//
Мне было девятнадцать, и я был отчаяным мечтателем. Тем самым ребенком, которому на десятилетие подарили сборник греческих легенд, нечаяно предопределив чужое будущее. Мифы поглотили все свободное время, они завораживали — их хотелось запомнить, изучать, искать параллели. Любовь к Древней Греции и языкам привела меня на филогогический в престижный колледж классического образования, а он в свою очередь познакомил с кружком таких же отчаянно влюблённых в искусство. До того, как я вступил туда, наслушался от студентов всякого, и все согласны были в том, что это кучка богатеньких высокомерных отпрысков, которым себя некуда девать. Я неплохо вписался в их число, будучи тоже из хорошо обеспеченной семьи и не знающим чего хочу от жизни, доказав, что далёкая древность близка мне так же как им самим. Я был новичком, к которому остальные грубо говоря принюхивались, которого пробовали на вкус, а я в свою очередь старался во всем соответствовать новым друзьям. В маленьком кабинете нас было пятеро студентов и сам Чхве Субин, молодой преподаватель, почти бог в глазах юношей и девушек, чьи души требовали больше, чем вызубривание лекций и анализа мифов. Рассуждения о красоте, вечности и людских пороках красивым спокойным голосом впечатывались в стенки сердца, на внутренней стороне век, куда бы мысли не вели, они всегда возвращались к беседам с Чхве. Слова подчинялись ему так же как некогда афинским ораторам. Меня и остальных привлекал он именно как незаурядная личность, полная чистой харизмы. Если мы перебирали кипы информации, самозабвенно зубрили идиомы из латыни до самого рассвета, чтобы банально за старания похвалили, то Тэхён, как однажды усмехнулся Ёнджун, был самый привелегированный студент во всем колледже. Сам Ён, Джимин и Юна закрывали глаза, считая, что это не их дело, кто с кем спит. Их, в принципе, мало что волновало, кроме учёбы и своих отношений. И был Сонхи, который не мог спокойно существовать с знанием тайны, что один из лучших студентов колледжа и преподаватель спят вместе. Он не мог терпеть Тэхёна и при любом случае показывал неприязнь. «Это началось с самой первой встречи, — сообщила Джимин. — Сонхи с первого взгляда невзлюбил его, а Тэхёну, как видишь, плевать». В первое время колкие замечания, ехидные улыбки в адрес Тэхёна прекращались как только на горизонте появлялся я или сам Субин, а Сонхи бросал мне многозначительные взгляды, усмехался. От него я и узнал тайну казавшихся мне снисходительными улыбок, адресованных Тэхену, и его задержаний в кабинете Чхве. — Субин и Тэхён трахаются. Он сказал это мне за обедом, когда рядом остальных не было. Вишнёвый сок чуть не оказался в дыхательных путях. Сонхи похлопал по спине, помогая избавиться от острого приступа кашля. Я посмотрел на него глазами, полными непрошенных слез, вытирая их рукавом пиджака. — Я думал, ты как бы знал. Или догадывался, — театрально удивившись, заявил он. — Ты такой невнимательный, Чхве Бомгю. Я оставил этот факт неоткоментированным, не зная как правильно реагировать. После долгих размышлений, зачем со мной поделились грязным секретом, я понял, что Ли Сонхи питал надежды, что я разделю его желание доставлять неприятности. Отвращение к самому действу? Есть вещи и похуже, чем гомосексуальность. Отвращение к преподавателю, что он занимается растлением юношей? Тэхёну было двадцать, а Субин не выглядел таким уж и старым — он легко сливался с толпой разношерстных студентов. Они, черт возьми, выглядят вместе даже красиво, проскакивала в голове мысль. Если другие хоть как-то были мне понятны: Ёнджун — весёлый, но вспыльчивый, его сестра Джимин — пофигистка, а Юна — цветочек, от которого становилось тепло за ребрами, то Кан Тэхён был поэмой на древнем языке, которую перевели лишь отрывками. И от сведения, что он предпочитает преподавателя остальным, в моих глазах трепета к нему не убавилось. Ли Сонхи, будучи типом скользским, действовал по-разному: в ход шли откровеные издевательства в лицо или сплетни, которые он с ловкостью переделывал под свой вкус и пускал обновленными в очередной круг по колледжу. Номер девушки, которая отказалась переспать с ним на одной вечеринке, он разослал по студентам. Бедная девушка отчислилась, когда в очередной раз позвонили спрашивая много ли она берет за час. Сонхи всегда находил в человеке такое, к чему можно было придумать возмутительную историю, раздуть до абсурда, которому верили. Люди, попавшие под его немилость, не могли ничего опровергнуть или защититься. Они легко ломались как сухие деревяшки. И в маленьком обществе Ли оказался не по причине большой любви к искусству, а потому что это было своего элита, сполоченная кучка молодых людей, которые вызывали в чужих сердцах самые противоречивые эмоции. Ёнджун однажды обмолвился, что Сонхи позвал в колледж своего отца договариваться с Субином насчёт место для сына. Я не понимал, что удерживало Ли сообщить о Тэхене каждому встречному, то ли страх перед Субином, то ли он долго вынашивал какой-то план, который разом уничтожил бы Тэхена. А я с Каном проводил непозволительно много времени — в библиотеке, в кафе, в парке за обсуждением книг и просто. В выборе чтения, одежды, сигарет я чаще опирался на тэхёнов вкус, на его привычки. — Мне приятна твоя компания, Чхвэ Бомгю. Если Юна вызывало теплоту, то за пару месяцев Тэхён вырастил в груди огненные цветы, я не знал, куда себя под чужим внимательным взглядом, чувствуя, как щеки алеют, в кончиках пальцев появляется дрожь. Он начал это замечать, и подобие насмешливой улыбки расцветало на красивом лице. В один вечер он пришёл вернуть конспекты, в которых я не нуждался. Обыденный разговор за банкой колы, который совсем не клеился, и расстояние, которое между нами незаметно уменьшалось. Я поддался порыву — накрыл чужие губы секундным касанием, и попытку отстранится оставили без внимания, взяв инициативу в свои руки. — Ты ведь знаешь, что это ничего не значит, да? Я догадывался, меня использовали, чтобы заглушить боль от очередной ссоры — его с Субином отношения были запутанными, взрывными, полные и ненависти и страсти. Просто Тэхён не хотел далеко уходить за утешением, а я дал возможность использовать себя. Обида на свое бессилие перед этим парнем выветривалась, как только мы оказывались одни. И тем мартовский вечером, увлеченные друг другом мы пропустили момент, когда входная дверь скрипя закрылась, впустив непрошенного гостя. Лёгкое удивление на бледном лице — щелчок — и улыбка наверно от мысли, что способ растоптать Тэхёна найден и впридачу я, проигнорировавший когда-то неозвученное предложение заниматься травлей. — Бля, вы серьёзно? Это была пытка длиною в месяц. Сонхи высасывал из нас все, что мог, кидая при большом количестве людей мерзкие второсортные шутки, которые ему казались верхом остроумия, потому что кучка придурков смеялась над ними. — Чхве Бомгю, ты сам виноват. Его слова липли грязью к коже, звенели в голове, являясь причиной бессонницы и навязчивых мыслей. Я боялся, что он всё-таки разболтается, это дойдёт до родителей и мое будущее будет перечеркнуто. Я не жалел насчёт проведённого с Тэхёном времени, я жалел, что я настолько бессилен перед сгустком зависти и злорадства. Избегал всех мест, где мы могли пересечься. Любое упоминание меня или Тэхёна вызывало у Сонхи острый словарный понос, сообщил Ёнджун и выразил поддержку, назвав Ли конченным мудаком. Остальные, в том числе и Субин, искусно делали вид, что ничего не происходит. Преподаватель все так же вёл курсы и глагольствал об красоте эллинизма, игнорируя Тэхёна. У Кана масштаб проблем был больше, чем мои, ибо он был сыном очень важной особы — единственным или нет, я не знал, но быстро дело замять даже за большие деньги у него не получилось бы. И Тэхён молчал. Он стал синонимом непробиваемого спокойствия, любая попытка Ли хотя бы смутить его оказывалось тщетной. Но Сонхи не сдавался. Он никогда не сдавался.//
— Как думаешь, быстро ли найдут его труп? Я слабо пожал плечами. Тэхён сидел рядом со мной под окном, грязный рассвет за которым отражался в маленьком зеркале на стене. Перед внутренним взором стоял Ли Сонхи и как обычно криво улыбался.