Осколки прошлого

            Рита закрыла шторы на восточном окне, и легла, знала, что не уснёт, просто смотрела как наступает ночь в чёрном окне, напротив. На сегодня событий было предостаточно, учитывая ничем не примечательные предыдущие дни. Странные знаки внимания соседа, и дневной сон, пошатнувший душевное равновесие. Она была уверена, что знает человека в лодке, тогда почему не может вспомнить. И почему ей так важно было узнать его, несмотря на связанное с ним беспокойство. Бабуля иногда разгадывала сны, но в этом всё было слишком мрачно и загадочно. Он отсылал её в Питер. Но она не была там с тех пор, как уехала на практику в Ярославль. Гришу приглашали для участия в выставках, он отправлял работы, но никогда не звал туда Риту, и не ездил сам. Чуткий слух уловил едва различимый шорох с террасы. Крадущимися шагами она подошла к двери, и резко открыла её. Было тихо. Над лампой кружили мотыльки. Ничего не нарушало тишину ночи, кроме естественного скрипа цикад. Усмирив не в меру разбушевавшееся воображение, она попробовала уснуть ещё раз. Проснувшись совсем рано Рита заварила крепкий чай и села за работу. Вышла на террасу только к завтраку. Остатки вчерашней курицы исчезли. У ступенек, в траве валялась куриная кость, злоумышленник или не смог её утащить, или его кто-то спугнул, и он её бросил. Подошла Людмила с завтраком, и присоединилась к осмотру места преступления.       - Судя по аппетиту, это крыса. - Вынесла она свое заключение. - Сегодня же скажу управляющему.       - Я, наверное, пока буду есть в комнате.       - Нет, всё должно оставаться по-прежнему, иначе мы её не выманим, хитрющие существа. В мастерской Гриши жили крысы, или мыши. Рита их никогда не видела, но слышала их шебаршениеы по ночам. Частенько они портили Грише тюбики с краской. Никакие мышеловки не помогали. Днём их не было слышно, только это и примеряло с таким ужасным соседством. Вспомнив про соседство, Рита увидела конфету Коровка на вчерашнем месте, а в пруду плавал кораблик с красным парусом, раскрашенный фломастером. Улыбаясь, она поменяла Ассоль завядшие юбку и фату, на свежие. Из фантика сделала новую фигурку, принадлежность к мужскому полу, должен был подчеркнуть темно-бордовый плащ, из лепестка мальвы, и шпага, из сухой травинки. Водрузив Грея на кораблик, оставила Ассоль ждать на берегу. На следующей утро, стесняясь быть застигнутой, выглянула на улицу. Что она ожидала увидеть? Встречу Грея и Ассоль, на борту потрёпанного бумажного кораблика? Каким же горьким было разочарование, когда увидела в пруду утонувший вместе с Греем кораблик, а Ассоль и вовсе нигде не было. Почему ей так хотелось, чтобы всё было как в сказке, почему счастливый конец был так важен? Через день немые переговоры с соседом возобновились. На камнях у пруда стояла стеклянная банка, в мутной воде плавали два малька, с красными плавниками. По-видимому, сосед предлагал ей стать их спасительницей, что она незамедлительно и сделала, выпустив их. Рыбки закружились в прозрачной воде. Кинув крошки хлеба Рита долго наблюдала за их игрой. Вечером на месте стеклянной банки стояла жестяная, с кормом, и букет полевых цветов. Она физически ощущала присутствие соседа. По едва уловимому, ненавязчивому запаху парфюма. Слышала его шаги в доме, и во дворе. Негромкий голос. Шум душа в соседней ванной. Он не скрывался и не прятался, просто они не встречались. Выходя утром на террасу голова автоматические поворачивалась влево. Там всегда лежала конфета, и букетик цветов. Или горсть лесных орехов. Или горка малины, на листке лопуха. В её привычную, размеренную жизнь отдыхающей, такие маленькие сюрпризы вносили разнообразие, кусочек радости, наполняющий день счастливой улыбкой. Даже с Томой, приехавшей навестить её, не поделилась, представляя, как та назовет это сентиментальными ухаживаниями старичка. Рите этого не хотелось, она находила это милым.       - А это что? Тамара кивнула на венок из полевых цветов, плавающий в пруду.       - Венок.       - Ты выходишь за территорию?       - Конечно, почему нет-то. Или ты считаешь, что мне нужно уйти в подполье?       - Не думаю, что Миша тебя здесь найдёт. Мне он тоже звонил, и просил передать, что ему очень нужно с тобой поговорить. Задела ты его отказом. Как тебя вообще угораздило с ним связаться?       - Он мне напомнил одного человека...       - У тебя с ним что-то было?       - Нет. Ничего не было. Я даже не могу объяснить свои чувства к нему, то ли это была влюблённость, то ли жалость. Может даже гордыня, что из всех он выделил меня.       - Своим внезапным замужеством ты не оставила ему шанса, и жалела об этом? Мысль показалась Рите одновременно и абсурдной, и разумной.       - Возможно, так и есть.       - Ты не дала шанс питерскому преподавателю, зато дала его Мише? Тома цокнула языком, одновременно и удивляясь подруге, и ясно давая понять, что другого от неё и ожидать не приходится. Рита тяжело вздохнула и кивнула:       - Меня очаровал его натиск, пылкость. У меня никогда такого не было, ты ведь знаешь. Я надеюсь, он не узнает где я живу. И в больнице, и в полиции я оставляла адрес прописки.       - А может всё-таки надеешься, что найдёт?       - Нет, точно нет. Такие страсти и сложности не для меня.       - Кстати, к осени в министерстве освобождается должность начальника отдела по связям. Саша уже предложил твою кандидатуру. Как только закончишь отдыхать, выйдешь на работу. - Уловив готовое сорваться с губ подруги очередное возражение, Тома припечатала. - Это не обсуждается! А пока отдыхай, наслаждайся природой. Рита поняла бесполезность протеста:       - Если не сложно, привези мне мольберт и краски. Только акварельные.       - Почему акварель, ты маслом прекрасно работаешь.       - Хочу попробовать. Воздух, солнце, зелень, здесь всё прозрачное, зыбкое, думаю, акварель будет в самый раз. Про ночное воровство остатков ужина, Рита тоже промолчала, опасаясь, что подруга, ради её спокойного отдыха, вызовет санэпидстанцию.       - Как книга? Книга продвигалась. Писать о том, что хорошо знаешь, понимаешь и чувствуешь было легко. Личность художника, время, какие-то неприметные факты биографии, которые потом отражались в картинах и были известны только знатокам. Но чем ближе она подбиралась к самим картинам, тем сильнее ощущала противоречия между творчеством художника и своим нынешним состоянием. В мрачной суровости картин Елагина угадывалось одиночество тоскующей души. Это всегда завораживало, импонировало. Но не сейчас. Она не совсем понимала, что с ней. Смотрела в голубое небо и к сердцу подступала радость. Покой, тихий шепот листвы, пение птиц. Как давно у неё этого не было, как рада, что сейчас есть. И в их странном общении с соседом была необъяснимая притягательность. Его незаметное присутствие стало ей не безразлично. Каждый день она просыпалась с пьянящим состоянием ожидания встречи. Тело наполнялось новыми, трепетными, щекочущими ощущениями предчувствия счастья. Его близость она чувствовала на кончиках пальцев.       - Книга в порядке. Кажется, гроза будет, тебе не пора домой?       - Пора. Рит, у меня к тебе просьба. - Наконец решилась открыть секрет своего внезапного приезда. - Можно на один день оставить у тебя детей. Устали с Сашкой, хотим отдохнуть, побыть вдвоём.       - Замечательно. Только позвони заранее, надо будет предупредить кухню. Проводив до стоянки Тамару, Риты вздохнула свободно, когда автомобиль скрылся в дали. Сегодня сосед угостил её настоящим диким мёдом. Отблагодарить его Рита решила лесной смородиной. Приезд Тамары отодвинул затею, но Рита от неё не отказалась. Хотя надвигающиеся тучи и духота предвещали скорую грозу, но дорогу она знала, и вполне успевала. Опережая низкие облака, по знакомой тропке быстро добежала до леса. За малинником, глубже в лесу, росли кусты смородины. Крупные черные ягоды сохранились только потому, что солнце сюда почти не попадало. Попрощавшись с Томой, Рита не заходила к себе, поэтому, никакой ёмкости у неё не было. Свернув лист лопуха кульком, принялась собирать осыпающиеся ягоды. Стоило слегка задеть ветку, как перезревшие плоды падали на сухую землю. Очень осторожно, ягодка, за ягодкой, Рита набрала увесистый кулёк. Обернулась, чтобы возвращаться, и ахнула. Там, где только что в спину сияло солнце, была серая хмарь. Воздух стал влажным, пахло сырой землей, значит дождь где-то совсем рядом. Рита шла по краю смородиновых кустов, также возвращалась и обратно, только ни малины, ни поля, не было. Бабуля знала лес, учила её запоминать приметы, но всегда говорила, если прицепится лешак, ничего не поможет, будет водить пока не погубит, или самому не надоест. Рита сначала боялась бабушкиных сказок, потом смеялась над ними. Сейчас было не до смеха. На проходной она не сказала куда собирается, а телефон и вовсе оставила на террасе. С одной стороны, понимала, что заблудиться в Подмосковье невозможно, с другой, её подгоняла надвигающаяся паника, а попав в такую переделку самое главное быть хладнокровным и трезво мыслить. Припоминая заговор от лешака, она поскользнулась, и скатилась в застоялый воздух оврага. Крутые, высокие склоны не предвещали ничего приятного. Глубокие обрывы заросли́ низкой травой, или желтели глиняными рытвинами. Крупные капли начавшегося дождя добавили печали и безысходности. Пытаясь выбраться, Рита зацепилась рукой за камень, потянулась и он сдвинулся. Под ним оказались огромные отвратительные личинки бурого цвета. Рита отскочила от страха и камень упал ей на ногу. Наклонившись она быстро-быстро растерла больное место. Подъем на ноге покраснел и припух. Сорвав подорожник, разулась, завернула ступню, надела мокасин, и закрепила листья шнурками. Над головой прогрохотал гром и хлынул ливень. Потоки воды стекали в овраг, размывая глину. Подняться по скользкому склону было невозможно. По опыту Рита знала, что овраги бывают и очень длинные, и короткие, но ручей по дну рано или поздно должен был привести её к реке или озеру. Прихрамывая, не оглядываясь по сторонам, она шла вверх по течению. Смотрела только под ноги, не хотелось свернуть себе шею. Дрожала и стучала зубами, но страшно не было. Местность она знает, где она представляет, до вечера ещё далеко, успеет выбраться. Наконец крутизна резко оборвалась и Рита, хоть на четвереньках, но вылезла по пологому склону. Насквозь промокшая, в глине, дрожа от холода, она вышла из леса, и побежала по полю, пытаясь сквозь стену дождя рассмотреть хоть что-нибудь. По дороге к лесу она любовалась цветками цикория, неповторимого голубого цвета, теперь же мокрая трава цеплялась за юбку и ноги, хлестала по щиколоткам. Сумерки сгущались. Тяжёлая туча по-прежнему заволакивала небо. Гроза перешла в затяжной ливень. Густая пелена тумана стелилась по склизкой земле. Нога болела. Рита бежала всё медленнее, задыхаясь от влажного воздуха, скоро и вовсе перешла на шаг. Порывистый ветер подгонял её в спину, вот только, куда? Она оборачивалась, на всякий случай, держа полоску леса в поле зрения. Если в ближайшее время она не увидит признаков жилья, придется возвращаться в лес, и там искать укрытия на ночь. Хотя и этот вариант был опасен. В дождь ей вряд ли удастся найти сухое место, а побеспокоить кабана, или какое другое животное, она может. Никогда она не была трусихой, но сейчас было не по себе. От полной беспомощности, от тревоги, прочно обосновавшейся в душе, от того, что никаким усилием воли ей не прогнать страх, сковывающий сердце. Словно в насмешку совсем рядом зловещим голосом прокричала птица, откуда-то сзади из-за спины ей вторила другая, в точности повторяя злобные звуки. Рита вздрогнула, и из последних сил побежала вперед. Рассекая толщу воды ей навстречу двигалось яркое пятно. Рита остановилась. До боли закусила губу, боясь сделать вдох, лишь бы не спугнуть видение. Сердце забилось чаще. Наверное, те же чувства испытывала Ассоль, увидев паруса Грея. Неясный силуэт приобретал четкость. Это был мужчина в красной рубашке, над головой он держал красный плед, прячась под ним от дождя. Рита боялась верить своим глазам, но явственно чувствовала, что знает его. Тело напряглось словно струна. От охватившего волнения стало трудно дышать, грудь словно придавили огромным скалистым камнем. Первой мыслью было кинуться обратно, к лесу, но ноги приросли к месту. Он остановился напротив, тяжело дыша. Рита содрогнулась от воспоминаний, сделала попытку отдалиться, шагнула назад, но он удержал её. Накинув плед ей на голову, завернув как ребёнка, крепкой рукой взял её ладошку:       - Можешь идти? Не было сомнений, это его голос. Она смотрела в его лицо, не в силах произнести не то что слова, звука. Язык прирос к нёбу, провались она сейчас в пропасть, и то, не смогла бы крикнуть.       - Бежать! Решил он за неё. Бежать, только бежать. Чтобы это скорее закончилось. Собрать вещи, вызвать такси, и уехать. К её удивлению, очень быстро они оказались у бетонного забора дома отдыха. Проходной не было видно. Искать её сил уже не было. Грязные, разбухшие от воды мокасины, так и норовили утянуть Риту в болотистую канаву вдоль дороги. Она изо всех сил пыталась не отстать от своего внезапного спасителя. Подсадив её на двухметровый забор, он каким-то чудом перемахнул через него, и помог спуститься ей. В пелене дождя свет в окнах домиков делал их похожими на корабли. Они покачивались на волнах, как ослабевшее, вымотанное тело Риты. На террасе их встретил управляющий, убедившись, что всё в порядке, быстро ретировался.       - Нам нужно поговорить. Донёсся до Риты твердый голос Ткачёва. Она беспомощно посмотрела на телефон, оставленный ею на столе, за завтраком, и поняла, что никуда она уехать не сможет. Потрясенная, она обхватила себя за плечи опасаясь, что развалится на части. Ткачёв стоял у крыльца террасы. Острые колкие струи били по лицу, он не замечал этого. Он позволил другой боли расползтись внутри, терзать с новой силой, мечтал, чтобы она захлестнула его, разорвала, сделала крошечным и бесчувственным насекомым, которого раздавит чья-то нога, желательно Риты. Принять смерть от нее, самое правильное. Её молчание дало ему право надеяться. Он протянул ей руку, но как бы не старался, она предательски дрогнула. Рита испуганно шагнула назад.       - Мне надо в душ. Вам бы тоже не мешало переодеться. Только сейчас оба заметили, что от их одежды натекла лужа воды. Рита опомнилась и войдя в дом сразу прошла в ванную. Стянув с тела мокрую рубашку кинула её в корзину для белья, туда же полетел топик и юбка. В кармане звякнули разбитые очки, о которых она совсем забыла. И Ткачёв видел её без них. Не в силах по-другому справиться с охватившим отчаянием, она свернула юбку в комок, и бросила в ведро для мусора. Ей нужно было уединение, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами, прийти в себя. Она долго старалась забыть, вычеркнуть его из своей памяти. Была безмерно благодарна Грише, что он сам того не ведая, дал ей точку опору. Но даже пока она помнила, пока воспоминания преследовали, никогда она не задумывалась над смыслом поступка Ткачёва. Странного и страшного. Необъяснимого и неожиданного. Ноги не держали Риту. Слишком долго она стояла под душем, пытаясь согреться и объяснить появление Ткачёва. В последнее время она часто вспоминала его. Сравнивая предательство Михаила, с его, неприглядным оскорбительным поступком. От обоих ей пришлось бежать. Ткачёв толкнул её на незапланированное замужество. Да и Михаил никак не собирается успокаиваться. Большой свет в комнате был выключен. Горела только настольная лампа, оставляя полумрак. Облокотившись о косяк двери, Рита смотрела, как склонившись Ткачёв раскладывает поленья. С первого дня она мечтала растопить камин, но дни были жаркие, и прохладу ночи, ждала как спасение. Был он по-прежнему в мокрой одежде, но похоже его это нисколько не волновало, он сосредоточенно разминал в руках кусочек бумаги. Чиркнув спичкой, наблюдал, как огонь накидывается на сухие дрова Заметив её, встал. Мокрые, чуть с сединой волосы блестели, от него пахло дождем и дымом.       - Мне нужно вам кое-что рассказать. Она хотела возразить, что сейчас не время, она слишком устала и потрясена встречей, но Ткачёв решительно усадил её на диван. Все его чувства отражались в лихорадочно блестящих глазах. Боль, вина, страх.       - Извините, я у вас немного похозяйничал. Чай заварил. Будете? Хрипловатость голоса выдавала волнение, оно передалось и Рите, по разгоряченному, после душа телу, прокатилась крупная дрожь.             Он любил. Безмолвно безнадежно То робостью, то ревностью томим Как у Пушкина, точно и просто. Но всё было против них. Он преподаватель, она студентка, он женат, у него ребёнок, семья. И ей не нужны были его чувства. Настоящая любовь пришла слишком поздно, слишком неожиданно, когда он уже ничего не ждал от жизни. Рядом была другая женщина. Чужая. Он знал об этом когда женился, но она была беременна от него, и он сам настоял, чтобы она родила.       - Я полюбил тебя случайно. - Блики пламени прыгали по неподвижному лицу. - Ты сдавала пальто в гардероб. У тебя была серая кроличья шапка. Меня точно током ударило, дух захватило. Я стал бояться на тебя смотреть, сопротивлялся любви как мог. Никогда со мной такого не было... Что он ждал от любви к студентке? Эгоистично радовался, что живой. Она спасала его, возрождала, возвращала к жизни, которой он не жил. Он хотел стать для неё всем, так же как она была его вселенной. Которую он сам себе придумал.       - Я долго мучился, и решил тебе всё рассказать. Сам не понимал, что со мной. Меня оглушило, ослепило, сбило с ног, словно солнечным ударом. Я хотел подарить тебе весь мир, но у меня не было ничего своего, кроме ключей от плохонькой машинёшки. Семья, работа копеечная. Была мысль, всё бросить, рвануть в глушь, но был сын... Ткачёву так много нужно было ей сказать, поделиться тем, что переполняло его, что нарушало равновесие между реальностью и иллюзией. Эта необходимость была сильнее страха. Но Рита сама не оставила ему выбора, вынудила его к действиям. Увидела в его глазах, не бессонницу, не мучительные думы выбора, а только лишь похоть, и поняла всё неправильно.       - Когда ты метнулась к двери, потом к окну, у меня словно тумблер переключился. Я не должен был допустить чтобы ты прыгнула. Я напугал тебя. Я не хотел. Хотел, чтобы вы успокоились. Всё было задумано по-другому, он и сам не понял в какой момент все вышло из-под контроля. Он искал, подбирал нужные слова, чтобы объяснить, что с ним происходит. Понимал, что много времени она ему не даст. А с самого начала огорошить заявлением: - Я вас люблю, студентка Михеева, - посчитал чересчур эпатажным. Хотя потом, перебирая в памяти случившееся, приходил к выводу что возможно, так и надо было сделать. Ему ещё долго снилась отвратительная сцена: полные ужаса глаза, хриплый надрывный голос, молящий о пощаде. И жена, оттаскивающую от него Риту в полуобморочном состоянии. Закрывал глаза и видел всё глазами Риты, от этого всё происходящее казалось ещё ужаснее. Его забота и тревога о ней, и конечно же вина, не позволили ему остаться в стороне от её судьбы, и жизни.             Он нёс заявление об уходе, и случайно встретил её однокурсниц, от них узнал, что Рита собралась замуж. Так и не дойдя до ректората, свернул к Московскому вокзалу. Он продолжал просыпаться и засыпать с Ритой, жить ею. Инцидент преследовал, не отпускал. Ему было необходимо, архиважно попросить прощения. Стыд сжирал все чувства, оставляя в душе безнадежность и отчаяние. Он готов был положить голову на плаху, но прежде - пусть простит. Хоть на секунду, перед спуском ножа гильотины, почувствовать облегчение. Её неожиданное замужество, грозило оставить ему навсегда невыносимую боль непрощения.       - Я совсем недавно узнала, что вы приезжали в Ярославль. Рита была потрясена, сидела не шелохнувшись, придавленная тяжестью признания.       - Да, встретился с вашим будущим мужем. Подспудно, где-то в душе был страх, что моё безобразное поведение, может повлиять на ваш выбор. Знаете, как бывает, спонтанный брак назло, или вопреки. Но ваш Григорий мне доступно объяснил, что у вас любовь. Проводил меня на поезд. На вокзале я случайно встретил одноклассника. Ему срочно нужен был юрист. В Москве. Так моя жизнь резко поменялась. Никаких перспектив в Питере не было, а в прошлом был только сын. Психику которого они с женой постоянно расшатывали. Мальчик не унаследовал тихой интеллигенции отца, и как ни странно Андрея это радовало. Визгливой и капризной как мать он не будет, из простого соображения, что он мужчина. Но и простаком, как отец тоже. Его вина, острая, тяжкая не давала покоя. Безумие первого года оставило в душе незаживающую рану, она воспалялась и болела стоило только вспомнить Риту. К счастью, спасением стала работа, в которую он вгрызался, в начале, чтобы ослабить боль, потом она стала ему нравится, потом приносить немалый доход. Немного успокоился, когда сумел договориться с фондом, курирующим культуру, и оплатить поезду Хустеров в Италию. Потом заказал и купил серию картин у мужа Риты. Узнал, что они купили квартиру. Безобразная сцена, постепенно стала стираться из памяти. Оставляя после себя заснеженное белое поле. Изменения в её, и его жизни, неумолимый бег, смена событий, отдаляли их друг от друга. Но и внезапное замужество, и неожиданный развод, всё было в его поле зрения. Он не вмешивался, только помогал. Узнав о разрыве с художником хотел повиниться, но, он-то к своей пустоте уже привык, а она может быть забыла. Зачем напоминать? Это его память одержимо удерживала в голове её образ. Неброскими штрихами рисуя его в воспаленном мозгу. Не отпуская, не оставляя в покое.       - Рита, сможете ли вы меня простить? Тяжёлые жернова внутри нее перевернулись от этих слов. В них была одна сплошная боль, рвущая, раздирающая живую плоть. Слёзы покатились крупными градинами, Рита прижала ладони к губам. Ей показалось она падает, но это падал мужчина. Большой, сильный встал перед ней на колени, не смея прикоснуться к ней, поднять глаза. Он не хотел её жалости, ему нужно было её прощения. Он был виноват, но не жалок В повисшей паузе оба перестали дышать, боясь спугнуть, нарушать момент, который острым клинком вонзался в привычную жизнь, деля её на до, и после. Их воспоминания переплетались, картины прошлого менялись, дополнялись новыми красками и деталями. Почувствовав момент, собрав все свое мужество, Ткачёв встал с колен и посмотрел Рите в глаза. Оба молчали и молчали, и что происходило в душе у другого можно было только догадываться. Но не была в их молчании агрессии, непонимания, боли и разочарования.