***
Она изо всех сил старалась не обращать внимания на эту ситуацию — на самом деле так оно и было, — но тот факт, что Джордж уехал кататься с Гермионой Грейнджер после того, как она решила избавиться от девочки, было слишком трудно выбросить из головы. К сожалению, оказалось, это все, что она могла сделать. Письмо, требующее ответа, слишком легко было отклонить, а на том конце комнаты, где находился ее сын, ответа не было ни разу, когда она пыталась до него дозвониться. Она полагала, что может попытаться противостоять маленькой магглорожденной ведьме, которая была в центре всей этой неразберихи. . . кроме того, она знала, что она не дура. Возможно, Гермиона и не обладала силой и не имела подходящей крови для размножения, но она была умна и, учитывая ее профессию, вероятно, установила вокруг своей собственности наилучшую защиту. У Молли не было ложных представлений, что ей будут рады, если она пройдет мимо них. Ее Рональд был красивым мальчиком, но не таким умным, как его старшие братья, когда дело касалось определенных вещей. Ему бы и в голову не пришло сослаться на ее доводы, когда он заканчивал свои отношения с пышноволосой девушкой, а поскольку Гермиона была злой, она не задумалась бы о том, чтобы лишить ее свободного прохода через магические стены, которые так хорошо защищали ее, в то же время она устранила ее сына. Ей нужно было что-то делать. Она уже потеряла своего первенца из-за ведьмы, которая была наполовину Вейлой, ради всего святого! Что она будет делать, если потеряет другого из-за женщины, которая наполовину маггл? Вейлы, по крайней мере, были магическими существами и могли произвести жизнеспособное волшебное потомство. Она знала достаточно полукровок, чтобы логически понимать, что спаривание с кем — то из маггловского наследия может сделать то же самое, но эмоции часто брали верх над логикой, и ее сердце говорило ей, что любой ребенок, которого Гермиона смогла бы родить — что само по себе было вопросом ее бедер-будет похож на своих маггловских бабушку и дедушку, а не на мать или отца. Она так сосредоточилась на этой мысли, что едва не пропустила стук в парадную дверь — дверь, которая была зачарована, чтобы усилить звук приходящего на зов посетителя. Молли прищелкнула языком. Обычно, пока она была одна и в разгар утренней рутины, ей не о чем было беспокоиться, но когда она почти не замечала, что кто-то неожиданно зашел, это было похоже на грань между простыми размышлениями и навязчивой идеей. Она не была сумасшедшей, и она не собиралась позволить Гермионе Грейнджер, из всех людей, превратить ее в одну из них. Она быстро перебежала в другую комнату, чтобы либо пригласить гостя войти, если это был кто — то из ее друзей, как она подозревала, либо фыркнуть и захлопнуть дверь перед носом этого человека, если это был еще один из тех ужасных адвокатов, которые ошибочно полагали, что они с Артуром хотят продать свой дом и землю и переехать куда-нибудь получше. Как оказалось, человек, ожидавший по ту сторону двери, не был ни другом, ни брокером по недвижимости — это был Джордж. Ну что ж! Он выбрал удачное время. Если бы у нее было еще хоть несколько минут на размышления. . . Но, предположила она, это было не здесь и не там. Теперь он был здесь, и это было все, что имело значение. — Джордж! Входи, входи.-А потом она разглядела его получше. —Почему ты носишь парадную мантию? Да поможет ей бог, если слова «Гермиона» и «побег» слетят с его губ, она не сможет ответить за свои действия.***
Надо было взять с собой фотоаппарат. Она никогда не была так хороша с волшебниками, как братья Криви, но даже слегка размытый образ миссис Уизли, разинувшей рот, как рыба, а затем падающей в обморок мертвой, был лучше, чем ничего. Гермиона вздохнула. Какой бы забавной ни была первая реакция ведьмы-Матери на то, что ее ранее умершие брат и сын снова живы и здоровы, теперь она, казалось, медленно приходила в себя и, учитывая ее личность, несомненно, начнет допрос, который посрамит всю испанскую инквизицию. Тот факт, что Молли вряд ли примет ответы, которые ее не интересуют, только усугубит ситуацию. — Почему бы тебе не позволить нам уйти, любовь моя? Джордж поднял последнюю ноту нежности, чтобы превратить свои слова в вопрос, но она могла сказать, что на самом деле он не спрашивал ее разрешения. Она не стала спорить, зная по опыту, что у его матери достаточно темперамента, чтобы на них всех накричать. Если они с Фредом захотят принять на себя удар первой волны, то могут это сделать. —Это ее месть. Абраксас. Он был милым, когда говорил такие вещи. — Да, но мама будет менее склонна нападать на меня и Фреда — по крайней мере, в самом начале. И поскольку Гидеон быстро схватил палочку сестры, когда та с глухим стуком упала на пол, физическое насилие было единственным доступным ей вариантом. Ну, это и словесные оскорбления, но Гермиона столько лет слушала, как она извергает свой яд, что уже почти привыкла к нему. Сука. —Он прав, — сказал Гидеон. —Я знаю по опыту, что у Молли скверный характер, и если все, что мы слышали, правда, то можно с уверенностью предположить, что она отправит нас прямо в яремную вену — даже без своей волшебной палочки. И уж точно не один раз. Ей отчаянно хотелось расспросить его еще об этом замечании, но она придержала язык, потому что было очевидно, что сейчас не самое подходящее время спрашивать о компрометирующих историях из его детства. Впрочем, может позже. . . —Мы также должны применить заклинание молчания. В противном случае, не будет иметь значения, кто ведет, потому что они не смогут высказать ни слова. — Хорошая мысль, — согласился Фред. Он смотрел на своего дядю с чем-то похожим на уважение, сияющее в его глазах, признак, на который Гермиона могла только надеяться, означал, что он готов отложить в сторону некоторые территориальные действия, которыми они все занимались.***
Они были вынуждены сдерживать ее, что только доказывало, что внешность может быть обманчива. Она была пухленькой, миниатюрной ведьмой, которая не выглядела ни капельки грозной, но даже после того, как у нее отобрали палочку и приглушили голос, она прибегла к самой элементарной атакующей тактике. Причем довольно быстро. Не прошло и минуты с того момента, как она оправилась от своего чрезмерно драматического обморока и заставила себя встать, а затем она сразу же сделала самый худший вывод — было трудно читать по ее губам в том темпе, в котором она беззвучно кричала, но он был почти уверен, что поймал ее рот на слове «Inferi» — и затем она бросилась на Гермиону, вытянув руки, как будто она собиралась задушить ее прямо там. Естественно, он не хотел подпускать ведьму близко к своей жене, чтобы дать ей шанс что-то с ней сделать, и в то время как Рыжие из их семьи схватили ее, чтобы удержать несчастную женщину, он был более практичен и просто связал ее магией несколькими щелчками своей палочки. Честно. Можно было подумать, что он единственный настоящий волшебник в этой комнате. Несомненно, он был одним из тех, кто заслужил, чтобы Гермиона Грейнджер стала его женой. Все они знали, что она выставляла на всеобщее обозрение: она была прекрасна, блестяща, могущественна и находчива. И в то время как другие мужчины в комнате пытались воздействовать на свою привлекательность, чтобы произвести потомство с такими же способностями, они не понимали, что она также независима, и потому они не принимали это во внимание, они понятия не имели, насколько сильна она на самом деле. Возможно, взгляды и традиции менялись на протяжении веков, но у него был только собственный опыт, чтобы видеть ситуацию, и если женщина была независима, это означало, что она достаточно уверена в силе своих способностей, чтобы защитить себя вместо того, чтобы полагаться на мужчину-главу семьи, если с ними случится что-то плохое. Она легко могла бы защититься от нападения старой ведьмы. . . если бы они не вмешались. Салазар гадал, не рассердится ли его жена на них за это, ведь действия говорят громче слов, а они вели себя так, словно не верили, что она сможет защитить себя. Он нахмурился. Он надеялся, что это не так, но он еще недостаточно хорошо знал Гермиону, чтобы быть уверенным в этом. — Поскольку ты не можешь говорить, Мама, я с удовольствием отвечу на пять главных вопросов, которые у тебя на уме, — сказал Джордж, возвращая внимание Салазара к текущему вопросу. Он знал, что молодой человек был приветлив, но в его голосе было больше, чем просто дразнящий тон, было также что-то, что было темнее и злее и скрывалось прямо под поверхностью или же маской. Он сделал мысленную пометку не спускать с него глаз. — Ответ номер один: нет, это не галлюцинации, Фред и дядя Гидеон действительно вернулись из могилы. Ответ номер два: нет, они не Инфери. Ответ номер три: Гермиона вернула их с помощью заклинания Tergum ut Vita Matrimonium. Глаза Молли расширились. Заклинание, возможно, редко использовалось, но было ясно, что она узнала его название, даже если не могла подтвердить его словесно. — Ответ номер четыре, — продолжал Джордж, — да, Судьба воскрешает максимальное количество людей, которое может, и поскольку это основано на том, сколько силы имеет ведьма, ты либо серьезно недооценила ее, когда сказали всю эту чушь Рону, чтобы разлучить их, либо ты лгала. Он сделал паузу, и разочарованное выражение застыло в его глазах, когда он опустил уголки рта. —И поскольку последние несколько ответов идут вместе, ответы с пятого по седьмой таковы: да, все семь из них связаны с ней через заклинание; да, связь похожа на брак, только сильнее; и да, это совершенно законно, потому что высшая магия подарила их ей. Темно-карие глаза Салазара сузились, глядя на брата-близнеца Фреда. Он сообщал эту новость весьма убедительно, о чем свидетельствовало то, что с каждым ответом мать заметно краснела, но тон, который он произносил, все еще беспокоил его. В его голосе звучала печаль из-за того, что его собственная мать причинила боль женщине, которую он называл своим другом, но больше всего он был возмущен за Гермиону. Простой друг был бы ее союзником, но горячность Джорджа затуманила его восприятие, и Салазар не мог не думать, что там могут быть какие-то чувства, которые рыжеволосый человек отрицал, пока не стало слишком поздно. Но было уже слишком поздно. У Гермионы было семь мужей, и все они были выбраны самой судьбой. Ей не нужен был еще один. —Сейчас. Поклянись, что будешь вести себя вежливо, и мы вернем тебе твой голос,—сказал Гидеон. —Я беспокоюсь не о ее языке, — пробормотал Абраксас. Салазар согласился, едва заметно кивнув головой. Ведьма уже доказала, что способна прибегнуть к самым подлым средствам, чтобы избавиться от его жены; несмотря на то, сочтет ли это Гермиона шовинистическим или нет, он не спешил освобождать миссис Уизли из заточения. Конечно, это было не то, что сказал Гидеон. . . — Оставьте привязки, — сказал он им. —Даже если она в состоянии контролировать свой язык, это не значит, что она будет контролировать все остальное свое тело, если ее гнев снова вспыхнет. Молли сердито посмотрела на него, и он понял, что принял правильное решение. Он поднял бровь в молчаливом вызове. Этой женщине нельзя доверять, и он был бы неосторожен, если бы позволил ей думать, что она когда-нибудь сможет обмануть его и заставить думать иначе. Два коротких взмаха волшебной палочки Гидеона-и к ведьме вернулся голос. К сожалению. —Ты! Что ты наделала? —Я думал, что уже все уладил. Разве я не говорил об этом, Фред?» —Да, действительно, Джордж. — Ты связалась с силами природы! — Взвизгнула миссис Уизли, демонстративно проигнорировав обмен репликами между сыновьями и наорав на Гермиону. Его жена, по большей части, выглядела более спокойной, чем он ожидал. Спокойнее и холоднее. Прекрасные карие глаза, которые мерцали каждый раз, когда она улыбалась, теперь были похожи на начало зимней бури и холодили любого, кто осмеливался смотреть прямо в них. — Нет, я применила совершенно законное заклинание, чтобы доказать вам, что ваше предубеждение против меня необоснованно. —Ты… —Молли фыркнула и быстро заговорила совсем не так, как собиралась, потому что была слишком рассержена, чтобы закончить первую фразу. —Это не может быть законно. Попомните мои слова: я увижу вас за это в Азкабане. Он редко испытывал желание ударить женщину, но если кто-то и заслуживал этого, так это она. Тюрьма? За то, что она вернула людей к жизни, а не отняла ее у них? Она либо бредила, либо сходила с ума, либо была настолько переполнена ненавистью, что это затуманивало ее видение всего, к чему приложила руку Гермиона. Однако он обнаружил, что не испытывает к ней жалости, даже если она действительно страдает безумием. Ее слова были подобны яду, и она выплюнула яд так же эффективно, как любое дикое существо. Если она действительно сошла с ума, он проголосует за то, чтобы избавить ее от страданий. Если все и дальше пойдет так, он может предложить этот вариант. —Твой сын и твой брат снова живы. По сути, замужем за Магглорожденной, что, я уверен, убивает тебя. Я думал, что ты захочешь отложить свои обиды на меня в сторону в свете этого, но ты даже не поприветствовала их. Салазар наблюдал, как печаль просочилась в лицо Гермионы, и ее глаза внезапно наполнились слезами, которые, как он сильно подозревал, она не выпустит. Она тихо покачала головой, но не от отчаяния, а от смирения. — Было ошибкой приходить сюда. Мы должны были позволить вам узнать это через Ежедневный пророк, как и всем остальным—. Она вздохнула и вздернула подбородок-упрямый жест, который трудно было принять за что-то другое. — Пошли отсюда. Фред, Джордж. . . Гидеон, вы все можете остаться, если хотите. В конце концов, у тебя нет причин выполнять остальные наши поручения, и ты не из тех, кто ее расстраивает. Он не удивился, когда трое мужчин, которых она выбрала, решили не оставаться, чтобы поговорить с женщиной, которая была в эпицентре боли Гермионы. Возможно, его и вернули к жизни, но он был далеко не так удачлив, как остальные.