Организованное безумие, или Тринадцать миллиардов полигонов

Мы вернулись домой в половине одиннадцатого. На пороге мне на шею бросился Цицерон; он тараторил, что Слышащая очень волновалась за меня, и что боль Слышащей – это его, Цицеронова, боль, и поэтому он чертовски рад, что я вернулась целой и невредимой. - Спасибо, - смущенно буркнула я, высвобождаясь из его объятий. Вслед за Хранителем в прихожую выбежала Нилин. Она немедленно наорала на меня за глупость и безрассудство, время от времени поглядывая на притихшую рядом Карлию - видно, в поисках одобрения; но, не найдя его, убавила пыл и извинилась. - Просто больше так не делай. Просто не вляпывайся больше. Хорошо? Я устало подняла глаза. - Ладно. Больше не буду вляпываться. Карлия сняла ботинки и скользнула в гостиную. Там, судя по звукам, Ульфрик Буревестник изучал политическую ситуацию в мире посредством просмотра телевизора. Нилин схватила меня под локоть. - А теперь пойдем, скушаем французских булочек и выпьем чаю. Мне захотелось расспросить ее о Матери, рассказать о Мерсере Фрее, просто говорить, говорить, говорить без умолку… Но упоминание чая мигом сбило настроение. Чай – это святое. В квартире было слишком много людей. Людей и меров. Я хотела наслаждаться одиночеством, а вместо этого получила молчаливого норда перед теликом, безумца, трущегося возле коробки из-под холодильника (в которой, кстати, лежит тысячелетний труп) и двух нервных эльфов. Я не привыкла к большой семье. Я хочу, чтобы все вернулось на свои места. Пока Нилин заваривала чай, я зашла в свою комнату. Там было темно и пахло пылью. На диване я обнаружила Карлию. Она сидела, обняв руками колени. Черт, опять я хочу сказать что-то, но не могу. - Тебе больно, - вспомнив навыки психологии, предположила я. Эльфийка подняла голову. - Вообще-то нет. Я устала. Просто очень устала. Можешь оставить меня одну? - Ты правда хочешь этого? - Нет. Но все равно… лучше уйди. Я мягко коснулась ее плеча. - Почему? Карлия повернула голову и уставилась на меня. На ее лице было написано: какая же ты несмышленая. - Твои глаза, девочка. Не заставляй меня смотреть в твои чертовы глаза. Один раз я уже попала во власть точно таких же глаз, и с тех пор они преследуют меня повсюду. Я вздохнула и отошла к двери. - Понятно. Может, включишь свет? - Нет, - глухо ответила Карлия. – Я люблю темноту. - Ну, тогда как знаешь. Я вышла из комнаты. В гостиной меня ждала Нилин с чаем. - Что она сказала? - Она сказала, чтобы я выметалась, потому что напоминаю ей Галла, - поморщившись, ответила я. – Не понимаю этой озабоченности мужчиной. Нилин хищно улыбнулась. - И я. Бро? - Бро. Ты уезжаешь? - Поздно уже. Можно нам с Анкано остаться у тебя? - Конечно. Только следи за тем, чтобы Ульфрик не сожрал твоего мерчика с потрохами. А еще мне завтра на фортепиано. - Да ради бога. Мы рассмеялись и вернулись к остальным. Остаток вечера я, моя почти-сестра, норд, шут и альтмер провели за приставкой. Картонный гроб Матери Ночи мы предусмотрительно накрыли пледом. ********** На следующее утро состоялась премьера Слышащей. Это дежавю, вы знаете? Так уже было. Совсем недавно, позавчера. Мы так же сидели в кругу и ждали, пока что-нибудь произойдет. Что-нибудь волшебное, такое, что могло бы указать нам сияющий путь к Истине… …но, увы, Истина как была, так и оставалась покрытой мраком. Цицерон вытащил Мать Ночи и положил ее на журнальный столик. Вернее, не на сам столик, а на большой испанский флаг, которым я накрыла стеклянную столешницу. Вокруг тела Хранитель разложил странные предметы: мой приз за победу в теоретической олимпиаде (золоченую статуэтку скрипичного ключа), коробку от диска со Скайримом, кусок сыра и половинку пластмассового яблока. На шею Матери он надел ярко-зеленые гавайские леи. Я наблюдала за ним со слабым удивлением. - Что происходит, Цицерон? - Церемония вызова, - потирая ладошки, ответил шут. – Уникальная в своем роде церемония! Никогда еще за всю историю Братства Мать Ночи не являла свой голос всем сразу. Мы должны почтить ее память так, как только можем! Я ткнула пальцем в сыр. - Окей, я все понимаю. Но это-то здесь зачем?! Цицерон обиженно отмахнулся. - Ничего ты не понимаешь. Глупый пудель! Я со вздохом взглянула на себя в зеркало. Да, я знаю, что с утра моя прическа не выглядит потрясающе, но это не повод кидаться оскроблениями! Да и к тому же откуда ему знать, как выглядит пудель? Нилин и Анкано что-то делали в моей комнате. Альтмер вызывал у меня дичайшие подозрения; я старалась не приближаться к нему без повода и предпочитала крутиться возле ярла Виндхельма. Ульфрик мне чертовски понравился. Он был непробиваемо-спокойным, как танк, и весьма образованным; на все вопросы он отвечал коротко, по-военному, сильных эмоций не выказывал и вообще казался на редкость адекватным, чем выгодно отличался от всех остальных. Наконец Цицерон закончил приготовления, и все собрались вокруг столика с Матерью. Подруга и ее ручной эльф, не стесняясь, обнимали друг друга; я ощутила укол ревности. Ульфрик Буревестник был по-прежнему молчалив. Карлия выглядела сонной и безразличной ко всему. Нилин торжественно выгрузила на стол колонки. - А теперь подключаем. - Куда подключаем? – спросила я. - В естественное отверстие, - ответила Нилин и сунула штекер с надетым на него кольцом прямо в глазницу Матери. Шмяк! Цицерон вскрикнул, Ульфрик скрежетнул зубами, а я зажмурилась. Фу! Это просто квитэссенция отвратительности! Ее мертвая деревянная плоть разошлась с противным хлюпом, отчего только что съеденный завтрак попросился на волю. - Не верещи, Цицеро, - предупредила Нилин. – Я знаю, что делаю. Сейчас случится Нечто. Я с трудом открыла глаза. Фу! Фу! Да я в жизни не отмою свой флаг от этой тухлятины! В следующую секунду в комнате вдруг стало темнее. Я выглянула в окно: невесть откуда взявшаяся туча посреди ясного неба заслонила солнце. Ну здравствуй, чертовщина. А мы тут соскучились. Нилин стояла над телом Матери Ночи и сосредоточенно смотрела на нее. Беззвучно шевелила губами. - Ну что? Что-нибудь происходит? – хныкнул Цицерон. Послышалось шипение. Зеленый огонек на колонке вспыхнул, точно глаз демона. У меня перехватило дыхание. Цицеро. Мой милый маленький Цицеро. Как же ты, должно быть, счастлив услышать мой голос… Она… все-таки заговорила. И ее голос был ужасен. Здесь, в отличие от Скайрима, Мать Ночи – именно ее слова мы все сейчас слышали через колонки, стоящие рядом с ее головой – разговаривала не женским голосом. Это было больше похоже на белый шум, опущенный на пару тонов вниз и каким-то образом сплетенный в слова. Что может издавать такой звук? Сгнившие и высохшие связки? Забавный мир. Что это за план бытия? Какой извращенный даэдра мог создать такую ничтожную, смешную планету? Я в панике оглянулась на сидящих вокруг. В гостиной вместе с сумраком повисло мрачное оцепенение: все в одно мгновение замерли, даже Цицерон, на чьем лице застыло выражение неимоверного экстаза. Нилин стояла над трупом, точно Юрий Лонго, с поднятыми руками; ее губы подрагивали. Впрочем, неважно, - снова заговорила Мать. – Вы здесь, и вы хотите знать ответы на ваши вопросы. Слишком трудные для вас вопросы. - Да, миледи! – истерически взвизгнул Цицерон. – О милая, любимая Матерь! Пошли же своим детям кровавое откровение из Пустоты, чтобы они могли идти по твоим следам, найти правду! Послышалось шипение; я подумала было о помехах, но оказалось, что это всего лишь смех Матери. Правду? Правду?! Все знают правду, мой маленький Цицеро. Все знают. То, что случилось, уже не изменить… Даэдра знают. Дова знают. Даже Астрид знает. От такого количества информации у меня заболела голова. Ладно, допустим. С даэдра мы уже знакомы. Но что значит «все знают»? Какие еще дова – у нас тут что, еще и драконье нашествие ожидается? И самое интересное, каким боком тут упомянута Астрид?! Я жалобно посмотрела на Нилин. Та, поняв мою беззвучную просьбу, воздела руки. - Глубокоуважаемая ночная Матерь! Мы, здесь собравшиеся, не совсем понимаем некоторые твои откровения. Не могла бы ты повторить понятнее? Снова это дикое шипение. У меня зазвенело в ушах. А кто же это у нас тут? Ну-ка, ну-ка… Кроме тебя, моя Слышащая, и моего Хранителя. Самовлюбленный норд с жаждой власти. Самовлюбленный альтмер с той же жаждой власти. Темный эльф… или тень темного эльфа? Какой-то непонятный черный клочок, не могу увидеть. И ты… смертная. Наступила тишина. Я нервно оглядела собравшихся: те были тихи, словно статуи, только время от времени пересекались взглядами. Я столкнулась глазами с Анкано. Его зрачки были похожи на мед. А Мать Ночи тем временем продолжила. Да, ты. Смертная. Одна из тысяч, миллионов таких же смертных. Ты решила, что достойна отличаться от них; ты сама себе внушила, что являешься Избранной. – Послышался сдавленный скрежет, который отдаленно можно было опознать как хиxиканье. – И я не могу сказать, что ты не права. - …Что? – переспросила я. Если бы Мать могла прислонить руку ко лбу, она бы тут же сделала это; но так как ее руки давно омертвели, она ограничилась шипящим вздохом из колонок. Что слышала! Ответственность за происходящее вокруг безумие… полностью лежит на тебе. Ты притягиваешь его так, как скума притягивает кота. Но это ничего. Скоро обрушатся последние стены, и мир погрязнет в Пустоте. Я в панике оглянулась. Нилин посмотрела на меня с беспокойством; похоже, она понимала еще меньше, чем я. У Карлии, сидящей рядом со мной на коленях, было такое выражение лица, словно ей кинули в голову дохлым злокрысом. Но… впрочем, мир уже погряз, - небрежно прошипели колонки. – Отсюда, из царства Ситиса, это прекрасно видно. - Глубокоуважаемая мама! – не выдержала я. – Я все отлично понимаю, но можно ли поменьше риторики? Могу я получить точные инструкции? Колонки снова вздохнули. Все им расскажи, покажи, да принеси на блюдечке. Может, тебе еще стрелочку нарисовать? Хотя, наверное, ты права. Что может быть интереснее загадок! – Ее нечеловеческий голос становился то тише, то громче. Зеленый огонек мигал. – Слушайте меня, смертные. Ищите цифры. И ищите женщину. Хотя нет, женщину не ищите – она сама вас найдет. И она снова разразилась шелестом, который должен был быть смехом. - Госпожа… - произнес Цицерон разочарованно. Похоже, он ожидал большего. – Но как же Нирн? Вы не сказали, как нам вернуться! И почему это вообще произошло? Мать Ночи хихикнула. Как-то очень по-старушечьи, отчего по телу пробежал холодок. Ну, Цицеро! Всему свое время. – Ее скрежещущий голос затихал. – Будет слишком просто, если я скажу. Но я могу подсказать. Если вы хотите узнать, почему начали происходить все эти вещи… Я затаила дыхание. …посмотрите на пирог. И огонек на сером корпусе угас. Туча за окном тут же отпрыгнула в сторону, и утренний свет тут же снова залил гостиную. Солнце было таким беззаботно-радостным, что я ощутила явственное желание забраться на небо и хорошенько дать ему по его золотистым щам. Пирог? Нет, она серьезно? Мать моя Намира, какого черта вместо ответов я получаю новые вопросы?! - Это было немного странно, - сказала Нилин. - Это было слишком странно! – заявил Анкано. Карлия и Ульфрик Буревестник переглянулись. - Какого дьявола? – почти одновременно спросили они. Я схватилась за голову. От вида мертвого тела, лежащего на неуместно ярком испанском флаге, меня затошнило. - Да едрит Мадрид, не знаю я! Я! Не! Знаю! Я даже не представляю, на каком чертовом электричестве ЭТО должно работать! Нилин, это… - Помолчи, - вдруг сказала она. – На самом деле кое-что мы уяснили. Ищите цифры. Мне захотелось ударить ее чем-нибудь тупым и тяжелым. - А, точно! Ищите, говорит, цифры! – Я махнула рукой в сторону висящих на стене часов. - Вот тут цифры – что может быть понятнее? И вон там цифры, - я похлопала Карлию по спине (она все еще носила мою белую мадридскую майку), - это тоже знак, да?! - Просто заткнись! – рявкнула в ответ Нилин. – У нас нет иного выхода. Если ты, конечно, не собираешься оставить все как есть! Карлия вдруг вышла из оцепенения и посмотрела на меня. Я заметила, что у нее опять красные уголки глаз. - Чего вы цапаетесь? Цифры в дневнике. Мы тут же повернули голову в ее сторону. - В каком дневнике? - В дневнике Галла, - пожала плечами данмерка. – Ну, мы нашли его позавчера. Наверное, с тех пор случилось слишком много всего, потому что я сама почти забыла о нем. Точно. В дневнике, на одной из пустых страниц. Я подумала, что это такая шутка, и запамятовала, а потом произошло одно-другое-третье, и… В общем, она права. И Мать Ночи тоже права, чтоб ее. - То есть это все-таки не ерунда? – спросила я вслух. Нилин улыбнулась. - На самом деле ВСЕ происходящее – неимоверная ерунда. И наша Матерь тоже несла ту еще чушь. Но скоро кусочки мозаики должны сложиться в одну картину. Я тряхнула головой. Карлия взглянула на меня, потом на Цицерона, печально обхватившего свой рыжий котелок руками. - Ноктюрнал, как же я хочу домой. Имя, которое она произнесла, заставило меня вздрогнуть. Блин. Почему у меня дуршлаг вместо головы? Почему я постоянно забываю о важных вещах? «Потому что теперь тебе приходится верить в чудеса», - язвительно ответила я самой себе. Например, в то, что сегодня у меня фортепиано с самой Императрицей Тени. Искренне надеюсь, что по дороге меня переедет трамвай или заберут инопланетяне, потому как от этого дерьма у меня уже пухнет голова. - Мне нужно идти, - заявила я. Нилин понимающе кивнула. - А, пары? Сочувствую. Поеду-ка и я домой, у меня там Гершвин нерепетированный. Кстати, передавай привет Борису – он сегодня сдает импровизацию. Я посмотрела на Цицерона. Он, поймав мой взгляд, поднял голову. - Знаешь, девочка, чего я хочу? – сказал он. – Я хочу пирог. Боже мой, Ноктюрнал… забери-ка и меня тоже. ...... Когда я собирала ноты, намереваясь уходить, я все время возвращалась к этой мысли. Ищите женщину. Ищите цифры. Ладно, если с "шерше ля фам" все еще более-менее ясно (будет забавно, если история начнет развиваться по канонам классического детектива), но цифры-то тут причем? Код? Тайный знак? еще чуть-чуть - и я возненавижу загадки страшной ненавистью. И самое интересное - конечно же, пирог. Что, ради Девяти, это вообще может значить? Может, я просто слишком плохо питаюсь?