бульвару на самокате неслась лохматая девочка в мятом смокинге. Прохожие шарахались, шпицы и чихуахуа заливались лаем, а голуби в ужасе взмывали из-под колес, оставляя в воздухе седые перья. Концерт начался десять минут назад. Дирижер второго отделения еще не переступил порог филармонии. В рюкзаке, хлеставшем меня по спине, жужжал телефон. После четвертого сообщения от Нилин с текстом «ты где» (матерные слова вырезаны) я перестала ей отвечать. Да и как отвечать, когда и руки, и мозг сосредоточены лишь на том, как бы не вписаться в телефонную будку? И зачем только их понаставили! По иронии судьбы, стоило мне подумать эту мысль, как я, не справившись с поворотом, чуть было не вписалась в таксофон. И из-за музыки срывающихся с моих уст слов, неподобающих приличной девушке, я едва не пропустила интригующее событие: таксофон звонил. Или показалось? Я оттолкнулась ногой, набирая скорость. К черту, только бы успеть! Если приеду до антракта, смогу хоть в порядок себя привести! Как же паршиво жить в городе, где нет метро! Впереди что-то дребезжало: это звонил еще один таксофон. В груди шевельнулось нехорошее предчувствие. Самокат шуршал, мимо с огромной скоростью проносились резные фонарные столбы и тополя в пуху, я опаздывала на собственный концерт, но, черт возьми, кому понадобилось звонить в телефонные будки?! История повторилась и в третий раз. Когда впереди показался четвертый, последний на моем таксофон, часть меня уже знала, что произойдет. Я спрыгнула с самоката, и он рухнул в траву. Переднее колесо все еще крутилось. В голове у меня смешались страх, любопытство, ненависть к себе, кадры из «Матрицы» и первого сезона «Шерлока». Я открыла дверь будки. Таксофон звонил. — Алло, — прохрипела я, чувствуя, как стремительно холодеют пальцы — то ли он металла трубки, то ли от чего-то еще. — Не ходи туда, — раздался у меня в ухе скрежещущий голос. Женский, детский, мужской — разобрать было невозможно. — Не ходи туда, — сказал голос, не давая мне слова. — Там опасно. Поверни назад! Я прижала трубку ко рту и выпучила глаза, будто собираясь сообщить Галочке, что улетаю с Якиным в Гагры. Но вместо этого взвизгнула: — Кто говорит?! На секунду в трубке повисло молчание — глухое, матовое, как будто таксофон отключился совсем. А потом голос сказал — тихо, но отчетливо: — Вифлеемская звезда. Я зависла. Шестеренки не завертелись. Лампочка над головой не загорелась. — Чего? — заорала я, сжимая трубку так, что ногти вонзились в ладонь. — Какая звезда? Что вообще происходит?! Вместо ответа трубка замолчала еще на две секунды. Потом неразборчиво выругалась, что-то зашипело, и сигнал пропал, оставив только резкие, неприятные гудки. Соль-диез.