Избранник богов

POV Дейран       Никогда не видел, чтобы мужчина так терялся в моём присутствии. Он смотрел на меня несколько мгновений, повторяя звучное, красивое имя «Иеремия», а потом будто сбросил оцепенение и ещё раз вежливо поклонился с глубочайшими извинениями, что, мол, обознался.       Обучение в Храме Вечности было очень качественным, и никто из моих преподавателей ни разу не упоминал, что Инквизиторы подвержены эмоциям и страстям. Если только человек, стоящий в дверях, и сжимающий ладонью серебряный кулон с молочным камнем, тяжело свисающий с его шеи — чёрным монахом не является. Впрочем, моя бабушка как раз в этом не сомневалась. Она подплыла к колдуну, чуть ли накидываясь на него с фамильярными объятиями. Я же глубоко втянул воздух, и чуть задержал дыхание, чтобы хоть на мгновение перестать чувствовать запах разлагающейся плоти.       Проклятие, которое Анна наслала на бедного малыша, ударило по ней самой. Нет, оно не убьет её. Долгое, мучительное наказание куда эффективнее. Этот символ на редком наречии великанов, алеющий на её шее: метка, обозначающая гнилую натуру. Чтобы никому не повадно было повторять что-то подобное. Всему есть своя цена, и королева пронесёт это уродство, доставляющее беспокойство, как физическое, так и моральное — через всю свою жизнь. А с учётом постоянного ношения красных туфель — жизнь её будет долгой.       Брат Эйт попросил аудиенции, но королева, к моей радости, не стала скрывать от сына и его друзей своих дальнейших планов. Досада, промелькнувшая на худом, строгом лице зеленоглазого колдуна, лишь подтвердила мои догадки на счёт его неоднозначной личности, однако он не стал перечить и позволил мне присутствовать при их разговоре.       — Иеремия… Простите, Натан, — запнулся Эйт, и взяв себя в руки продолжил, пристально глядя на меня, пока мы втроём шли по коридору к ближайшей, малой комнате для приёмов. — Я понимаю, что слишком затянул работу по спасению королевской семьи, но лучше поздно, чем никогда.       С этими словами, он вынул серебряную монетку из кармана в складках чёрной мантии и протянул её Анне, пока она придерживала створку распахнутой двери, приглашая нас внутрь. К её удивлению, Эйт в комнату входить не стал, переводя взгляд с меня на королеву и обратно.       — Эта монета моя разработка. Она позволяет не магу почувствовать яд старения, сокрытый в пище.       — Ах, Эйт… — всплеснула Анна руками и прижала костяшки пальцев к губам, в то время как глаза её увлажнились от осознания того, как запоздал этот бесценный дар.       — Конечно, вы старались всё сделать как можно быстрее. Я ни в чём вас не виню. Натан, прошу вас, посмотрите на артефакт. Сможете вы создать несколько таких хотя бы для Мерлина и его друзей?       Она легко коснулась монеты, которую так и не забрала из ладони чёрного монаха. Я же спокойно взял протянутую вещицу, ощущая, как сильно дрожит рука брата Эйта.       Достать вторую монетку не было проблемой; считать руны, запечатанные в магической оболочке — тоже легко. А вот повторить… Оказалось, чтобы сделать подобный артефакт, нужно было отдать часть своих сил. Причём, я не был уверен в том, что пока я не заберу их обратно, они сами восстановятся в моём организме. Но делать нечего, надо сотворить хотя бы пару таких монет, а там отец и друзья разберутся, как их распределить.       — Это всё, брат Эйт? Больше никаких новостей? Мне казалось вы говорили про ингредиент для моего лекарства… — начала Анна и, увидев, как монах отрицательно покачал головой, запнулась.       И мне тоже так показалось. Хитрый колдун пришёл совсем не с этим, и не за этим. Наше присутствие во дворце спутало ему все карты.       — Я уверен, брат Эйт благоволит народу фей, раз верно служит Оппозиции, и вам Ваше величество, и никогда бы не стал использовать их магическую сущность для создания лекарства. Ведь верно же? — спросил я, прожигая чёрного монаха взглядом.       Под моим взором колдун будто сжался, и я понял, что попал в цель. Он точно знает где Тилия и собирался использовать её невинную душу.       Бабушка нервно теребила своё колье и скорбно морщила лоб, переводя взгляд с меня на чёрного монаха.       — Я никогда на это не пойду, брат мой. Не нужны мне такие жертвы. Это против моих принципов. Верю, что ваше благоразумие не допустит подобных крайностей.       Этими словами королева вызвала моё искреннее уважение. Может быть, когда всё закончится, я смогу спокойно сесть и попробовать решить её проблемы. Да, она допустила жестокую ошибку, но и раскаяние её искреннее и глубокое. Возможно, для неё ещё не всё потеряно…       — Вы позволите поговорить с вами наедине? — вдруг спросил меня брат Эйт, снова взяв себя в руки и надев маску гордого и бесстрастного служителя закона.       По какой-то причине я совсем не боялся. Может, дело в природной самоуверенности? Интересно, что скажет отец, если я соглашусь поговорить с Эйтом без свидетелей? Чувствую магию вокруг чёрного монаха, чувствую её внутри него. Как и все Инквизиторы он обладает двумя сторонами волшебства. Но так ли он силён? Моя мощь куда больше и, ощущая эту силу, Эйт буквально дрожит.       — Через пару минут, — небрежно бросил колдуну и спустился в зал к отцу и друзьям.       Папа подошёл и быстро обнял меня, шепнув на ухо.       — Мы с Джеком за Тилией, а ты отвлеки нашего «союзника». Справишься?       — Нет проблем, пап. Сам хотел предложить. На вот, держи, — и я сунул ему в руку две монетки. — Это поможет вам чувствовать яд в пище, определяя его только по запаху.       Отец улыбнулся своей кривой фирменной улыбкой и хлопнул меня по плечу. Тоже самое сделал Джек, и перехватив одну из монет, кинул её стоявшему рядом, и всё слышащему Гансу. После чего укутался в плащ-невидимку и пропал.       Отец испарился также быстро, как и его товарищ-шпион, и в этот момент в одно из высоких окон, разделённых тонкой решетчатой рамой, влетел увесистый булыжник. Он пробил стекло, осыпая фонтаном осколков Редхуд, которая каким-то чудом успела повернуться к взрыву спиной. Артур подскочил к жене, но та уже рванулась к окну, вжимаясь в стену и осторожно выглядывая из-за портьеры на улицу. В руках у девушки тускло блеснули два чёрных, длинных кинжала и мечник достал Экскалибур, следуя примеру Ред.       — На улице какое-то волнение. Выглядит хреново… Иди, волшебник, заберись в Анклав и наведи там шороху, пока тебя туда пускают. Мы справимся, — бросила мне черноволосая воительница, и снова повернула голову, заглядывая в окно краем глаза.       Я вернулся в зал где оставил Эйта и бабушку, а там уже колдун во всю командовал стражей, чтобы королевскую семью тайно вывели из замка.       — Вы знали, что сегодня вечером разгневанный народ устроит штурм, и не предупредили? Где силы Анклава, защищающие корону? — сердито процедил я, с грохотом захлопывая за собой высокую белую дверь с королевскими гербами, в виде перекрещенных магического посоха и монаршего скипетра, на фоне треугольной эмблемы. Вершины этого символа обозначали единство Инквизиции, магии и монархии… но, похоже, сейчас каждый сам за себя.       — Анклав как раз там, где нужно — с короной. Красные маги благополучно защищают правящую семью герцога Альфреда. А от Оппозиции мало, что осталось, — невозмутимо ответил брат Эйт, когда приёмный зал опустел.       — Тогда пусть вмешается орден! Творится произвол, не в этом ли ваша основная задача — нести закон и справедливость? — не унимался я, чувствуя, как гнев всё больше завладевает сердцем.       — Орден слабее, чем вам кажется. Десять, всего десять монахов могут одновременно состоять в братстве. Никто не захочет рисковать своей силой и репутацией, чтобы спасать опальных монархов. Да, наша мощь велика, но ограничена определёнными рамками. Есть способ обрести великую силу, и решить разом все проблемы, но для вас это опасно. А теперь вообще всё изменилось…       — Какая трогательная забота, — презрительно хмыкнул я, прерывая чёрного монаха, и видя, как его взгляд вновь становится беспокойным.       — Если бы мы смогли вывести всех из Турмалина: королевскую семью, пленную фею, друзей вашего отца — Вы бы остались здесь навсегда? Смогли бы служить на благо королевства, забыв про чувства, отдавшись долгу?       — Моего отца… — повторил я за Эйтом и увидел, как он смущённо улыбнулся.       — Прости, Дейран, эту глупую игру. Что ж, маски прочь.       Не знаю даже, удивился я, или нет. Эйт всегда казался не тем, кем является на самом деле. Однако внутри, что-то оборвалось и по спине прошёл холодок.       — Моё мирское имя Амнон. Когда-то я жил в Виталии и был невинным и беззаботным фейри, желающим только одного — найти истинное счастье. И ты только представь, Дейран, я его нашёл. Но, как и многие феи, предназначенные друг другу самой богиней Витой, судьба наша была предрешена. Здесь, на континенте я потерял единственную любовь. Боль моя была так велика, что думал не оправлюсь…       Я смотрел в тускнеющие глаза чёрного монаха и вопреки желанию быть беспристрастным, пытался оправдать. Чувства, что испытывал этот фейри были мне близки и понятны. Я не мог его осуждать и не видел за ним какой-то жестокой вины.       — И всё-таки, что-то помогает вам жить, — заметил я и зелёные глаза Эйта стали невероятно холодными. Казалось сам воздух в помещении понизился на несколько градусов, принося неприятную зябкость.       — Месть, мой мальчик. Я живу местью.       Ох, вот это я попал… Оставалось надеяться на то, что в полумраке комнаты не так видно моё побледневшее лицо и проступающий в глазах страх. Недоброе предчувствие охватило сердце, как это часто бывает с мужчинами нашего рода, и я замолчал, ожидая страшного ответа. Эйт выдохнул и опустил голову, отойдя на шаг и упираясь бёдрами в конторский стол, присаживаясь на него совсем по-мальчишески, скрестив руки на груди.       — Чудовищная политика Анклава давно нуждается в реформации. Я искренне надеялся, что смогу внедриться и отравить гадюку её собственным ядом изнутри. Но, боюсь, я себя переоценил. Даже власть Инквизиции оказалась не так сильна, как хотелось бы.       — Вы не Инквизитор, — строго заметил я, собирая в голосе всё доступное мужество и холодность. — Наверняка спросите, что вас выдало? Чувства. Чёрные монахи словно мертвы, их бесполезно просить, уговаривать, им чужда жажда славы и мести. Вы же всё ещё томитесь земными страстями.       Фейри, назвавшийся Амноном, снова вздохнул и горько усмехнулся.       — Любовь предназначенных вечна. Она переживает даже смерть. Отведав из чёрного источника, я умер телом, но не духом. Будь у меня тот, ради кого хотелось бы жить, я бы никогда не пошёл на подобное. Инквизиторы навечно привязаны к Чёрному колодцу, он питает их силы. Хаос провинившихся фей, Порядок недоразвитых девочек-волшебниц — без этой магии колодец пересохнет, а орден ослабнет.       Так вот для чего все эти муки! Тысячи загубленных душ… Инквизиторы диктуют свою волю Анклаву, а те в свою очередь выстраивают политику так, чтобы чёрные монахи всегда были сыты и довольны. Не будь ордена, всё было бы иначе. Но нет же, алчность человеческая не знает границ, и маги продолжали искать волшебный эликсир, дающий всё и сразу. Всегда хочется больше: а чем власть, бессмертие и безграничная мощь не вожделенная цель? Вот только Анклав сам устрашился дитя, которое создал. Устрашился и покорился ему. Бойтесь желаний своих, ибо они могут исполнится…       — Вы столько узнали о слабых точках врага, что давно могли бы уничтожить его изнутри, вместо этого вы прибегаете к их силе, но сами в результате сильнее не становитесь, — сказал чёрному монаху с таким презрением, что возможно, сам себе вырыл яму.       — Ты не знаешь о чём говоришь, Дейран. Я был уверен, что орден даст мне власть, усилит мои способности. Но этого не произошло. Нельзя в напёрсток вместить реку. Понимаешь?       Я осмысливал всё, что говорил мне несчастный Амнон, ища несостыковки и сомневаясь в каждом слове, и невольно отрицательно качал головой, рискуя быть понятым превратно. За окном нарастал шум, а вместе с ним и моя тревога. Спокойный же и рассудительный Эйт, похоже, и не собирался ничего делать, чтобы помогать союзникам.       — Не понимаешь, значит. Базовое вместилище магических сил у всех разное. Способности, конечно, можно развивать, но это не значит, что твои каналы будут расти до бесконечности. Мои оказались совсем не большими. Став Инквизитором, я немного расширил доступные мне рамки и всё… Что может один черный монах средних способностей против величия ордена, а тем более, многочисленного Анклава?       — Тогда как ты собирался отомстить, Амнон? — спросил колдуна, приближаясь к нему, нависая с высоты своего немалого роста, и ныряя в холод зелёных глаз. Брат Эйт шумно сглотнул и отпрянул от меня, вновь глядя как тогда, в первую минуту нашей встречи.       — Я знал, что однажды явится мессия и готовил для него почву. Предсказание не лжёт. Думаю, теперь моя миссия выполнена.       Едва он успел договорить, как в окно снова влетел камень, но на этот раз куда больший, чем предыдущий. Обмотанный какими-то тряпками, булыжник полыхал. Языки пламени, срывающиеся с него в полёте подобно лепесткам цветов, касались штор, бумаг, в беспорядке лежащих по столу, пока власть огня не заявила свои права на всю площадь у окна.       Капли воды, которые всегда есть в пространстве Хаоса, легко собрались вокруг меня. Одним движением ладони Эйт сделал тоже самое. Мы заливали пламя, действуя слаженно, понимая друг друга как давние партнёры, и я осознал главное — он не сбежал, остался, чтобы помочь в трудную минуту.       Неоспоримый факт: всё то, что сказал Амнон правда лишь отчасти. Отец хорошо меня обучил читать других: будь то люди, или феи. Умный злодей всегда поделится частью правды, чтобы расположить к себе собеседника. Но даже не смотря на мой реалистичный взгляд на положение дел, проблема всё равно оставалась: я понятия не имею, что из сказанного правда, а что ложь. POV Мерлин       Эта ночь была особенно душной. Будто мало нам было жара подземелий. Я, наверное, не рассказывал, но Голубое королевство имеет совершенно уникальное географическое положение. Богатые урожаи, которые обязаны исключительно плодородным землям, благодатное соотношение осадков и солнечных дней: всем этим моя страна обязана кальдере вулкана Индранил. Подземное чудовище, хранящее в своих недрах миллиарды тонн бурлящей лавы, давно потухло, зато подзолистая почва продолжает кормить народ, обеспечивая Голубому королевству сытое существование. Платиновые горы не что иное, как края кратера, а наша цивилизация, существующая внутри него, живёт в буквальном смысле на пороховой бочке.       Почему-то раньше я не особо об этом задумывался. Ну, вулкан и вулкан, что такого? Спит уже сотни лет и, возможно, никогда не проснётся. Однако, волшебная активность в пределах королевства всегда должны быть дозирована. Никаких учебных землетрясений, ураганов и масштабных разрушений, иначе: быть беде. Я это понимаю, Анклав понимает, Инквизиция тем более…       На улицы спустилась ночь, и сегодня особенно душно. Небо ясное, звездное и убывающая луна, будто подёрнута розовой краской. Там на горизонте, где чёрные шпили Голубого замка посеребрены небесными светилами, вспыхивает алое зарево.       И снова это щемящее чувство тревоги.       Тилия обёрнута плащом Джека и плывёт по мостовой, по большей части невидимая, мелькая бурыми кровавыми пятнами и толкая инвалидную коляску моего родного брата.       Том меня потряс до глубины души. Не так поразительно, что маг, сколько то, какой тип волшебства он использует. Сила разрушения, рождённая чистыми эмоциями. Джек прав, Томас очень опасен, и всё что его убивало эти восемнадцать лет, теперь рвётся в жажде разрушения. Эх, дожить бы до светлого, тихого времени и мы с Дейраном попробовали бы хоть как-то обучить моего младшего брата. Сейчас же приходится решать проблемы по мере их поступления.       Тили, девочка моя, как же тебе досталось… Не могу себя простить, что тогда в Народном дворце прохлопал ушами и упустил похитителей. Да, юная фея счастлива обрести моего брата, но она и так бы его встретила, не сейчас, так позже, когда бы жизнь наша вошла бы в мирное русло.       На углу улицы пустовал магазин модной одежды, и Джек посмотрел на меня, выразительно подняв бровь. После чего, не сочтя нужным, что-либо объяснить, рванулся к витрине и вышиб деревянные ставни с ноги. Нет, ну должна же быть какая-то объективная причина его поступку? И она была. Схватив Тилию за невидимую ладонь, друг втащил её в разгромленный магазин.       Зарево на горизонте разгоралось всё сильнее, гул толпы, и отдельные отчаянные вопли постепенно наполняли уши. Твою ж мать, на Голубой замок напали! В свете этого, разбой Джека уже и не кажется каким-то жутким преступлением. Другу надо вернуть плащ, а фею одеть так, чтобы она не привлекала излишнее внимание.       Пока ребята спешно занимались маскарадом, я подкатил Томаса поближе в тень магазина и перелез через забор. На заднем дворе в стойле ржала пара лошадей. Серая кобылка в яблоках и рыжий, норовистый конь, который фыркал и сердито прял ушами, недобро на меня поглядывая чёрными, как минеральное масло глазами. По счастью, вся упряжь была на месте, как и пара относительно удобных сёдел. Жаль, лошадок только две, и придётся ехать парами. Открыв калитку, я вывел коней за поводья и встретился с неожиданно весёлым взглядом Тома.       — Принц-конокрад, друг его шпион-разбойник, фея и волшебник-пироманьяк. Хорошая у нас подобралась компания. Может, назовёмся Квартет Авантюристов?       Я хмыкнул, подходя к брату и беря того подмышки.       — Держись давай, подсажу, — сказал Тому, и крякнув под его хоть и малым, но всё же ощутимым весом, закинул парня в седло. — Это хорошо, что у тебя ещё остался настрой шутить. Видишь, полыхает на горизонте? Скоро нам будет не до веселья. Тебе в этом участвовать точно не нужно. Береги Тилию.       Том чуть смущённо улыбался мне из седла серой лошадки. Сам в белой рубашке и серебряные волосы треплет редкий жаркий ветерок. Слабые худые ноги, затянутые в чёрные штаны, и блестящие полусапожки вяло стоят в стременах, но если не знать о его мышечной дистонии, то с виду Томас походил на прекрасного принца на белом коне. Также подумала и просиявшая Тилия, вышедшая в мужском тёмно-сером костюме под руку с Джеком, во внезапно удачно почищенном плаще-невидимке. Ещё более хрупкая в этом образе, с чалмой из чёрного платка, полностью сокрывшего медовые пряди, она подбежала к брату, благоговейно обняв его за ногу.       Сильная духом девочка приняла свою судьбу, смирилась с потерей крыльев, ради того великого, что коснулось её жизни. Потому что я как никто знаю Тиль, и почти уверен, что она предчувствовала свою участь. Теперь мне следует сделать лишь одно — уберечь ребят. Какая бы битва не развернулась у стен Голубого замка, какие бы причины тому не были: Тилия и Томас должны немедленно покинуть Турмалин.       Фея взлетела в седло впереди брата, и тот нежно, почти интимно обхватил её руками за талию. В данной ситуации это было лучшее положение. Женское седло — унизительная штука для мужчины, и в детстве Том наотрез отказывался им пользоваться и ездить боком. Доказать свою состоятельность перед холодным отцом, было для него делом жизни. Упорство сделало из брата прекрасного наездника, у него сильные руки, но галопом он никогда не скакал, потому что без поддержки ног зафиксироваться на лошади крайне сложно. Сейчас же, из положения за спиной Тилии, едва ли Том будет думать о том, на сколько мужественно это выглядит: достаточно посмотреть на его чуть затуманившиеся глаза, и то как он уткнулся носом ей в шею, чтобы понять — парень даст ей себя увести даже в ад.       — Берегите друг друга. И Тиль, давай без глупостей, — многозначительно сказал фее, и поймав её кивок, хлопнул лошадь по крупу. Серый конь сорвался в галоп и эхо от стука железных подков прокатилось по пустынной улице Турмалина.       — Чего-то быстро она согласилась. Даже про Дена не спросила, — заметил Джек, тронув меня за плечо. — Точно не влезет в бой? Чего-то меня терзают смутные сомнения…       В этот момент позади нас в дальнем конце улицы полыхнуло алое зарево. Будто огонь решил пожрать всё живое, окружая нас, загоняя в ловушку. Красные туники колдунов Анклава текли рекой в сторону Голубого замка, ясно давая понять — всё очень и очень серьёзно.       — Давай, Джек, надо убираться отсюда! — крикнул другу и вскочил в седло, подавая ему руку.       Норовистый жеребец, будто почуяв свободу, нёс нас с Джеком к стенам дворца, оставляя позади волшебную угрозу. Разгорячённые бока коня ходили ходуном, и я едва держался в седле, обхватив Джека со спины. Развернуться и выстрелить, чтобы разрушенными кирпичными оградами палисадников временно задержать колдунов, не было никакой возможности. Огненные шары, подобно новогодним фейерверкам, освещали улицы ярким заревом. Они пролетали мимо, треща и гудя, и перепуганная лошадь шарахалась в сторону, брыкаясь, едва не сбрасывая проблемных всадников.       Внезапно порыв ветра принёс свежесть и прохладу. Молнии разрезали небосклон и мгновением позже прокатился гром. Лошадь заржала, встав на дыбы, и я до боли вцепился в жилет Джека.       Ливень пришёл сразу и мощно. Не с крупных капель, прибивающих городскую пыль, а с яростных струй, сбивающих с ног под порывами ураганного ветра. Дождь хлестал в лицо, закрывая обзор сплошной белой стеной. Гасли огненные шары, едва выпущенные из кровавого потока магической процессии, и где-то там, за пеленой бушующей стихии я видел силуэт. Лошадь и два всадника на ней, расправив руки словно птицы, грозно смотрели сквозь ливень.       Тиль и Том вернулись, как и предполагал Джек. Вот же упрямая девчонка! Не знаю какими словами, но фея вновь откупорила сосуд, хранящий магию молодого герцога. Словно навигатор, она направляла его силу, присоединяя свой Хаос к Порядку. Рука в руке и вот они уже непобедимы, и вдвоём стоят десятков магов Анклава.       «Ну всё, Тиль, спасибо, и заканчивай. Мы оторвались от преследования и вам пора» — как мантру повторял слова, и будто слыша мой голос, серый конь пропал, уводя с собою стену дождя.       Мы добрались до замка лишь для того, чтобы снова оказаться в гуще битвы. Улицы заполонили разгневанные воины, никто никого не щадил и не вступал в переговоры. Огни костров погасли, и черный дым валил в проясняющееся небо. Рыцари королевской гвардии бились с вражескими войсками. Блеск стали, вопли покалеченных воинов и море крови. Внутренний двор замка был полон людей, ворота пали под натиском разгневанной толпы. Я бросился через крепостные стены, ныряя в ближайшую дверь в укреплениях, чтобы оттуда, из надёжных каменных бойниц отстреливать вражеские войска. Вот только где тут понять, кто свой, а кто чужой…       Какофония криков и латы, залитые кровью, смывающей гербы и регалии. Стоны умирающих и отрубленные конечности… И где-то здесь, в замке, мой единственный сын стоит перед лицом врага, запертый в ловушке. Если бы Дейран успел уйти до того, как началось восстание. Где он сейчас? Что стало с моими родителями?       Нижние этажи королевского дворца охвачены пламенем, оно полыхает в окнах, испуская клубы чёрного дыма, а на одной из верхних террас, словно пара акробатов сражаются Артур и Редхуд. Черные клинки тускло отсвечивают, вонзаются в плоть и выходят обагренными кровью. Ребята словно одно целое, понимают друг друга без слов, прикрывая спины, защищая от арбалетных болтов и магических шаров, долетающих из глубины улиц.       Маги Анклава наступают. Мокрые, после ливня, устроенного Томом и Тилией, и рассерженные пуще прежнего. И тогда я выпускаю стрелу, наполняя Сангвис яростью. Взрыв вносит сумятицу в ряды колдунов. Вопли боли — музыка для моих ушей. Я знаю, что теперь под ударом, что теперь я главная мишень, но это уже не важно…       Когда случается, то чего допускать было нельзя, всё становится неважным. Земля вздымается, и град из кирпичей, осыпающихся на разрушенную мостовую, валит всех, кто оказался поблизости. Трещины змеятся по замку, разъедая ядовитыми чёрными реками стены от самого фундамента. Земля дрожит, потревоженная магическим землетрясением, угрожая пробудить то, чему просыпаться не должно.       И там, на самом верхнем балконе Голубого замка, средь квадратных зубцов крепостной стены, два седых колдуна — алый и чёрный, простирают руки над творящимся безумием.       Под магией Дейрана мир будто пытается отдышаться. Он держит силу Индранила в своих юных руках, не позволяя вулкану проснуться.       — ДЕН! — обезумев от ужаса кричу я, понимая, что никто меня не услышит. Отрезаны пути к отступлению. Им некуда бежать. Замок горит и все, кто оказался на его вершине, не смогут выбраться, если маги не потушат пожар.       Народ же словно сошёл с ума, и продолжает сечь противников, будто, не осознавая страшной опасности, которая над ними нависла. Трещины в стенах замка угрожающе расширяются, а в конце улицы, будто сам дьявол решил выйти и посмотреть на происходящее, ибо там земная твердь треснула, как кора спелого арбуза, и пар, валящий из расщелины, ясно давал понять — вулкан проснулся…       Черный монах каждым своим движением убеждал меня в том, во что я боялся и, в то же время надеялся поверить — он защищал моего ребёнка, как самого дорогого человека. Любая стрела, летящая в Дена отбивалась братом Эйтом, любой магический удар купировался. Инквизитор закрывал моего сына собственным телом, и я был вынужден обречённо наблюдать, как заканчивается отпущенное ему везение. Ни моя боевая помощь, ни атака наших друзей не могли спасти двух колдунов, невольно оказавшихся союзниками. Но я отказывался в это верить даже тогда, когда, истошно вопя имя сына, видел, как вонзается стрела в живот брата Эйта, а вторая прошивает ему плечо.       Не обращая внимания на свистящие над ухом стрелы, Дейран тряс заваливающегося Инквизитора, называя его странным, и таким глубоким именем Амнон, что означает «верный». Повинуясь своему природному упрямству и вопреки яростному запрету чёрного монаха, сын рванул с шеи того цепочку и открыл портал. Я в немом изумлении наблюдал, как инородная магия, запрещённая в Турмалине, взорвалась радужным светом, внезапно вспыхнувшем на балконе, и поглотила дорогого мне человека.