***
Дом Матушки Марии стоял почти в центре долины. Дейран быстро освоил телепорт, затрачивая при этом куда меньше сил, чем типичная фея. Решение было обоюдным — всё за собой убрать, честно сознаться. Я уверена, что угроза Матушки была формальная. Никто не станет одевать на мессию псионит. Понимал это и сам Дейран. Но сидеть его смирно могли заставить лишь книги. — Тиль, я всё думаю, почему дом матушки находится так далеко от основного комплекса? Она же уже старая, как она заботится о себе? — Не знаю, Ден. Так повелось с древности, когда Храм Вечности только возвели. Дейран шел рядом и в свои десять лет был с меня ростом, хотя я всегда считалась довольно высокой для своего возраста. Длинные, тёмно-каштановые волосы выглядели почти чёрными и спускались до талии густыми, тяжёлыми прядями. Сестры Виты запретили Белоснежке стричь сына. Было в этом что-то сакральное, как если бы волосы усиливали магию, или личную харизму. Принцесса спорить не стала, наградив парня фантастической шевелюрой. Его волосы были, пожалуй, красивее моих. Даже обидно. — Почему Матушка Мария запрещает мне использовать чистую мужскую магию в стенах Храма, около Ворот Вечности? Почему только в комбинации с хаосом? — Видимо, ключевое слово здесь «мужская», — резонно заметила я. — Но Матушка не обладает женской магией, использует магические карточки с рунными знаками, обучая меня. Всё, как рассказывал папа. За тем исключением, что у отца нет сил, чтобы волшебство сработало. Но у неё силы есть! И Долина Вечности не наказывает её за применение мужской магии! Я остановилась, и в задумчивости поглядела на Дейрана. Никому за сотни лет такие вещи в голову не приходили. К чему он клонит? Парень не ждал моего ответа, лишь мечтательная улыбка блуждала у него на губах. Повинуясь внезапному импульсу, он сел прямо под придорожной липой, и схватив сумку с карточками, стал перебирать по одной, внимательно изучая руны. — Как же проверить? Как… — бормотал он почти про себя. — Придётся придумать и нарисовать свою, — заключил волшебник, когда все заклинания были убраны обратно с поясной кошель. — Опять эксперименты? — грустно протянула я, и села рядом, беря его за руку, сплетая пальцы. — Угу, — промычал волшебник. — Если опасность для мужчин исходит только от стены, ворот и самого Храма, а в центре долины можно жить нормальной жизнью — то это того стоит. Отец может быть с мамой и со мной, когда ему захочется, а я смогу спокойно выходить во внешний мир и тратить целый день на кое-что другое. Я улыбнулась и, встав перед ним на колени, испытующе заглянула в глаза. — На что, например? Ден улыбнулся мне в ответ и… промолчал. Касательно храма и механики магии он оказался прав. Уже к вечеру Дейран, обложившись книгами, сидел с Мерлином в библиотеке. У бывшего волшебника был огромный опыт в каллиграфии, и он с радостью помогал сыну правильно держать руку, а что-то, как типичный родитель, делающий за детей уроки, выводил сам. Забавно было наблюдать, как кисть порхает по магической бумаге, будто сама по себе, а потом волосы Дейрана поднимаются, и сами завязываются в узел, чтобы пряди не падали на свежие чернила. А вот вид нежащейся Белоснежки, обнимающейся с призраком, был весьма смущающим. Дейрану повезло, когда родители так любят друг друга, и ты сам растёшь в безусловной любви и принятии — грех не быть счастливым. Но он не был счастлив в полной мере, ибо предназначение поразило его с самого рождения. Однажды я подглядела, как он рисовал. Даже не ожидала, что у мальчика будет талант ещё и в этом. Когда подошла ближе, увидела маленький портрет Крис, такой детальный, что стало не по себе. Дейран ревниво прятал его и никому не давал. Я и сейчас не представляю, где он его хранит. Эксперимент увенчался успехом. Безопасный, контролируемый взрыв мужской магии у Стен Вечности, и полная свобода, и тишина в центре Долины. Белоснежка со страхом наблюдала, как плащ-невидимка падает с плеч Мерлина и… ничего не происходит. Там, на липовой аллее, в самом центре Долины Вечности, в том месте, где впоследствии вырастет их маленький дом, любящие родители Дена с упоением целовали друг друга, не замечая никого вокруг. Годы спокойной жизни, пока парню не стукнет восемнадцать лет. О таком раньше приходилось лишь мечтать. Да, были провалы, неудачные эксперименты — никто не идеален. Однако… Мальчик спас свою семью, совершенно по-мужски решив все проблемы самостоятельно, навеки вписав своё имя в историю. Поймала себя на мысли, что тоже хочу подарить ему поцелуй, и не стала себя сдерживать. Щечка под моими губами такая нежная и… Ден ошарашенно отстраняется от меня, трогает то место, к которому я прикоснулась. — Это за что? — Ты замечательный! Просто хочу сказать тебе: спасибо, — ответила без тени смущения. POV Дейран Вспоминаю себя в четырнадцать. Тогда казалось, что уже достаточно взрослый, чтобы с моим мнением считались, демонстрируя при этом детскую наивность в вопросах отношений. Кошмары, что посещали меня с самого рождения, успешно снимались ласковыми руками Тилии. Я переехал к ней в комнату совершенно без задней мысли, твёрдо настояв на своей позиции, вопреки протестам матери. Когда же видения пошли на убыль, нам и в голову не пришло, что у каждого должна быть личная жизнь, и мальчик с девочкой в одной комнате — это не есть хорошо. Папа периодически вытягивал меня на откровенные разговоры, намекая, что пора бы разграничить территорию, а я с упорством барана гнул свою линию. Тянулось это до тех пор, пока годы не взяли своё, подкидывая весьма характерные, подростковые сны и их утренние последствия. Мне снилась она, прекрасная девушка с мудрыми голубыми глазами и волнами золотых волос. Она шла ко мне, развязывая шнуровку на чёрном, как безлунная ночь платье, спуская его с белых плеч. Её лицо совсем рядом, так что черты размываются, чувствовал лишь аромат земляники и мягкие губы, ласкающие мочку моего уха, спускающиеся на шею, ключицы и грудь… Ровно до тех пор, пока видение не перестало быть невинным… В этот момент в сладкую дрёму ворвался настойчивый голос подруги. — Ден, проснись, у тебя опять кошмары, — робко трясла меня молодая фея. Первый раз забыл — кто я, где я? Ничего подобного со мной раньше не случалось. Сон был мучительно приятным, таким, что хотелось кричать, и бесцеремонная побудка вызвала волну раздражения. Спустя пару мгновений, недовольно открыл глаза и воззрился на нарушителя спокойствия. Несмотря на природную зелень кожи, Тилия была пунцовой, как поспевающая слива, прятала руки и старательно отводила взгляд, глядя куда-то в сторону витражного окна, где день уже вовсю играл красками лета. Когда я взглянул на тонкую, характерно возвышающуюся простыню, которой был накрыт, и где находились моя рука — покраснел сам. Не, надо срочно разъезжаться. Я же теперь с ней вообще нормально разговаривать не смогу. — Я в порядке, Стрекоза. Иди. Догоню, — сердито буркнул и встал с постели, поворачиваясь к фее спиной. «Я ничего не видела», — пролепетала Тилия, пулей вылетая из комнаты, и захлопывая дверь.***
Сгорая от стыда, нагло прогулял все занятия, включая спортивную, боевую подготовку. Практически все парни в Храме Вечности были прямо-таки махровыми монахами. Люди, которые прожили здесь всю жизнь, о женщинах и об отношениях знали только в теории, подчерпнутой из многочисленных книг. Впрочем, я недалеко от них ушёл. Моим окном в реальную жизнь был отец. Говорят, что некоторые темы родители и дети не обсуждают, потому что это табу. У меня же была уникальная ситуация, когда папа мягко выпроваживал маму погулять, пообщаться с Сестрами Виты и Матушкой Марией, а сам из-под полы доставал разбавленное гранатовое вино, которое, в виде исключения, с четырнадцати лет разрешали употреблять детям Виталии, и вёл со мной весьма откровенные беседы. — Это была Тилия? — спокойно спросил отец, разливая вино по бокалам. — Нет, — ответил, перехватывая свой напиток и усаживаясь в плетеное кресло. Их с мамой дом был маленьким и уютным, полностью деревянным, как романтичная хижина в лесу. Липовая древесина — сама суть этого жилища — из неё были сделаны стены, пол, крыша. Ароматная роща была их садом. Так захотела мама. Папа понимающе кивнул, отхлёбывая из своего бокала и давая мне возможность высказаться. — Девушка была похожа на принцессу фей Кристабель, — отметил с лёгкой грустью в голосе. — Что бы я ни делал, не могу не думать о ней. Мы не настолько хорошо знакомы, чтобы меня так тянуло к этой женщине, и я не понимаю, что происходит. Моя душа всегда хотела её, а теперь вот, ещё и тело… — на последней фразе я невольно почувствовал, как щеки начали пылать. — Хотел бы избавиться от этого чувства? — и отец очень серьёзно посмотрел на меня, будто от этого ответа зависело то, чем он мог бы помочь. — Нет. Хотел бы понять, почему это происходит. Что это — наваждение, проклятие или благословение? Ненавижу неопределённость. Ненавижу, когда не могу ничего сделать, — и я раздражённо стукнул кулаком по столу. Отец кусал нижнюю губу, и смотрел на меня, будто решаясь на что-то. — Это предназначение, — выдохнул он, и залпом осушил остатки вина, как если бы после сказанного, горло резко пересохло. После чего, поставил бокал, и оперевшись локтём о стол, наставительно ткнул меня указательным пальцем. — Не вздумай только никому сказать, иначе нас с тобой ждут крупные неприятности. Я сидел, не жив, не мёртв, не замечая, как напиток льётся на пол через край бокала в ослабевшей руке. То есть как «предназначение»? Разве эта магия не уникальна для фейского народа? Я понимал, что белая кожа принцессы — знак древнего волшебства, но размышляя об этом, полагал, что печальная красавица потеряла своего желанного на континенте. Увы, такое случалось сплошь и рядом, когда предназначенные друг другу феи уходили на заработки, лишаясь любимых в стычках с Анклавом и Инквизицией. — Зачем ты сказал мне? — спросил, всё ещё не в силах осознать случившееся. — Потому, что мы с тобой похожи — терпеть не можем бездействия и неопределённости. А ещё потому, что я хочу, чтобы мой сын был счастлив, — и отец, подвинувшись, сжал моё плечо. — Я долго сопротивлялся, полагая, что феи крадут у меня право быть с моей семьей, но что бы я себе не возомнил, сейчас моя жизнь прекрасна именно благодаря им. Я ошибался. Предназначение — это не проклятие. — Тогда почему она избегает меня? — спросил, вновь нервно кусая ноготь на большом пальце. — Ты ещё очень молод, может, в этом причина холодности принцессы? Однако, это не повод сидеть, сложа руки. Борись за неё, Ден. Я швырнул бокал по столу и сгрёб отца в объятия.***
Вечером мать проводила меня до Храма. Для части пути мы воспользовались телепортом, а остаток дороги прошли пешком. — Сынок, я очень надеюсь на твоё благоразумие, — пространно сказала мама, и я понял, что женское любопытство неискоренимо. Принцесса Белоснежка не только обладала острым слухом, но и не разделяла мнение мужа на счёт того, что их сыну следует ухаживать за взрослой женщиной. Я оставил замечание мамы без комментариев, просто обняв её и поцеловав в лоб. Мой нетипично высокий рост позволял сделать это без проблем. У Храма нас встретила Тилия. Всё ещё пряча глаза, она махнула мне рукой, призывая следовать за ней на ужин. После молчаливой, неловкой трапезы я поймал девушку по дороге в библиотеку. Коснувшись её руки, увидел, как лицо Тилии вновь покрывается розовыми пятнами. — Тиль, ты теперь меня боишься? Так и будешь избегать? — прямолинейно спросил фею. Девушка остановилась и, потупив взор, ответила. — Прости, не хотела тебя смущать. Просто растерялась. Эх, Умник, даже не заметила, как ты вырос. Думаю, будет правильно, если у нас будут разные комнаты. — Да без проблем. Я только «за». Если мы всё выяснили, может, поможешь мне ещё разок? — я улыбнулся ей одной из своих самых действенных улыбок, после которой сложно отказать. Тилия скрестила руки на груди и посмотрела на меня с подозрительным прищуром. — Прикроешь меня? — невинно спросил я. Просьба была необходимостью. Согласно договору Белоснежки и фей мы не имели право покидать Храм Вечности без разрешения, или сопровождения. Я же собирался совершить очередную отчаянную авантюру. Что взять с четырнадцатилетнего влюбленного подростка, которому отец дал добро на безумства во имя любви? Тилия отказалась отпускать меня в город одного, но после недолгого уламывания, согласилась выделить на совместную прогулку пару вечерних часов. Наверстывая пропущенные занятия и задания, что пришлось делать в двойном объеме, наш променад сместился практически к ночи. Тут фея пошла на попятную, мотивируя это тем, что все рынки и магазины давно уже закрыты, и лучше идти завтра. В этот раз переспорить её не удалось. Но я был бы не я, если бы не сделал всё по-своему. До сих пор не понимаю, как мне удалось это провернуть. Должно быть, просто звёзды удачно сошлись. Вышел под покровом мрака, одевшись в легкие штаны и короткий чёрный камзол, что напоминал кроем отцовский синий. Белая рубашка закатана до локтей, удобно открывая руки, а волосы сплетены в тугую косу. Сумка с заклинаниями набита битком, так, на всякий случай. Я крался, словно тень по переулкам, приблизительно представляя, где находится Народный дворец. Время играло мне на руку. Приглядев на углу улицы, идущей параллельно правительственной резиденции, толстую старую липу, с проворностью кошки забрался на её вершину. Вокруг дворца ходили редкие патрули в бело-жёлтой форме. Само здание было строгим и прямоугольным, с абсолютно идентичными арочными окнами вдоль всего периметра. На крыше располагался сад, сейчас пустующий, и подсвечиваемый лишь жёлтыми стеклянными фонарями. Будто белка-летяга я перелетал с одной массивной ветки липы на другую, проносясь вдоль здания, укрытый от посторонних глаз широкой листвой. Дворец пришлось осмотреть дважды, прежде чем я увидел то, что так страстно искал — её спальню. Карточка, открывающая не сложный замок — личное изобретение, скользнула в руку. И повинуясь потоку силы из моей ладони, облепила оконную раму, заставив её тихо щёлкнуть. Я легко подул, собирая немного хаоса для управления ветром — и окно беззвучно распахнулось, приглашая меня в полумрак спальни. Один короткий прыжок и я был внутри, вдыхая дразнящий и такой родной запах земляники. Кристабель безмятежно спала, разметав по подушке золотые волосы, приоткрыв алые, манящие губы. Тонкое одеяло сбилось, обнажая изгибы её талии, бёдер, длинную стройную ногу, лежащую поверх ткани. Я на мгновение закрыл глаза, потому что открывшееся зрелище мешало нормально соображать и, собрав в руках обе части магии, наколдовал белые лилии. Крупные и душистые. Целая охапка таких же прекрасных, чистых и благородных цветов, как и сама принцесса фей. Я положил букет на постель, рядом с ней, и приготовился уйти, но… Девушка пошевелилась во сне, и повернула голову так, что наши лица оказались на одном уровне. Она всё ещё крепко спала, и я не представлял, проснётся ли она от того, что мне мучительно хотелось сделать. Самообладание лопнуло, когда её ладонь машинально легла на мою руку, и тогда я приблизился, даря свой первый в жизни поцелуй: лёгкий, робкий, неумелый. Аромат земляники, и запретная сладость сразили меня, как поражает ловкий ассасин свою жертву. Крис отвечала мне сквозь сон, лаская мои губы, не осознавая происходящего. Сердце колотилось так сильно, что за шумящей кровью, бьющей военным барабаном в воспалённом мозгу, я едва услышал её слова: «Мой мальчик». Не веря своим ушам, открыл глаза, отрываясь от неё, и… испытал облегчение, поняв, что девушка всё ещё спит. Ликование разрывало меня, грозя порушить так тщательно спланированный вечер. Я собрал волю в кулак и ретировался через окно, долетая до Храма Вечности за какие-то пятнадцать минут. Всё маска. Всё ложь. Я снился Крис так же, как снилась мне она. Вторгся к ней, заполняя реальность, осуществляя мечты, и не жалею о том ни секунды. Вкус её губ навечно выжжен в моём сердце, и я больше не захочу никого другого. Во дворе Храма стояла Тилия. Лицо её вновь напоминало поспевающую сливу, но то было не смущение. — ГДЕ ТЕБЯ НОСИЛО?! У меня сегодня много чего было в первый раз. Например, узнал, что такое по-настоящему разъярённая фея…***
Черный зал, чьи гладкие полированные стены зеркально отражали поверхности, наполнял гул одиноких шагов. Серебряный посох мерно отстукивал ритм, выбивая поступь рока по мраморным плитам. Худая фигура в угольно-чёрной рясе, не обращая внимания на выбивающиеся седые длинные волосы, сидела, скрючившись над широким столом, сплошь заставленным колбами, дистилляторами, ретортами и горелками. Когда алхимик поднял голову, привлечённый звуком шагов, из-под капюшона блеснули яркие, изумрудные глаза. Дверь бесшумно отворилась, впуская запах затхлости и сырости Зала собраний Инквизиции. На пороге стоял черный монах, взирая безразличным взглядом на зеленоглазого колдуна. Глаза Инквизитора отливали золотом, скрывая в своей глубине вихри магических потоков, а голос был мягок и бархатист. — Прошу прощения, что отрываю от работы, брат Эйт. Я с донесением, — спокойно сказал монах. Зеленоглазый колдун растянул губы в притворной улыбке и, сцепив пальцы в замок, милостиво кивнул, позволяя продолжить. — Заседание назначено ровно через месяц. Анклав прислал список кандидатур на пост архимага. Ваше решение необходимо до конца этой недели. Чёрный монах легко склонил голову в вежливом поклоне, протягивая плотный пергамент с гербовой печатью Голубого королевства и Кора. Брат Эйт протянул худую, бледную ладонь и принял донесение, а затем выудил из ящика секретера маленькую, графитного цвета коробочку и положил на край стола так, чтобы посетитель мог рассмотреть её максимально полно. — Это нашли на теле архимага Клавдия Аврелия. Я бился неделю, но так и не смог понять механизм, с помощью которого можно открыть шкатулку. Полагаю, защищенная столь надёжно, она хранит в себе крайне важную информацию. Инквизитор приблизился к столу и, помедлив мгновение, взял и положил коробочку на ладонь. Рассмотрев её со всех сторон, он бесстрастно нажал на утопленную, едва заметную кнопку. В тот же миг из каждой грани шкатулки выстрелили бритвенно-острые шипы. Как толстые иглы дикобраза они пробили ладонь монаха, и вновь втянулись в глубины ловушки, будто ничего и не было. Мужчина безразлично взглянул на чёрную кровь, густо стекающую из колотой раны, капающую на мрамор и сливающуюся с полом. Легким движением руки он собрал вокруг себя золотой свет, исцеляясь легко и непринуждённо, и холодно посмотрел на зеленоглазого колдуна. — Инквизиция разберётся с ловушкой, брат Эйт. С этими словами монах откланялся, оставляя алхимика одного. Кривая, хищная улыбка порезала лицо зеленоглазого колдуна. Он натянул чёрные перчатки и, вооружившись инструментами и плоским сосудом с мелкими бортиками, наклонился над тем местом, где капнула кровь Инквизитора, аккуратно собрав, всё что смог. С чрезвычайным опасением, как величайший яд, и величайшую ценность нёс брат Эйт кровь чёрного колдуна к сепаратору. Спустя часы упорной работы, он с упоением наблюдал, как состав, придуманный пытливым умом, медленно скользит по трубкам. Он наслаждался тем, как стекают испарения по стенкам реторт, капает кристально прозрачная жидкость в хрустальный сосуд, играющий гранями на свету горелки. — Теперь, когда у меня есть яд, дарованный самой Смертью — осталось передать его нужным людям. Машина правосудия запущена, и остановить её уже не возможно. Выбрать нового архимага? А нужно ли это промежуточное звено? Не думаю… Я — магия, власть и закон. Я — Великий Инквизитор.