Когда слезы текут сами — значит душа уже не может терпеть…
***
Скаллу всегда было больно. Независимо, где он или сколько времени прошло с тех пор, он чувствовал только боль. С самого рождения. У него не оставалось место для счастья, для любви, для надежды. Да, у него была надежда, что все это прекратиться, если сказать об этом кому-либо. Но сразу после первой попытки проговориться, он перестал надеяться. Перестал надеяться на светлое будущее. Его отец, хотя какой он отец, если причинял боль своему ребенку, был полностью здоровым человеком, вот только не в плане психики. Но он был превосходным актером. Он так хорошо играл на людях, что никто бы и не заподозрил его в домашнем насилии. Хотя он и не говорил этого Аркобалено (они этого не спрашивали), но его первым убитым человеком был именно он. Скалл, как обычно, сидел в углу своей комнаты и ждал. Ждал побоев от папы. Он не понимал почему его папа так поступает. Ему было больно видеть других детей, играющих со своими родителями, и понимать, что у тебя такого никогда не будет. — Ска-аал, где ты, ик! , малыш? — Скалл съежился, его папа сново напился и сейчас будет еще больше побоев, чем при трезвом состоянии. Скалл чуть не заплакал, когда дверь начала отворяться. — Малыш, ик! , ну почему же ты, ик! , прячешься от меня? Ты что не люб-, ик! , любишь своего папочку? — Скалл ещё больше прислонился к стене, пытаясь будто бы слиться с ней, лишь бы не очущать этот ненавистный перегар. Но тут же его папа схватил за волосы и приблизил его лицо к своему. — Скажи мне, почему ты так похож на эту дрянь, а? Скажи, почему она бросила меня?! Чем я хуже того мудака?! — тут его папа бросил в стену, Скалл харкнул кровью, но опять же, молчал. — Че ты молчишь, мелкий говнюк? Его папа, взяв за волосы, поднял его и понес в гостиную. Он бросил его на пол, а сам пошел искать что-то в шкафу. Наконец тот нашел то, что искал, и повернулся к нему. Скалл посмотрел на то, что у него в руке и ужаснулся. Это был пистолет. Именно то оружие, которым в фильмах убивали. — Понял что это такое? Может быть теперь ты будешь разговаривать? — его папа начал приближаться к нему, а Скалл пытался наоборот убежать от него. Он хочет жить, он не хочет умирать! Из-за внутренних повреждений, он не мог быстро бежать, а потому его папа быстро догнал его. Он, взяв за шиворот, поднес пистолет к его лбу и сказал: — Может быть ты ответишь, почему та дрянь ушла от меня? Скалл боялся, боялся пистолета, ведь всего один выстрел и ты мёртв. Он закрыл глаза, лишь бы не видеть пистолет. У него в мыслях было лишь одно предложение. Я хочу жить! Он услышал крик своего папы, и, открыв глаза, Скалл ужаснулся. Его папа горел в фиолетовом огне. В таком красивом и в таком родном. Он не отводил глаз от фиолетового огня, а тот не прекращал гореть, пока от его отца не остался лишь прах. Скалл поднялся и подошёл к праху. Усевшись рядом с ним, он начал смеяться. Ведь теперь он свободен. Но тут же Скалл начал и плакать, ведь теперь он один Скалл усмехнулся своим воспоминаниям, ведь с того момента все пошло не так. Да, он стал свободен, но он лишился единственного родного человека. Пусть он и бил его, он все равно был его отцом. Потом он вспомнил первую встречу I Prescelti Sette и покачал головой. Он не мог поверить, что они поверили его игре. А ведь называют себя сильнейшими и умнейшими (это относится к Верде). Хотя он был рад, что они сразу записали его в бесполезного лакея. Ведь они не увидят двойного смысла в его действиях. Хотя Луче действительно могла что-то знать, если судить по ее жалостливому личику. Он сразу начал ненавидеть ее, ведь ему не нужна жалость, он сам выбрал такую судьбу, хоть и жалеет иногда. А теперь, сидя в бункере в попытке спрятаться от Мельфиоре, Скалл подумал, что он такой же, как и его отец. Превосходный актер с нездоровой психикой. Он зажег свой огонь и вышел из бункера. Увидев тысячную армию, он лишь усмехнулся и сказал: — Потанцуем же! — тут же бросаясь в бой.