Дождь за окном набирал силу, словно капли крови стекал по терракотовым кирпичным стенам замка, делая их ярче. Плач тысяч замученных, что орошают землю своими слезами…
Красные башни, как сердце мира возвышались в центре Голубого королевства. Но истинный цвет того сердца был чернее ночи. Давно забыто первостепенное предназначение магии — быть на страже мира и порядка народов Сказочного Острова. Власть — вот всё, что имеет значение.
Молодой маг сидел в кабинете и тревожно вглядывался в окно. Худое, измождённое тело покрывала алая ряса, и если не знать о том, кем был сидящий в напряжении волшебник, можно было бы подумать, что перед нами каторжник, что всю жизнь проработал на каменоломнях. Магия иссушает, если использовать её так часто и жадно, как делал архимаг Клавдий Аврелий.
Жидкие каштановые волосы до плеч, бледное рябое лицо, а глаза столь чёрные, что зрачки сливались с радужкой — волшебник не был красив, и не в том была его сила. Он был правителем Кора, и никто из живых не мог сравниться с ним в магическом таланте. Но сейчас Клавдий был слаб. Слаб и напуган.
Пятнадцатью минутами ранее, юный послушник принёс донесение. Он трясся, как осиновый лист, боясь взглянуть в глаза архимагу, протягивая мокрый, грязный пергамент. Клавдий подал худую, бледную ладонь и равнодушно взял письмо. Ничто не могло поколебать его духа — так думал он до того момента, пока не открыл конверт:
«Брат мой, с прискорбием сообщаю, что переговоры, которые ты поручил провести с правителем Петроса — сорваны. Каин убит собственными людьми, и трон заняла новая фигура. Девушка, о которой никто и ничего не слышал до этого момента. Пройдет немало времени, чтобы понять, какие требования они выдвинут, и стоит ли вообще вести с ними переговоры. В ходе нападения пал Инквизитор, которого мы слёзно просили содействовать. Орден будет в бешенстве. Будь осторожен, мой брат.
Магия — отец, магия — мать.
С великим почтением к его превосходительству, брат Зик».
Клавдий в ярости сжал листок, комкая его в повлажневших пальцах. Он был напуган, но высокий сан не позволял показать свой страх.
Проблема была весьма серьезна. И не в том, что переговоры были сорваны, и даже не в том, что она напрямую коснулась ордена Инквизиторов, а в том, что… он вообще не отдавал подобных приказов!
Внезапно двери кабинета распахнулись и, повернувшись на звук, архимаг увидел чёрные рясы, что грозно стояли, перекрывая выход. Трое членов ордена в низко надвинутых капюшонах, двигались мягко и бесшумно, ступая по каменному полу. Они скользили к волшебнику, как сама смерть, не издавая ни звука, окутывая всё вокруг незримым холодом неизбежного.
Когда архимага и его посетителей разделяло всего несколько метров, от группы Инквизиторов отделилась одинокая фигура. Мужчина приблизился, поднял голову и, сняв капюшон, взглянул на Клавдия яркими, зелёными глазами.
Волшебник напрягся, пытаясь понять то чувство чего-то инородного, неправильного, что было в этом изумрудном взгляде, но так и не нашёл ответ, сбитый с мысли мягким, успокаивающим голосом.
— Архимаг Клавдий Аврелий, вы обвиняетесь в измене. За ваши преступления против Кора и ордена Инквизиторов — приговариваетесь к казни через отсечение магии, а также разжаловании в сане.
Злость придавала сил, и Клавдий не желал терять то, что приобрёл с таким трудом. Магия — сама жизнь. Он не знал ничего другого — ни любви, ни дружбы, и лишить его волшебства — смерти подобно. «Магия — отец, магия — мать» — это девиз всех колдунов, для которых не существовало иной семьи, кроме братьев Кора. Бороться до конца, сбежать, или погибнуть — иного не дано.
С этими мыслями Клавдий привычным движением достал карточки из сумки на поясе и, чувствуя упругие струи силы, пульсирующие по венам — выдохнул и отпустил. Острый, как лезвие воздушный поток, преобразованный его заклинанием, рванулся с пальцев навстречу своей жертве. Он рассекал пространство, почти осязаемый, летел навстречу вытянутой ладони зеленоглазого Инквизитора, готовый перерубить всё, что встретится ему на пути. Клавдий знал, как тяжело отбить подобную струю, а с его мощью архимага, это было практически невозможно. Он был достаточно далеко, чтобы черный монах мог коснуться его и обменять жизнь, потому что только так — соприкасаясь напрямую с жертвой, Инквизиторы могли отнять её.
Клавдий почти поверил в свой успех, и продолжал надеяться даже тогда, когда его собственное воздушное лезвие вернулось, отбитое легким движением зеленоглазого волшебника.
С неприятным стуком, оглашающим неизбежность и конец всему, разбрызгивая фонтаны крови из перерубленных артерий, по полу покатилась голова. Спутанные влажные волосы облепили мёртвое лицо, на веки застывшее в немом удивлении, глядящее в пустоту иссиня чёрными глазами. Обезглавленное тело рухнуло на колени, и медленно завалилось вперед. Из зияющей, веретенообразной раны, будто из бадьи с вином, выплескивались последние струи крови. Они заливали пол, пачкая чёрные ботинки Инквизитора, но тот и не подумал отойти. Спустя пару мгновений он равнодушно приблизился к отрубленной голове, оставляя на полу кровавые следы, будто впечатывая своё присутствие, зримое предупреждение всем, кто посмеет выступить против него.
Наступив ботинком на каменеющую щеку, движением ноги мужчина брезгливо повернул голову, заглядывая в мёртвые глаза архимага.
— Прости, брат. Ничего личного, — после чего он с отвращением сплюнул в сторону и, воззрившись в окно на всё так же безжалостно зарядивший дождь, тихо добавил. — Ты за всё заплатишь, девчонка.
POV Илия
Сегодня всё утро идёт дождь. Оазис среди пустыни и такое редкое явление, как небесная влага — истинно дар богини Виты. Всё, что поддерживает жизнь на этом островке уединения — результат магических усилий. Лишь женская магия, волшебство жизни, способно заставлять всё здесь цвести и плодоносить. Сокрушительное — как сам хаос, непостоянное — как ветреная девица.
Меня зовут Илия. Зелёная кожа, сильные крылья, способные поднимать крепкое, ширококостное тело; болотного цвета глаза на суровом, будто вечно недовольном лице и слабые магические способности, делающие бесплодным — вот мой типичный портрет.
Сбор информации, стратегическое планирование, распоряжения, приказы — моя персональная юрисдикция. С тех пор, как занял пост премьер министра при моей дорогой девочке, принцессе Кристабель, бумажная рутина поглотила всё свободное время. Получить власть — полбеды. Удержать её — великое искусство. Уже две недели прошло, а от неё ни весточки. Скоро пойдут пересуды, а народное волнение лучше гасить в зародыше.
— Министр Илия, — в дверном проёме Народного дворца, резиденции всех правителей Виталии, стоял молодой черноволосый паренёк, в жёлто-белой униформе, низко склонившись в поясе в знак уважения.
Я отложил бумаги, что внушительными стопками были рассортированы по конторскому столу, обтянутому зелёным сукном, и воззрился на паренька.
— Её высочество вернулась, и желает с вами говорить, — доложил юноша, пряча взгляд. Странно. Он выглядит смущенным, и речь даётся с трудом. Я встал из-за стола и, оправив жёлтый сюртук, проследовал в приёмную. Обычно Кристабель принимала меня за чашкой чая. Ей нравилась неформальная обстановка, в которой она могла бы расслабиться и перестать надевать на себя маску строгой, но справедливой правительницы.
Десять лет назад в Виталии произошёл государственный переворот, при котором монаршая власть была упразднена, и в стране установили новый порядок — королевская республика. При военной поддержке, Кристабель заняла пост принцессы Виталии, и переписала конституцию, сделав свою должность выборной. Десять лет ей предстояло править, и десять лет она прекрасно справлялась. Она заслужила право решать, каким должен быть этот мир. Столько потерять из-за ужаса, что творился в её жизни, и при этом не озлобиться, желая изменить всё к лучшему — на то нужна невероятная сила духа.
Я вошёл в зелёную гостиную, предвкушая встречу. На чайном столике дымился свежезаваренный липовый цвет и аккуратные пирамидки пирожных, словно редкое произведение искусства, возвышались на золотых и серебряных тарелочках.
На диване сидела прекрасная девушка с белой, будто фарфоровой кожей. Её золотисто-пшеничные волосы, мокрыми прядями рассыпались по плечам. Девушка смущенно обтирала края волос полотенцем и улыбалась мне. Всё в ней было и знакомое, и чужое одновременно. Лишь яркие голубые глаза глядели всё так же преданно и любяще.
— Крис… — только и смог произнести я, и так и замер на пороге.
— Слава Вите, ты узнаёшь меня, — виновато улыбнулась девушка, — Илия, как же я рада тебя видеть! — и принцесса протянула мне руки, призывая в свои объятия.
Я слишком стар, чтобы паниковать из-за подобных вещей. Да, предназначение не такая частая история в нашем мире. О благом знамении подобного чуда до сих пор ведутся споры. Что это — кара, или дар богини? Кристабель всего сто пять лет, она молода, много общается, путешествует — не удивительно, что встретить свою судьбу для неё намного проще, чем феям, что всю жизнь не выезжают за пределы Латенса, или других городов Виталии.
Справившись с минутным замешательством, я с радостью подошёл к Крис, сел рядом на диван и заключил в крепкие дружеские объятия. Её фигура под моими ладонями была всё такая же изящная и волнующая, а волосы источали свойственный лишь ей аромат земляники, дразнящий и неповторимый. Да, несмотря на преображение, это всё ещё она — моя девочка.
Прошли годы, Кристабель выросла, стала красавицей. Её женственность раскрылась, и дочерние чувства уступили другим, тем, что я никак не мог допустить, как не может допустить отец более интимных отношений со своими детьми.
Мы не были родственниками с Кристабель и её сестрой, юной предсказательницей Тилией. Когда-то я взял на себя заботу о сиротах политических беженцев. Родители девочек погибли в ходе митингов протеста, развернувшихся под стенами Народного дворца. Чтобы понять причины народных волнений, нужно знать истоки. Почему вообще такое стало возможно, и как живут феи Сказочного острова?
Много лет мы балансировали, поддерживая равновесие в мире. Жили среди людей, пользовались их искусством создавать прекрасные, долговечные вещи. Магия фей проходящая, и всё что мы делаем, разрушается со временем. Управлять погодой? Пожалуйста. Создать землетрясение? Нет проблем. Берешь молекулы прямо из хаоса и сталкиваешь, соединяя в явления природы. Они приносят разрушения, но проходят как грозовые тучи, прогоняемые ветром. Но, что же делать, если нужен камень и дерево, золото и ткани? То, что должно быть если не вечным, то хотя бы служить долгие годы. Как зачаровать щит, или меч, чтобы в пылу боя он не потерял своих свойств? Лишь редкие сильные волшебницы могут создавать что-то более долговечное, но и оно со временем теряет свои свойства. Долгие годы обучения в Храме Вечности тоже не облегчают эту задачу. Не многие готовы потратить полжизни на подобные достижения.
Магия людей, мужское волшебство иное. Колдуны, подобно кузнецам, куют чудеса из ткани бытия, скрепляя его на веки, порой наполняя из себя, тратя при этом жизненные силы. Долгие годы обучения не обходят и их.
Сотрудничество магических народов могло бы приносить прекрасные плоды, но как обычно бывает в этом мире — ревность, зависть, жадность, жажда власти — эти пороки никому не чужды. Каждый народ рьяно охраняет свои секреты, и сотрудничает лишь тогда, когда выгода перевешивает любые иные причины.
Целительство фей — уникальный дар, требующий куда меньше усилий, чем лекарское искусство колдунов. Веками волшебницы работали в клиниках, используя знания о травах, призывая сам хаос сращивать переломы, уничтожать заразу. Многое поддаётся нашему искусству, хотя, признаться, и мы не всесильны.
Покровительство труднодоступным народам, наподобие Заоблачного королевства — тоже важная составляющая работы фей. В то время как Анклав тяжёлым трудом создаёт прекрасное и вечное, волшебницы трудятся там, куда не доходят руки гордых мужчин — улучшая жизнь, облегчая муки.
Взамен феи получали все необходимое для комфортной и долгой жизни. Обустраивали жилища, заводили семьи, несли мир и процветание всем окружающим. Когда в городе рождался волшебник, именно наш народ чаще всего оказывался рядом, чтобы не дать погибнуть малышу, захлёбывающемуся собственной магией. Довольно рано мы узнали, что маги рождаются, среди обоих полов, что фейской, что человеческой расы. Разница была лишь в том, что феи-мужчины, как и волшебницы-женщины — бесплодны. Магический дар их минимален, и не мог приносить пользы, лишь усиливая муку от инородности самого явления в организме. Таким родился и я…
А потом случилась катастрофа. Очередной государственный переворот сместил либерального правителя Анклава, и его место занял жестокий тиран — Пий I. Архимаг объявил народ фей вне закона. Долгие годы, наращивая шпионскую сеть, распуская слухи, организуя подставы и покушения. В какой-то момент все народы Сказочного острова ополчились на нас, устроили кровавую резню, и вынудили бежать в бесплодные земли. Лишь некоторые люди всё ещё продолжали верить в чудеса и доброе начало волшебства, ожидая своих фей-крестных, способных исполнить заветную мечту.
Магия стала уделом избранных, и лишь Анклав мог решать, кому жить и учиться, а кому кануть в безызвестности.
А что же мы? Что нам оставалось делать среди бескрайних песков, как выжить в безжизненной пустыне?
Тайное присутствие среди людей было осложнено нашим внешним видом, но мы рисковали, потому что иного выхода не существовало. Временно меняли облик, работали наравне с другими, и попадались, когда чары внезапно рассеивались. Бесчисленное количество раз нас предавали, и столько же выручали, рискуя жизнью.
А потом явилась Смерть. В лице великой Инквизиции, что позиционировала себя, как высшую и беспристрастную власть. Они обещали свою защиту тем феям, что будут выполнять их требования. Мальчиков с даром следовало передавать в руки чёрному магу, что сулил ребёнку блестящую карьеру в стенах Кора. Многие родители покупались на это, пока не поняли, что никто не собирался возвращать им дитя…
Новый виток волнений породил новую бойню. Протесты обделённых заполонили площадь перед Народным дворцом. Феи устали жить и работать в страхе. Предсказатели указали единственный выход из сложившейся ситуации — действовать руками предназначенных друг другу фей.
Только они походили на людей на столько, что почти не боялись жить среди них. Торговые связи, всё ещё оставаясь тайными, были восстановлены. Деятельность приобрела легальный характер, когда каждой работающей фее выписывалась лицензия. Работа не была абсолютно безопасной, и с этим приходилось мириться. Магический Патронаж по-прежнему чувствовал волшебные эманации и являлся с бесконечными проверками, вынуждая предназначенных сниматься с насиженных мест и прятаться.
Когда король фей, Якоб II, отдал приказ отрезать крылья предназначенным, чтобы не прятать их под одеждой, рискуя быть замеченными на территории Сказочного Острова — случился последний Великий протест, который и привёл к власти Кристабель.
Моя принцесса оказалась настолько отчаянная, что заключила мир с оппозицией Анклава, не побоявшись встречи с генералом-архимагом Терцием. Так нам были обеспечены годы спокойной, защищенной жизни, пока доблестный политик не пал, спасая своего сына.
Юная Тилия предсказала приход спасителя в наш мир, и народ, свято верующий в пророчества, подчинился и успокоился. Но надолго ли?
И вот теперь, мы на пороге чего-то значительного. К добру ли, нет — покажет время.
***
Крис, погладив меня по спине, отстранилась, преданно заглядывая в глаза. Не буду врать, было ужасно любопытно, кто этот счастливец, выбранный самой судьбой для моей девочки. Внезапно, на её прекрасное лицо легла тень печали.
— Прости, Илия, я так спешно покинула Виталию, потому что мне в ночь перед отбытием было видение.
Я понимающе кивнул, и потрепал девушку по плечу в ободряющем жесте.
— Мальчик, наш спаситель, который должен был родиться на два месяца позже, чуть не погиб. Его мать невольно вмешалась в паутину судьбы, спровоцировав преждевременные роды. Пришлось потратить практически все силы, чтобы явиться к ним вовремя и помочь.
Я почувствовал, как холод бежит по спине, немеют кончики пальцев и сердце замерло от ужаса поразившей меня догадки.
— Приняла роды вместе со своей судьбой?
Кристабель молча кивнула, рассматривая потускневшим взглядом чайный сервиз. Её предназначение — новорождённый мальчик, смертный, которому суждено менять этот мир. От такой судьбы хочется вешаться, а не радоваться.
Я вновь притянул её к себе, чувствуя, как влажные волосы коснулись шеи, а прохладные руки обняли меня за талию.
— Ты привела его с семьей в Латенс и направила в Храм Вечности для обучения? — и снова молчаливый кивок, щекочущий мою шею мокрыми прядями.
— Всё правильно. Даже не переживай. Вырастет прекрасный, могущественный волшебник, что проживёт долгую жизнь, сделав этот мир лучше, а тебя счастливее, — подытожил я, пытаясь передать Крис частицу спокойствия и уверенности.
Девушка усмехнулась и тихо сказала.
— А ты знаешь, что это сын того самого Мерлина, которого я прокляла пять лет назад, вместе с его доблестными друзьями?
Теперь была моя очередь улыбаться.
— Помню, помню эту занятную историю. Тогда на Порт-Милагрос напал очередной дракон-пожиратель магии, натравленный Инквизиторами, чтобы устроить провокацию и выкурить побольше магов из своих укрытий. Доблестная Кристабель, оказалась не в том месте и не в то время, пытаясь в одиночку противостоять чудовищу, но тут появилась Бесстрашная Семерка…
— Истинно так. Ребята справились на редкость быстро. И это было действительно красиво. Прекрасный Мерлин лично подал мне руку, чтобы помочь подняться с земли… — Крис отстранилась, многозначительно посмотрела на меня, и я закончил предложение.
— …И тут сработала многолетняя пропаганда — зеленые феи, это страшно и опасно. Коварные ведьмы и никак иначе.
— Да. Он сделал мне больно. Очень больно. Как физически, так и морально. Но самое страшное было то, что прикоснувшись к его руке, я почувствовала такую нежность и тепло, что не чувствовала никогда за свою долгую жизнь. И только теперь поняла почему…
— Его сын — твоё предназначение. А кровь — не вода. — И снова Крис просто молча кивнула, наградив меня лёгкой печальной улыбкой.
— А знает ли прекрасный волшебник, что проклятие, что ты наслала на него и команду, со временем рассеялось бы само?
С этими словами мы оба рассмеялись, как смеются шутники, знающие одну тайну, ведомую лишь им двоим.
— Моё проклятие было благом. И кстати Мерлин сам не раз это подтверждал. Ну скажи, где бы он был сейчас, если бы ему не встретилась принцесса Белоснежка? — лукаво улыбнулась Кристабель, и я перехватил полотенце, чтобы помочь обсушить её волосы.
— Полагаю, разгребал бы очередные неприятности, не пропуская при этом ни одной юбки… — всё ещё посмеивался я, а потом добавил уже серьёзнее, — и определенно был бы бесконечно несчастен. Я всё ещё думаю о том, как сильно он тебя зацепил, так что ты даже на свадьбу к нему явилась выразить очередное негодование.
— Верно. Проклятие на его друзьях скоро бы рассеялось. Надо было закрепить результат. И да, истинная любовь к Белоснежке уже хорошо защищала Мерлина от моей иррациональной злости. А по поводу того, что зацепил… Не буду отрицать. — И с этими словами, она отодвинула в сторону мою руку, забирая полотенце, одновременно глядя в глаза так, будто проверяя — не ревную ли я ее к этому факту.
— Зато сейчас он наверняка пышет праведным гневом, что некое предназначение даёт тебе больше прав на его сына. Считает, что это твоя изощренная форма мести. Верно?
— Я не стану заявлять права на его сына, Илия, — отрезала девушка, снова переводя взгляд куда-то вдаль, будто выискивая что-то недоступное моему зрению.
— Ты с ума сошла? Отказываться от своего счастья, когда оно само плывёт в руки — смерти подобно!
— Нет. Не в этот раз. Как раз смерти подобно ему поддаться. Тилия сказала…
— Ох, опять эта девчонка! — В негодовании перебил принцессу. — Она ещё ребенок. Не стоит брать на веру всё то, что она говорит.
— Тилия ещё ни разу не ошиблась, — уверенно и настойчиво ответила Крис.
— Да она за раз выдает столько пророчеств, что поди разбери — что там истинно, что ложно. Вот как звучало твоё? — я продолжал настаивать, пытаясь вразумить девушку. Нельзя слепо следовать предзнаменованиям. Думать, что жизнь предрешена, а ты всего лишь лодка, гонимая ветрами судьбы по волнам бытия — самая жестокая глупость из тех, что когда-либо придуманы феями или людьми.
Кристабель закрыла глаза и глубоко вздохнув, сказала нараспев:
«То света луч, то тьмы забвенье,
Во всём вина предназначенья,
Так сделай выбор, иль умри,
Поддавшись страсти и любви».
Когда она вновь посмотрела на меня, то увидела во взгляде лишь скепсис.
— Девочка моя, это можно трактовать, как угодно. Не забивай себе голову и не отказывай в праве быть счастливой.
— Я счастлива, Илия. С тобой, — она чуть приблизилась ко мне и приковала нежным, преданным взглядом. — Мальчик выполнит своё предназначение, и я не стану ему в этом мешать. Всё, что мне нужно, я нашла в тебе… Илия.
Она подняла руку и провела по моей щеке, немало огорчая меня подобным поведением. Не хотелось её обижать, отталкивать. Я знаю, как потеряна сейчас Кристабель, как ищет силу и утешение, пытаясь бежать от своей судьбы. Как я могу бросить её, или позволить наделать глупостей, попутно делая их сам? Поэтому, когда её губы коснулись моих, не стал сопротивляться, сделав этот поцелуй мимолётным, нежным и ободряющим, таким не похожим на прикосновения любовников. Так целуют друг друга очень близкие друзья, и по глазам отстранившейся Кристабель понял, что манёвр удался.
Девушка смутилась и, поднявшись с дивана, направилась к столику с корреспонденцией. Долго что-то перебирала, делая вид, что ужасно заинтересована. В какой-то момент выудила тонкое голубое письмо со штемпелем, на котором красовалась волшебная палочка в окружении искр и звёзд.
— Хм. Прошение о продлении лицензии от Маргариты.
Я взял со стола порядком подстывший чай и, сделав большой глоток, пояснил.
— Пишет уже второй раз. Элла устала, и вполне заслужила право быть счастливой вдали от своей мачехи и сводных сестер. Через неделю бал у Чарминга, надо бы организовать девушке карету, лошадей, платье красивое.
Кристабель села на пуфик и облокотившись локтем о стол с корреспонденцией, подперла кулачком подбородок. И снова эта неизменное глубокомыслие на её лице, спокойная задумчивость. Люблю это в ней. Никогда никаких поспешных решений, всё взвешено и продумано. Надо будет уговорить её баллотироваться на следующий срок.
— У Маргариты слабый магический запас. Она сделает девушке бальный антураж, а он рассеется через несколько часов, как дым. Допустим, она предупредит, что в полночь всё вернётся на круги своя и Элла должна будет успеть завершить свои дела и уйти до этого срока. А что если она опоздает? Надо что-то оставить девушке из того, что не пропадёт сразу с последним боем часов…
Кристабель встала и, подойдя снова к чайному столику, протянула руки над хрустальной вазой с конфетами. Её веки опущены и в закрытом, лишённом сквозняков, помещении начинает гудеть ветер. Он завывает вокруг прекрасной колдуньи, поднимая её волосы, полоща юбкой. Через несколько мгновений, играя драгоценными гранями, на столе стояли хрустальные башмачки такого маленького размера, что подошли бы разве что ребёнку. Фея с улыбкой оглядела свою работу и, подняв с пола упавший от порыва ветра конверт, поставила на нем свою подпись.
— Передай туфли и моё разрешение Маргарите, пожалуйста. Вместе с пожеланиями счастья Элле и Чармингу.
Я кивнул, принимая поручение, крайне довольный работой Крис, и вновь восхищаясь её добротой, великодушием и желанием делать людей счастливыми.
В распахнувшуюся дверь гостиной ворвался уличный ветер. За дверью хлестал ливень, а яркие трещины молний раскалывали небо. Маленькая испуганная Тилия стояла в проёме и тяжело дышала, запыхавшись от быстрого бега. Вода бежала с неё ручьями, и промокшая до нитки девочка дрожала то ли от холода, то ли он неописуемого ужаса, застывшего на её узком личике.
— Крис, скорее помоги! Дейрану плохо!
