POV Томас
Потребовалось мгновение, чтобы осознать: всё кончено. Ещё пятнадцать минут назад я был счастлив впервые в своей жалкой жизни. Но у такого как я просто не могло быть шансов. Верно ведь? Богатые становятся богаче, а бедные беднее; возлюбленных любят ещё больше, а тех, кого всю жизнь презирают…
Инвалидное кресло просто качнулось, потеряв ненадёжное сцепление с поверхностью, и я полетел вниз по лестнице, навстречу неминуемой, если не гибели, то уж точно серьёзной травме.
Лучше бы я умер. И у прекрасной феи был бы шанс, хрупкий шанс остаться инкогнито, сбежать из дворца с помощью брата Эйта.
Сейчас же Тилия сидела на ступенях и смотрела на меня огромными голубыми и бесконечно прекрасными глазами, полными ужаса. Красные колдуны приближались по мрачному проходу, словно поступь рока, готового смять письмена наших жизней, как тонкий лист пергамента.
«Ты цел?!» — кричала перепуганная Тилия, и я понимал, что неминуемая гибель её волнует меньше всего.
Мне всё равно на сколько велики мои повреждения. Есть ли они, нет их — не важно. Не важно, если я не сделаю всё, чтобы её спасти. Жизнь обрела и смысл, и цель: и я цеплялся за реальность, оправляясь от шока произошедшего.
«Вы нарушили границы королевства и повинны в несанкционированном проникновении в покои герцога. Следуйте за нами» — отражаясь от каменных сводов, эхом гремели слова одного из магов.
Тилия отстранилась. Не знаю, пыталась ли она показать, что не трогала меня, но лишившись тепла её рук я почувствовал одиночество куда острее, чем за всю свою жизнь. Откуда красные колдуны узнали, что девушка была в моих покоях? Да, они могли видеть, как мы выходим, но вопрос в другом: как они узнали куда и когда нужно прийти?
Я понимал, что выводы, которые мне предстоит сделать, будут едва ли не самыми важными в моей жизни, но сейчас не было времени об этом думать. Тилия вставала со ступеней, лишь мельком взглянув на красных колдунов. Она вернула мне взгляд и с усилием растянула уголки губ. Вымученная улыбка исказила прекрасное, кукольное личико в тщетной попытке меня приободрить. В глазах стояли слёзы, но она не позволяла им выкатиться, сохраняя мужество за нас обоих.
То, что она отвернулась от меня, встала, шелестя бесполезным серым плащом, и гордо проследовала, покоряясь приказу Анклава, окончательно меня отрезвило.
— Стойте! Не трогайте её! Это приказ! — вопил срывающимся голосом, понимая, как жалко и нелепо выгляжу. Они ведь даже не спросили нас ни о чём, предъявляя обвинения без суда и следствия. Моя должность исполняющего обязанности главы государства, самая что ни на есть фикция. Всем заправляет отец и его верные друзья из Анклава. Но я не могу не пытаться.
Я скользнул взглядом по ступеням, оглядывая верхнюю лестничную площадку в поисках своего союзника, но брата Эйта и след простыл. Именно сейчас, когда он так нужен, чёрный монах неожиданно покинул меня, словно забивая очередной гвоздь в крышку моего гроба.
Сохранить Тилии жизнь — единственное, что важно. Рука тянется к псионитовому браслету и я готов уже снять его, чтобы отпустить магию, извлечённую дорогим мне существом, словно жемчужину из раковины, но Тили обернулась и покачала головой. Она будто чувствует меня, читает мысли, разделяя горе и радость.
Почему нет? Почему мне нельзя применить магию, чтобы спасти тебя? Родная моя…
Да, я не знаю, как пользоваться волшебством. Дети этому учатся чуть ли не с младенчества, но у меня иная история. С этого же возраста мой аномальный дар начал разрушать меня изнутри. Заточенная словно в ореховой скорлупе магия била по организму: хаотично, болезненно и беспощадно. Даже сейчас, когда чувство к прекрасной девушке создало новые пути, по которым избыток волшебных сил свободно вытекал, не причиняя мне больше вреда, я не мог ими управлять. Тилия боится, что я не справлюсь, что я спалю тут всё дотла, сжигаемый яростью? Или она думает, что если я сделаю вид, что она коварно пыталась меня соблазнить: мне ничего не будет?
— Вы слышите меня? Я приказываю вам, отпустите девушку! Она ни в чём не виновата! Я сам пригласил её во дворец! — подписывая себе смертный приговор, говорил я, звеня рассерженным голосом и заставляя Тилию снова обернуться. Губы дрожат, и она уже не сдерживает слёзы.
Прости меня, ты хотела меня выгородить, спасти: я это понимаю. Но я так не могу.
— Очень жаль, если так, ваше превосходительство, — спокойно ответил один из мужчин.
Красные капюшоны полностью скрывали их лица, оставляя для обзора лишь подбородок и полоску губ. Ростом братья были равны так, как если бы их набирали в Анклав ещё и по этому критерию. Я не знал кто из присутствующих главный, вынужденный общаться с соблаговолившим мне отвечать.
— Вы одурманены, молодой герцог. Однако, вам не о чём беспокоиться, потому что очень скоро всё закончится. Со смертью ведьмы чары спадут, а братья Анклава будут рады, что снова оказались полезными членам королевской семьи. Если у вас остались вопросы, вы можете задать их вашему отцу.
С этими словами колдуны развернулись, и проследив взглядом, что девушка не отстаёт, двинулись на выход. Тилия больше не оборачивалась и я, не теряя времени, подполз к перевернутому инвалидному креслу. Мышцы на руках надулись от напряжения, пока тяжёлая деревянная конструкция снова встала на колёса. Руки — моя единственная по-настоящему сильная часть тела. Всю жизнь кручу колеса, толкая бренную плоть, бесполезно сидящую на жёстком сидении. Слуги намывают кресло каждый раз после улицы, а мне приходиться по долгу оттирать грязные ладони. Кожаные перчатки без пальцев — настоящее спасение, но и они снашиваются довольно быстро. Сегодня был один из тех немногих дней, когда и кресло, и руки были чисты, как первый снег: будто специально для встречи с судьбой.
Держась за лестничные перила, я втянул себя на сидение, и привычным движением толкнул обода колёс. Фигуры колдунов таяли в конце длинного коридора, а я тщетно летел за ними на всех порах, не жалея рук. Сколько у меня времени до того, как случится непоправимое? Успею ли я поговорить с отцом и отменить приговор?
Моё детство не было кошмаром во плоти. Мне даже кажется, что отец честно пытался меня любить, заботиться обо мне. Надо отдать должное, из казны были потрачены не малые средства, чтобы Турмалин стал максимально удобным для наследного инвалида. Пандусы на улицах, в торговых лавках, и в каждом уголке нашего дворца. Отец нанимал талантливых инженеров из Жёлтого королевства, чтобы те придумали подъёмные устройства, позволяющие преодолевать лестницы, или же сразу заезжать на второй этаж с улицы. Маги из Анклава быстро сообразили, как купировать мою боль, с помощью адаптированного псионита, но всё же недостаточно скоро, чтобы моё тело не успело получить необратимых повреждений. Я седой, сколько себя помню. Никто никогда не говорил с какими волосами я родился. Наверное, со светлыми, как у отца. Говорят, мама была тёмно-русой, очень хрупкой с большими серыми глазами. Она умерла, дав мне жизнь, и я так никогда и не узнаю, что такое тепло маминых рук.
С годами, отношение отца ко мне неизменно ухудшалось. Я не мог понять причину и искал его любви, пытаясь заслужить её любыми способами. Слушался беспрекословно, учился безупречно, и говорил искренне и так часто, как только мог: «я люблю вас, отец». Что, впрочем, бесило его неимоверно… и тогда я перестал. Скрылся, заперев чувства глубоко внутри, терзаясь болью и одиночеством.
Следующим шагом стала чистка в рядах моих слуг. Всех, с кем я пытался завязать дружеские отношения, внезапно увольняли, заменяя другими. В конце концов те, которые были по-настоящему мне преданны стали хитрее, и вели себя со мной тепло только наедине. Именно тогда в моей жизни появился брат Эйт. Он всячески выгораживал меня и верных мне людей, и я наконец-то обрёл уверенность в завтрашнем дне.
Однажды отец повел себя действительно жестоко, и я до сих пор не могу себе простить, что допустил подобное. Мне всегда требовалась помощь и набрать ванную, нормально помывшись и не свернув себе шею, было целым приключением. Со временем я наловчился, но ещё пару лет назад, когда я только-только почувствовал, что мне отказали далеко не все части тела и я всё ещё мужчина, в моей жизни появилась молодая помощница. То, что юную миловидную блондинку допустили до господской ванны, конечно же заслуга брата Эйта.
У нас с этой девушкой так и не было полноценной близости и я понимал, что она испытывает ко мне лишь жалость, и… Она сама настояла, а я так хотел хоть раз в жизни поддаться искушению и ощутить хотя бы её руки, ласкающие меня прямо во время купания, её губы, обучающие искусству поцелуя…
На следующий день кто-то доложил отцу и мою подругу выпороли, заставив меня на это смотреть. Тонкий хлыст свистел, вонзаясь в нежную плоть, и девушка, «посягнувшая на честь герцога» пронзительно кричала. После такого я думал, что никогда уже не смогу посмотреть ни на одну женщину. Если отец хотел привить мне отвращение к естественным человеческим потребностям, то у него получилось… Так полагал до сегодняшнего дня, пока Тилия не поцеловала меня. И иллюзорный мир, который я надувал вокруг себя как мыльный пузырь — лопнул.
Несмотря на ни на что, мои чувства были выше плотского, выше земного. Я мчался в покои отца, понимая, что пусть даже я больше никогда её не увижу, знать, что Тилия живёт далеко и в безопасности — было бы для меня величайшим счастьем.
Отец как всегда был в кабинете. Дела государственные всегда его занимали больше, чем семья, а сейчас, после отречения дяди Роберта, он был погружен в них по уши.
На скрип двери отец даже не обернулся, продолжая стоять лицом к окну и перебирая стопку писем, едва помещавшуюся в руках. Наверняка очередные шпионские донесения. Я оглядел широкую отцовскую спину в голубом дублете, отметив про себя, что, если бы не мышечная дистония я мог бы иметь такую же эффектную рельефную фигуру. Всю жизнь стремился хоть в чём-то походить на отца: то одевался, как он, то старался подкачать плечи и руки, преодолевая свой недуг; но что бы я ни делал, к цели не приближался ни на шаг. Иногда мне кажется, что мы вообще не родные люди. Страшная мысль стучится в голову с самого детства, но я упорно её гоню, слепо падая в ноги к родителю в надежде заслужить хоть каплю его любви.
— Простите, отец, могу я войти? — спросил самым уверенным тоном, какой смог изобразить, и тут же пожалел об этом. Что ему стоит сказать «нет», прогнать меня? Мне никак нельзя потерпеть неудачу. Только не сегодня. В воздухе повисло напряжение и Альфред медленно, нехотя повернул голову и посмотрел на меня через плечо.
— Уже вошел. Говори, — недовольно процедил отец и я заметил, как осунулось его лицо, отмеченное печатью усталости.
— Отец, я никогда ни о чём не просил…
— И хорошо бы не начинать, — перебил меня он, будто надеясь сбить с мысли, но я не намерен был сдаваться.
— Анклав по ошибке осудил ни в чём не повинную фею. Я пытался остановить братьев, но они не стали меня слушать. Прошу, отец, отдай приказ, чтобы девушку отпустили. Я клянусь тебе, она не причинила никому вреда. Фея покинет королевство и уже сюда не вернётся, а я никогда тебя больше ни о чём не попрошу.
С каждой новой фразой голос мой креп, а отец поворачивался всё сильнее, чтобы наконец подойти и встать передо мной во весь свой могучий рост.
— Всё-таки ведьма тебя прокляла. А я-то думал Эйт у нас более умелый и смог тебя почистить. Не беспокойся сын, как только тварь сгорит на костре, чары развеются. Ты болен, но всё пройдет. Хочешь, я прикажу принести нам чаю? Посидим, я расскажу, как у нас обстоят дела, ты отвлечёшься…
Я смотрел на отца, как на умалишённого. Странная забота и понимание в его голосе — к чему бы это? И страшные слова, исполосовавшие сердце на куски. Да я сам спалю этот город, пусть только хоть кто-то тронет волос на её голове.
— Пап, пожалуйста, — снова с нажимом попросил и увидел, как каменеет отцовский взгляд. — Не надо больше смертей. Народ нам этого не простит. Гибель этой девушки только всё усугубит. Освободи фею, и я буду прежним, всё станет как раньше. Я клянусь тебе! Пойми же, если с ней хоть что-то случится…
— Помолчи! — в гневе выпалил отец. — Ты меня утомил.
И Альфред в какой-то досаде, смешанной с раздражением, потёр широкой ладонью лоб, спуская её на глаза и будто стягивая лицо.
— Как же меня всё достало… Если бы ты знал. Тебя волнует фейская шлюха, а вокруг рушится мир. А тебе и дела нет. Никогда не задавал себе вопрос: почему Анна и Роберт у нас заболели, а мы остались чистенькими? Никогда, нет? А я тебе скажу: эпидемия была отличной идеей, чтобы пошатнуть позиции короны. Чтобы ты, молокосос, смог прийти к власти!
— Отец, вы сошли с ума? — в ужасе пробормотал я, пожираемый взглядом суровых светло-янтарных глаз. Невольно принюхивался к окружающим запахам, надеясь оправдать ту ересь, что нёс отец, наличием алкоголя в его крови, но ничего подозрительного не обнаруживалось.
— Рот закрой! Я ещё не закончил. Эйт сделал поистине гениальный яд, распространяя его не менее гениальным способом. Только нашу семью он снабдил амулетами, способными помочь учуять запах отравы. Узнай он, что ты решил переметнуться на сторону врага, кто поручится за твою безопасность? Не успеешь и глазом моргнуть, как амулет внезапно затеряется, а в тарелке окажется твоя скорая старость и бесславная кончина.
И будто в подтверждение своих слов, отец засунул руку в карман дублета и вынул оттуда простую, ничем не примечательную серебряную монету. Он поднёс её к носу и, трепеща ноздрями, вдохнул совершенно неощутимый запах.
— Вот оно, наше спасение. Я так надеялся, что с твоей коронацией можно будет наконец-то прекратить эту игру, и вот ты приходишь и просишь за тварь, недостойную жить на этой земле. И что прикажешь мне с этим делать?
Наверное, у меня дёргается глаз, и я смертельно бледен, потому что на лице отца отразилось презрение, смешанное с жалостью. И я брал пример с этого человека?
— К… как вы могли заразить свой народ? И ради чего? Ради власти? Вы губите тысячи невинных! И я понадеялся, что вы способны пощадить одну чистую и беззащитную фею? Я… я… жалею, что я ваш сын…
Последние слова застревали в горле как терновник, и голос предательски дрожал. Но… Да, я всегда был в чём-то трусом, но подлецом — никогда. Только так, говоря правду я могу быть достойным той, что мужественно пошла на смерть, чтобы защитить меня.
— Да ты и не сын мне. Можешь пафосные речи тут не толкать, — небрежно кинул мне отец и развернувшись на каблуках, отошёл к столу и налил чуть тягучую, насыщенно жёлто-коричневую жидкость. Я наблюдал, как герцог залпом опрокидывает бокал и вытирает губы тыльной стороной ладони. Он не счёл нужным повернуться ко мне, выражая своим поведением бесконечное презрение, и заговорил.
— Я очень любил твою мать. Изабелла была лучшей женщиной из всех, кого я знал. Точно также думал и генерал-архимаг Терций, не побрезговавший соблазнить чужую жену. Нет, я не виню Лиз. Скорее всего, она была под чарами, но факт остается фактом: она мне изменила. И ладно бы это была просто измена, но она принесла свои плоды. Что мне оставалось? Ведь я любил её, а она так просила о прощении, о понимании. Всё королевство бы смеялось над герцогом-рогоносцем, поступи я иначе. И тогда не видать мне уважения и шансов на престол. Я принял её обратно, но родился ты и убил свою мать. Само твоё существование — наказание для меня. Как думаешь, каково это каждый день смотреть на лицо ребёнка любимой женщины, который даже на тебя не похож, точно зная, что он не твой? Но я пытался. Честно пытался тебя любить, облегчить боль, узнав, что ты проклят. Вот уж где наказание в кубе.
— Довольно, — пробормотал я, глотая слёзы, и развернул кресло в сторону выхода. Пусть теперь человек, всю жизнь игравший роль моего отца, смотрит на мою спину. — Единственный раз в жизни поступили благородно, и не смогли мне этого простить. Несчастный вы человек, герцог Альфред.
***
На город опустились сумерки. Фонарщики уже ходили со своими приставными лестницами и зажигали уличные фонари. Монаршая чета всегда правила достойно, давая гражданам рабочие места, хотя часть простых действий давно можно было перевести в магическую сферу: это и быстрее, и проще. Дружественные отношения с соседями, и в результате, регулярный подъём экономики — тоже несомненный плюс. Впрочем, скорее всего, Голубое королевство откровенно побаивались из-за сильного магического влияния, и в конфронтацию никто вступать не хотел. Вот и получалось, как в поговорке: «Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе».
Что мог дать народу жадный, зацикленный на власти человек, изображавший моего отца? За время своего «правления» от моего лица, всё чего он добился — массовой эпидемии и гибели сограждан. По-хорошему, надо найти тётю Анну и дядю Роберта, чтобы обсудить положение дел, но сейчас это меня волнует меньше всего.
Сердце рвётся из груди от беспокойства за жизнь единственного дорогого мне существа. Феи, предназначенной мне самой судьбой. Гул и стук колёс по брусчатой мостовой отдаётся эхом в голове, а кровь шумит в ушах из-за резко возросшего уровня адреналина. Я ехал, готовый разнести красный замок Кора по кирпичику, лишь бы найти и освободить Тилию, как вдруг из-за угла вывернули две фигуры.
Со стороны кажется, что горожане спешат по своим делам по практически безлюдной улице, вот только незнакомцы не смотрят так пристально взглядами голубых и янтарных глаз, и не улыбаются широко, как старому товарищу. Синий камзол с рукавами три четверти и закатанной белой рубашкой поверх манжет; коричневые брюки и кожаные ботинки; копна тёмно-каштановых волос и янтарные глаза — неужели братец Мерлин пожаловал в Турмалин? Рядом с достоинством вышагивал эффектный блондин в малиново-голубом жилете, точь-в-точь, как принц Джек из реестра королевских особ, который тщательно вёл герцог Альфред.
— Том, братишка! — воскликнул Мерлин и вместо того, чтобы протянуть ладонь, наклонился меня обнять. Да ладно, мне это не снится? Он и правда здесь! Я слышал только обрывки новостей и знал, что наследник Голубого королевства остепенился, женившись на принцессе Белоснежке, и что они ожидают ребёнка. Про похождения Бесстрашной Семёрки также, не сведущ только ленивый. На сердце буря чувств, и очень хочется обрадоваться, потому что с братом (я в душе всё равно его считаю таковым) у меня всегда были хоть и редкие, но очень тёплые встречи. Жаль, сейчас голова занята проблемами посерьёзней.
— Мерлин, ты прости, что я на тебе всё это вываливаю, я правда рад тебя видеть, но сейчас у меня серьёзные неприятности.
— Что стряслось, Том? Называй это совпадением, но мы здесь именно для того, чтобы разобраться с неприятностями. Очень может быть, что нам по пути. Выкладывай.
— В подвалах Кора держат девушку, фею. Её хотят казнить, естественно, даже не разобравшись, кто прав, а кто виноват. Я должен её спасти во чтобы то ни стало!
Джек повел бровью и они с Мерлином переглянулись.
— Девушка принадлежит к народу фей, голубоглазая, тонкая как стрекоза с длинными медовыми волосами? — спросил блондин и выжидающе на меня посмотрел. — Меня, кстати, Джек зовут.
Услышав описание, я невольно просиял, но уже через мгновение страх снова сжал сердце.
— Да, её зовут Тилия. И она для меня много значит. Отец предал меня и Тили это всё, что у меня есть в этой жизни. Однажды видел ваш портрет, Джек: я узнал вас. Рад знакомству. При других обстоятельствах здорово было бы пообщаться, но сейчас я не могу терять ни минуты.
Мерлин снял с шеи треугольный медальон и решительно подошёл к кованым железным воротам, вмурованным в толстую, ржаво-красную кирпичную стену. То, что казалось простым и грубоватым украшением было самым настоящим ключом и мой брат-волшебник, как бывший воспитанник Кора, имел непосредственный доступ в святая святых Анклава.
Вот я тоже хорош, как бы попал внутрь без его помощи? Не иначе сами боги ведут нас своим, неведомым смертным путём.
Ворота скрипнули и Мерлин, взяв меня за ручки кресла вкатил во внутренний двор.
— Дейран там с Эйтом без нас справится? — спросил Джек вполголоса, будто и не стараясь утаить разговор от моих ушей. — Видел, как лицо чёрного монаха вытянулось? Эх, надо было сыграть на том, что он Дена перепутал с каким-то своим родственником. Глядишь, вытянули бы побольше информации и взяли бы тёпленького. Не нравится мне этот тип, ой как не нравится. Монетка у тебя?
Мерлин остановился, и я повернул голову, чтобы увидеть, как он вынул из кармана серебряный кругляш, точь-в-точь такой, какой мне показывал герцог Альфред.
— Жаль, Ден всего два успел сделать. Ну ничего, стройнее будем. Парень, ты как там? — и Джек нагнулся, подаваясь вперёд, оглядывая меня с задорной улыбкой. Вид у товарища Мерлина был такой, будто он крайне возбуждён происходящим, причём в положительном ключе.
— Нормально. Только предчувствие недоброе.
— Ааа, — протянул Джек и многозначительно добавил. — Это у вас с Мерлином семейное.
Не люблю чего-то недопонимать, как и раздражаться по пустякам, поэтому спокойно спросил.
— Я хотел бы понять, что вы делаете в Турмалине и почему решили помочь мне? Вы ведь везёте меня в тюрьму Кора, к Тилии? Я готов поделиться информацией, которую знаю, в обмен на вашу откровенность. Что-то мне подсказывает, что мы на одной стороне, верно?
— Не переживай, братишка. Мы всегда были, есть и будем на одной стороне. На самом деле в городе мы по двум причинам: помочь моим родителям избежать покушения на их жизни и освободить нашу подругу Тилию. И ещё мы искали тебя. Но, как видишь, если уж начало везти, то это надолго.
По голосу Мерлина я понял, что он улыбается и я невольно улыбнулся в ответ, хоть он и не видел моего лица.
Кор освещался крайне плохо, будто сами тени были призваны скрывать чёрные тайны красных колдунов.
Мне вдруг подумалось, что в чертогах замка даже у стен есть уши и я, услышав самое главное, решил этим удовлетвориться. Мерлин и Джек, похоже, давно знают фею, и она им очень дорога, раз они бросились в змеиное гнездо ради её спасения. Что-то слышал про то, что одна из представителей их народа прокляла моего брата и его друзей, но вероятно, это очередные городские байки. Никогда не поверю, что такие создания, как феи способны причинить кому-то намеренное зло.
— А зачем вы меня искали? — мысль меня внезапно озадачила, и я вновь обернулся, чтобы увидеть, как улыбающийся Джек взмахнул чем-то прозрачным и одновременно зеркальным, будто тронул воздух, подёрнув его рябью. Левое плечо пропало, а за ним и правое, нечто похожее на капюшон скрыло голову и вот уже парня не стало, будто растворился в ночном мраке. Я совсем по-детски поднял руки и протёр глаза кулаками, будто это могло помочь развидеть происходящее. Мерлин же наклонился к самому моему уху и тихонько сказал.
— Джека в плаще-невидимке не заметят, а я давно не был в Коре, да и вообще бежал из королевства по определённым причинам. Моё возвращение выглядит немного неловким, не находишь? Ты же действующий правитель, и в компании мы усиливаем вес друг друга. Моя семья обязана Тилии многим, она нам фактически родная, а тебя, похоже, коснулось нечто, называемое предназначением. Верно?
— Да. Ты знаешь о предназначении?
— Больше, чем ты можешь себе представить. Предназначение не такое уж редкое явление, как я посмотрю. Это божественный дар, позволяющий обрести истинное счастье феям и колдунам. Кстати, хочу предупредить, что с нами как раз путешествует волшебник. Его имя Натан. Длинные седые волосы, голубые глаза, алый плащ Анклава. Чем-то смахивает на меня. Можешь ему доверять. Подробности позже, когда вызволим Тилию. Согласен? А теперь расскажи в двух словах, чем тебя оскорбил твой отец…
И я рассказал, видя, как вытягивается лицо Мерлина, как он садится на корточки прямо перед креслом, обхватывая голову руками. «Так. Эйт крайне опасен и лучше поторопиться. Надо двигаться, братишка. Пойдём за твоим счастьем. Джек, ты всё слышал?» — неожиданно просто сказал Мерлин, поднявшись, и на мгновение снова заключив меня в объятия.
***
Охрана пускала нас беспрепятственно, чему я немало радовался, всё больше ощущая собственную мощь. Пальцы невольно теребили псионитовый браслет и я улыбался тому, что даже если Тилии снова оденут чудовищную вещь, она без труда от неё избавится.
В подземелье было неожиданно жарко, и тонкая рубашка мгновенно стала влажной. Вокруг только сухие каменные стены, с чадящими факелами, и железные решётки, закрывающие проход в тесные камеры, где из убранства были только заплесневелые соломенные тюфяки, да ведро, используемое как отхожее место.
Я никогда не был в этой части замка, что не удивительно. За всю жизнь в Кор удалось попасть всего несколько раз, на приём к лекарям-волшебникам. Понятное дело, молодому герцогу нечего было делать в государственной тюрьме. И вот теперь я здесь. Мерлин толкает моё кресло, катит его по бесконечному коридору, а я ничего не слышу из-за шума крови в ушах, страха, что сейчас увижу в одной из камер растерзанное тело дорогого мне существа.
По счастью, тюрьма была пуста. Даже подозрительно как-то. В нашем государстве перевелись преступники? Или это место исключительно для фей, а они, как известно, редкая добыча?
Дойдя до конца арочного прохода путь преградила стража. Алебарды скрестились прямо перед нашими носами, и суровые латники гулко возвестили сквозь металлическое забрало.
— Ваше превосходительство, дальше прохода нет, — обратились ко мне стражники.
— В чём дело? Требую доложить обстановку, — небрежно, но уверенно сказал Мерлин, и на удивление это сработало.
— В зале идёт подготовка к экзекуции, — ответила стража, и я, чувствуя как гнев застилает глаза, рванул вперед, слыша, как Мерлин несёт лютую дичь: «Его превосходительство пострадал от рук феи, он жаждет собственными глазами увидеть процесс. Пропустите, не то столкнётесь с гневом королевской семьи».
Стража нелепо переминалась с ноги на ногу, отступая по бокам от прохода, пока я, стирая руки об обод колёс, гнал к гигантской решётке, преградившей мне дорогу.
Там, в центре большого, хорошо освещённого зала, на деревянном косом кресте лежала обнажённая девушка с длинными, медовыми волосами. Кисти, закованные в псионит, и стопы привязаны к краям уродливых брусков, лишая её возможности двигаться, позволяя делать с ней всё, что угодно. Прозрачные, чуть мерцающие крылья лежали вдоль тонкой спины, касаясь круглых ягодиц. Голова безвольно свисала лицом в пол, и я молился о том, чтобы она была жива, чтобы посмотрела на меня, нашла в себе силы бороться.
Я не вижу лица, но точно знаю, что это она, моя Тилия. Жалость, страх и гнев нахлынули, поглощая разум.
— ТИЛИЯ! — вопил сквозь решётку, сжимая толстый металл до боли. Фея приподняла голову и повернулась на звук моего голоса. Полные губы разбиты, а под глазом расползается фиолетовый синяк, но она улыбается мне сквозь слезы, что-то пытается сказать, и получает новый удар по лицу.
— ОТПУСТИТЕ ЕЁ! НЕМЕДЛЕННО! — кричал будто в пустоту. Мне кажется, что никто, даже Мерлин не слышал меня. Я словно в пузыре. Ломился в закрытые двери, лупя решётку кулаками, сбивая руки в кровь.
— Они поставили звукоизолятор, Том. Удивительно, что она тебя вообще услышала. Наверное, просто почувствовала. Поехали, я знаю, как попасть в зал. Надо торопиться! — тряс меня за плечи Мерлин, но я как загипнотизированный смотрел на ад, разверзшийся передо мной.
Палач хмыкнул, проведя Тилии огромной рукой от плеч до ягодиц, сжимая последние так, что наверняка останутся синяки, но, когда фея дернулась и крикнула, будто опомнился. Схватив одно из крыльев посередине, он резко рванул его, натягивая так, что будь я рядом, непременно услышал бы треск и, блеснув лезвием длинного ножа, рассек воздух. Клинок легко вошёл в плоть, отсекая то прекрасное и волшебное, что делало девушку неповторимо воздушной, свободно парящей над мирской суетой. Кровь хлынула из широкой и глубокой раны на спине, и Тилия дёрнулась, не издав ни звука.
Кричал я…
Мой вопль разрывал сердце, выворачивал душу, так что стражники неожиданно побросали алебарды и отступили куда-то в глубины коридора. Именно так, наверное, звучит волшебный голос банши, убивающий всё живое.
Я не банши, но хотел убить. Мучительно хотел.
Второе крыло отрубили столь же легко как и первое, и тут я услышал женский визг, и вой сквозь слёзы. Спина горела огнём так, что я не мог двинуть лопатками, но ярость питала силы. Цепляясь за решётку, я встал, оставляя проклятое кресло позади. Браслет полетел на пол и с моим воплем пришла магия.
Звуковой пузырь лопнул, наполняя мои уши криком любимой. Жар стал нестерпимым и к хору наших голосов добавилась какофония новых звуков. Вопили охваченные пламенем стражники, заживо варясь в своих латах, словно мясо в котлах. Орал горящий палач и кожа его пузырилась и стекала, обугливалась, распространяя тошнотворную вонь. Все те, кто препятствовал мне, кто причинял боль моей Тилии горели в аду моего гнева, а я стоял на трясущихся ногах и рыдал, глядя на реки крови омывающее изуродованное тело любимого существа.
Мерлин вернулся за мной и бесстрашно подхватил на руки, сбегая вниз по ступеням туда, где в зал вёл ещё один проход. Зеркальная рябь воздуха мелькнула у деревянного креста, освобождая стопы и кисти Тилии от пут. Мерлин опустил меня на пол и бросился помогать другу.
Фея была без сознания, когда Джек деликатно опустил мне девушку на колени. Он пожертвовал свой плащ, чтобы прикрыть наготу Тилии, и тот мгновенно стал видимым от крови, что пропитывала его. Меня же не смущало и не волновало её обнажённое тело, укрытое лишь тонкой тканью, и я прижимал фею к себе, укачивая словно ребёнка, качаясь с ней сам, будто это дурманящее движение взад и вперёд могло принести покой.
— Ты пришёл за мной… — прошептала Тилия мне на ухо севшим от криков голосом.
— Ну конечно пришел… Я же не мог позволить им … — и тут запнулся, поняв, что не уберёг девушку. Обрубки крыльев валялись на полу, как напоминание о моём провале, и я снова расплакался.
— Прости меня. Пожалуйста, прости… — бормотал сквозь слёзы, и Тили отстранилась от меня, заглядывая мне в глаза, а потом осматриваясь вокруг и взирая на всё то, что сотворил мой гнев.
— Ты убил их, — спокойно констатировала она и снова обняла меня. Я почувствовал, как её ледяные губы коснулись моей шеи и понял, что девушка слабеет, теряя много крови. Стаскивал с неё браслеты и видел, как синеет кожа.
— Будь со мной… Не покидай меня… — шептал, покрывая поцелуями её лицо, ища в себе силы исцеления.
Отчаянное желание жить и любить, сильнее смерти и любых телесных ран. Тилия отвечала на мой поцелуй сквозь боль разбитых губ, и тело её наливалось теплом. Мои ладони на её ранах полыхали, питая плоть, отдавая силы. Во мне столько нерастраченной магии и любви, что хватит на несколько жизней. Золотой свет исцеления снова окутал нас как когда-то на балконе, но теперь он горел так ярко, что казалось — в подземелье взошло солнце.
— Мерлин, — сказала Тилия оторвавшись от меня и глядя на брата благодарным взглядом. — Спасибо, что пришёл за мной и прости, что была невнимательна и попалась. Но если бы не это похищение, я никогда бы не встретила Тома.
— И никогда не лишилась бы крыльев, — грустно заметил Джек и бросил короткий взгляд на обнажённую спину феи, прижимавшуюся ко мне всем телом. — Ну надо же, даже шрамов не осталось. Теперь от человека не отличить.
В следующее мгновение Джек внимательно посмотрел на меня и закончил, повторяя слова Тилии.
— Ты убил их. Убил всех. И это определённая проблема. Маг, не контролирующий свою силу, по-настоящему опасен.
