***
На следующий день я чувствовал себя значительно лучше. Сила хоть и струилась по венам, не будучи бурным потоком, который наполняя вызывает эйфорию — была вполне достаточной, чтобы начать работать. Жар не спал до конца, и был свидетельством работы нервных и магических клеток, восстанавливающих организм. Поэтому я не счёт необходимым докладывать родителям о своем состоянии и, натянув только штаны и полусапоги, в распахнутой безрукавке явился на кухню. Мама сидела за столом, обложенная бумагами, и что-то шустро писала гусиным пером, обмакивая его в перламутровую чернильницу. Каштановые волосы собраны в высокий пучок, а поверх белой блузки и любимой красной юбки повязан старенький домашний фартук. Да какая бы она не была принцесса Белого Королевства — мама, это мама. Такая простая, мудрая, нежная, понимающая. Царственного в ней ровно столько, сколько во мне — могла бы отлично править, но не имеет ни малейшего желания этим заниматься. Каждый мужчина в глубине души ищет женщину, похожую на мать. Но меня сразила магия предназначения. Какая она, моя любимая? Я знаю только ту сторону, которую принцесса являет своему народу — мудрость, справедливость, заразительное спокойствие и уверенность, что новый день будет лучше предыдущего. Ее лицо, волосы, тело — самое желанное, что есть в этом мире, но предназначение куда выше плотского. В своей любви я стремился дойти до самой сути, познать каждую её частичку, как самого себя. К сожалению, всё что удалось выяснить о монаршей семье — знаю только по рассказам Стрекозы, которая старательно избегает личных тем, когда разговор заходит о сестре. Тилия со мной всю мою жизнь, и я ни разу не видел с ней других парней. Это вообще нормально? Или я просто смотрел не внимательно? Неужели она и правда ревнует? Только кого и к кому? Жизнь и так вставляет палки в колеса, и портить братские отношения, оскверняя нашу дружбу неуместным сексуальным подтекстом, хочется меньше всего. Кристабель не многим более ста — древность для людей, зрелость для волшебников и молодость для фей. Тилия хоть и выглядит на двадцать, на самом деле сорокалетняя девица, в чём я не раз её шутливо подкалывал в ответ на её ребячество. Чем жила Крис все эти годы, что она любит, кому принадлежит её сердце? Казалось, вот сейчас спасу Виталию и она сама упадёт в объятия, откроет свои тайны, но… Надо же было так облажаться? И даже её трепетные слова, произнесённые в отчаянии над постелью чахнущего балбеса могут означать лишь жалость, свидетельство её доброго сердца. Нет! Пока не исправлю ситуацию, думать об этом — только зря терзаться. — Дорогой, ты чего вскочил? — Обеспокоенно спросила мама, отрываясь от своих бумаг. — Всё в порядке, мам, я в норме. Хотел начать работать потихоньку. А что ты пишешь, да ещё в таких количествах? Мама усмехнулась и подняла к лицу один из листов, назидательно потряхивая. — Такое производство требует качественного учёта. Это бухгалтерия, сынок. Кто-то же должен этим заниматься? Я хотел бы подойти к маме и крепко, благодарно обнять, но подумал, что она чутко уловит непроходящий жар моего тела и силой уложит в постель, поэтому только улыбнулся и сказал: «Спасибо. Люблю тебя», и быстро ретировался во двор. Матушка Мария дремала, мерно покачиваясь в подвесных качелях напротив внушительного склада, который вырос рядом с нашим домом за два дня моего бездействия. Старушка ослабла и я жаждал скорее снять с неё эту ношу, так некстати взваленную по моей глупости. В сарае ровными рядами лежали упакованные и готовые к отправке материалы, а Тилия и, к моему удивлению, Аврора — проводили инвентаризацию. Партии были большими, требующими огромных разрывов в пространстве и чудовищных энергозатрат, потому приходилось доставлять по-старинке — лошадями-тяжеловесами, в груженых повозках. Мускулистые разномастные кони с широкими копытами в нетерпении мялись у склада, пока мужчины-феи из монашеского ордена Виты загружали товар. Тилия посмотрела на меня и от чего-то сразу отвела взгляд, закрываясь длинными волосами. От этого движения меня пронзил неприятный холодок, ясно намекавший, что упоминание ревности в нашу минувшую встречу было точным и болезненным. Отец ни словом не осудил меня, казалось, даже чувствуя себя немного виноватым за то, что доработал коудо. Я принял из его рук карточку, привычно восхищаясь чёткостью линий, изяществом символов — так красиво работать может только Мерлин. Мне ещё до этого расти и расти. Обижаться нет смысла. Благодарить! И падать в ноги, что выручил дурака в очередной раз. Папа обнимал меня, чувствуя жар, но и здесь не сказал ни слова. Наверное, самое большое добро, что я сделал в жизни — нашёл способ, чтобы он был всегда рядом. Отец честно пытался меня лечить с помощью Сангвиса, надеясь, что стрелы, пущенные вблизи, напитают мой организм магией любви и защиты, но в этот раз чуда не случилось. Зато магия обновленных коудо была безупречна, именно так, как я задумывал её изначально. Теперь не требовалось столько карточек, и не было необходимости бесконечно вливать силу в мелкое волшебство. Мама честно расписала мне суточные нормативы и я честно их выполнял. Не больше и не меньше. Сил уходило ровно столько, чтобы хороший сон и вкусная еда полностью восстанавливали организм. Я в тайне надеялся, что Крис вновь придёт проведать меня, а я гордо скажу: «Всё хорошо, не беспокойся, но я пока занят», оставляя её в лёгком чувстве неудовлетворённости и неуверенности, но она так и не появилась. Да, Рори, я хороший ученик, помню твои хитрости, адресованные Гансу, и сам бы рад их применить, но что-то не везёт.***
Это случилось за день до моего семнадцатилетия. Почти год работал, не покладая рук и сделал такой запас материалов, которого хватит на три года безбедного существования Виталии. Тилия будто оттаяла, ведя себя даже более дружелюбно, чем обычно, и все заботы по доставке товаров легли на её плечи. Она гордо зачитывала мне благодарственные письма из дворца, а я тихо бесился, что почти за целый год Крис появилась всего несколько раз, в сопровождении делегации и неизменно под руку с Илией, не оставляя мне ни малейшего шанса приблизиться к ней. Завтра мой семнадцатый день рождения и всё, что я хотел бы получить в подарок — возможность просто побыть с Кристабель. Неужели я не заслужил такую малость? Впрочем, если браться за дело серьёзно, проблемы страны требовали куда более глубоких решений. Самое правильное — внедриться в Анклав, сделать карьеру и повернуть флюгер власти в нужную сторону. Как говорят — не можешь победить систему, тогда возглавь её. Мне будет лишь семнадцать. Но не сама ли Кристабель говорила, что я покину Храм Вечности, когда смогу самостоятельно принимать решения? И не она ли сама вручила мне судьбу Виталии год назад, согласившись с моими методами? Я просто пойду к ней и поговорю. Да и потом, разве она не обещала мне всё, что я захочу? Будет ли для неё значить мой уход хоть что-то? Стало быть, время узнать это. Холодный душ под водопадом горной речки бодрил и освежал, на мгновение мне показалось, что кто-то наблюдает за мной из кустов на холме, но сочтя эту мысль параноидально-смешной, я её отогнал. Снова надел чёрное, как в тот день, когда впервые украл поцелуй Кристабель, и хотел было собрать волосы, но передумал, оставив тяжёлые длинные пряди свободно спадать на спину. О моем посещении дворца знали родители, которых пришлось напрячь с задержанием Тилии в Долине. Никогда не знаешь, чего ожидать от моей Стрекозы, когда речь заходит о принцессе фей, но это всегда — ничего хорошего. На улицах Латенса зелёный народ радостно перешептывался, показывая на меня пальцем, а кто-то не стесняясь приветствовал восторженными возгласами. Было неловко, но видимо, от бремени славы спасителя никуда не деться. У Народного дворца меня встретила стража и строго спросила о цели визита, а также о том, назначено ли мне. Забавно, даже не подумал, что нужно где-то записаться на приём. Теперь, когда я знал внутреннее пространство дворца можно было телепортироваться прямо внутрь. Впрочем, был и риск, если некоторые области комнат были защищены от подобных проникновений. Застрять в ткани бытия, сжимаемый пространством — словно попасть в мясорубку. Эти страшные догадки теоретиков от магии Хаоса проверять как-то не хочется. Поэтому я напросился к Илии. Пока ждал, молоденькая горничная робко косилась на меня, но как только пытался ей улыбнулся, сразу отворачивалась, делая вид, что занимается своими делами. Если бы не был так воодушевлен своим планом, то непременно заметил бы, что девушка отнюдь не стесняется — она напугана… Старый министр встретил меня в приёмной немало удивившись спонтанному визиту. — Что-то случилось, ваше высочество? Я решил не тянуть кота за хвост, и объяснил Илии мои соображения по поводу внедрения в Анклав с целью коренным образом помочь Виталии и всему Сказочному Острову. Министр с пониманием кивал и когда я закончил, предложил следовать за ним. Кабинет принцессы фей оказался совсем близко, на втором этаже, над тем местом, где я только что беседовал со старым политиком. Крис стояла у окна, спиной к нам, вся в белом, спрятав крылья скрывающей магией. Её волосы струились по спине, доходя до поясницы, и я вновь залюбовался их красотой. — Спасибо, Илия, можешь оставить нас, — спокойно сказала Крис, но так и не повернулась. Илия загадочно улыбнулся и учтиво отошёл назад, закрывая за собой двухстворчатые двери. Похоже, о моём приходе доложили пока я только шёл по улице. Вести разносятся быстро. Крис повернулась и посмотрела на меня так, будто давно подготовила речь. — Думала подойти завтра, поздравить тебя с днём рождения, но похоже, принц Дейран терпением не отличается. Она вежливо улыбнулась, и я почувствовал некую натянутость в её движениях. Склонился в почтительном приветствии и ответил. — Да, Крис, терпение не мой конек. Поэтому я принял решение покинуть Храм Вечности и занять престол Голубого королевства. Став королём-волшебником я смогу изменить политику Анклава и наладить жизнь виталийцев раз и навсегда. Кристабель дрогнула. Я заметил как она прижала руки к груди, нервно сминая пальцы. Спасибо, друг мой Аврора, твои уроки и правда эффективны — заставить сомневаться и выбить почву из-под ног у строптивого возлюбленного — то, что нужно в отношении моей Крис. — Почему ты хочешь уйти... сейчас, Ден? — Отрывисто спросила принцесса фей, и я невольно растянул уголки губ, мысленно празднуя победу. — Ты сказала моим родителям, что как только я смогу самостоятельно принимать решения, мы покинем Виталию. Так будет проще исполнить предназначение и оплатить мой долг. Если не ошибаюсь, плоды моего решения уже год успешно обеспечивают страну. Того, что сделано, хватит ещё на три года. Так чего ждать? Самое время действовать. Меня здесь ничего не держит. — Последнюю фразу я сказал особенным голосом, вложив в него всю грусть, всю надежду. Кристабель глубоко вздохнула, справляясь с нахлынувшими эмоциями. Она и без того не смотрела в мою сторону, но в какой-то момент не выдержала и повернулась спиной. Нет, это не пренебрежение к ничтожному просителю, и я торжествовал, догадываясь как глубоко проник в её сердце. — Вы правы, Дейран. Всё так. Что ж, не вижу причин вас задерживать. Составьте прошение и я подпишу. Принцесса будто сжалась, опустив голову, подняв плечи. Её напряжённая спина была красноречивее любых слов. Она ждала, что я уйду, чтобы наконец дать волю чувствам… Но я больше не мог терпеть и рванул к ней через кабинет, прижимаясь всем телом, обхватывая ладонями хрупкие плечи, зарываясь лицом в мягкие волосы. — Крис… — чувственно шептал ей, касаясь губами краснеющего ушка. — Ты же совсем не это хочешь сказать. Фея задрожала и выскользнула из моих объятий, спешно подбежав к дверям, распахнула их, пряча глаза и цедя горькие слова. — Если это именно та награда, что вы желаете, я отпущу вас из Виталии. А теперь оставьте меня. Выйдите, принц Дейран!***
Вышел из дворца в растрепанных чувствах. Ну, и чего добился? Мгновение, когда Крис трепетала в моих объятиях, сменилось гневом. Будто мстя за минутную слабость, что позволила себя коснуться, она выставила меня за дверь, как строгий учитель, прогоняет нерадивого ученика. Не перегнул ли я палку, попросившись на волю раньше времени? От досады пнул близлежащий камень, отхватывая от равнодушного булыжника порцию острой боли в ушибленной ноге. Домой возвращаться не хотелось. Так и представляю скептическую ухмылку отца и его слова: «И это ты называешь борьбой, сынок?» Ну что ж, вижу только один выход — трюк с тайным посещением дворца предстояло повторить. Мы оба знаем, Крис, о нашем предназначении, и я намерен выяснить, почему ты до сих пор меня избегаешь. Я дождался заката в парке, сидя под деревом, и перебирая карточки с заклинаниями. Неясное предчувствие сдавило сердце ледяными клешнями. Жара пустыни сменилась холодом ночи, влажной, запускающей липкие пальцы в распущенные волосы. Я бесшумно переместился к Народному дворцу и привычным маршрутом, цепляясь за толстые ветки липы, добрался до спальни принцессы… но та была пуста. Кузнечики мелодично стрекотали в изысканно подстриженной растительности королевского сада. Одновременно восхитительный и удушающий запах магнолий проникал в нос, кружил голову. Недоброе предчувствие охватило меня с новой силой. Вглядывался в тенистые кроны лип и мерещились серые тени, врастающие в стволы, прячущиеся от моего взгляда. Добравшись до вершины, легко перешёл на крышу, где раскинулся потрясающий сад. С моего последнего посещения здесь ничего не изменилось, и можно было бы продолжить некультурно заглядывать в окна, но в этот раз хотелось осмотреться. Движимый инстинктами, я крался в тени скамеек и жасминовых кустов пока не увидел сереющую во мраке круглую, крытую беседку. На лавочке, как пара белоснежных лебедей сидели Илия и Кристабель. Девушка прижалась к мужчине, уткнувшись лицом тому в шею. Плечи её беззвучно сотрясались, и я с болью осознал, что вечно невозмутимая Крис расстроена, как никогда. Министр ласково гладил её по распущенным волнам золотых волос, безуспешно пытаясь утешить. Даже этот отеческий жест вызывал у меня на сердце бурю, поэтому когда Крис подняла голову и погладила Илию по щеке, кровь хлынула к лицу, застилая зрение. Не важно, чья была инициатива... Мои руки в ярости ломали ветки, обрывали нежные лепестки цветов, пока я не отрываясь смотрел, как губы любовников соединяются в нежном прикосновении. Кристабель готова предпочесть собственного отчима, только бы не быть со мной?! Лютая ненависть охватила меня, и святой образ Илии померк. Не верю, что старик не знал о том, что на сердце у Крис. Да даже, если она сама ищет его утешения — как мне с этим жить?! Ненавижу! Слёзы обиды душат и сила утекает сквозь пальцы, сочится из пор. Ветер призванный неуправляемым хаосом, срывает листья, клонит деревья и чёрные тучи сгущаются над Народным дворцом. Яркие молнии режут небо и Кристабель тревожно смотрит, как первые крупные капли дождя падают на садовые тропинки. Взгляд девушки направлен прямо на меня, в эпицентр бури — я чувствую его, чувствую страх. Принцессе фей, похоже, не понравилось, что я явился без приглашения, шпионю за ней. Всё ещё не отрывая взгляд, она выбросила руку, и открыв за спиной разрыв в пространстве, отступила в дрожащее радужное марево. Дождь промочил меня насквозь, оставив сухими только карточки с заклинаниями в кожаной сумке. Не чувствовал ни холода, ни влаги — только тупая боль и переполняющая злость. В муках ревности не мудрено не заметить опасность, исходящую из вне. Но с уходом Кристабель, чувство неясной угрозы вернулось. Я вновь прижался к ветвям старой липы и скрылся в листве, тревожно вслушиваясь в стрекот кузнечиков и пение ночных птиц. Тишина. Буря успокоилась, но живность не завела привычный разговор, оглашая звуками старый сад. Можно было подумать, что это реакция на моё присутствие, но я был уверен, что около дворца притаился кто-то ещё. Тонкая черная фигура отделилась от нижней толстой ветки массивной липы. Она словно пантера выгнула гибкую спину, вытянула тонкую руку, расправляя кисть. Почувствовав неприятное движение, одно из тех, что вызывает тошноту, когда подземные толчки ещё не на столько сильные, чтобы разрушить здание, но достаточно ощутимые, чтобы инстинкт самосохранения вопил и гнал в безопасное место — я рванул к спальне Кристабель. В один прыжок оказался на широком подоконнике и попытался использовать карточку-отмычку. Бесполезно… Окно осталось наглухо запертым, а внутри комнаты мрак съедал все очертания, пугая неизвестностью, питая ярость. Силой попытался выдавить раму плечом, но упругая магическая масса поглощала и возвращала мои движения, сталкивая с подоконника. Окно держат с помощью волшебства. Но кто? Я огляделся в поисках тёмной фигуры. Та залезла чуть выше и снова направила руку, на этот раз жест был адресован лично мне — явная угроза, пучок силы и болезненный разряд. Слабые электрические токи пронизывали мокрую одежду, сбивая сердечный ритм, нарушая дыхание. Сквозь боль, призвал Хаос, разрывая землю под вековыми корнями. Старая липа натужно заскрипела, заваливаясь на бок, и тонкая фигура потеряв равновесие, упала в рухнувшую крону. Надо бы проверить, повязать ассасина, но я не мог тратить на это время. Сердце ускоряло ритм, и я чувствовал, что нужен Крис. Мощным толчком выбил окно и кубарем ввалился в спальню принцессы фей. Девушка лежала одетой на неразобранной кровати, подставив лунному свету совершенно восковое лицо. Глаза закрыты, но грудь не вздымается от мерного дыхания спящей. Кристабель подобно тряпичной кукле безвольно свесила руку, открыв бледные губы, будто в последней, отчаянной попытке вдохнуть. Тонкие желтоватые нити испарений поднимались от постельного белья, и тошнотворный сладкий запах постепенно заполнял ноздри, вытесняя кислород. Я задержал дыхание и схватив безжизненное тело принцессы фей попытался сотворить разрыв в пространстве. Магия вспыхнула и лопнула, едва замерцав. Чья-то злая воля всё предусмотрела и комнату защитили от колдовского вторжения. У окна лежали толстые листья с желтым налётом, по всей видимости, брошенные в спешке неосторожной служанкой, отравившей постельное бельё. Теперь я отчётливо вспомнил страх, мелькнувший утром на лице хрупкой горничной. В ужасе обнимал безвольное тело любимой, не ощущая её сердцебиения. Побег через окно был единственным выходом, и с принцессой на руках я бесстрашно прыгнул, подхватываемый ветром Хаоса у самой земли. Ещё быть чуть-чуть и обе сломанные ноги мне были бы обеспечены, но думать о себе даже в голову не приходило. Мчался подальше от дворца, призывая силы, и когда наконец разрыв открылся, влетел в него с хлопком закрывая за собой проход. Водопад в Долине Вечности казался мне тихим и безопасным. Тенистые пихты и широколистные каштаны окружали его словно изумрудные стражи. Мягкий короткий мох зелёным ковром устилал поляну, окутывая валуны, и я положил на него Кристабель, прижимая ухо к её груди, в отчаянном желании уловить жизнь. Исцеляющие карточки в моих ладонях мучительно жгли руки. Я приложил их к её телу, в ярости вливая силу, выталкивая яд. — Дыши, Крис! Дыши! — Кричал в отчаянии, чувствуя слёзы бегущие помимо воли. Когда силы кончились, я припал к её рту, вдыхая воздух. Грудь Крис вздымалась в такт моему дыханию, и я не бросал попыток спасти её жизнь. Ничто в этом мире не могло заставить меня прекратить бороться за принцессу фей. Я чувствовал, что моя любовь, моя магия сильнее смерти и когда Крис натужно закашлялась, с хрипом вбирая воздух — испытал истинное счастье. Когда кашель стих и дыхание выровнялось, Кристабель взглянула на меня, но нахмурившись от боли, снова закрыла глаза. Я заметил, что некогда светлые белки голубых глаз пронизывали полопавшиеся капилляры. Не собирался более просить разрешение, чтобы касаться любимой, исцелять, и потому уверенно гладил её лицо, целовал закрытые веки, призывая лечебный Хаос, облегчая боль. Уставший, благодарный и любящий взгляд Кристабель говорил больше, чем тысяча пустых слов. И когда склонился над ней, лаская лебединую шею, забираясь пальцами в волосы, она не оттолкнула моей руки. — У вас во дворце завелись крысы, ваше высочество, — угрюмо сказал я, обдумывая тот факт, что Крис больше не безопасно жить в городе. Вместо ответа она протянула ко мне руки, цепляясь за плечи, и я с жаром прижал её к себе. — Я не допущу, чтобы ты вернулась во дворец и снова подверглась опасности. Кто-то хочет твоей смерти, Крис, и я должен быть рядом, чтобы защитить тебя. Принцесса отстранилась, обнимая моё лицо ладонями и прошептала дрогнувшим голосом. — Ты спас мне жизнь… Мог уйти, но вернулся. Я приблизил своё лицо к её лицу, коснулся носом кончика её носа, и прикрыв глаза, ответил. — Разве можно иначе? Ведь ты и есть моя жизнь. Ревность и ужас произошедшего канули в небытие, когда Кристабель легко коснулась моих губ, робко целуя, будто сомневаясь, имеет ли на это право, и я, едва веря своему счастью, ответил ей со всей страстью и любовью, на какую был способен.