Любовь моя всегда выходила мне боком

— Интересный вопрос. У нас есть один остров рядом с Манхэттеном, маленький, можно поместить статую туда. — Отлично. Франция, благодарю тебя за подарок. Это же, насколько я знаю, с выставки? — Да, её построил наш выдающийся инженер с фамилией, странная такая, Эйфель. — Йорк, твоя задача — найти того, кто соорудит пьедестал, хорошо? — Да, конечно. — А мы пока с мадам Францией прогуляемся, столько всего обсудить, — Америка тепло улыбнулся женщине — верно? — Конечно, безусловно — Звездно-полосатый взял под руку Францию. Нью-Йорк улыбнулся, поклонился даме и ушёл в направлении порта — предстояла долгая работа. Америке было слегка неуютно — он до сих пор был в смятении, — почему Франция попросила его говорить с ней на «ты»? Где её манеры, прошлая аристократичность? Также, Штатов смущало то, как смотрела страна — да, во взглядах была любовь, как и раньше, но она была совсем иная. «Не может быть» — проносилось в мыслях Америки. Он посмотрел на Францию — нет, он не может в это поверить. Страна, которая до этого рассматривала архитектурные творения, почувствовала на себе взгляд парня и повернула голову. Они встретились глазами. Секунда, казавшаяся вечностью. Штаты пытался разглядеть в этом красивом лице — любит ли страна его? Он не знал. Он молил Бога о том, что бы не любила. Америка тянулся к Франции, но как к матери. Она не была той, о ком бывшая колония мечтал по ночам. Далеко, далеко нет. Франция задавала такой же вопрос — были ли чувства взаимны? Нет. Не были и та понимала это. Но эти тонкие губы, что были так сладки на вид — были ли они такими же на вкус? Искушение. Она хотела узнать. Разум будто отуманивался, а сердце стучалось быстрее. Франция сделала это. Её губы прикоснулось к губам Штатов. Да, они были сладкими, словно мёд. Рука её опустилась в волосы парня, ей лишь хотелось прижать Америку сильнее. Она чувствовала его тело, словно у гимнаста, тонкое и до ужаса красивое тело, что скрывалось за ненужной одеждой. Глаза цвета моря расширились — тот ожидал чего угодно, но не этого. Франция, что была аристократична и сдержана — повелась на поводу у чувств любви? Нет, нет, нет! Он щас проснётся — это был сон. Не был. Это был не сон. Бывшая колония, в замешательстве, думал что ему делать — ответить? Но он не любил её! Оттолкнуть? Она была слишком дорога для него, это как наорать на родную мать, что ничего не сделала. Ну, как ничего. Америка решил — нет, он не будет это терпеть. Парень оттолкнул от себя страну. Франция не знала, что делать. Она проиграла и на фронте любви. Влюблённая ошарашенными оками взглянула на Штаты, а затем просто убежала, вдаль — никто не должен был видеть её такой, никто не должен был видеть страну, саму Францию — ту, которую хотели многие, та, что была замужем — нет. Лишь вдаль, вдаль и вдаль!