chlorine

      — Не надувай шарики, выглядишь как самая настоящая сучка, — не отрывая взгляда от телефона, заявляет Хёнджин.       Звук лопнувшей жвачки режет секундную тишину между ними, и, слизнув с губ её, Тэён громко усмехается.       — Ты ведь не отрицаешь, что ты сучка? — наклонив голову чуть набок, отвечает Хван. Облизывает нижнюю губу, поправляя лезущие в глаза волосы.       Каждый раз одно и то же. Пока Хвану совсем не надоело комментировать любое его действие, взгляд, вздох выражением «ты реально сучка». Да, он сучка, кто ж ещё, и сам Хёнджин тоже попадает под это определение. Стоят друг друга, но младший не хочет этого принять. Потому что они давно не друзья.       — Н-нет, — фыркает Ён, закатив глаза и скрещивая руки на груди. Взять его прямо здесь, в клубе, на этом столе, до опухших губ и алых отметин по изящным ключицам, стереть эту хитрую похабную улыбку, от которой внутри поднимаются нет, не бабочки, этот период невинного интереса Тэён давно прошёл, а языки пламени. Хочется чего-нибудь острого, грязного, необычного. Хочется отыметь Хван Хёнджина, который действует на нервы по принципу «возбудим, но не дадим».       — Какой ты честный, хён, жаль, что бесхребетный, — наигранно-устало вздыхает Хёнджин, взглядом упершись выше плеча Ёна. — Ты — одно ходячее разочарование.       — Заткнись.       — Разве я не прав? — наклонив голову набок, вопрошает Хван, заставляя Тэёна сжимать до побеления костяшек кулаки.       «Хочешь меня? Загадай желание, может, исполнится», — издевательски любит тянуть тот, подмигивая.       Тэён рычит, Тэён мечется, а Хёнджин заигрывает с другими, трахает других, и плевать он хотел на Ли. Всем своим видом доказывает старшему это каждый раз в клубе, в туалете универа и где-нибудь ещё, когда случайно пересекутся.       В тэёновом сердце к парню греется большее: щемящее, нежное, тягучее, как карамель, и присыпанное острой ненавистью к его выходкам и высокомерному взгляду. Хёнджин похож на личный катализатор эмоций: всё в Тэёне при виде него клокочет, бурлит; едва терпимо, а остывает чертовски медленно.       Но он, дурак, мало слушает себя, сосредоточенный лишь на одном, в отличие от внимательного Хёнджина, всеми силами пытающийся заглушить чужой трепет по нему.       Высокие чувства и принципы морали? Не, не слышали. Пока молодость и желание жить течёт по венам, ударяет адреналином в мозг, Хёнджин не хочет ни о чём жалеть. Он не принимает к себе не трахает тех, кто испытает больше, чем приятельские чувства; не хочет, чтобы ошибки молодости были связаны с любовью, с чьей-то глупой симпатией к нему или его. Всё уйдёт, и останется лишь заметная горечь, которая испортит послевкусие от всего чудесного времени.       Поэтому посылать таких людей сразу же — лучшее решение. Но это не со всеми срабатывает.