Организованное безумие, или Тринадцать миллиардов полигонов

Примечание автора: Есть одна вещь, которую я всегда говорю, когда слышу мастерское пение. "Душу бы отдала за этот голос!" И это так, потому что люди, умеющие хорошо петь, для меня сродни ангелам. Так что все нижеописанное - почти правда. Воскресенье. Одиннадцать утра. Я сижу на первом ряду в актовом зале музыкального училища, легкий ветерок с балкона приятно обдувает мои голые ноги. Передо мной на сцене стоит Карлия в маленьком черном платье и с ниткой жемчуга, обвившего тонкую шею. Я смотрю на перламутрово-серый контраст и усмехаюсь. Она уже давно одевается, как человек, но я все еще не могу привыкнуть. За роялем сидит Нилин, одетая как обычно. Хотя что такое «как обычно», если речь идет об этой девушке? Сегодня она зачесала волосы не наверх, а набок, обнажив коротко стриженный висок. Сегодня день, когда я узнаю всю силу благословения Ноктюрнал. День, когда я возьму свои слова обратно. Но давайте по порядку. Все началось неделю назад, когда мы заключили пари. Я сидела за компьютером и шлифовала курсовую (впрочем, уже мне наскучившую). Ту самую, про модернистов. Но из колонок доносились вовсе не модернисты, а самый что ни на есть джаз. Каро Эмеральд, если быть точной. Карлия отвлеклась от чтения дневника Галла и посмотрела на меня. - Что это такое? Я улыбнулась. Из-за того, что я почти всегда слушаю музыку в наушниках, мои чужеземные гости еще ни разу не соприкоснулись с земным музыкальным наследием. Ну, за исключением Шопена, которого задала мне Сумеречная Леди. - Музыка жизни. Здорово, да? Эльфийка нахмурилась. - Очень странная музыка. Ну да. Это она еще Арнольда с ученичками не слышала. А Эмеральд – отличная певица. - Возможно, - сказала я. – Но в ней что-то есть, правда? - Совсем не то, что Нилин пела, когда мы стояли на лестнице, - продолжала Карлия, не обращая на меня внимания. – О, этот человек словно пламя… - Сначала я не поняла, о чем она, но потом до меня дошло: слушает и переводит. Для нее ведь все наши языки на один лад. Наконец лицо ее просветлело, и она взглянула на меня. - Не похоже ни на что, что я слышала когда-либо, но мне нравится. Я встала и плюхнулась на диван рядом с данмеркой, она с улыбкой обняла меня за плечо. - Разве тебе не нужно работать? - Уже нет, - сказала я, прижимаясь к ней. – Карлия, знаешь, о чем я думала с тех пор, как встретила тебя? - О чем? – В уголках ее ярко-аметистовых глаз снова мелькнул этот лисий блеск. - Твой голос был создан, чтобы петь, Карлия. Эльфийка усмехнулась. - Ну, давай уж разовьем тему. Мои руки были созданы, чтобы воровать, ноги – чтобы убегать, сердце – чтобы страдать, а глаза – просто так, чтобы все спрашивали. Я права? - Не совсем, - смутилась я. – У тебя действительно замечательный голос, да и слух, скорее всего, тоже. Я бы хотела, чтобы кто-нибудь научил тебя. Но на это уйдут годы. Карлия снова усмехнулась. Не так, как в первый раз: ее улыбка вдруг стала хитрой, а взгляд устремился в никуда. Она вспоминала что-то. - Не волнуйся. Не уйдут. Когда я рассказала об этом Нилин, она хлопнула в ладоши. - Ну ты даешь, сестренка! Сначала ты хотела петь «Реквием» Моцарта в четыре голоса с Цицероном и Ульфриком, а теперь? Желаешь сделать из Карлии Марию Каллас? - Хотелось бы, - мечтательно ответила я. Мне правда хотелось этого. Ее голос, нежный и успокаивающий, как морской прибой, приводил меня в состояние щенячье-сладкого восторга. И я была бы чертовски счастлива услышать, как она поет, например, «Корковадо». Тихая ночь, тихие звезды… - Хм, - сказала Нилин, - а идея-то хорошая. Помнишь «Девушку из Соловьев»? Я засмеялась. Мы с подругой, будучи знатными жобиманами, уже успели переделать его самую известную песню – «Garota de Ipanema» - под наши реалии и теперь распевали ее где ни попадя: Tall and grey, not young but lovely The Girl from Nightingales goes walking And when she passes, her arrow makes me say “Ah!” When she sneaks she’s like a shadow With her bow and a Nightingale armor And we both know that Gallus said it too: “Ah!” Oh, but I watch her so sadly How can I tell her I love her Yes I would give my soul gladly But when she get an arrow in knee She looks straight ahead, not at me… Карлия, понимающая английский, всегда смотрела на нас с неодобрением. - А теперь представь ее на сцене где-нибудь в клубе, - с жаром заговорила Нилин, - в свете свечей, в блеске золотых саксофонов… - В парандже, - не удержалась я. Подруга смерила меня уничтожающим взглядом, но продолжила: - …поющую «Инсенсатез» так, как хотел бы этого сеньор Антонио… - А я подумала о «Корковадо», - заметила я. - Тоже вещь. Как думаешь, из этого что-нибудь выйдет? - Из чего? - Ну, соловей у нас голосистый или не очень? Я подняла бровь. - Эй, ты же не хочешь сказать, что задумала поставить ей голос, пока я сдаю сессию? Нилин хищно улыбнулась. - Да. Я так и задумала. А что? - Из этого ничего не выйдет. Для того, чтобы правильно поставить голос, нужно как минимум несколько месяцев. - Ну ты по себе-то не суди. Я знаю, какими глазами ты смотришь на вокалисток, но, поверь, в нашем случае все будет гораздо проще. Я покачала головой. - Невозможно. - Ее способности уникальны, - с улыбкой возразила мне Нилин. – Разве ты не помнишь, о чем тебе говорили в «Возрождении сумерек»? Соловей получает то, что желает. И он не ограничен никакими барьерами. Я хмыкнула. Теория моей не в меру любознательной подруги выглядела весьма вкусно, однако мне все же хотелось кое-что знать. - А сама Карлия согласится? - А то, - подмигнула мне Нилин. Не знаю, как так вышло, но она согласилась. - Да, конечно. Если ты хочешь научить меня музыке, нет проблем, - довольно равнодушно ответила данмерка. – Только скажи, зачем тебе это? - Я хочу доказать ей, что ты продала свою душу не за просто так, - честно ответила Нилин. Э. Это! Не надо меня так жестко палить, я ж потом не оправдаюсь! Но Нилин смотрела своими желтыми глазищами безгрешно и преданно. Вот умеет же, зараза. Карлия посмотрела на меня с выражением жесточайшего сомнения. - Ох, ну да. Я даже не знаю. Кое-кто засомневался в моих способностях? - Нет, - соврала я. На самом деле я никогда не сомневалась. Ну, в их отсутствии. - Ладно, девочка, - снисходительно сказала эльфийка. – Я уже знаю, что спорить с тобой бесполезно. Так когда мы начнем занятия? Нилин победно улыбнулась. - Да хоть сегодня. Я хотела было запротестовать, но передумала. В конце концов, разве это не просто обмен знаниями? За то, что она учит меня вскрывать замки заколками для волос, мне следовало поделиться с ней своим жизненным опытом. А так как весь мой опыт заключался где-то между «как пройти ту миссию с вертолетиком в ГТА» и «как написать симфонию так, чтобы этого никто не заметил»… Знаете, пение - еще не самый плохой вариант. Тем более учить Карлию все равно буду не я. Было еще кое-что, что грело мне душу. Ее голос, хоть и будучи красивым по тембру, изобиловал кучей ненужных звуков. И если это магическое «шшшш», покорившее англоязычных задротов по всему миру, в обычной речи смотрится еще нормально, то в пении оно будет ей очень сильно мешать. Я знала это по своему опыту. - Колоратурное сопрано, Нилин! – крикнула я им вслед. - Да хоть бас-буффо, - все с той же улыбкой ответила будущая Элла. Собственно, вот так я и оказалась здесь, в зале. Все экзамены были сданы, и мне не составило труда получить зал на утро воскресенья – благо за два года красноречие у меня прокачалось что надо. С момента заключения нашего спора прошло шесть дней. Я сидела, закинув ногу на ногу, и ехидно улыбалась. За такой ничтожный срок обычный человек сможет разве что выучить ноты – чтобы, сбиваясь и путаясь, робким голоском провыть гамму до мажор. Но Нилин была права: Карлия далеко не человек. И уж точно не обычный. Я слышала, как она мурлычет что-то себе под нос, и я очень часто замечала ее с закрытыми глазами, держащей руку на горле. Могло ли это быть что-то вроде магии? Нет, точно нет. - Ну давай, маэстро, - хихикнула я. – Что такое вы делали каждый день по нескольку часов? - Сейчас увидишь, - заверила меня Нилин. Она оглянулась и взглянула на свою ученицу. - Готова? - С милостью Ноктюрнал, - кивнула Карлия. Нилин отстучала четыре такта и заиграла вступление. Я поперхнулась воздухом. Мелодия была слишком известна, чтобы не узнать ее. Это был чертов романс Алябьева – да-да, тот самый «Соловей мой-соловей», который я сквозь смех орала чуть ли не каждый вечер! Интересно, как они только додумались до такого чудного номера? Хорошая шутка юмора, Нилин. Будем надеяться, что это такой прикол, и сейчас они опомнятся и исполнят мне Жобима. Карлия опустила глаза и запела. Нет, черт возьми. Это был не Жобим. Это был один из тех чистых, звенящих голосов, что я слышала из-за дверей консерваторских классов, когда ездила на консультацию в Санкт-Петербург. Такими голосами еще не поют в училище, и такой голос уж точно не поставить за шесть дней. Но Нилин сделала это. Когда Карлия пела первые строчки – те самые злосчастные «Соловей мой, соловей, ой, голосистый…», она смотрела прямо на меня и улыбалась. Наверное, это что-то сделало с ее дикцией, потому что дальше я мало что понимала. Но я и не стремилась понять. Этот голос – нет, это просто нереально! Она пела, казалось, также легко, как дышала. Ее интонация была безупречна: фразы взлетали вверх и завершались как раз к концу выдоха. Глубокое бархатистое вибрато покачивалось на нижних нотах; верхние были остры, как металл. А соловей-то у нас действительно голосистый. Карлия с энтузиазмом выводила что-то про милого, который разлюбил (стопроцентный промах, фыркнула я), держа левую руку на животе, а правую, подрагивающую – возле горла. Но чем дальше она дышала и пела, тем свободнее чувствовала себя, и вскоре ее правая рука зажила собственной жизнью, подчеркивая и выделяя взлеты и падения. И да, я специально вслушивалась, морща лоб. Никакого шипения не было и в помине. Чист и прозрачен, как горный родник. Идеальные связки. Господи, ну почему мне не повезло так же? Романс лился дальше. Надеюсь, сейчас никто сюда не войдет, потому что серая женщина в жемчуге, поющая Алябьева – это как-то слишком. Но вскоре все мысли были смыты песней. Описывать музыку словами – это не лучшая идея, вам так не кажется? Я могу сказать только две вещи: первое – кто-нибудь, верните меня на землю и второе – Нилин сумела сделать чудо. Или его сделала Карлия? Шесть дней. ШЕСТЬ! Что это значит – быть Соловьем? Только ли щеголять в костюме Бэтмэна и иметь бесполезную, но прикольную способность? Похоже, было и еще кое-что. То, о чем они молчат, но прекрасно знают. Уничтожение барьеров внешних и внутренних. Контроль над телом и разумом. Карлия пела дальше, хитро поглядывая на меня. Да, это чудо. За пару занятий с не очень квалифицированным педагогом (никто не спорит, что Нилин – талант от Бога, но она ж все-таки студент, мать ее!) она прочувствовала и настроила свои связки так, что теперь могла бы сравниться с актрисами Ла Скала. Здесь – трель на полутонах, здесь – задержать, а вот здесь – скачок на полторы октавы, и все это без малейших видимых усилий. Сказать, что я завидовала ей… ну, вы поняли. У нее было то, о чем я и многие другие могли только мечтать. А достаточно было всего-то родиться в другом мире и пообещать служить какой-то даэдрической принцессе! Песня подошла к концу. Коду Карлия оформила особенно эффектно – неприлично долго протянув ми третьей октавы, она плавно спустилась вниз по каденции и завершила фразу на упругом форте. Нилин доигрывала окончание, а я смотрела на хитро улыбающуюся серую Эмму Шаплин. Когда отзвучал последний аккорд, данмерка поклонилась. - С милости Ноктюрнал, - издевательски произнесла она. – Ну что, человек? Теперь ты видишь, что наши возможности безграничны? Я ничего не ответила. Я просто потрясенно молчала, медленно и тихо хлопая в ладоши. Если это значит быть Соловьем… …то разве душа – не слишком маленькая цена для такого?